Из «Записок гетмана Жолкевского о Московской войне»

ИЗ «ЗАПИСОК ГЕТМАНА ЖОЛКЕВСКОГО О МОСКОВСКОЙ ВОЙНЕ»
В день Св. Михаила (1609 года 29 сентября н.с.) канцлер [Лев Сапега] и [кастелян] Перемышльский [Станислав Стадницкий] подступили под крепость [Смоленск], остерегаясь, чтобы им не подвергнуться какойнибудь опасности <…> Е[го] в[еличество] король, дождавшись роты воеводы Брацлавского и некоторых других, на третий день потом прибыл в лагерь, через неделю, две или три пришло еще несколько других рот.
Многие описали и начертали положение крепости Смоленской, я кратко скажу об этом. Снаружи она кажется довольно обширна; окружность ее стен, полагаю, до восьми тысяч локтей, более или менее, не считая окружности башен; ворот множество; вокруг крепости башен и ворот тридцать восемь, а между башнями находятся стены длиной во сто и несколько десятков локтей. Стены Смоленской крепости имеют толстоты в основании десять локтей, вверху же с обсадом может быть одним локтем менее; вышина стены, как можно заключить на глазомер, около тридцати локтей.
Сперва мы посылали письма, желая их склонить к сдаче замка; но это было напрасно, потому что Михаил Борисов Шеин, тамошний воевода, не хотел входить с нами в переговоры и совещания. <…>
Гетман созвал совет по соизволению е.в. короля: на нем присутствовали все сенаторы, сколько их было в стане; спрашивали мнения всякого, кто только мог понимать что-нибудь, каким образом брать крепости. В немецкой пехоте, которую привел староста Пуцкий, было несколько иностранцев, которые по своему званию почитали себя сведущими в этом деле. Был один старый полковник родом шотландец, который, вопрошенный о мнении, долго говорил, утверждая, что это зверинец, а не крепость, что легко взять его; некоторые вопрошеные надеялись взять его ничтожными какими-то шутками. Не заключая ничего решительного, и гетман явно обнадеживал для того, чтобы люди не теряли духа; но наедине королю сказал, что огнестрельный снаряд, у него находящийся, не в состоянии сделать пролом в столь толстой стене, чтобы он не надеялся на петарды и подкопы, как некоторые советовали; эти хитрости удаются только тогда, когда есть возможность употребить оные украдкою; здесь же неприятель взял свои предосторожности, и мы ничего не сделаем ему этими хитростями. После чего он предостерегал е.в. короля, чтобы он не полагался на это и чтобы лучше последовал иному совету. Король, будучи убежден некоторыми особами, что хитрости могут произвести хороший успех, приказал непременно оные испытать.
Таким образом, дело дошло до того, что, устроив войско в порядок, мы сделали приступ с петардами к двум воротам; пан Вайгер, староста Пуцкий, – к Копычинским (Копытинским), но это осталось без успеха, а Новодворский – к Авраамовским. Перед воротами к полю неприятель построил срубы наподобие изб, так что за сими срубами не было прямого прохода, но должно было обходить кругом подле стены, небольшим тесным заулком, которым мог только пройти один человек и провести лошадь. Дошедши до этого сруба, пришлось Новодворскому с петардою идти этим узким заулком, и то наклоняясь по причине орудий, находившихся внизу стены. Он прикрепил петарду к первым, другую ко вторым воротам – и выломил те и другие; но так как при этом действии происходил большой треск, частая пальба из пушек и из другого огнестрельного оружия, то мы не знали, произвели ли петарды какое-нибудь действие, ибо не возможно было видеть ворот за выше помянутым срубом, закрывшим их. Поэтому те, кто был впереди, не пошли в тот узкий заулок, не зная, что там происходило, тем более что условились с Новодворским, чтобы трубачи, находившиеся при нем, подали сигнал звуком труб, что петарды произвели действие, но трубачи е.в. короля, которых Новодворский для сего взял с собою, при всеобщем смятении неизвестно куда девались. Сигнал не был подан войску; таким образом, конница, полагая, что петарды не произвели действия, ибо не было слышно трубного звука, отступила; также и королевская пехота, которая была уже у ворот, отступила от них.
Таково было следствие большой надежды на петарды; однако потеря в людях была не велика; это происходило до рассвета, еще не было видно; а как неприятель стрелял тогда, когда мы уже были к сему приготовлены, то поэтому и потеряли мы не более двадцати человек.
После сего е.в. королю заблагорассудилось придвинуть к стене орудия, а после испытать действие мин или подкопов. Гетман советовал не прибегать к этим средствам, ибо знал, что они не произведут никакого действия; но доложил, что, если иначе быть не может и е.в. король прикажет, он при этом не пощадит трудов и не устрашится опасности. Громить же стены этими орудиями для сделания такого пролома, в каком предстояла надобность, почитал он бесполезным, что впоследствии оказалось и на самом деле; на успешное действие подкопов еще менее было надежды, ибо неприятель принял нужные против этого предосторожности; от одного переметчика из крепости узнали мы, что неприятель вокруг стен, со стороны поля под землею подле самого фундамента, учредил слухи и сим предостерегся от опасности.
Так как у нас было достаточно войска <…> то гетман советовал лучше, окружив Смоленск укреплениями, идти к столице, как к главе государства. Там при внезапном нападении, посреди страха, мог бы представиться благоприятный случай, чтобы те бояре, которые пред сим предложили е.в. королю свои желания, с приближением короля отозвались в пользу е.в. Что же касается до тех бояр, которые были при обманщике , а было их немало, и притом людей знатных; то мы имели достаточное извести о готовности их предаться к е.в. королю.<…>