Люблинский сейм 1569 г.

ЛЮБЛИНСКИЙ СЕЙМ 1569 Г.
РЕЧИ СЕНАТОРОВ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ ПАНОВ РАДЫ ОБ УНИИ
24 января сенаторы надеялись, что литовцы теперь уже сядут с ними в заседание. Послы тоже дожидались этого. Литовцы, прибыв в замок, пошли в свою залу, а не в сенат. Польские сенаторы послали сказать им, что* дожидаются их прибытия к ним согласно их обещанию. Литовские сенаторы отвечали, что прибыли только за тем, чтобы получить ответ, обещанный в субботу, и.не намерены приступать ни к каким другим делам.
РЕЧЬ ЕПИСКОПА КРАКОВСКОГО
Видя, что дело принимает такой оборот, сенаторы расселись так, чтобы Литве пришлось занять место в сенате ни по правой, ни по левой стороне, но против польских сенаторов. Когда пришли литовские сенаторы и с ними их послы, епископ Краковский дал их ответ в таком смысле: он высказывал сожаление, что «такия великия дела замедляются и колеблется постановление предков, между тем все пошло бы и скорее и лучше, если бы нам сойтись и составить одно заседание. Домогаться унии с вами, давно решенной, побуждает нас не какая-нибудь неволя. Польское королевство не настолько мало, чтобы нам в нем было тесно и тяжело. Нам нужно, чтобы исполнено было то, что постановлено нашими и вашими предками, и что в эти времена нужнее вам, нежели нам».
«Вы, господа, говорите, что вам нужно поправить ваши законы. Мы ознакомились несколько с этими исправлениями. Мы желаем вам самых лучших законов и очень рады бы помочь вам в этом, только бы эти законы не мешали нашему единению с вами или унии и не были им противны.
Между тем, присмотревшись немного к тем законам, которых утверждения вы, господа, добиваетесь у короля, мы видим, что некоторые из них противны унии и братству нашему, – вы точно решеткою отгораживаетесь ими от нас. Вы хотите считать нас чужеземцами, отстраняете народ польский от должностей и других дел и уже у вас отнимают должности у поляков без всякого основательного повода, и этим-то начинается этот сейм!»
«Видит бог, с какою любовию мы относимся к вам; поляки всегда хорошо относились к вам, не щадили имущества, издержек и здоровья (и теперь вы имеете у себя ясныя доказательства этого), они не загораживают дороги к единению с вами, господа. Мы видим, что совсем иначе поступали ваши и наши предки, как это открывается из обоюдных их договоров, и потому теперь еще больше должны мы удивляться вашему образу действий, – именно тому, что в настоящее время, когда мы начали приводить к концу дело унии с вами, вы, господа, насочиняли себе каких-то постановлений и законов, противных унии. Мы, с своей стороны, об этой унии не иначе можем говорить и постановлять, как только на основании привилегий, договоров, издавна утвержденных присягой. Согласитесь, господа, заседать вместе с нами и присмотреться к этим древним актам, а также к нашим законам. Если вы в них увидите что-либо противное унии, то мы охотно отступимся от них; точно так же и вы, господа, не домогайтесь того, что может разрывать унию». – Литовцы взяли все это на обсуждение до завтрашнего дня.
РЕЧЬ ВОЕВОДЫ ВИЛЕНСКОГО
Воевода Виленский говорил: «вы, господа, делаете нам внушение, чтобы мы не теряли даром времени, но потеря времени нас беспокоит больше, чем вас. На наших хребтах был неприятель , когда мы уезжали сюда, желая постановить с вами унию, которая бы объединила нас взаимною любовию, и если сказать правду, мы устремились к ней почти бегом, тогда как предки наши шли к ней тихим шагом. Они рассуждали с вами об ней посредством послов, мы же теперь сносимся с вами не через послов, а сами – все чины великого Литовского княжества приехали устроить эту унию».
«Мы знаем, что получили от вас много добра. Во-первых, наши предки, по милости божией, пришли к познанию веры, и отсюда вырастала надежда, что во всех делах будет хорошо. Далее, отсюда умножалась взаимная любовь, потому что мы породнились между собою. Но хотя таким образом устроилась великая уния двух народов, – вас, господа, с нами, но, чтобы довершить её, мы еще должны подумать, как бы нам в чем-либо не сделать вреда нашему государству, а поставить его твердо. Об этом-то мы имеем совещания с королем, и еще не кончили их».
«Нас укоряют, почему мы всего этого не устроили дома, но в этом нужно укорять не нас, потому что мы об этом заботились надлежащим образом, а того, кто затянул это дело до сих пор, и мы должны добиваться этого теперь. Никто не должен укорять нас за то, что удовлетворяем нуждам нашей речи – посполитой, сообразно времени и потребностям, – ибо может ли быть хорошим для других тот, кто дурен в своих делах? Потребность в этом не понуждала наших предков так, как нас, потому что теперь у нас доживает свой век последний Ягеллон».
«Вам, господа, кажутся очень жесткими наши постановления: мы этого не замечаем. Мы говорим об них перед актом унии только потому, что этого требуют нужды нашей речи – посполитой. Теперь эти законы нам нужнее, чем когда-либо, и мы вовсе не думаем, чтобы его величество, наш государь, в настоящее время не мог их нам утвердить, потому что, если бы он не мог давать нам законов, то как бы он мог царствовать над нами? Господин, который хочет приказывать, должен платить, давать, – иначе он не мог бы называться господином».
«Зная это, мы все и стараемся с нашею братьей, чтобы нам соединиться с вами, господа, не как-нибудь, но наперед устроить хорошо нашу речь – посполитую, которой служить, пока у нас есть силы, мы обязаны как честные и добрые ея слуги и сенаторы».
ПРОЕКТ УНИИ, КОТОРЫЙ СЕНАТ И ПОСЛЫ КОРОЛЕВСТВА ДАЛИ ЛИТОВСКИМ ПАНАМ – РАДЕ, СОГЛАСНО ИХ ЖЕЛАНИЮ. ОН СОСТАВЛЕН ЕПИСКОПОМ КРАКОВСКИМ, А ИСПРАВЛЕН ЗЕМСКИМИ ПОСЛАМИ
Мы, Сигизмунд Август , всем вообще и каждому в особенности кому ведать надлежит, людям настоящего времени и будущих времен, объявляем настоящею грамотою следующее: нам известно, что все чины королевства часто напоминали славной памяти отцу нашему Сигизмунду, королю Польскому и просили его на сеймах и в других случаях, чтобы завершено было то соединение или уния великого княжества Литовского с королевством Польским, которые, по согласию всех чинов литовских, установлены славной памяти прадедами нашими – Владиславом Ягайлой и Александром Витовтом , которые не только изложены были в грамотах и привилегиях, но и осуществлены были на самом деле, и которые затем при дяде нашем Александре, сначала великом князе Литовском, а потом короле Польском, по взаимным договорам польского народа с литовским , по согласию чинов королевства, в силу братской любви были объяснены в более обширных словах и выражениях и утверждены и закреплены клятвою и рыцарским словом. И нас самих, во время нашего правления, они просили и сильно представляли нам, чтобы мы, согласно нашему званию и нашей обязанности. Эту-то унию так привели к концу, чтобы она была тверда на вечный времена й чтобы таким образом исполнены были – мысль и желание наших предков, наши собственныя мысли и наша обязанность: поэтому, зная, что это соединение приносило великую славу и пользу обоим народам, мы склонили к этому делу нашу мысль и волю, назначили без дальнейшего замедления здесь общий сейм, чтобы решить и выполнить это дело, чтобы уже непременно на этом сейме было постановлено и кончено справедливое и основательное соединение и слитие этих государств, так чтобы на будущее время уния не только не могла быть прервана и расстроена, но чтобы приносила такие плоды, которые бы могли доставить польскому и литовскому народу прежде всего возможно больший и твердый мир и сохранение в целости, а затем славу и украшение.
На созванном таким образом настоящем сейме явились лично все господа сенаторы духовные и светские и все другие чины польского и литовского народа и, по нашему допущению и согласию, после взаимных между ними совещаний, придерживаясь вполне всех привилегий, окончили все это дело унии между ними, в братской любви, и эта уния изложена нами, по согласию всех тех чинов обоих народов, в нижеследующих пунктах.
ИЗБРАНИЕ КОРОЛЯ
Прежде всего: Польское королевство и великое княжество Литовское, согласно прежней инкорпорации между ними, составляют из обоих вышесказанных народов одно, неразличное, нераздельное тело, одно собрание, один народ, так что отныне у этого из двух народов одного собрания, соединения, нераздельного народа и почти единого, однородного, неразличного и нераздельного тела будет на вечные времена одна глава, не особые государи, а един, – король польский, который, согласно давнему обычаю и привилегии, общими голосами Поляков и Литвы будет избираться в Польше, а не в ином месте. Этому избранию не может препятствовать отсутствие каких-либо лиц как из сената, так и из других чинов польских и литовских, особенно, если все, имеющие право участвовать в избрании короля, будут обвещены сенаторами королевства и в узаконенное время. Место для этого избрания будет… (место не написано здесь потому, что эта запись еще не принята, а только предложена).
Избранный таким образом на Польское королевство будет миропомазан и коронован в Кракове. Что же касается до избрания, возведения его на стол великого княжества Литовского, то оно должно прекратиться, так чтобы уже отныне не было никакого следа его и подобия.
СЕЙМЫ
Главный сейм всегда должен быть одним, а не отдельные; кроме того, должен быть один никогда не разделяющийся сенат для всех дел и нужд тех народов и никогда уже не должен быть иным, т. е. не должен состоять лишь из сенаторов того или другого народа. Сенат должен состоять при нас, кроме того времени, когда будет сейм в Литве и в Польше; он всегда должен быть приглашаем ко всем делам, о всем знать и советовать, согласно своему долгу. А если бы случились важныя дела, когда бы при нас не было сенаторов, то в силу давняго обычая будет дано знать обо всем как в Польшу, так и в Литву и ничто никогда не будет поставлено и решено без ведома сенаторов обоих народов. Эти главные сеймы имеют быть… (место для сейма не написано, потому что запись эта еще не принята), а в случае какой-либо важной нужды сейм может быть и в ином месте, с согласия всех сенаторов. На этих* сеймах литовские сенаторы будут обязаны заседать между польскими сенаторами, на местах, назначенных нами, а земские их послы между польскими послами. На этих сеймах, – отныне единственных сеймах королевства, – все, что будет нужно, будет обсуждаться, делаться и решаться общим совещанием и по общему согласию всех чинов, имеющих право быть на сейме.
МОНЕТА
Монета должна быть однообразная и одинаковая по весу, пробе, подразделению и по надписи, что мы и наши потомки без замедления обязаны будем привести в исполнение.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА
Что касается до договоров и союзов, то сделано такое постановление: отныне все соглашения, заключения мира, посылка послов в дальния и пограничныя страны должны быть делаемы не иначе, как с ведома, и по общему совету обоих этих народов; мир же и постановления, учиненные перед тем с каким бы то ни было народом и с каким бы то ни было государем, если они вредны которой-либо стороне (Польше или Литве), должны быть объявлены потерявшими силу и не должны быть соблюдаемы.
Когда только нужно будет приносить присягу сенаторам, сановникам, чиновникам, старостам и членам знатнейших домов, достигшим совершеннолетия (как требуется привилегией), всегда они должны приносить таковую присягу коронованному королю и королевству.
При коронации новаго короля, по принесении им надлежащей, узаконенной присяги на сохранение прав обоих народов, сейчас должно быть дано им утверждение всех этих прав и привилегий обоих народов – королевства, общей речи – посполитой, в одном тексте и на одной грамоте, под печатью королевства.
ПРИВИЛЕГИИ И ВОЛЬНОСТИ ЛИТВЫ
Обдуманы и приняты также меры к тому, чтобы это единение и уния великого княжества Литовского с Польшей ни в чем не подрывали, не оскорбляли и не уменьшали тех прав, привилегий, вольностей и обычаев великого княжества Литовского, которые не противны польскому народу; напротив, такия права, привилегии, вольности и обычаи обе стороны, по взаимному совету, будут усиливать и умножать. То же нужно разуметь и о почестях и чинах великого княжества Литовскаго, существующих в силу привилегии: они навсегда останутся в своей давней чести, потому что это нисколько не противоречит общей речи – посполитой и не может быть признано каким-либо раздвоением.
ТОРГОВЫЕ ПОШЛИНЫ
Как в Польше, так и в Литве должны быть уничтожены все торговыя пошлины и поборы на земле и на воде, под каким бы то ни было названием – наши, сенаторские, шляхетские, духовные; отныне и на вечныя времена не следует брать никаких пошлин с духовных и светских людей шляхетского звания и с их подданных с каких бы то ни было вещей их собственной работы и кормления, но с тем, однако, чтобы они этим путем не содействовали уклонению от купеческих пошлин, что повело бы к уменьшению и утайке давних наших пошлин и пошлин других чинов в Польше и в Литве.
ПРАВА ПОЛЯКОВ И ЛИТОВЦЕВ
Все законы и постановления, какие бы то ни было и по какой бы то ни было причине изданные в Литве против польского народа, касательно занятия высших и каких бы то ни было должностей, вверяемых и поручаемых нами, также касательно имений и земель, касательно приобретения земель и владения ими в великом княжестве Литовском, приобретаемых за женой или по выслуге, покупкой, по наследству или по дару и каким-либо другим способом, сообразным с законом и обычаем, – все такие законы, по согласию всех чинов, разрушаем и обращаем в ничто. Отныне они не должны иметь никакой силы и значения, как законы, противные справедливости и взаимной любви и унии. Отныне как поляк в Литве, так литовец в Польше может приобретать имение и поселиться всяким законным способом и может по закону занимать должность в той земле, в которой будеть иметь оседлость. Что же касается до духовных должностей, то вольно нам будет раздавать их безразлично, как было и до сих пор, не обращая внимания на оседлость лица в той стране.
«ЭКЗЕКУЦИЯ СТОЛОВЫХ ИМЕНИЙ»
Обдумано также и принято в особенное внимание и то, чтобы та экзекуция, которая началась в Польше со времени короля Александра, по узаконению, сделанному на сейме в Петрокове 1504 г. касательно наших столовых имений и земель в королевстве, не простиралась на великое княжество Литовское; потому что настоящею привилегией оставляются великому княжеству Литовскому в полной силе все права, узаконения, вольности, постановления, обычаи; поэтому остаются в своей силе все их пожалования, лены, залоги, продажи, пожизненныя владения, данныя справедливо и законно под каким бы то ни было наименованием, и мы их оставляем в этой силе: на вечные времена литовцы не могут подлежать и не подлежат экзекуции, требуемой вышесказанным узаконением Александра.
Все эти вышеизложенныя дела, обсужденныя, решенныя и поставленныя обоими народами, с точным исполнением всех привилегий, договоров, записей, какие касательно этой унии сделаны королями польскими и князьями литовскими, – общими государями обоих этих народов, и предками этих народов и утверждены нами, мы, признавая эти дела честными, нужными и обязательными для обоих сторон, по добровольному решению и желанию этих сторон, верховною нашею королевскою властию одобряем, укрепляем, утверждаем, признаем на вечные времена крепкими, важными, законными, справедливыми, основательными со всеми привилегиями, относящимися к ним, и обещаем нашим королевским словом, нашей честью и в силу нашей королевской присяги, что все это обязаны будем всегда твердо держать и соблюдать мы и потомки наши, короли польские, и обе стороны – поляки и литовцы – и их потомки обязаны будут держать и соблюдать эти дела на вечныя времена в целом и в частях, и мы не допустим поколебать их когда-либо или расторгать каким бы то ни было способом, умыслом или делом.
ЛИТОВСКИЙ ОТВЕТ
«Милостивые господа сенаторы и другие чины Польского королевства! На речь, которую, господа, от вашего имени сказал нам епископ Краковский в прошедшую субботу, мы вследствие многих причин, должны были дать вам ответ письменный. Вскоре после того, в тот же день, вы нам дали еще рукопись, в которой говорится, что его величество король, наш общий государь, с нашего общего согласия, постановления и желания уже утверждает этот акт унии, тогда как на деле мы этого между собою еще не постановили, и у нас не в обычае просить государя утверждать то, что еще не приведено к концу».
«На все это можно было бы отвечать обширно; но мы не будем вдаваться в пространныя слова, чтобы не тянуть дела; и так уже не мало потеряли мы времени, с немалым вредом для себя, ожидая, когда вы решитесь вступить с нами в братския сношения и покажете любовь, достойную нашей унии с вами: поэтому, излагая дело короче, даем вам, господа, такой ответ, что как наши предки, так и мы не так узко понимаем это слово – уния, как вы желаете понимать его».
«Что мы справедливо понимаем так унию, доказательством служит то, что княжество Литовское всегда пребывало и пребывает до сих пор во всей целости, при всех атрибутах власти, при всех должностях и в определенном объеме границ. Нам недоставало лишь того, чтобы мы могли быть в вас уверены, чтобы между нами и вами сохранилась ненарушимо уния союза и дружбы, и чтобы и в Польше и в Литве был государем только тот, кто угоден обоим народам и избран ими обоими. Случалось, ведь, что в Литве бывали князья, которые не были в то же время королями польскими , что, впрочем, не нарушало братской любви, потому что ваши предки, господа, не стремились увеличивать свое королевство Литвой, но вместе с нашими предками сохраняли в целости оба государства, взаимно одни других любили и тем были страшны всем врагам».
«В самом деле, братская любовь должна допускать равенство, должна быть такою, чтобы приносить равную пользу обоим народам, а если слить Литовское княжество с королевством, то не будет никакой любви, потому что в таком случае Литовское княжество должно поникнуть перед Польшей, литовский народ должен был бы превратиться в другой народ, так что не могло бы быть никакого братства. Тогда бы недоставало одного из братьев, т. е. литовского народа, что явно из самой записки вашей, господа, данной нам. Там в одном пункте говорится и об уничтожении обряда возведения на княжеский стол великого князя Литовского и об утверждении наших прав печатью королевства и о сеймах тоже только Польскаго королевства. Все это ничего другого нам не обещает, как только то, что говорится в известном выражении: crescit Ausonia Albae ruinis» .
«Видя такия дела, мы должны думать, что кто бросил эту записку между вами и нами, тот сам отталкивает нас от соединения с вами, господа, и указывает нам идти таким путем, чтобы из всего дела не вышло ничего, потому что он тянет нас к тому, чего мы никак не можем сделать с доброю совестию, при нашей верности нашему государю, как великому князю Литовскому, и к нашей речи – посполитой , как нашей матери, и чего нам не следует делать, чего мы никогда и не желаем делать. Эта запуска уничтожает нам государя и его титул – великий князь Литовский, уничтожает нашу речь – посполитую и ея честь, все наши вольности, должности, награды, милости, о чем мы с вами, господа, ни письменно, ни устно не желаем рассуждать, а тем более подвергать что-либо подобное сомнению, да по доброй совести не можем и думать об этом.
Мы приехали к вам, господа, за братством, за братскою любовью, а не затем, чтобы потерять нашу речь – посполитую и нашего государя, великого князя, лишив его титула – великий князь Литовский. Если бы мы это сделали, то поступили бы против нашей присяги, против нашей совести. Если же мы обманули бы в этом деле бога, обманули бы нашего государя, нашу речь – посполитую, то в чьих глазах мы достойны были бы веры впоследствии?
О нас судили бы по пословице: кто не верен себе, может ли быть верен другим?»
«Притом, со времени вашего приезда сюда – в Люблин, мы часто слышали от вас, что вы, господа, не желаете отнимать у нас наших почестей, наших должностей: между тем эта записка сильно противоречит таким заверениям вашим, потому что когда мы потеряем нашу речь – посполитую, великаго князя и сольем с вашими наши чины, то какие же это будут должности великого княжества Литовского, тогда не будет ни этого княжества, ни литовского князя?
Оне вдруг должны были бы прекратиться, пасть в самом основании, против чего люди мудрые всегда принимают меры, так как ничто насильственное не может быть прочно. Так как никто не обязан делать невозможное, то просим вас, господа, не тянуть нас к таким делам; они нам очень прискорбны; вы нас унижаете, предлагая их».
«Не меньшее унижение для нас и то, что в этой записке вы, господа, хотите от нас вещей, противных нашим законам и вольностям, – вы хотите, чтобы почести и должности великаго княжества Литовского давались безразлично вам и литовцам, если у вас будет какая-нибудь оседлость в Литве, а иныя должности хотите получать даже независимо от оседлости.
Какая, господа, нам польза от таких должностей, которых бы литовец не мог занимать? Знаем, что в королевстве есть маршалок , есть печатники, есть воеводы, есть гетман , подскарбий , все это мы имеем у себя издавна и распоряжаться этим, помимо нашего государя и помимо нашего народа, мы не желаем предоставить никому, – точно так же, как не желаем вовсе давать совет вам в ваших делах, так как и вам показалась бы несносною чужая власть».
«Если бы мы вам уступили в этом пункте, то литовский народ в скором времени был бы затерт множеством мудрых, достойных людей из народа польского; между тем мы имеем право получать сами выгоды этой унии. Мы, природные, действительные, давние жители этого государства, т. е. великого княжества Литовского, имеем это право за заслуги наши и наших предков, потому что мы служили в этом государстве нашим государям нашею грудью и кровию; умирали за свободу нашего отечества, и, на сколько могли, уберегли его до сих пор от столь могущественных и разнородных врагов. Вы, господа, конечно, желаете, чтобы ваше славное королевство знало, как оно размножилось и расширилось мудрыми вашими советами и чтобы летописи свидетельствовали потомству о каждом из вас. Точно так же и нам нужно стараться, чтобы оставить нашей матери речи – посполитой Литовской и нашему потомству память о том, как верно и усердно служили мы им не только делами, но и мудрыми советами, сообразно нашему долгу, и чтобы таким образом передать в потомство доброе наше имя».
«Поэтому и теперь, вступая с вами, господа, в сношения для утверждения между нами этого соединения, этой братской любви, мы пришли к вам с этой рукописью и даем ее вам. Она содержит в себе изложение того, как между этими обоими государствами и народами может установиться хорошая уния и братское, вечное единение».
«Если же по какому-либо несчастию, или, лучше сказать, по немилости божией, вы, господа, не пожелаете вступить с нами в братство и по-братски соединиться так, как мы предлагаем вам в этой рукописи, но пожелаете настаивать на вашей записке, в которой вы пространно расписали, как будете тянуть нас к инкорпорации и старым договорам, на что мы вам уже сказали, что не можем этого сделать никаким образом, то нам незачем будет здесь дольше оставаться; придется, не кончив дела, уехать отсюда; но и тогда мы сохраним к вам, господа, ту же братскую любовь, в которой под властию наших государей до сих пор пребывали твердо, с полной доброжелательностью к вам и к вашей речи – посполитой».