Из мемуаров П.П. Семенова-Тян-Шанского

Из мемуаров П.П. Семенова-Тян-Шанского
Хотя я пробыл в Рязанской и Тамбовской губерниях не более трех недель в январе 1858 г., но этого времени было достаточно для того, чтобы при моем знакомстве с экономическим положением и народным бытом этого края составить себе полное понятие о настроении в пламенно интересовавшем меня вопросе как дворянского, так и крестьянского сословия этих губерний.
Дворянство было в это время сильно возбуждено, и большинство его не только не сочувствовало поднятому по манию царя некоторыми передовыми дворянами вопросу об освобождении крестьян, но даже прямо относилось к этому делу враждебно, а на стороне освобождения было сначала только небольшое число наиболее просвещенных дворян-помещиков. Но по мере выяснения вопроса число это постепенно возрастало, так как дворянство с каждым днем все более и более сознавало, что после инициативы, принятой на себя Нижегородским и Московским дворянствами, и после рескриптов Государя от 25 декабря 1857 г. и 17 января 1858 г., дело освобождения крестьян в глазах их самих, а тем более крестьян и всей России было уже решено бесповоротно. Оставалось только определить условия освобождения крестьян с наименьшими потерями для помещиков. Большое успокоение между последними вносило поручение составить законопроекты по этому предмету, возложенное Государем на губернские комитеты, составленные исключительно из дворян этих губерний. Первоначальное раздражение дворянства было обращено на всех тех, кого они разумели под именем правительства, но потом оно перешло на так называемую «петербургскую бюрократию», а затем и на то либеральное меньшинство дворянского сословия, которое было обвиняемо враждебным освобождению большинством в революционных стремлениях и клеймилось прозванием красных.
Но когда дворянство само пришло к убеждению, что дело освобождения крестьян неизбежно, оно перешло на практическую почву и устремилось к осуществлению этого освобождения на наиболее выгодных для дворянства условиях, причем во мнениях самого дворянства явились разные течения, обусловленные не только различием личных взглядов, но и различием местных условий даже в пределах одной губернии. Так как в Рязанской и Тамбовской губерниях две южные трети их пространства принадлежат к черноземной области России, а одна (северная) треть к нечерноземной, то это различие имело последствием то, что в северной трети обеих губерний помещики почти совсем не занимались земледелием и держали своих крестьян на оброке, а в южных двух третях губерний, наоборот, они извлекали все свои доходы из собственных запашек, обрабатываемых обязательным трудом их крестьян (барщиною).
Понятно, что помещикам оброчных имений не особенно трудно было расстаться с крепостным трудом. Их крестьяне пользовались и без того достаточною свободою, располагая своим трудом, направленным только отчасти на земледелие, для удовлетворения собственных нужд, а гораздо более на промыслы, из которых они извлекали для себя доходы и прибыли, дававшие им возможность платить довольно высокие оброки своим помещикам. Для этих же помещиков, редко пользовавшихся обязательным трудом крестьян, весь вопрос при уничтожении крепостного права сводился к тому, чтобы не потерять ничего из своих оброчных доходов и сверх того удержать за собою всю ту землю поместья, которой не эксплуатировали крестьяне. Самым выгодным разрешением вопроса казались помещикам оброчных имений: немедленный выкуп правительством крестьянских оброков, скорейшее личное освобождение крестьян с оставлением за ними их усадеб и обрабатываемых ими пахотных земель, а за помещиками – всех остальных земель поместья, не состоявших непосредственно в пользовании крестьян, и в особенности ценных поемных лугов (по Оке и ее притокам), лесов и пустопорожних, никогда не обрабатывавшихся залежей. При таких условиях помещики оброчных имений были готовы свести на самые короткие сроки временно-обязанные отношения к ним крестьян.
Совершенно иначе относились к вопросу освобождения крестьян помещики издельных (барщинных) имений. Помещики эти привыкли жить в своих поместьях и заниматься сами эксплуатацией земли в свою пользу при помощи обязательного труда своих крестьян и, в качестве поместных дворян, считали, можно сказать, самих себя крепкими своим поместьям. Лучшие из помещиков этого типа, оставаясь верными свято соблюдаемому ими «обычному праву», признавали жалованные им московскими царями за их службу государству и населенные с давних времен крепкими земле крестьянами земли не за личную собственность, а за кондоминиум, неразрывно связывающий их с своими крепостными крестьянами; права последних на обрабатываемую ими на свои нужды землю всегда признавались как государями, так и помещиками, которым московские цари передали свои права на эти поместья и в особенности на обязательный труд закрепленных на них крестьян. Понятно, что при таких условиях помещикам барщинных имений было тяжело добровольно расстаться с теми правопорядками, с которыми они свыклись. Возможность извлекать для себя доход из жалованных им поместий без обязательного труда (барщины) казалась многим из них немыслимою. Такие помещики, конечно, подходили под данное им в то время прозвание крепостников, но в их крепостничество входило не только признание ими своих прав на крепостной труд крестьян, но вместе с тем и лучшие традиции крепостного права, а именно признание прав крестьян на пользование землею поместья в одинаковом размере с землею помещичьих пашен, на что указывала узаконенная трехдневная барщина.

Только в декабре 1858 г. я представил Ростовцеву составленную мною записку о порядке рассмотрения законопроектов губернских комитетов. В этой записке я доказывал с глубоким убеждением:
1) что проекты губернских комитетов ни в коем случае не могут быть рассматриваемы и утверждаемы отдельно для каждой губернии, ни даже отдельно по 9 группам губерний, как было предложено Соловьевым;
2) что рассмотрение законопроектов губернских комитетов должно начаться с составления полного их свода попредметно и с собрания в самом непродолжительном времени необходимых материалов, из которых наиболее важными представлялись собранные по однообразным для целой России программам сведения о помещичьих имениях;
3) что затем должно приступить к составлению одного для целой России законопроекта об освобождении крестьян, причем, конечно, может быть допущено разделение его на следующие части: общее положение, относящееся к юридическому определению прав крестьян и административному их устройству, и отдел частный, или местный, заключающий в себе устройство хозяйственного быта крестьян, отношение их к земле, закрепленной в их пользование, и установление их повинностей помещикам до выкупа крестьянских земель в их собственность, причем правила этого выкупа могут составить отдельную часть законопроекта;
4) что составление общего для всей империи положения об освобождении крестьян следует возложить на особое вневедомственное учреждение, в состав которого должны входить не одни чиновники, назначенные подлежащими министерствами, к предметам ведомства которых относится крестьянское дело, но в неменьшем количестве и сведущие лица, знакомые с бытом крестьян и взятые преимущественно из тех членов губернских комитетов, которые обнаружили свое беспристрастие и свое сочувствие великому делу освобождения крестьян;
5) такое временное учреждение должно, естественно, составить низшую инстанцию существующего уже законодательного учреждения по крестьянскому делу, т. е. Главного Комитета, но во время исполнения своей задачи должно работать совершенно самостоятельно и быть обеспечено от всякого вмешательства высшей инстанции и отдельных ее членов, не входящих в состав предполагаемой Эмиссии;
6) только по составлении общего законопроекта об освобождении крестьян могут быть вызваны представления своих замечаний на законопроект, который, по пересмотре, исправлении и окончательном редактировании его, должен быть внесен на утверждение Главного Комитета и Государственного Совета.
Эта записка, представленная мною Ростовцеву еще до 1 января 1859 г., в значительной степени соответствовала его новым взглядам, но в особенности понравилось ему высказанное мною предложение о том, чтобы комиссия, на которую должно быть возложено составление законопроекта положения об освобождении крестьян, состояла не из одних только чиновников, но наполовину и из сведущих лиц, собранных со всех концов России и взятых по преимуществу из состава губернских комитетов, а также чтобы исходной точкою составления одного общего для целой России положения об освобождении крестьян служил составленный комиссией систематический (попредметный) свод положений губернских комитетов.
Ростовцеву моя записка послужила материалом для составления его собственной, которую он подал Государю в январе 1859 г. и которую он пополнил предложением образовать для составления одного общего положения об освобождении крестьян две комиссии: одну, которая определила бы юридические права и административное устройство освобождаемых крестьян, и другую для составления законоположений, касающихся хозяйственного быта крестьян, наделения их землею, их обеспечивающею, и их повинностей помещикам до выкупа их наделенных земель, осуществление которого могло бы быть в свою очередь возложено на особую комиссию. Государь уже ранее того разрешил министру внутренних дел подать Ему записку по тому же предмету – записку, которую теперь ожидал и Ростовцев.
Докладная записка министра внутренних дел была составлена и редактирована всецело Н.А. Милютиным, и хотя составители обеих записок, представленных Государю по этому предмету, не сходились и даже не виделись друг с другом, но в общих чертах их соображения имели между собою поразительное сходство. Обе записки настаивали на необходимости выработки одного общего для всей России законопроекта об освобождении крестьян и полагали возложить составление этого законопроекта на вневедомственную комиссию, которая состояла бы в равном числе из представителей подлежащих министерств, назначенных министрами, и из сведущих людей (членов-экспертов) из числа дворян-помещиков, не состоящих на государственной службе и вызванных от имени Государя из разных концов России.
…17 февраля 1859 г. Император Александр II на представлении Ланского об учреждении Редакционных Комиссий по крестьянскому делу положил свою резолюцию: «Согласен, но с тем, чтобы председателем их был Я. И. Ростовцев».
Таким образом возникло доселе небывалое в России временное законодательное учреждение, которое было поставлено на время составления законопроектов об освобождении крестьян вне всякой зависимости от главного в России законодательного учреждения – Государственного Совета и от Главного Комитета по крестьянскому делу, бывшего как бы департаментом Государственного Совета; притом оно было составлено преимущественно из призванных из разных частей России сведущих людей (членов-экспертов) и дополнено представителями немногих министерств. Это временное учреждение подчинялось председателю, назначенному вместе с тем и главным начальником Комиссий и имевшему по их делам личные доклады у самого Государя. Названный же в докладе Ланского статс-секретарь Жуковский и управляющий земским отделом Соловьев были назначены непременными членами Комиссий, а на меня было возложено все делопроизводство последних, в качестве заведывающего делами Комиссий; вслед затем я был приглашен Ростовцевым от имени Государя и в члены-эксперты оных…