1650. Письмо о переговорах Речи Посполитой с Крымом

ПИСЬМО КИЕВСКОГО ВОЕВОДЫ А. КИСЕЛЯ ПОЛЬСКОМУ КОРОЛЮ ЯНУ КАЗИМИРУ С СООБЩЕНИЕМ О ТОМ, ЧТО БОГДАНУ ХМЕЛЬНИЦКОМУ СТАЛО ИЗВЕСТНО О ПЕРЕГОВОРАХ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ С КРЫМОМ ПО ПОВОДУ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СОЮЗА ПРОТИВ УКРАИНЫ
1650 г. ноября
Копия письма е. м. п. киевского воеводы е. к. м.
Наияснейший милостивый король, государь и пан милостивый. После отправки мною в. к. м. п. м. м. писем наступил ныне следующий новый внезапный и неожиданный пароксизм. Поступило к гетману Запорожскому из Крыма сообщение, что якобы кто-то, в. к. м. посланный, кто, я не знаю, подстрекает татар против казаков и разрывает их братство. И сразу [гетман] заявил, что эти подстрекательства не лягут на совесть крымского хана, который, наоборот, по своему искреннему отношению к казакам и сообщил им об этом.
Затем он снова направил [посла] в Крым с благодарностью и с просьбой, чтобы все орды были готовы, когда реки станут.
Об этом сообщил мне прежде всего мой конфидент из Чигирина.
Подтвердил это потом Антон (Антон Жданович), киевский полковник, который ходил в Стамбул и сам встретился с этим нашим, который ехал в Крым. Однако я не понимаю, каким образом мог это разболтать очаковский бей, который киевскому полковнику [все это] рассказал.
Затем, везде уже надоедливо твердя о войне, и придя к выводу, что Речь Посполитая враждебна по отношению к ним, они открыто готовятся к войне.
Писал я гетману запорожскому и всем святым клялся, что такого вовсе нет, что это поганские выдумки. Но хотя бы ангел с неба твердил то же, а он уже усвоил это столь твердо, что никто ему из головы этого не выбьет.
Я же по чистой совести своей принял обязательства, ибо не имел об этом ни от кого никакого сообщения, ни предостережения (хотя и это – нужная вещь, но это нужно было сделать более осторожно) и по сегодняшний день еще не верю тому, что это все-таки уже (в завершение несчастий Речи Посполитой) подходит и всякая надежда на мир у меня пропала.
Спешу поскорее об этом сообщить в. к. м. п. м. м., а также о том, с чем тот полковник ходил к орде и что принес, и сам уже подробно изложу выведанное мною о посольстве.
Благодарил за то, что разрешено хану крымскому и всем ордам помогать войску Запорожскому и просил, чтобы новый эмир тоже это подтвердил и предложил в.., если бы в этом нуждалась орда, быть готовым к услуге.
Итак, это посольство, направленное к эмиру, было принято более, чем благодарно, и приказано, чтобы, насколько это нужно будет, румельские, мультянские и молдавские силы были готовы; чтобы [казаки], как и другие, имели при дворе в Константинополе своих назначенных резидентов.
Послали гетману в Чигирин через чауса с этим же киевским полковником несколько турецких коней с упряжью.
Татарам и казакам прощено разорение Молдавской земли. Тот же чаус турецкий должен в Чигирине задержаться, то ли по приказанию визиря, для осведомления, что тут между нами произойдет, то ли по желанию гетмана запорожского. Все это, раздробив скалу обычным молотом, я почерпнул из источника .
Чего уже наша отчизна должна ожидать, в. к. м. изволит взвесить из только что изложенного мною вашему величеству.
В письме моем, датированном из Ирклея, написанном в начале августа , я обо всем этом с должной добросовестностью сообщил в. к. м. и отчизне. И поэтому всегда думал я и сейчас думаю, – нет ли какого-либо способа удержать этого неугомонного, опутанного поганством человека, ибо г. бог изволит знать, каков может быть исход войны при такой огромной силе и в столь скором времени, ибо он в любой день, если захочет, может напасть на в. к. м., а нам только еще [надо] готовиться к этому.
Рад бы я еще задержать собою каким-то образом эту силу, еще более желал бы я помочь как-то этому, однако, уже имею предостережение от моего конфидента, чтобы я больше не надеялся и уходил.
Итак, как сумею позабочусь о себе и братьях, и с божьим всемогущим провидением выберусь, а то, о чем необходимо предупредить в. к. м. и отчизну, я посылаю с верным подданством и др.