Доктрина свободы (посол США в России Макфол)

Доктрина Свободы
Майкла Макфола
Восстанавливая цель американской власти

Немедленный ответ Президента Буша и его администрации на террористическую атаку против Соединенный Штатов 11 сентября 2001 был превосходным, целенаправленным и принципиальным – военный, политический и дипломатический успех. Но что дальше? В своем докладе конгрессу о положении в стране, Буш предложил конкретные цели для будущих стадий войны – «ось зла» Ирака, Ирана и Северной Кореи. Но что было упущено в обсуждении на второй стадии (и, возможно, на третьей, четвертой и пятой стадиях) войны против терроризма, так это определение общих принципов, которые будут направлять политику в предстоящей сложной ситуации. Новая угроза американской национальной безопасности и американскому образу жизни не менее опасная, чем более ранние подобные проблемы, как победа над фашизмом в Европе и империализмом в Японии во время Второй Мировой Войны, или сдерживание и окончательное уничтожение мирового коммунизма во время Холодной Войны. Главная миссия целей американской власти необходима не только для определения стратегии, но также и для постоянной поддержки со стороны американского народа и союзников Америки.
На протяжении двадцатого века, главной целью американской власти была защита от тирании и, если возможно, её уничтожение. американские президенты достигли успеха, когда приняли миссию защищать свободу внутри страны и распространять свободу за её пределами. Это было задачей во время Второй Мировой Войны, и это опять было нашей целью (и должно было бы быть миссией) во время Холодной Войны. Это опять должно стать нашей миссией. По сути, война против терроризма представляет собой новую форму старой войны против антидемократических «учений» в прошлом веке.
Следование доктрине свободы, как руководству американской внешней политики, означает признание первоочередной задачей поддержание личной свободы за границей. Распространение свободы личности в экономических и политических делах, в свою очередь, стимулирует развитие и объединение демократических режимов. Поддержание свободы требует, сначала сдерживания, а затем уничтожения тех сил, который выступают против свободы, будь то отдельные лица, движения или режимы. Затем идет создание поддерживающих свободу сил, которыми могут быть демократы, демократические движения или демократические учреждения. Наконец, следует установление правительств, которые ценят и защищают свободу своего народа, как это делают Соединенные Штаты. Очевидно, что Соединенные Штаты не обладают средствами, чтобы создать свободу для всех угнетенных народов мира одновременно. И распространение свободы и демократии не будет всегда синхронным. В некоторых местах, сначала должно наступить поддержание личных свобод, а затем демократизация. Тем не менее, распространение свободы должно быть высокой и широкой целью, которая организовывает американскую внешнюю политику на следующие десятилетия.
Определяя цели американской власти в этих рамках, разработчики американской внешней политики достигают нескольких целей, которые недостижимы более узкими и менее нормативными доктринами. Во-первых, доктрина свободы, как и сдерживание во время Холодной Войны, полезна для внесения ясности в отношения между зачастую очень разными политиками. Свержение Саддама Хусейна, на самом деле, имеет что-то общее с предоставлением образования Афганским женщинам, и доктрина свободы позволяет нам четко это увидеть. Во-вторых, доктрина свободы должным образом определяет нашу новую борьбу в аспекте идей, отдельных лиц и режимов – а не в аспекте государств. Сторонники свободы существуют везде, наверняка, в Иране и даже в Ираке. Аналогично, не все враги свободы это государства; ими также являются неправительственные организации, такие как Аль-Каида. В-третьих, доктрина свободы определяет причину, по которой другие – союзники Соединенных Штатов, также как и государства, движения и отдельные лица, не обязательно поддерживающие все стратегические интересы США – могут осуществлять поддержку. Например, режим в Ираке представляет собой непосредственную угрозу американской национальной безопасности, но он не представляет такую же угрозу Франции или России. Кампания против Ирака, определенная в контексте «национальных интересов», означает, что мы проводим её сами. Тем не менее, надежная кампания за свободу в Ираке может привлечь более широкую коалицию. В-четвертых, доктрина свободы делает акцент на двух стадиях борьбы с вражескими режимами – деструктивная стадия и конструктивная стадия. Для того, чтобы продемонстрировать реальное обязательство перед этой миссией поддержки свободы за границей, Соединенные Штаты также должны уделять существенное внимание и определенные ресурсы конструктивной стадии поддержания свободы. Если не делать этого, то мы будем проводить военные кампании против новых тиранических режимов снова и снова.
Моменты для переоценки места Америки в мире очень редки. Одним из них был Перл-Харбор. Коммунистический переворот в Чехословакии в 1948 году был другим таким моментом, поскольку Западный ответ помог определить необходимость в сильной стратегии сдерживания в Европе, включая создание НАТО в следующем году. Вторжение Южной Кореи в 1950 году было критически важным моментом, который привел к быстрому принятию 68 доклада Совета Национальной Безопасности (nsc-68), как стратегического плана для сдерживания мировой коммунистической агрессии. Атаки сентября против невинных американцев на территории США могут быть еще одним значимым событием для переосмысления американской миссии. Тем не менее, задача требует концептуальной основы, выбора и формулировки. Она не возникнет сама по себе и согласованно в результате событий. Окончание войны в Персидском заливе и окончание Холодной Войны могли бы стать поворотными моментами в переоценке американской внешней политики, но они таковыми не были.1 Буш правильно заявил, что «мы боремся за саму цивилизацию». Но для того, чтобы взять на себя такое колоссальное задание, мы должны четко определить врагов цивилизации и свободы, разработать стратегию борьбы с этими врагами и затем принять план, который развивает цивилизацию и свободу.
Знание врага
С момента 11 сентября, многие разработчики политики и комментаторы отметили уникальность и новизну нашей эры. Но они ошибаются. Интеллектуальная задача определения врага может быть не такой сложной, какой она кажется на первый взгляд. Во время Второй Мировой Войны и опять же во время Холодной Войны, врагами четко были те фашистские, империалистские и коммунистические силы, которые ненавидели свободу и стремились уничтожить демократию. Новый враг Америки разделяет те же анти-Западные, антидемократические и антилиберальные взгляды.
Декада после Холодной Войны, как и более короткий перерыв между Второй Мировой Войной и Холодной Войной, создала иллюзию «выполненной миссии». Для некоторых, окончание коммунизма было концом истории. Для других, распад Советского Союза отметил уничтожение единственной главной угрозы американской безопасности. Очевидно, что эйфория и спокойствие 1990х годов были неуместными. Отсутствие коммунизма автоматически не переросло в существование демократии. Напротив, декаду спустя после падения Берлинской Стены и Советского Союза демократические режимы всё еще находятся в меньшинстве в пост-коммунистическом мире. Хотя демократические победы в бывшем коммунистическом мире оказали хорошее влияние за пределами Европы, так называемая третья волна демократии не смогла распространиться в целых регионах, включая Средний Восток и много других частей Мусульманского мира. Также и ослабление Советского Союза и затем России не усилило безопасность США (на американскую территорию никогда не нападали во время Холодной Войны). Превосходство теории баланса сил среди американских стратегических мыслителей вызвало ошибочное чувство безопасности, когда Соединенные Штаты стали единственной сверхдержавой в мире.
Используя такие ярлыки, как «расширение» и «нео-Рейганизм», некоторые государственные деятели и интеллектуалы пытались в 1990х продолжить или переустановить нормативный план действий по распространению свободы, как первоочередной задачи американской внешней политики.2 Частично и время от времени им это удавалось. Экспансия НАТО и удачная военная кампания против Сербии являются достижениями 1990х годов, которые и Рональд Рэйган, и Вудро Уилсон могли бы отметить. Тем не менее, большую часть времени в течение прошлого десятилетия, эти приверженцы сильной политики распространения свободы высмеивались, как донкихотские империалисты или международные социальные работники, поскольку большинство американцев, включая многих американских лидеров, считали, что реальная угроза американской безопасности исчезла. Реформа государственной программы бесплатной медицинской помощи и средства связи были наиболее актуальными вопросами того времени.
В конечном итоге, 1990е годы должны рассматриваться как короткий перерыв, пока история после 11 сентября не отметила возвращение Соединенных Штатов в мир, как с нравственной целью, так и в личных интересах — с целью защищать и распространять свободу. Определение нашей международной миссии в этом контексте является наилучшим способом заложить основу, обеспечить поддержку и окончательно выиграть войну против терроризма.
Как и в предыдущей борьбе, суть врага идеологическая. Усаму бин Ладену и его последователям не нужна территория или богатство. Они стремятся разрушить либеральные демократии и способ жизни, который эти режимы обеспечивают. Подобно коммунизму, крайние версии исламского фундаментализма предлагают последователям всеобщий набор убеждений, которые объясняют всё в мире. Коммунизм оформил мировые политики, как манихейскую борьбу между добром и злом. Также поступает бин Ладен и подобные ему, хотя для них врагом является современность во всех её проявлениях. Радикальные коммунисты не стремились найти решение проблемы с Западом, к урегулированию путем переговоров, включая вопросы независимости жителей Анголы и более высокие заработные платы работникам из Западной Европы. Скорее, миссией было полное разрушение Соединенных Штатов, их союзников и способа жизни. Колониализм и «эксплуатация рабочих» были хорошими причинами для коммунистов. Аналогично этому, те, кто принимают исламский тоталитаризм, пропагандируемый бин Ладеном, не ограничили свои цели созданием Палестинского государства, выводом войск США из Саудовской Аравии или даже уничтожением Израиля. Наоборот, эти вопросы помогают стимулировать анти-американскую мобилизацию и служат целям бин Ладена. Их миссия более грандиозная – разрушение Запада. Как некоторые из ранних Большевиков, бин Ладен хочет развязать мировую войну между нами и ими, как можно скорее. Бин Ладен и его последователи надеялись, что 11 сентября приведет к глобальной войне между Исламом и Западом.
Не все враги Америки принимают все принципы этой анти-Западной и анти-современной идеологии. Саддам Хусейн, например, является в первую очередь региональным империалистом. И всё же он объединился с наиболее идеологическими и радикальными анти-Западными фанатичными приверженцами из-за их общего врага – Соединенных Штатов. В конечном итоге, такие тактические союзы могут оказаться опасными для иракского режима. Всё-таки Германия заплатила ужасную цену за способствование возврата Ленина в Россию. Тем не менее, в краткосрочной перспективе комбинация идеологических целей и государственных ресурсов таких режимов, как иракский, представляет мощную и серьезную угрозу Соединенным Штатам и Западном миру. Если несколько ключевых режимов региона падет, то эта угроза может быстро и неожиданно приобрести серьезные военные и экономические ресурсы.3
Для того, чтобы ответить на вызов нового врага (или если сказать более четко, вновь обнаруженного врага, поскольку бин Ладен и его последователи угрожали и атаковали Соединенные Штаты на протяжении нескольких лет до 11 сентября), мы должны определить нашу миссию, настолько широко, насколько это делают наши враги — хотя, конечно, не в тех же категориях. Наиболее важно то, что должностные лица США должны бороться с фальшивым противостоянием бин Ладена «Ислам против Запада». Во время Холодной Войны, Соединенные Штаты и их союзники успешно опровергли фальшивое противостояние капиталистов с рабочими (а позже, с крестьянами), предложенное коммунистами. То же самое необходимо сделать сейчас. Наши альтернативные принципы должны определить границы между теми, кто за свободу, и теми, кто против неё. В рамках этих понятий, мусульмане и христиане, американцы и иранцы, арабы и итальянцы, все могут быть на одной стороне. Определенный в этих рамках враг также представляется более широко, чем исламские тоталитаристы, и включает всех, кто против свободы, будь то диктаторы в Северной Корее или шейхи в Саудовской Аравии. Конечно, непосредственная направленность на войну должна остаться на тех тиранических силах, которые наиболее угрожают интересам безопасности Америки, список, который включает бин Ладена и Ирак, но не Саудовскую Аравию или Египет.
Когда враг определен в рамках этих нормативных и идеологических понятий, Соединенные Штаты больше не участвуют в «войне против терроризма». Терроризм – это средство, инструмент, тактика, которая предполагает вражеское вторжение для достижения политических и идеологических целей. Определив новое сражение как «война против терроризма», мы устанавливаем борьбу со «средствами», а не с людьми, идеологиями и основаниями для использования этого оружия. Мы не можем бороться за выигрыш в войне против этих средств. Для того, чтобы победить врага, мы должны понимать цели и мотивацию врага. «Война против терроризма» — это как «война против насилия», её никогда нельзя выиграть. А войну против исламских тоталитаристов и за демократию можно выиграть, даже если террористические группы будут продолжать существовать.
Знание предписаний
Всегда будут крайние фигуры и сектантские экстремисты, которые следуют фанатичным идеям. Сегодня они существуют даже в Соединенных Штатах, и время от времени, как мы трагически убедились, когда Тимоти Маквей осуществил свое подлое нападение в Оклахоме, они выступают против государства с установленной демократией. Но такие люди процветают и становятся достаточно сильными, чтобы угрожать Соединенным Штатам, только когда они проживают в государствах, которые защищают и поддерживают их. И эти государства всегда авторитарны. Следовательно, целью американской власти должно быть создание сообщества демократических государств и демократических граждан по всему миру.
Демократии не нападают друг на друга. Это многовековое предположение об отношениях между типом внутреннего режима и международным поведением получило эмпирическое обоснование в двадцатом веке. Национальная безопасность ни одной страны не получит больше выгоды от распространения демократии, чем безопасность Соединенных Штатов. Сегодня, каждая демократия в мире имеет сердечные отношения с Соединенными Штатами. Ни одна демократия не является врагом Соединенных Штатов. Не все диктаторские режимы в мире являются противниками Соединенных Штатов, но все противники Соединенных Штатов — Ирак, Иран, Либия, Северная Корея, Куба и (возможно, в будущем) Китай — представляют собой диктатуры. За редким исключением, страны, которые предоставляют убежище негосударственным врагам Соединенных Штатов, имеют авторитарный режим. За редким исключением, средний избиратель в крепких демократиях убирает крайние элементы за пределы политической арены. Демократии также более прозрачны, что делает их более предсказуемыми и менее способными скрывать вражескую деятельность, такую как производство оружия массового поражения для негосударственных действующих лиц. Тогда логически, что распространение свободы и демократии во всем мире представляет собой интерес национальной безопасности США.
Дедуктивная логика доктрины свободы дополнена эмпирическими доказательствами двадцатого века. В первой половине прошлого века, имперская Япония и фашистская Германия представляли собой величайшую угрозу национальной безопасности США. Вслед за разрушением этих тиранических режимов последовало введение демократических режимов в Германии и Японии, что помогло этим двум странам стать американскими союзниками.
Во второй половине прошлого века, Советские коммунисты и их последователи представляли собой величайшую угрозу американской национальной безопасности. Распад коммунизма в Восточной Европе, а затем и Советского Союза, очень сильно укрепил американскую национальную безопасность. Появление демократий в восточно-центральной Европе десятилетие назад и падение диктаторов в юго-восточной Европе позже радикально улучшило ситуацию европейской безопасности, и, следовательно, интересы национальной безопасности США. Тем не менее, несомненно, распространение свободы принесло огромную отдачу для американской национальной безопасности, когда демократические идеи и практики начали применяться в Советском Союзе, а затем в России. Пока нереконструированные коммунисты руководили там, СССР представляло уникальную угрозу американской безопасности. Когда коммунистический режим разрушился, и новый демократически ориентированный режим начал существовать в России, эта угроза Соединенным Штатам уменьшилась практически за ночь.4
Возглавляя успешную борьбу против коммунизма, Соединенные Штаты допустили ошибки, которые необходимо избежать в новой кампании. Очень часто мы путали средства и цели, в результате чего все, кто использовал насилие против некоммунистических государств и деятелей, считались частью коммунистического движения. Не так давно, Нельсон Мандела был объявлен «коммунистическим террористом». Так же, как и многие антиколониальные движения, настоящей целью которых был суверенитет, а не мировая революция. Разделение между теми, кто сфокусирован на территориальных или этнических конфликтах, и теми, кто посвятил себя достижению глобальной мессианской цели, чрезвычайно важно в новой войне. Во время борьбы с коммунизмом, мы изначально относились к целому коммунистическому миру, как к монолитному, это ошибка, которую мы не можем повторить с Исламским миром. Новая борьба требует, чтобы мы принимали и поддерживали умеренные, про-демократические мусульманские силы. Мы не должны забывать и повторять наш чрезмерно усердный поиск врагов в 1950х годах и его трагические последствия. Одним из величайших ресурсов в борьбе в новой войне является свидетельства нескольких миллионов мусульман, живущих в Соединенных Штатах, которые успешно исповедуют свою веру и живут (и процветают) в светском, демократическом государстве.
Холодная Война также направила Соединенные Штаты в сторону получения поддержки практически всех антикоммунистических режимов в мире, независимо от того, были это демократии или диктатуры. Хотя на протяжении лет демократии из этого списка показали себя, как наиболее эффективные и надежные союзники. Нередко, мнимые выгоды от партнерства с авторитарными правительствами и движениями — такими как шах в Иране, режим Сухарто в Индонезии, муджахедин в Афганистане и система апартеида в Южной Африке — компенсировались снижением американской безопасности и препятствиями американским идеалам.
Соединенные Штаты, особенно под руководством Рональда Рейгана, также поддерживали антикоммунистические движения и группы, которые стремились свергнуть советский марионеточный режим. Цель была благородная, но стратегия иногда страдала из-за двух факторов. Во-первых, американские разработчики внешней политики уделяли реальное внимание и ресурсы для разрушения коммунистических режимов, но они не смогли на том же уровне поддержать создание новых демократических режимов в тех же местах. Афганистан – прекрасный пример такого поражения. Цель распространения свободы должна преследоваться сразу же после разрушения коммунизма. Вместо этого, разработчики политики США были согласны попробовать охранять новый порядок и бросить те регионы и союзников, которые были важны для борьбы с коммунизмом, но считались второстепенными для поддержания порядка после Холодной Войны.5 Во-вторых, многие из этих антикоммунистических союзников имели сомнительные демократические достижения. Многие несостоявшиеся государства, в которых доминируют анти-демократические силы (и которые когда-то были американскими союзниками) являются наследием Холодной Войны, которые объединились для создания угрозы Соединенным Штатам.
После Холодной Войны, американские разработчики политики (особенно во время первой администрации Буша) также определили охранительную роль для Соединенных Штатов в мире. Если Рейган целенаправленно стремился пересмотреть мировой порядок в месте, где он стал президентом, то Буш и в меньшей степени Клинтон стремились охранять «новый мировой порядок». Этот статус кво привел к многим удачным политическим программам, таким как охрана суверенитета Кувейта. Всё же американское беспокойство по поводу революционных изменений — даже если это демократические изменения — также является основанием для потери некоторых возможностей. На Среднем Востоке, охрана статуса кво означало охрану существующих границ (таким образом, война с Ираком), но также и поддержание баланса силы (таким образом, отказ от разделения Ирака). На переднем плане антикоммунистической ревизии, в таких местах, как Ангола, Пакистан и Афганистан, эра после Холодной Войны принесла с собой политику пренебрежения. Во всех этих забытых местах, результатом была в лучшем случае автократия, в худшем несостоявшиеся государства, но не распространение свободы.
Следовательно, следующей стадией войны с терроризмом должно быть распространение свободы в этих регионах. Соединенные Штаты не могут довольствоваться охраной текущего порядка в международной системе. Скорее, Соединенные Штаты должны опять стать ревизионистом – страной, которая стремится изменить международную систему как средство обеспечения своей национальной безопасности. Кроме того, эта миссия должна быть наступательной по своей природе. Соединенные Штаты не могут позволить себе ждать и реагировать на следующее нападение. Скорее всего, мы должны стремиться, изолировать и уничтожить наших врагов путем ликвидации их режимов и убежищ. Конечной целью Соединенных Штатов должно стать создание международного сообщества демократических государств, которое включает каждый регион планеты.
Необходимо помнить, что битва против коммунизма была мировой, разносторонней кампанией, которая включала в себя военные действия и сдерживание коммунистических государств и негосударственных деятелей, экономическую поддержку странам, которым угрожал захват коммунизмом, и идеологическое противостояние. Вековая кампания закончилась только, когда война идей, а не война танков, была выиграна. Сейчас мы опять сталкиваемся с подобной долгосрочной, разносторонней борьбой.
Избежание несовершенной идеологической основы
Слишком многим, цель поддержания свободы в мировом масштабе покажется нереальной, необоснованной, империалистической и опасной. Но по сравнению с чем? Является ли поддержание демократии в Ираке, Египте или Саудовской Аравии большей задачей, чем победа над фашизмом в могущественной Германии или коммунизмом в сверхмогущественном СССР? И предлагают ли альтернативные варианты лучшую стратегию для усиления американской национальной безопасности? После более детального изучения, другие цели и стратеги внешней политики либо более сложно достичь, либо представляют собой неясную картину природы международной системы и роли Америки в ней – либо и то, и другое.
Изоляционизм представляет собой наиболее опасный альтернативный подход, а после 11 сентября еще и самый дискредитирующий. Мы не можем строить американскую крепость. Даже самые надежные системы противоракетной обороны или политика национальной безопасности оставят Соединенные Штаты незащищенными.
Левое направление изоляционизма – «живи и давай жить другим» или уважение государственного суверенитета превыше всего – также является ни прогрессивным, ни эффективным. Полвека назад, нормы деколонизации стали близко ассоциироваться с нормами уважения государственного суверенитета. Они должны сейчас разделяться. Американское нарушение афганского суверенитета было прогрессивным в поддержании личных прав человека афганского народа – особенно женщин. И наоборот, те, кто признали суверенитет режима «Талибан» (или много других тиранических режимов по всему миру) сделали мало для поддержания свободы личности. Левое направление изоляционизма и бездействие стало таким же опасным и несостоятельным, как и правый вариант.
Реализм, самый уважаемый подход к международным отношениям в элитных и академических кругах, также предлагал ложные перспективы для защиты Соединенных Штатов. Реалисты присвоили прекрасный лозунг (кто хочет быть «нереалистичным»?), чтобы скрывать путаные идеи и плохую политику.
Реалисты правильно понимают важность власти в международной политике. Они делают акцент в первую очередь и прежде всего на распространении власти в международной системе, как первоочередного двигателя событий, включая два больших класса событий: война и отсутствие войны. Предписанием для усиления государственной безопасности, которое следует из реалистического анализа, является сбалансирование власти других государств.
Понимание важности власти и развитие политики баланса силы являются важными составными для формулирования эффективной внешней политики США, но исключительный фокус на эти факторы не достаточный для защиты американских национальных интересов. Реалисты делают три грубые ошибки упущения. Во-первых, поскольку они никогда не смотрят внутрь государств, реалисты игнорируют ясно выраженные политические преимущества режимов и отдельных лиц. Конечно, власть была составляющей немецкой угрозы под руководством Гитлера и советской угрозы под руководством Сталина – но только одним компонентом. Эти лидеры и режимы, которые они создали, угрожали американской национальной безопасности из-за идеологических миссий, которые они для себя определяли. То же самое относится и к бен Ладену и его последователям.
Во-вторых, Мухаммед Атта и его преступное действие 11 сентября опроверг одно из центральных реалистической стратегии — политика сдерживания. Те, кто вдохновляются идеологическими мировыми миссиями, не могут сдерживаться традиционными средствами балансирования силы. В настоящем мире, нет сомнения, что Соединенные Штаты являются мировым гегемоном и вероятно останутся единственной мировой супердержавой или гипердержавой в грядущих десятилетиях. Соединенные Штаты скоро будут тратить на оборону столько, сколько следующие 15 «держав» в мире вместе взятые, и многие из этого списка являются американскими союзниками. И друзья, и враги Соединенных Штатов разделяют это оценку баланса сил в международной системе. Это превосходство в силе может удерживать другие относительно мощные государства, такие как Россия, Китай или вся Европа, от поиска баланса против Соединенных Штатов. Это положительный результат для американских национальных интересов. Но эта же сила, которая заставляет Россию придерживаться стороны Соединенных Штатов, ненамного изменило поведение бен Ладена и его последователей.
Третий недостаток реализма – это ошибочное предположение о том, что поддержание баланса сил и следовательно (с точки зрения реалистов) стабильности, будь то в национальной безопасности либо в отдельном регионе, легче, чем поддержание демократии в режимах. Соблюдение порядка и стабильности всегда считалось желательным и более достижимым, чем изменение режима, что рассматривалось как невозможная задача, особенно в таких местах как Афганистан с длительной историей плохого управления.6 Сторонники политики баланса сил могут привести некоторые достойные внимания успехи для подкрепления своих требований. Европейский концерт в девятнадцатом столетии, например, охранял мир в ключевых странах этой системы на протяжении почти века. И всё же примеры успеха затмеваются многочисленными провалами в балансе сил, которые неумело исправлялись в двадцатом веке. Конечно, Первая Мировая Война положила трагический конец предыдущему веку «успеха». Попытки балансирования сил также провалились и во время предотвращения Второй Мировой Войны. Балансирование сил действительно удерживало соревнование СССР и Америки от перехода в третью мировую войну, хотя именно изменение режима внутри Советского Союза, а не политика баланса сил, положило конец Холодной Войне.
Великие державы, желающие переделать стабильные балансы в других регионах, достигли малого успеха. В двадцатом веке, шрамы поражения наиболее заметны на Среднем Востоке и Южной Азии. Стратегия США о попытке переделать «надлежащий» баланс сил между Ираком и Ираном не привела к стабильности, а привела к новым врагам и еще большей угрозе Соединенным Штатам сейчас из этого региона, чем два десятилетия назад. Это тоже была реалистическая идеология — а именно, упор на предполагаемую угрозу распада Ирака и, в результате, образование вакуума силы — которая помешала Соединенным Штатам лишить Саддама Хусейна власти в 1991. Рекорд в Южной Азии не лучше. Попытки сбалансировать силы между Индией и Пакистаном не привели к стабильности. Вместо этого, десятилетия балансирования сил плюс невнимание к вопросу разделения этих двух государств увеличили смертельно возможные последствия войны в регионе без уменьшения вероятности войны.
Помимо всего прочего, применение реалистической идеологии в разработке американской внешней политики сейчас требует сохранения статуса кво и избегания активного вовлечения во внутренние дела других государств. Это именно набор политических предписаний, которые Соединенные Штаты не могут себе позволить. Вместо того, чтобы поддерживать текущий мировой порядок, американские разработчики внешней политики должны стремится к пересмотру текущей международной системы и государств, которые её составляют. Текущий порядок не безопасен для Америки, и «прагматическое бездействие» позволит текущему порядку стать еще более угрожающим для Соединенных Штатов и их союзников.
Мультилатералисты, как и реалисты, имеют достижения, которые необходимо внести в новую доктрину свободы, но только после того, как уберутся некоторые ложные предположения из их парадигмы. Мультилатералисты правильно утверждают, что Соединенные Штаты получат выгоды от сотрудничества с другими государствами. Действительно, Соединенным Штатам было бы лучше достигать международные цели, по возможности, через средства сотрудничества. Необходимо всегда стремиться к ситуациям, которые предлагают обоюдные выгоды. А кодификация практики сотрудничества в международных соглашениях и организациях часто может сводиться к разработке взаимовыгодных соглашений. В дополнение, американская национальная безопасность наилучшим способом обслуживается, когда лидеры США активно участвуют в формировании повестки дня международных организаций. Американские разработчики внешней политики уже научились, как использовать «долю меньшинства» в таких организациях, как НАТО и МВФ. Особенно после 11 сентября, когда ресурсы США будут распределяться более слабо для борьбы с новыми угрозами безопасности, американские лидеры должны учитывать предостережение мультилатералистов и не терять интерес к наиболее международным организациям, которые США помогли создать. Наконец, перспективы мультилатералистов помогают аналитикам и разработчикам политики понять некоторые (хотя и не все) межгосударственные взаимодействия. Например, аксиомы реалистов о балансе силы в политике дают плохое объяснение во время анализа или стремления к влиянию на государственные отношения ключевых стран либеральной демократии.
Всё вышесказанное говорит о том, что некоторые части доктрины мультилатералистов необходимо пересмотреть. Во-первых, мультилатералисты уделяют очень мало внимания силе. Часто они забывают, что наиболее эффективные международные организации были созданы сильными – можно даже сказать господствующими — Соединенными Штатами. Американская сила, также как и американское участие, — это необходимые условия для эффективного мультилатерализма. Американская сила также поддерживает либеральные идеи. Идеи без сильных игроков для их поддержания становятся несущественными для осуществление международных отношений.
Во-вторых, мультилатералисты ошибочно предполагают, что «плохие» государства могут обобществляться путем присоединения к «хорошим» международным организациям. Эта ошибка была допущена с Советским Союзом и ООН полвека назад. Эту же ошибку допускают те, кто преждевременно настаивает на членстве России в НАТО или поддерживает членство Египта в Сообществе Демократий. На самом деле, сотрудничество возникает, и организации между странами могут создаваться наиболее эффективно, когда взаимодействующие государства – и граждане этих государств – разделяют базовые либеральные демократические ценности. Сотрудничество между недемократическими государствами возникает, но выгоды от сотрудничества ограничены и краткосрочны. Мультилатералисты предполагают, что сотрудничество может привести к международным нормативным изменениям. Причинно-обусловленные указатели обычно указывают в противоположном направлении. Только после того, как государство принимает базовые либеральные демократические ценности, оно становится по-настоящему сотрудничающим с другими либеральными демократическими государствами.
Следовательно, сначала должна произойти смена режима, а затем членство в западных международных организациях. Смена режима в автократических государствах является условием появления совместного многостороннего международного порядка, а не продуктом такой системы. Смену режима не всегда можно достичь через подкуп, торговлю, поощрения или коллективную дипломатию. Иногда необходимо использовать средства принуждения.
Либерализм, в стиле Вильсона или Рейгана, обеспечивает главный набор аналитических материалов и предписаний для разработки новой великой стратегии американской внешней политики в двадцать первом веке. И Вильсон, и Рейган понимали, что все политики местные – тип внутреннего режима влияет на международное поведение государства. Оба также понимали, что наличие общих ценностей между государствами и их народами делает сотрудничество и, в конечном счете, интеграцию более вероятными. В результате, оба президента определяли поддержание демократических режимов за границей в качестве интереса национальной безопасности США. Стратегия Вильсона поддержания демократии и, следовательно, международного порядка также сильно опиралась на создание международных организаций. Он и другие, кто продолжал его традиции, не уделяли должного внимания индивидуальной роли Соединенных Штатов, которую они должны играть в поддержании смены режима за границей. Рейган понимал уникальную роль Америки, если не обязанность. Но он и те, кто продолжал его традиции, недооценивали выгоды от многостороннего сотрудничества после наступления смены режима. Новая американская внешняя политика должна строиться на работе и идеях этих либералов. Целенаправленная сила плюс принципиальное сотрудничество – это два инструмента для поддержания свободы за границей.
Комплексные средства распространения свободы
Для того, чтобы эффективно поддерживать свободу за границей на большом расстоянии, Соединенные Штаты должны поддерживать своё подавляющее военное преимущество по сравнению с остальным миром. Американская господствующая сила сдерживает другие крупные силы в международной системе от балансирования против Соединенных Штатов. Внушительное военное могущество создает побудительные мотивы для менее сильных государств сотрудничать с Соединенными Штатами. Возможность победить врагов решительно, быстро и с минимальными потерями жизни американских вооруженных сил — Хусейна в Ираке, Милошевича в Сербии, Талибана в Афганистане — создает весомый аргумент для дружественных отношений с Соединенными Штатами. Если американские лидеры начинают делать внутреннюю либерализацию условием дружественных отношений с Соединенными Штатами, то поддержание однополярности помогает поддерживать демократию за границей. Поддержание американских экономических достижений также необходимо.
В дополнение к поддержанию американской силы, разработчики внешней политики США должны развивать политику и военные доктрины, которые могут направить эту силу на то, чтобы повлиять на смену режима. Соединенные Штаты должны попытаться избежать революций с помощью оружия. Всё же Соединенные Штаты должны обладать силой, планами и средствами, способными посодействовать свержению антидемократических режимов. В редких случаях, обсуждаемых ниже, эти ресурсы должны использоваться. Тем не менее, одно лишь наличие таких ресурсов позволит сделать американскую угрозу их использования более вероятной. Быстрая победа над Милошевичем и Талибаном – которую предсказывали немногие в начале этих кампаний – еще раз показала, что американским вооруженным силам нет равных. Десятилетия постоянных инвестиций в военное обучение, технологии и персонал окупились. Всё же вооруженные силы США должны продолжать переоснащение и реорганизацию для разрешения новых проблем безопасности в эре, наступившей после Холодной Войны. Десяткам тысяч солдат США, базировавшимся в Германии в ожидании отражения наступления советских танков, нужна новая миссия. Доходные бюджеты не должны быть оправданием для избегания реформ.
Американская способность разрушать государства внушительна. Американская способность сражаться с негосударственными игроками менее впечатлительна. К счастью, администрация Буша признала эту слабость и выделила новые средства для развития разведывательных управлений, контролирующих и охраняющих оружие массового поражения (которое могло бы попасть в руки негосударственных игроков), а также выслеживающих террористов и источники их финансовой поддержки.
Если Президент Буш примет решение о том, что режим Саддама Хусейна должен быть уничтожен, он может быть уверен, что его органы военного планирования предложат план для достижения этих целей. Тем не менее, президент должен быть меньше уверен в том, что его советники имеют идеи или ресурсы для содействия развитию нового и стабильного, не говоря уж о демократическом, государства в Иране после падения Саддама. На протяжении слишком многих лет, американские президенты и Конгрессы пренебрегали невоенными инструментами разрушения вражеских режимов, также как и инструментами для построения новых государств и обществ после свержения недружественных режимов.
Администрация Буша предложила бюджет на 2003 год, который предусматривает около $400 миллиардов для Министерства Обороны, и это больше на $48 миллиардов по сравнению с прошлым годом, но выделяет только $15> миллиардов для иностранной экономической помощи. Из этой незначительной суммы, почти треть отойдет к двум странам, Израиль и Египет, последний является коррупционной диктатурой. Бюджет Буша строит еще большую американскую способность уничтожать плохие государства, но он вряд ли создает новую способность создавать новые хорошие государства. В равной степени беспокоит тот факт, что только малая доля, менее, чем $1 миллиард этого бюджета, пойдет на программы помощи демократии – помощь, которая может быть жизненно необходимой для ослабления автократических врагов Соединенных Штатов. При правильном использовании этот вид помощи также может содействовать демократической консолидации и, таким образом превратить вражеские государства в друзей Соединенных Штатов. Вместо иностранной помощи, эти деньги должны называться средствами «превентивной обороны».
Поддержание демократии также является важным импульсом экономического роста в развивающемся мире. Помощь автократическим режимам часто усиливает коррупцию и затрудняет реформы. Недавний опыт показывает, что экономическая помощь демократизированным режимам обычно способствует и экономическим реформам, и экономическому росту. Поразительно, ни одна демократия в мире никогда не позволяла своему народу голодать. Представители старого поколения утверждали, что сначала должно прийти развитие, потом демократия. Новое поколение и новые факты говорят о том, что демократия должна быть важнейшим фактором развития.7 Демократии также имеют иммунитет от геноцида и массовых убийств.8 Основные права человека, включая право на еду и право на жизнь, наилучшим образом гарантированы в либеральных демократических системах.
Некоторые утверждают, что поддержание новых форм управления в таких странах, как Афганистан, где только 30 процентов мужчин и 15 процентов женщин образованы, бесполезно и нереально. В краткосрочной перспективе, такая страна, как Афганистан, может иметь более приоритетный задачи. И всё же долгосрочная стратегия победы над радикальным исламистским фундаментализмом должна включать политику, которая будет поддерживать новое управление и новое развитие в регионе и окончание десятилетия пренебрежения. Демократия и экономическое развитие могут быть врагами Осама бин Ладена, но они не являются врагами Ислама.
Экономическая помощь – это не благотворительность. Экономическая помощь – это инструмент американской национальной безопасности. История двадцатого века, включая самую главную американскую победу в Холодной Войне, представляет веские доказательства этого. План Маршала помог перестроить рыночные экономики и демократии в Западной Европе. Эти государства, в свою очередь, помогли сдерживать коммунизм. Аналогично, американская политика государственного строительства в Японии и Южной Корее помогла создать сильных американских союзников в Азии. Когда Северная Корея вторглась в Южную Корею в 1950 году, Южная Корея имела показатель ВВП на душу населения примерно равный этому же показателю в Северной Корее и Индии. Спустя четыре десятилетия военного и экономического содействия Соединенных Штатов, Южная Корея стала одним из экономических центров региона. Успешный пример этих процветающих режимов также подчеркивает для остального мира преимущества близких взаимоотношений с США.
Этот демонстрационный эффект – это как раз то, ради чего должны работать Соединенные Штаты, поддерживая Афганистан. В Афганистане должен быть создан новый режим. Афганистан – это наша Западная Германия. Новый режим должен стать положительным примером для остального региона того, как подавление тирании и союзничество с Западом может быть обусловлено демократическим управлением и экономическим ростом. Такое колоссальное задание нельзя оставить для Европы или Объединенных Наций, не в последнюю очередь потому, что такое разделение труда подорвет репутацию Америки, как страны, посвятившей себя распространению свободы.
Холодная Война содержит несколько важных положительных уроков для победы в следующей войне против тирании. Дополнениями к военной кампании против коммунизма были новое оружие, включающее Мировой Банк, Корпус Мира, Радио Свободная Европа, Национальный Фонд Развития Демократии. Образовательные программы, разработанные для привлечения иностранцев на обучение в Соединенных Штатах, были другим очень важным инструментом. Все эти инструменты периода Холодной Войны нуждаются в развитии и доработке, а также и новые программы могут быть полезны — например Корпус Свободы Буша, заявленный в его докладе Конгрессу о положении в стране.
Эти невоенные составляющие войны также нуждаются в реформировании и переосмыслении. Слишком долго, «экономическая помощь» считалась несущественным, слабым и второстепенным компонентом американской внешней политики. Противники компромиссов разрабатывали ядерное оружие, а не образовательные программы. Только высшее руководство может изменить эту культуру. В качестве немедленного символического шага Президент Буш должен рассмотреть изменение названия и ценности должности администратора АМР (Агентство международного развития США). Вряд ли «Администратор» — это вдохновляющая должность. Более важным является то, что лучшие и наиболее талантливые люди должны стимулироваться, уделять больше интеллектуального внимания разработке новых невоенных стратегий для победы над тиранией и поддержки свободы. Какой набор идей Соединенные Штаты должны поддерживать в исламском мире? Как эти идеи наилучшим способом могут распространяться? Каких современных лидеров и движения исламского мира стоит привлекать, а каких стоит избегать? Какие реформы необходимы в рамках американских агентств помощи для того, чтобы сделать их менее затратными и более эффективными? Интеллектуальная задача огромна.
Чтобы выиграть длительную борьбу против коммунизма, Соединенные Штаты также инвестировали миллиарды в образование и знания о враге. Правительство США спонсировало центры советских исследований, которые обеспечивали обучение на иностранном языке и предлагали гранты для двойных профессий с целью привлечения аспирантов, получить опыт как в вопросах безопасности, так и в вопросах русской культуры. Такие программы, нацеленные на борьбу с новым «измом», существуют и сейчас, но они недоразвиты. Нам не хватает «агентурной разведки» — секретных агентов, шпионов и информаторов — на Среднем Востоке. Но мы также страдаем от недостатка лингвистов, ученых и вышестоящих разработчиков политики, которые б изучали языки, культуру, политику и экономику Среднего Востока. На факультетах политической науки в Гарварде и Стэнфорде – двух наиболее престижных программах страны — нет ни одного опытного преподавателя, который был бы специалистом в исламском мире.
Приоритеты
У Соединенных Штатов нет возможности следовать каждому компоненту доктрины свободы одновременно. Следовательно, разработчики политики США должны следовать тому, что Томас Хенриксен называет «умеренная глобальная активность». Решающим является определение приоритетов и последовательности действий. Боевые неправительственные организации, такие как Аль-Каида представляют собой новый вызов для разработчиков стратегии безопасности, которые до сих пор недооценены и плохо поняты. Тем не менее, один фактор успеха для этих негосударственных игроков ясен: Они более сильные и представляют собой большую угрозу для Соединенных Штатов, если они пользуются покровительством и поддержкой государств. Подобно тому, как секретная, террористическая, негосударственная организация, называемая Большевики, представляла намного большую угрозу Западу, когда она захватила контроль над государством, Аль-Каида стала более сильной, когда получила государственную власть в Афганистане.9 Если бы Аль-Каида и её союзники получили контроль над другим государством (Саудовской Аравией) или даже развила более тесные связи с мощным режимом (Ираком), тогда угроза американской национальной безопасности выросла б в геометрической прогрессии. Следовательно, параллельно с постоянными действиями против негосударственных врагов, таких как Аль-Каида, как можно скорее должны быть запущены новые кампании против враждебных режимов.
Правильное определение основы войны. Тем не менее, до внедрения новых кампаний, срочным приоритетом всё-таки является правильное определение основ войны. Враг – это тирания. Самый опасный враг – это исламский тоталитаризм и те государства, которые поддерживают эту идеологию. Враг включает идеологов, радикальные движения и автократические режимы, которые поддерживают эти силы. Врагом не является народ Ирака, Ирана, Северной Кореи или Саудовской Аравии. Враг – не Ислам. По другую сторону баррикад – те демократические режимы, демократические движения и демократы – включая отдельных лиц в Каире, Тегеране и Ташкенте — посвятившие свою деятельность сдерживанию и, в конечном счете, свержению антидемократических сил.
Поддержание свободы в рамках «оси зла». Как только границы нашей новой борьбы были четко определены, следующей фазой новой войны должно быть распространение свободы в тех странах, которые поддерживают антизападных революционеров, таких как бин Ладен, а также развивают оружие массового поражения. Неслучайно, эти виды режимов также являются диктатурами. Только одна страна четко соответствует всем этим критериям — Ирак. Изменение режима в Ираке должно быть следующим в реализации доктрины свободы. В конечном счете, необходимо будет использовать вооруженные силы для достижения этих результатов. Тем не менее, до того, как это сделать, разработчики политики США должны объявить о своем обязательстве, создать демократический режим в Ираке, который мог бы включать большую автономию, если не независимость, курдов в северном Ираке.10
Стратегии взаимодействия с Ираном и Северной Кореей должны быть другими. В Иране, администрация Буша должна прекратить относиться к стране, как к единому игроку, и вместо этого признать и поддержать сторонников свободы в ней. Тревожным является тот факт, что либеральные силы в Иране приняли тактическое решение, избегать комментариев относительно внешней политики, и, следовательно, не осуждают поддержку Ираном сил «Хезболлы». В то же время, американские должностные лица не могут сдерживать эти либеральные силы в Иране на том же уровне, на котором они сдерживают Генерала Первеза Мушаррафа в Пакистане, чье правительство, в конце концов, спонсировало и поддерживало режим Талибана в Афганистане и продолжает укрывать и финансировать террористические группы. То же самое можно сказать и о Саудовском режиме, американском союзнике. Скорее, поддержание свободы в Иране требует нового привлечения демократов внутри страны, как в государстве, так и в обществе. Хатами – это не Горбачев антиисламской революции. В отличие от Горбачева, он не контролирует оружие. Также как и фигура, «подобная Ельцину» — т.е. кто-то, кто нацелен на то, чтобы разрушить старый режим, а не реформировать его — еще не возникла в Иране. И всё же, параллели между поздним советским периодом и текущей ситуацией в Иране значительны. Это сходство предлагает похожую стратегию для американской внешней политики – содействие и поддержка реформаторов внутри государства, а также мирная поддержка, включая материальную поддержку, общественных игроков, стремящихся к изменению системы в целом.
В Северной Корее проблемой является Ким Джонг Иль, сумасшедший и опасный диктатор. Падение его режима, вероятно, должно быть революционным, а не эволюционным – путем государственного переворота или массивных восстаний (вероятнее всего, представленных на первой стадии пересечением китайской границы миллионами голодающих). В этой ситуации, лучший вариант политики – это полная поддержка южнокорейского вмешательства в режим Северной Кореи. Акцент необходимо делать на контакты между народами. Повышение осведомленности среди северокорейцев о процветании Южной Кореи несомненно является эффективным оружием против режима Ким Джонг Иля.
Поддержание свободы среди друзей. За редким исключением, разработчики политики США должны поддерживать свободу упреждающе и активно. Опыт демократизации, особенно в двадцатом веке, показывает, что чем раньше начинается процесс либерализации автократического режима, тем больше шансы мирного, эволюционного перехода к демократии. Диктаторы, которые инициируют реформы сверху, могут составлять пакты, временные договоренности и конституции нового либерального режима. Те, кто идет на риск управления режимом, сменяются, когда мобилизуются силы оппозиции.
Буш и его администрация должны донести это сообщение автократам, которые на данный момент считают себя союзниками Соединенных Штатов. Либерализация режима не означает полностью развитую демократию за одну ночь. Например, правящая элита в Саудовской Аравии, Египте, Киргизстане и Пакистане могла бы рассмотреть возможность передачи законодательной власти народу, сохранив пока контроль над исполнительной властью. Единственная политика, которую не надо придерживаться, — это бездействие или усиление авторитарного правления. К счастью, у администрации Буша есть новая ролевая модель – Генерала Мушаррафа в Пакистане – которую она может поддерживать и развивать. В случае успеха, реформирование режима Мушаррафа может затем служить в качестве примера, какие выгоды может принести либерализация другим диктаторам в регионе.
Территориальные споры. Территориальные споры или споры о суверенитете нельзя путать с идеологической борьбой, даже, если иногда они совпадают. Во время Холодной Войны, разработчики американской внешней политики делали свои наибольшие ошибки, когда они соединяли стремление к деколонизации или самоуправлению и мировое коммунистическое движение.
Соединенные Штаты не могут разрешить каждый спор о суверенитете. Тем не менее, должностные лица США должны понимать, что затяжные конфликты о собственности в конечном счете усиливают радикалов и привлекают революционеров из вне. Чечня, Кашмир и Палестина – эти три места, где собрались крайние активисты исламского фундаментализма. Затяжной конфликт в этих регионах подкреплялся идеологическими требованиями экстремистов и помог им привлечь сторонников. Следовательно, Администрация Буша не может больше делать вид, что интересы национальной безопасности Соединенных Штатов не связаны с разрешением этих территориальных конфликтов. Как единственная супердержава в мире, Соединенные Штаты – это единственная страна, которая может заставить Израиль и Палестину, также как Индию и Пакистан, приступить к поиску долгосрочных решений. (А ключевым компонентом успешных долгосрочных решений будет демократия в Пакистане и Палестине.) И хотя США имеют более слабое влияние на Россию, Президент Буш и его администрация должны положить конец конфликтов в Чечне, как условию дальнейшей интеграции России с Западом.
Китай — полуугроза. В долгосрочной перспективе, Китай имеет потенциал стать главной силой в международной системе. (Те, кто называют Китай великой державой сейчас, либо плохие математики, либо паникеры.) Тем не менее, доктрина свободы также должна применяться и к Китаю. Учитывая другие уже упомянутые приоритеты, должностные лица США не будут направлять усилия или ресурсы для активного поддержания свободы в Китае в ближайшем будущем. Тем не менее, как минимум, Буш должен честно и открыто говорить о диктатуре в Китае. Самое важное то, что Буш и его команда не могут полагаться на ложные обещания мультилатералистов, которые настаивают на том, что торговля и участие в международных организациях сделает режим Пекина более цивилизованным. Вместо этого, Буш и его команда должны признать тех демократов в Китае, которые уже посвятили себя вопросу свободы.
Россия — полусоюзник. Без оговорок или сомнений, российский Президент Владимир Путин объявил о поддержке своей страной американской войны против терроризма и затем поддержал свои обещания конкретными действиями, включая наиболее наглядное согласие на размещение американских вооруженных сил в Центральной Азии. Некоторые описали действия Путина, как тактические — ему нужна поддержка в его собственной «войне с терроризмом» в Чечне, он стремиться, чтобы Россия стала членом Всемирной Торговой Организации или хочет получить больше экономической помощи от Запада. Эти высказывания только частично верны. В дополнение к этим краткосрочным мотивам, действия Путина отражают дальновидную визию его страны. Путин, как и большинствомрусских граждан сегодня, хочет, чтобы Россия была полноправным членом Западного сообщества государств. 11 сентября предложило Путину и России возможность продемонстрировать по какую сторону баррикад они хотят быть.
Тем не менее, чтобы стать полноправным членом Запада, Россия должна стать полностью демократичной. Россия всегда будет условным или второстепенным членом Западного сообщества, если она останется частичной демократией или вернется к диктатуре. Если Буш берет на себя обязательство поддерживать свободу на Среднем Востоке и Южной Азии, он должен проявить последовательность путем поддержания демократии и в России. В отличие от Китая или Саудовской Аравии, в России уже есть демократические институты, хотя они слабые и разрозненные. Опросы также определенно свидетельствуют о том, что большинство российских граждан принимают демократические нормы и обычаи. Путин – это как проблема, так и возможность. Буш должен помочь своему новому русскому другу понять выгоды от поддержания демократии и объяснить последствия её подрыва. Укрепление демократии в таких центральных странах, как Россия, должно быть ключевым положением доктрины свободы.
Надежда
Борьба с коммунизмом длилась более века. Настоящая новая борьба против нового «изма» может длиться дольше. И всё же, в конечном счете, Запад выиграл войну против коммунизма, достиг результата, который немногие предрекали еще несколько десятилетий назад. Наша новая война против нового «изма» будет более длительная и сложная. Но вооруженные надлежащей концептуальной основой и великой стратегией – доктриной свободы – её можно выиграть.
________________________________________
1 Ученые посвятили невероятное количество внимания пониманию и объяснению того, почему окончание Холодной Войны привело к порядку «пост-Холодной войны» и ничего концептуально больше не определило. К сожалению, намного меньше внимание уделили пониманию и объяснению того, почему окончание войны в Персидском заливе не привело к дальнейшему изменению этого региона. Даже беглый взгляд на отчеты администрации Буша об эйфористических последствиях войны показывает, что ожидания системного изменения Среднего Востока были слишком завышены. Десятилетие спустя, недостаток фундаментальных изменений относительно основных проблем региона трагически поразителен.
2 См., например, Энтони Лейк «От сдерживания к расширению», Министерство иностранных дел США, No. 39 (27 сентября, 1993г.), и Уильям Кристол и Роберт Каган «По направлению к неорейганистсткой внешней политике» Внешняя Политика (июль-август 1996г.).
3 К счастью, это идеологическое движение не захватило еще всю страну, как Большевики в 1917г.. Интересно поразмышлять, как бы изменилась история двадцатого века, если бы Запад реализовал более превентивную оборону против России в 1917 году и мобилизовал ресурсы для того, чтобы предотвратить или изменить переворот Большевиков.
4 Смена режима – это не единственная причина резкого изменения поведения России. Россия сегодня намного слабее, в военном и экономическом отношении, чем Советский Союз 10 лет назад. Даже если бы Россия хотела поддержать антиамериканские движения в третьих странах или создать антинатовские союзы, у неё не было бы средств это осуществить. И всё же, силовые возможности – это не единственная переменная, объясняющая отсутствие балансирования против Запада, также как и равные военные силы не были единственной причиной враждебности между Советским Союзом и Америкой во время Холодной Войны. Цели российской внешней политики изменились более существенно, чем её возможности. Слабость России была частью ослабления угрозы, но только малой частью. В конце концов, Россия обладает ядерным оружием, способным затронуть территорию Америки. Новый фашистский режим в России вновь создаст эту военную угрозу.
5 Сам Рейган не стоял во главе этого пренебрежения и отречения. Интересно поразмышлять, как бы доктрина Рейгана применялась в этих регионах, если бы Рейгана избрали на третий срок.
6 См. Маргарет Тэтчер, «Совет Супердержаве», Нью-Йорк Таймс (11 февраля, 2002г.).
7 Во время Холодной Войны, соображения безопасности заставили Соединенные Штаты финансировать некоторые авторитарные режимы, которые также были успешны в ускорении экономического роста. Тем не менее, с момента окончания Холодной Войны очень немногие авторитарные режимы достигли существенного экономического роста, в то время как положительная взаимосвязь между демократизацией и экономическим ростом поражает. См. Жан-Жак Дези, Хафец Ганем и Эдда Золи «Способствует ли демократия экономической трансформации?: Эмпирическое исследование в странах Центральной и Восточной Европы и бывшего Советского Союза» (неопубликованный манускрипт, Мировой Банк, июнь 1999г.), и раздел пятый Доклада о процессе перехода 1999г.: Десять лет трансформации (Лондон: Европейский Банк Реконструкции и Развития, 1999г.).
8 См. Ларри Даймонд, «Построение мира либеральных демократий», в изд. Томаса Хенриксона, Альтернативная внешняя политика для Америки в двадцать первом веке (Пресса Института Гувера, 2001г.).
9 Коммунизм распространился в двадцатом веке не из-за бедности, «империализма» или «колониализма». Скорее, коммунистические идеи распространились и образовались коммунистические государства, потому что местные коммунисты преуспели в создании плацдарма в могущественной стране – России. Без особых обстоятельств, которые позволили Большевикам захватить власть, не было бы никакой коммунистической партии в Китае, никаких народных республик в Восточной Европе и никаких коммунистических режимов в Кубе, Северной Корее, Вьетнаме, Анголе или Афганистане. Коммунистическая идеология — и коммунистические теории в социальных науках (когда-то законное направление научной мысли даже в Соединенных Штатах) — пропала после распада Советского государства. Подобно этому, исчезновение могущественной нацистской Германии убило мировое фашистское движения. То же самое будет с исламским тоталитаризмом. Уже разрушение его главного плацдарма, Афганистана, существенно затруднило распространение этих радикальных антилиберальных идей. Аналогично, демократия распространилась в этом столетии, потому что сила — американская сила — продвигала её.
10 Некоторые утверждают, что Ирак не поддерживает бин Ладена или Аль-Каиду. Даже если прямую связь нельзя доказать, нет никакого сомнения, что Саддам Хусейн и бин Ладен разделяют одинаковые цели в краткосрочной перспективе. Следовательно, обращение с ними, как с союзниками, стремящимися ослабить и разрушить свободу, оправдано.