1648. Письмо Владиславу IV о требовании Б. Хмельницкого восстановить вольности казацкие
ПИСЬМО КОРОННОГО ГЕТМАНА Н. ПОТОЦКОГО КОРОЛЮ ВЛАДИСЛАВУ IV О НАЧАЛЕ ВОССТАНИЯ НА УКРАИНЕ И О ТРЕБОВАНИИ БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО ВЫВЕСТИ ВОЙСКА, ВОССТАНОВИТЬ ВОЛЬНОСТИ КАЗАЦКИЕ.
1648 г. марта 21 (нов. ст. 31)
Не без размышления и основательного рассуждения двинулся я на Украину с войском в. к. м. пана и благодателя моего. Привели меня к этому весьма важные побуждения: сохранение неприкосновенности и достоинства как в. к. м., так и самого отечества и его свободы. Склонила меня к тому просьба любезных братьев, из коих одни, спасая жизнь и имущество, бежали из Украины в начале войны, другие, оставаясь в домах своих и не полагаясь на силу своего сопротивления, горячими просьбами умоляли, чтобы я своим присутствием и подкреплением спасал Украину и спешил потушить гибельное пламя, которое так разгорелось, что не было ни одной деревни, ни одного города, в котором бы не раздавались призывы к своеволию и где бы не замышляли на жизнь и имущество своих панов и арендаторов, своевольно напоминая о своих заслугах и часто жалуясь на обиды и притеснения. Это было только предлогом к мятежам; потому что не столько их терзали обиды и притеснения, как водворение законного порядка в Речи Посполитой, учрежденное для этого в. к. м. правительство и начальство старших, которое они не только желают сокрушить, но желают также самостоятельно властвовать в Украине, заключать договоры с иностранцами и посторонними государями и делать все, что только угодно их воле и желанию. Казалось бы, легкое дело уничтожить 500 человек бунтовщиков , но если рассудить, с каким упованием и с какой надеждою возмутились они, то каждый должен признать, что не ничтожная причина заставила меня двинуться против 500 человек, потому что эти 500 подняли бунт в заговоре со всеми казацкими полками и со всею Украиною. Еще, господь бог, при обычном счастии в. к. м. движет своим святым провидением отчество наше, если сердцу моему внушил через разных сенаторов и подходящею случаю опытностью напоил его, чтобы я поспешил с войском. Если бы я немедленно не оказал противодействия, то на Украине вспыхнуло бы пламя, которое бы могло быть погашено или большими силами или не скоро. Только князь пан воевода русский отобрал у своих крепостных несколько десятков тысяч самопалов. А что же в других (воеводствах)! Все это оружие с людьми должно было перейти к мятежникам Хмельницкого. Легко можете представить в. к. м., как усилилось бы своеволие и что произвело бы оно в областях в. к. м., если б не было остановлено в самом начале и если б не было забрано оружие в разных замках, в которые могли убежать мятежники. Хотя я и двинулся на Украину, но двинулся не для пролития крови христианской, в свое время необходимой для Речи Посполитой, а для того, чтобы, не обнажая меча, лишь угрозой прекратить войну и тем оказать услугу в. к. м. До сих пор войсками в. к. м. не пролито ни одной капли казацкой крови и не будет пролито, если они оставят безрассудство свое и дерзость, повинятся и перестанут упорствовать . Хотя я вижу, что этот безрассудный человек Хмельницкий не смягчается кротостию: несмотря на то, что не один уже раз посылал я к нему, предлагая выйти из Запорожья, обещая ему помилование и прощение его проступков, это его нисколько не трогает,— задержал моих послов. Наконец, из войска я посылал к нему пана Хмелецкого, ротмистра в. к. м., человека дельного и очень хорошо знающего казацкие нравы, убеждая отстать от мятежей и уверяя словом своим, что и волос с головы его не спадет . Раздраженный этою снисходительностью, Хмельницкий отослал моих посланцев ко мне со следующими требованиями: во-первых, чтобы я с войском ушел из Украины; во-вторых, чтобы полковников и всех их подчиненных удалил из полков; в-третьих, чтобы уничтожил управление Речи Посполитой (на Украине), а казаки оставались бы при таких правах, при которых могли бы не только ссорить нас с заграницею, но и поднимать свою безбожную руку как на величие блаженной памяти предшественников в. к. м., так и на в. к. м. Ясно видно, что к такой цели стремится его честолюбие. В настоящее время он послал в Понизовье, требуя подкрепления от татар, стоящих у Днепра наготове, и осмелился несколько сот из них перевезти на эту сторону, чтобы они разгоняли нашу стражу, которая для того по разным дорогам расставлена, чтобы своевольники к нему не присоединялись.
Если я раньше не подумал о том, как должен был вспыхнуть этот бунт и как его расценивать, то благоволите в. к. м. учесть число людей его в то время — 3 000. Но упаси боже, чтобы он вошел с ними в Украину. Тогда бы эти три тысячи быстро возрасли до ста тысяч, и нам хватило бы дел с этими своевольниками.
На Бучках в Понизовье Хмельницкий строит и укрепляет для себя крепость, в которой он решил упорно защищаться. Для предохранения отечества от этого зловредного человека есть у в. к. м. сильное средство, именно то средство, которое в. к. м. предлагать изволили: дозволить своевольным вылазки на море, сколько им угодно будет. Не расположен Хмельницкий к тому, чтобы выйти на море, а хочет в прежнем жить своеволии и ниспровергнуть священные узаконения Речи Посполитой, для утверждения которых употреблено много трудов и стараний и много пролито шляхетской крови. Я полагал бы необходимым для общего блага дозволить казакам ходить на море, и то для нужд самой Речи Посполитой, чтобы это ополчение не располагалось в поле и не забывало давнего способа войны, который нам после может быть полезным. Но в нынешнее смутное время исполнить этого нельзя, отчасти потому, что одни лодки еще не изготовлены, другие же хотя и готовы, но не в такой оснастке и порядке, чтобы годились для морской войны. Неготовые я приказал достроить при себе, а на место негодных, которые кое-как устроены, будут снаряжены другие. Затем если суда и будут готовы, то главное состоит в том, чтобы успокоенные казаки, коль скоро наступит необходимость для Речи Посполитой и в. к. м., отправлены были в надлежащем порядке, ибо сохрани боже, чтоб они вышли в море в то время, когда еще не будет прекращен бунт; возвратясь оттуда, они произвели бы неугасимое возмущение, и тогда едва ли не пришлось бы уничтожить учрежденное Речью Посполитой управление, упорно отстаивая которое, мы уже готовую имели бы с ними войну. Турки тоже, раздраженные ими, не стали бы дремать и своих потерь не простили бы; они, верно, выслали бы против нас татар с пограничным войском, чтоб вознаградить себя, и тогда-то мы имели бы открытого врага: татар и казаков. Как “безопасно” и “удачно” можно вести с ними войну, ясно для высочайшего и мудрейшего взгляда в. к. м. Война с венецианцами для (турецкого) царя весьма ничтожное препятствие к войне с нами. В его власти продлить войну с Венецией или ее на время отложить (чему сами венецианцы были бы рады). Но хотя бы он и не хотел прекратить войны, то у него столько есть силы и могущества, что и с нами воевать может. В то время когда султан вел войну с персами, разве у нас не было татар? Однако ж это нисколько не помешало военным действиям в Персии. При ведении войны с турецким султаном должно обращать внимание на то, чтобы не трогать его до тех пор, пока он не сделает распределения войск, именно до весны, и притом очень поздней, когда обыкновенно открываются действия всех его военных сил. По моему суждению, я предпочел бы сперва позаботиться о том (как уже об этом и действительно заботятся), чтобы нынешние бунты прекращены были, а тогда уже, по мере необходимости, можно будет думать о способе и порядке отправления казаков на море. Впрочем, я во всем этом буду следовать воле и приказанию вашей королевской милости, считая обязанностью для себя, нижайшего слуги в. к. м., приводить в исполнение ваши повеления. Желал бы я в течение этой зимы победою над неприятелем украсить св. крест, а также славное имя в. к. м. победным лавром; но так как предположенные меры отменены (как ясно видно из писем господаря, которые посылаю в. к. м.), то нижайше прошу в. к. м. (теперь) принять от меня (лавровый) венец за сохранение отечества.
