1648. Письмо о панике среди шляхты в Люблине

ПИСЬМО Н. КИСЕЛЯ БРАЦЛАВСКОМУ ВОЕВОДЕ А. КИСЕЛЮ С СООБЩЕНИЕМ О ПАНИКЕ СРЕДИ ШЛЯХТЫ В ЛЮБЛИНЕ В СВЯЗИ С НАСТУПЛЕНИЕМ УКРАИНСКИХ ВОЙСК ПОД РУКОВОДСТВОМ БОГДАНА ХМЕЛЬНИЦКОГО
1648 г. октября 14
Я. в. и мне в. м. п. воевода брацлавский, м. в. м. брат и благодетель.
Уже только в 13 милях от Варшавы встретил меня посланец в. м. м. п. Вслед за ним и я сам спешу в. м. м. м. п. и [в этом письме] вкратце описываю состояние нашего пилигримства и утрату последнего нашего имущества.
После отъезда в. м. м. м. п. из Ухани намерение мое было таково: оставаться на месте и до тех пор не двигаться далее, пока уже неприятель не оттеснил бы меня от имущества моего и в. м. м. м. п. Ибо сейчас же, как только в. м. м. м. п. двинулся, оставив за собой пустоту, я возвратился было назад, воодушевив наилучшим образом, т. е. утвердив п. Ласка (так как п. Галецкий уже миновал неизвестно как Ухань). Но недолго пребывал и он в селе, ибо полк некоего Кудры, в коем двадцать с чем-то тысяч, выдвинувшись мимо Кременца и Збаража на Берестечко, на Горичев, занял все эти места, [затем] сам повернул прямо к Сокалю, а свои отряды направил – одни ко Владимиру, другие – на левую сторону. Он имел при себе легкую конницу, частью татарскую, и – как раз вчера, во вторник, минула неделя – сам двинулся на Сокаль, а люди его полка заняли Владимир.
Когда настало правление п. Хмельницкого и его единомышленников, наши служащие рассеялись, кто где мог, а последнее имение наше этот неприятель захватил, и наши гнезда, видно, к настоящему времени уже превратились в прах.
А этот неприятель, чем далее, тем более, следуя своему слепому счастью, продвигается в области Речи Посполитой. Уже в дороге меня догнало известие, что на шхунах переправились через Буг одни в Сокале, другие в Городле, третьи в Устилуге, разослали свои отряды уже тут, по этой стороне Буга, и доходили до владений хоругви или вернее недобитков нашего полка, коих собралось несколько сотен [человек].
Мы держались немалое время около Бута, желая задержать это вражеское нападение, но когда в наступление перешло множество этих изменников, а солдат тоже нечем было задержать без денег, – мы должны были отступить назад, и эта горсточка (в которой и мой поручик остается с некоторой частью войска) уже оказалась здесь, на этой стороне Красного Става.
Что далее произошло на этих днях после моего выхода из Люблина – ничего не знаю: известия редко доходят, ибо все уже бежали. Слышал только то, что [неприятель] три раза штурмовал сокальский монастырь без всяких результатов и должен был по милости божьей без малейшего успеха отступить. Там, слышно, заперлось едва сто человек. Если бы так всюду охраняли крепости и не оставляли их, как нечестивые паны побросали все без защиты, не таковы были бы последствия быстрого продвижения неприятеля и захвата территории. Но поскольку всюду ожидают его с открытыми воротами, то он получает безо всякого труда, что ему приготовила слепая фортуна.
А мы, изгнанные с женами и детьми нашими, оглядываясь только на свои оплакиваемые земли, идем в свет, не имея где преклонить голову.
Написав уже о том, что [происходит] в залитой вместе с иными украинными провинциями нашей Волыни и с последним имуществом нашим, коим завладел неприятель, перехожу к другой несчастной нашей частной скорби. Мать, благодетельница наша, после первого послания в. м. м. м. п. через Ганицкого, затем и другого моего – ибо я посылал другой цуг со свежими лошадьми – не хотела выехать и, оставшись в монастыре, или уже получила мученический венец от тех изменников, или тоже часто претерпевает насмешки и поношения как от гультяев, так и от своих же собственных крепостных. Каждый поймет, что при столь тяжком нашем несчастье и утрате имущества, [постигших нас] по воле божьей, это [обстоятельство] должно нас особенно сильно мучить.
О Львове, и о страшном и почти уже последнем падении – гибнущей отчизны нашей, пришли в субботу из Люблина известия, будто сам Хмельницкий со всем войском, имея несколько десятков тысяч орды, приблизился ко Львову и со всех сторон окружил его, штурмовал войском и артиллерией, а е. м. князь Вишневецкий, получив еще перед наступлением известие о таком большом войске этого неприятеля, дал тягу, отступив от Львова. Я видел очевидца этого, п. Кордыша, который утверждал, что это так, а не иначе, рассказывая, что уже из-под Яворова е. м. князь пошел назад и оставил то войско, которого могло быть при нем около двух тысяч. При этом известии почти весь Люблин упал духом и все живое пустилось в дорогу. Но потом, именно в субботу вечером, приехал также из Львова п. поручик из полка воеводы Бреста Куявского и рассказал, что он выехал позже, чем п. Кордыш, ибо п. Кордыш выехал во вторник, а он в среду, и он уверяет, что Львов вовсе не осажден и что только татары, обойдя своими отрядами Львов и прилегающие области, повернули к Днестру, а Львов, по милости божьей, цел. Хмельницкий якобы по-старому оставался на своем месте, только Кривонос и тот Кудра собирались двинуться со своими полками. Все это доказывает, что некому защищать эти края. Если Речью Посполитой не будет найден скоро выход при избрании короля, то [казаки] достигнут всего, чего хотят.
Так пространно описав общественное бедствие, – хотя я хотел коротко, – перехожу к частному и прежде чем приеду сам, этим письмом моим умоляю в. м. м. м. пана, чтобы ты в данном случае позаботился обо мне и о тех, кои тащатся вместе со мной, заступившись за нас перед е. м. кс. архиепископом, так и другими их мм., кои правят теперь Речью Посполитой, и попросил, чтобы где-нибудь, но в имениях Речи Посполитой, оказали нам приют и позаботились о нас в нашем несчастье. Лишь бы только мы могли поместить наших жен, а сами снова, даст господь бог, со счастливо избранным королем обратимся как можно скорее против этого неприятеля.
[Сообщая] обо всем этом, оставив пространное место для устной беседы с в. м. м. п., посылаю теперь как можно скорее это письмо. А сам, даст господь бог, в пятницу обещаю прибыть в Варшаву. В это время изволь только, в. м., посоветовать и придумать какой-либо приют, прежде чем нажмут другие, ибо все, что живо, повернуло сюда.
Затем себя самого и усердно братскую службу мою поручаю милости в. м. м. м. п.
Дано в Сокале 14 октября
В. м. м. весьма м. пана нижайший брат и слуга
Н. Кисель