Раскол «Земли и воли»

РАСКОЛ «ЗЕМЛИ И ВОЛИ»
После выстрела Соловьева Плеханов и Попов заговорили о необходимости созвать общий съезд членов общества, чтобы на нем решить тяжбу между новым и старым направлением: намерено ли общество держаться прежней программы или желает внести изменения в духе защитников политической борьбы? В результате которой-нибудь из сторон пришлось бы подчиниться решению большинства или же выйти из состава общества, чтобы не произошло исключения из него.
Настроение провинции было мало известно в Петербурге. Попов считал его благоприятным для своих взглядов, и это внушало тревогу тем, кто был за новое. Чтобы не быть захваченным врасплох, надо было принять меры и обеспечить себе возможность продолжать политическую борьбу, даже в случае разрыва с прежними товарищами. Тогда-то и возникла группа, послужившая потом главным ядром будущего Исполнительного комитета партии «Народная воля». Александр Квятковский, Александр Михайлов, Морозов, Ошанина, Тихомиров и Баранников организовались внутри общества «Земля и воля» в обособленную группу, о которой остальные члены не знали…
Этот втайне от других землевольцев образовавшийся Исполнительный комитет тотчас же стал подбирать себе сторонников среди лиц, ни в каких организациях не состоявших, но сочувствовавших тем боевым актам, которые происходили в 1878 г. во всех крупных центрах России…
Когда вопрос о съезде членов «Земли и воли» был решен, то приготовившиеся к битве члены Исполнительного комитета решили предварить его, собрав своих единомышленников на тайное сепаратное совещание с участием приглашенных выдающихся революционеров юга, не входивших в состав «Земли и воли». Это были: Колодкевич из Киева, Желябов из Одессы и землеволец Фроленко, который жил постоянно на юге и был известен своей деятельностью: освободил Костюрина из тюрьмы в Одессе, а Стефановича, Дейча и Бохановского — из тюрьмы в Киеве, участвовал в попытке освободить Войнаральского под Харьковом и в подкопе под Херсонское казначейство, из которого было похищено полтора миллиона рублей.
Местом съезда землевольцев был выбран Воронеж, а временем — 24 июня; несколькими днями раньше в маленьком курортном городке Липецке, из которого быстро можно было переехать в Воронеж, решили собраться все те, кто стоял за новое направление. К назначенному времени из Петербурга туда прибыли члены Исполнительного комитета, и по телеграммам явились приглашенные южане. В количестве 11-12 человек съехавшиеся объединились в группу, приняв с поправками устав, составленный секретарем Исполнительного комитета — Морозовым. Программа группы ставила целью организации ниспровержение самодержавного строя и водворение политических свобод, а средством — вооруженную борьбу с правительством.
Быстро покончив дела, члены, входившие в «Землю и волю», отправились в Воронеж, а южан и Ширяева оставили в Липецке, чтобы в Воронеже предложить их в члены общества и затем вызвать на общий съезд. Такие кандидаты, как Фроленко, Желябов, Колодкевич, без возражений были тотчас приняты; приняли и Степана Ширяева, горячо рекомендованного теми, кто знал его по Петербургу. Они явились и усилили собой левое крыло съезда. С другой стороны, были предложены и приняты находившиеся еще за границей Стефанович, Засулич, Дейч и Бохановский. По приезде первых трех в Петербург, они оказались на стороне Плеханова…
Но как только съезд открылся, стало очевидно, что взаимные отношения горожан и землевольцев деревни далеко не так обострены, как можно было ожидать, судя по бурным стычкам в Петербурге.
Вместо резкой критики и нападений обнаруживался дух миролюбия и терпимости: отрицательное отношение деревенских землевольцев к политическому террору явно преувеличивалось петербургскими противниками его. Постановления съезда носили компромиссный характер. Тяжело было расколоть организацию, разойтись с товарищами в разные стороны: всем хотелось сохранить единство, все боялись потери сил от разделения. Программа «Земли и воли», составленная в очень общих чертах, давала каждой стороне возможность толковать ее в свою пользу. Как городские, так и деревенские члены в своих домогательствах и претензиях с одинаковым правом ссылались на нее и приводили ее тезисы в защиту своей деятельности. После взаимных объяснений и дебатов программа «Земли и воли», так же как и устав общества, были оставлены без изменения. Деятельность в народе было решено продолжать, но включить в нее аграрный террор; наряду с этим было
постановлено продолжать и террористическую борьбу в городе, включая в нее цареубийство.
Орган «Земля и воля» должен сохранять прежний характер в духе программы общества, а «Листок Земли и воли» получил санкцию издаваться в качестве агитационного прибавления.
Лишь вначале был острый момент: несдержанный и раздраженный Плеханов, с силой защищавший свою позицию и видевший, что присутствующие склонны к соглашению, с гневом поднялся с места и покинул собрание, происходившее на лужайке в ботаническом саду, за городом. Уходя, он бросил слова: «Мне нечего больше здесь делать!» Я бросилась, чтобы удержать его; но Ал. Михайлов остановил меня: «Оставьте его», — сказал он.
После этого был поставлен вопрос: считать ли уход Плеханова за выход из общества. Ответ был утвердительный. Должно быть, он сам считал себя вышедшим из членов, потому что с тех пор и до отъезда Плеханова за границу я уже не встречала его…
В общем съезд прошел бледно: он не был решающей битвой, как этого ждали петербургские члены. У собиравшихся в Липецке еще не было категорического желания самим порвать с остальными товарищами, но они воспользовались Воронежским съездом, чтоб сделать смотр всем работникам общества, узнать настроение их для того, чтоб привлечь, кого можно, в свои ряды, если в будущем придется прибегнуть к решительному шагу — расколу партии…
После Воронежского съезда началась нелегальная жизнь моя. Я уехала в Петербург с Квятковским, который привез меня в Лесной, где вместе с С. Ивановой он держал общественную квартиру…
Это была штаб-квартира землевольцев боевого направления. Стояло лето, и дачная местность представляла много удобств для подобной квартиры. Все мы были нелегальные, и множество лиц такого положения приходило к нам по делам, не возбуждая внимания, а в сосновом парке на выходе легко было устраивать собрания под видом невинной прогулки…
Эти собрания начались вскоре после нашего приезда, но это были уже не собрания землевольцев, а только тех, кто присутствовал на Липецком съезде или был постоянным посетителем дачи. Тут на первых порах Квят- ковский, Морозов и Михайлов стали жаловаться на сторонников деятельности в деревне, что они тормозят работу по террору. «Решение Воронежского съезда о цареубийстве, — говорили они, — надо выполнять, не теряя времени, иначе приготовления к осени, когда Александр II из Крыма должен возвращаться в Петербург, не будут сделаны. Между тем, для устройства покушений в нескольких местах по пути следования есть и достаточный запас динамита, и необходимый персонал». Но, как было раньше, так и теперь, по их словам, противники террора всячески оттягивают выполнение. Силы уходят на споры и внутренние трения; вместо того чтобы действовать решительно и единодушно, в будущем предстоят колебания, уступки и компромиссы. Воронежский съезд не устранил, а только затушевал разногласия, и чтобы не парализовать друг друга, лучше разойтись и предоставить каждой стороне идти своим путем.
Еще и еще говорили они на ту же тему, и возражений теперь не было: главные оппоненты — Плеханов, Попов, Стефанович — отсутствовали; Перовская и я, которые в Воронеже колебались, стараясь сохранить единство организации, перестали сопротивляться, когда дело коснулось практики, и петербургские товарищи открыли нам, что все средства для покушений приготовлены и остается только осуществить замысел, вместо того чтобы стоять на мертвой точке. Общее настроение, очевидно, было за раздел. Вопрос о судьбе «Земли и воли», о разделе был поставлен, наконец, ребром и решен утвердительно…
По соглашениям, ни одна из двух фракций, на которые распалась «Земля и воля», не должна была пользоваться прежним названием, уже завоевавшим известность и симпатии в революционных кругах; обе стороны оспаривали друг у друга это право, и ни одна не хотела уступить другой всех преимуществ продолжателя и наследника раньше действовавшей организации.
Сторонники старого направления, сосредоточившие свое внимание на аграрном вопросе и экономических интересах крестьянства, приняли название «Черный передел», а мы, стремившиеся в первую очередь к ниспровержению самодержавия и замене воли одного — волей народа, взяли название «Народная воля».
Так, по выражению Морозова, мы разделили и самое название прежней организации: чернопередельцы взяли «Землю», а мы — «Волю», и каждая фракция пошла своей дорогой.