Восстание в Москве, 1611 г.

ВОССТАНИЕ В МОСКВЕ
Март 1611 г.
…Москвитяне замышляли против нас измену; наши остереглись и уже не отрядами, а целым войском держали стражу, готовясь к отпору, как бы в военное время… мы не разседлывали коней ни днем ни ночью… Все мы утомлялись частыми тревогами, которые бывали по 4 и по 5 раз в день, и непрестанною обязанностию стоять по очереди в зимнее время на страже; караулы надлежало увеличить, войско же было малочисленно…
Советовали нам многие, не ожидая неприятеля в Москве , напасть на него, пока он еще не успел соединиться, и разбить по частям. Совет был принят, и мы уже решились выступить на несколько миль от столицы для предупреждения замыслов неприятельских; но во вторник по утру… в Китае-городе наши поссорились с русскими. По совести, не умею сказать, кто начал ссору: мы ли, они ли? Кажется, однако, наши подали первый повод к волнению, поспешая очистить московские домы до прихода других: верно, кто-нибудь был увлечен оскорблением, и пошла потеха. Дали знать Гонсевскому о начавшейся битве: он тотчас прискакал на коне; но развести сражающихся было уже трудно, и с русской стороны многие пали убитые. Гонсевский должен был оставить их в Локое, чтобы кончали начатое дело.
И так 29 марта во вторник на Страстной неделе завязалась битва сперва в Китае-городе, где вскоре наши перерезали людей торговых (там одних лавок было до 40.000); потом в Белом городе; тут нам управиться было труднее: здесь посад обширнее и народ воинственнее. Русские свезли с башень полевые орудия и, разставив их по улицам, обдавали нас огнем. Мы кинемся на них с копьями; а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды: они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитою своих загородок стреляют по нас из ружей; а другие, будучи в готовности, с кровель, с заборов, из окон, бьют нас самопалами, камнями, дрекольем. Мы, то есть всадники, не в силах ничего сделать, отступаем, они же нас преследуют и уже припирают к Кремлю.
Тут мы послали к пану Гонсевскому за пехотою… Часть наших сошла с коней и, соединясь с пехотою, разбросала загороды; москвитяне ударились в бегство; только мы мало выиграли: враги снова возвратились к бою и жестоко поражали нас из пушек со всех сторон. По тесноте улиц, мы разделились на четыре или шесть отрядов; каждому из нас было жарко; мы не могли и не умели придумать, чем пособить себе в такой беде, как вдруг кто-то закричал: огня! огня! жги дома! Наши пахолики (слуги.– Ред.) подожгли один дом… то же делали и с другими домами, где кто мог. Наконец занялся пожар: ветер, дуя с нашей стороны, погнал пламя на русских и принудил их бежать из засад; а мы следовали за разливающимся пламенем, пока ночь не развела нас с неприятелем. Все наши отступили к Кремлю и Китаю-городу. Я стоял в Белом городе , и едва успел выбрать из своей квартиры в Кремль что было получше; все прочее пошло к чорту: одно разграбили, другое сгорело; съестные припасы истреблены… Уже вся столица пылала; пожар был так лют, что ночью в Кремле было светло, как в самый ясный день, а горевшие дома имели такой страшный вид и такое испускали зловоние, что Москву можно было уподобить только аду… Смело могу сказать, что в Москве не осталось ни кола, ни двора…