Дневник Патрика Гордона (извлечение)

ДНЕВНИК ПАТРИКА ГОРДОНА (ИЗВЛЕЧЕНИЕ)
Апреля 3. Утром у дома боярина Ивана Борисовича Троекурова собрались челобитчики стрелецких полков, прибывшие в Москву, и около сотни стрельцов <…> с требованием выслушать их жалобы.
Им предложили выбрать из своей среды четырех представителей и подать челобитную. Так они и поступили. Стрельцы жаловались на разорение и на крайную нужду, заявляли, что, пока не просохнут дороги, на службу не пойдут. Но боярин не захотел их выслушать и приказал немедленно отправляться в полки. Стрельцы отказались подчиниться, и он приказал арестовать выборных. Но по дороге в тюрьму их освободили товарищи из-под стражи. Известие об этом вызвало большой переполох среди властей. Генералиссимус князь Федор Юрьевич прибыл ко мне в большой тревоге. Когда он рассказал мне о случившемся, я ответил, что серьезных оснований для беспокойства нет, так как группа недовольных слаба и не имеет предводителей. Тем не менее я пошел в Бутырки, чтобы быть готовым на случай возможных беспорядков. Убедившись, что все солдаты находятся в своих подразделениях, я уведомил об этом власти и спокойно лег спать. <…>
Июня 8. Распространился слух, что четыре стрелецких полка в Торопце склонны к бунту. Были посланы лазутчики узнать об их намерениях.
Июня 9. Был отдан приказ использовать против стрелецких полков войска – четыре офицера и 40 солдат из Бутырского полка <…> и арестовать тех стрельцов, которые покинули свои полки.
Июня 10. Пришло известие, что четыре стрелецких полка, расквартированные в Великих Луках, двинулись из Торопца с целью склонить к мятежу остальную армию. Было приказано отделить мятежные полки от остальной армии и отправить их на новое место службы в разные места.
Июня 11. Прибывшие из Торопца два капитана сообщили, что стрельцы отказались идти на новое место службы, предписанное им, решили двинуться на Москву и потребовали от офицеров вести их на столицу. Офицеров, отказавшихся последовать за ними, они сместили и выбрали себе в командиры четверых, то есть от каждого полка. Эта новость сильно перепугала власти. На совете, собранном в тот же день, было решено отправить против стрельцов войско из пехоты и конницы. Послали за мной и сообщили о моем назначении командиром передового отряда пехоты… Было решено оставить в московских полках по 500 человек. <…> Мне позволили самому отбирать офицеров и солдат, идущих в поход.
Июня 12. Я был срочно вызван на совещание совета во дворец, где подтвердилось решение, принятое ранее. Более новостей о восстании не было. Днем я обедал с польским послом в компании друзей. Мне были приданы 27 человек, которых я должен был использовать как нарочных для передачи известий в Москву.
Июня 13. Состоялось еще одно заседание совета, и я получил предписание двинуться с пехотою и артиллерией на реку Ходынку и ждать приказаний. Выплатив солдатам месячное жалованье <…>, я отправился со своим полком из Бутырок к маленькой речке Ходынке, где мы и разбили лагерь. В моем распоряжении имелось пять пушек и 150 повозок. Остальные три полка подошли к полуночи. <…>
Июня 17. В среду в шесть часов утра мы двинулись в Чернево, в 10 верстах оттуда. Тут я встретил слугу одного дворянина, который сообщил, что стрельцы по-быстрому направляются к Воскресенскому монастырю, чтобы захватить его до наступления темноты. Это известие заставило меня ускорить движение войска, надо было опередить стрельцов. Через пять верст я дал войску небольшой отдых и послал боярам доклад с требованием прислать конницу. Затем пересек реку и на полном скаку достиг монастыря. Лазутчики доставили четырех стрельцов, которые, как они сообщили, были посланы от полков с петицией к боярам. В ней перечислялись явно преувеличенные жалобы на тяготы службы и просьба отпустить их домой, в Москву, к своим семьям. Я переслал их требования генералиссимусу и, узнав от лазутчиков, что стрельцы находятся в 15 верстах от монастыря и не смогут добраться до него к ночи, отдал приказ разбить лагерь на выгодной позиции, около монастырской слободы на холме. Я прибыл туда до восхода солнца, за это время стрельцы уже достигли реки и собрались форсировать ее. Я тотчас же поскакал к переправе, где встретился с передовым отрядом стрельцов. С ними я беседовал в спокойном тоне, предложив им вернуться за реку. Стрельцы не послушали меня и стали перебираться на луг, расположенный напротив деревни. Я быстро вернулся назад и приказал двум полкам двинуться через деревню и стать за нею в дефиле, остальным же – оставаться в поле, около дороги на Москву. После этого я опять направился к стрельцам для переговоров, но они были неуступчивы в своих требованиях. Тем не менее, мне удалось уговорить их послать двух представителей к генералиссимусу. После взаимных заверений, что обе стороны не станут ничего предпринимать в течение ночи, стрельцы вернулись в свой лагерь, выставив небольшую охрану на берегу. Выдвинув батальон для наблюдения за ними, я еще раз осмотрел всю местность, проверил посты и, убедившись, что в стрелецком лагере действительно все тихо, отправился к генералиссимусу посоветоваться о дальнейших действиях. После продолжительного совещания было решено, что я пойду в лагерь стрельцов и предъявляю им следующие требования: 1.) Они должны возвратиться назад в места, предписанные указом. 2.) Должны выдать 149 человек, которые бежали из полков в Москву, а также зачинщиков прежних беспорядков. 3.) В местах нового расквартирования Его Величество выплатит стрельцам их жалованье деньгами и провиантом. 4.) Они будут полностью прощены за свои прежние прегрешения. 5.) Руководители и зачинщики беспорядков не понесут серьезного наказания.
Июня 18. Утром я вместе с шестью стрелецкими доносчиками отправился в лагерь мятежников и велел им собраться, чтобы выслушать требования Его Величества. Когда собрались 200 человек, я, употребив все мое красноречие, зачитал им требования Его Величества, обещая прощение в соответствии с указом. На это стрельцы отвечали, что они поклялись или умереть, или прийти в Москву, где пробудут два-три дня, а потом отправятся в то место, куда укажет Его Величество. Я повторил им, что к Москве их не подпустят. Однако стрельцы оставались непреклонными, заявляя, что лучше умрут, но назад не пойдут. Наконец, выступили два старых стрельца, которые перечислили свои нужды и бедствия. Поднялся страшный шум. Я предложил им еще раз как следует подумать и обсудить наше предложение, в каждом полку отдельно. Однако на это они не соглашались, говоря, что у всех у них одни мысли. В конце концов я заявил, что уезжаю из лагеря и подожду ответа, пригрозив им, что если они сейчас не воспользуются милостями Его Величества, то пусть не рассчитывают на какое-либо снисхождение в дальнейшем, так как я имею предписание привести их к покорности с помощью любых средств. Отъехав недалеко от лагеря, я ожидал ответа от стрельцов в течение 15 минут. Не получив никаких известий, я с сожалением в сердце тронулся в обратный путь.
После осмотра лагеря мятежников и совещания с генералиссимусом было решено использовать против бунтовщиков войска и артиллерию. Окружив стрелецкий лагерь пехотою и конницей и расположив 25 пушек на удобной позиции, я еще раз послал к ним офицера с предложением подчиниться. Но стрельцы категорически его отвергли, заявив, что готовы защищаться в случае нашего нападения.
Видя тщетность всех усилий, я приказал открыть огонь. Первый, предупредительный залп лишь ободрил их. Они начали размахивать знаменами и с криками бросать вверх шапки, готовясь к бою. Однако следующий залп, поразивший многих из них, вызвал панику. Стремясь укрыться от огня, стрельцы попытались прорваться через слободу, но натолкнулись на наши части, предусмотрительно размещенные там. После третьего залпа большинство стрельцов бросилось бежать из лагеря, и тогда я приказал двинуть два батальона прямо в лагерь стрельцов. Наши потери за время сражения, длившегося около часа, составили несколько человек ранеными. У мятежников было 22 человека убито и 40 человек ранено, причем большинство смертельно. Всех пленных отправили в монастырь. Мы собрали их амуницию и полковые повозки. Все это было отправлено в штаб-квартиру. Затем я послал офицера в Москву с донесением о сражении. Все следующее утро мы собирали трофеи, разбросанные в лагере и в поле.
Июня 19. Был отдан приказ, чтобы мятежники выдали зачинщиков и руководителей бунта. Большинство стрельцов было подвергнуто допросам с целью выявить руководителей мятежа. В 1-м стрелецком полку была проведена перекличка: виновных отводили в одну сторону, невиновных – в другую. После обеда той же процедуре был подвергнут другой полк.
Июня 20-21. <…> Продолжались допросы стрельцов с применением пыток, чтобы выявить истинные их намерения.
Июня 22. 24 человека признались в своих страшных преступлениях, которые они намеревались сотворить по прибытии в Москву: перебить часть бояр и добиться введения новых правил службы и повышения жалованья. Они были приговорены к смертной казни через обезглавливание. Все приговоренные исповедались и приготовились к смерти.
Июня 23. Утром состоялась казнь, а четвертый полк был подвергнут перекличке.
Июня 24. Я написал письмо Его Величеству с отчетом о случившемся.
Июня 25. Весь этот день и дальнейшие мы занимались следствием с утра до вечера. Многие стрельцы были подвергнуты пыткам, часть из них созналась…
Июня 28. Несколько стрельцов, признавших свою вину, были повешены.
Июня 29. Отмечали день рождения Его Величества, много пили за его здоровье и стреляли из пушек. Большая группа стрельцов была направлена под сильною охраной в различные монастыри.
Июня 30. Многие стрельцы из полка полковника Хандертмарка были подвергнуты пыткам, но ни один из них не признал себя виновным. Им сообщили, что они подвергнутся жеребьевке, и десятая часть людей, та, на которую падет жребий, будет казнена. Около 200 стрельцов подвергнуты наказанию кнутом.
Июля 1. Утром доставлены те 45 стрельцов из полка Хандертмарка, на которых пал жребий. Им сообщили, что если они назовут имена зачинщиков, то их освободят. После некоторого колебания они сообщили несколько имен. Затем зачинщики сознались под пытками в своих преступлениях.
Июля 2. Около 70 человек сразу было повешено, по пять и по три на одной виселице. Гораздо большее количество подвергнуто заключению.
Июля 3. Последовал указ о роспуске войска… Три полка были отправлены тотчас же. Генералиссимус и я с Бутырским полком остались там еще на ночь.
Июля 4. Утром четыре стрельца, приговоренные в воскресенье к смерти, были обезглавлены. Большинство приговоренных, за редким исключением, относилось к смерти равнодушно. Без всяких слов, лишь перекрестившись, они спокойно ложились под топор палача. Всего было казнено 130 человек, около 70 убиты в сражении или умерли от ран, 1845 отправлены в тюрьмы и монастыри, 25 остались в заключении в Воскресенском монастыре…..
Июля 19. Меня вызвали в Преображенское. Там зачитали благодарственное письмо Его Величества, в котором он высоко оценил мою службу. Затем оно было прочитано солдатам. За верную службу им обещано каждому по рублю, не считая царского угощенья. Для нас был устроен роскошный пир…