Цивилизация Золотой Орды

Э. С. Кульпин

ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ[1]

Степь и кочевая культура

Во все времена кочевники были маргиналами цивилизационного развития, которое традиционно связывается с развитым земледелием, ремеслом, городской культурой. Довольно часто, если не как правило, кочевники становились паразитической социально-политической над­стройкой на теле государственной и общественной самоорганизации временно завоеванных ими земледельческих народов. Дальнейшая судьба завоевателей-кочевников – либо ассимиляция местным насе­лением, либо изгнание из страны, либо отход в завоеванной стране на второстепенные социально-экономические роли, занятие какой-либо второстепенной социальной экологической ниши. Причины столь не­завидной судьбы кочевых народов в специфике культуры кочевых на­родов.

В то же время культура кочевников не может рассматриваться как низкая, ущербная, она достигла высокого уровня соответствия, «пригнанности» со специфическим хозяйствованием – кочевым ско­товодством, с высокопроизводительной и потому тупиковой техноло­гией. Кочевники исторически заняли природную экологическую ни­шу – зону степей, территорию суровых природных условий. В степи в древности и средневековье не случайно жили только кочевники, но не земледельцы. Не случайно в средневековье Великая степь до Золотой Орды не была страной городов. Климат степей Евразии суров и плохо приспособлен не только для земледелия, но и для жизни людей (одна из последних работ о степях [Мордкович и др. 1997]).

Степь отличается сезонной и суточной контрастностью темпера­тур с сильным перегревом земли летом и резким остыванием зимой, большим суточным перепадом дневных и ночных температур. «Степ­ной климат отличается от климата других ландшафтных зон прежде всего поразительным непостоянством, – пишет Вячеслав Мордкович. – Жизнь между засухой и потопом, жарой и холодом – обычное со­стояние экосистем степного типа. Климатические контрасты прояв­ляются также чередованием морозных дней и оттепелей зимой, внезапным похолоданием летом или таким же неожиданным потеплени­ем (до 30 °С) рано весной в апреле, когда еще не полностью растаял снег». Летом «холодный душ» сменяется изнуряющей жарой и засушьем. «Даже в середине лета бывают похолодания как в тундре. Среднесуточная температура воздуха в июле может вдруг опуститься с 30 до 7 °С… Требуется всего 2-3 часа, чтобы температура поверхно­сти степной почвы подскочила с 16 до 42 °С. Суточная амплитуда температур воздуха в степи даже в середине лета достигает 31 °С» [Мордкович и др. 1997: 129, 140, 142]. Практически вся выпадающая атмосферная влага (80 %) в степи приходится на летние месяцы, при­чем крайне неравномерно: в июне-июле от Молдавии до Дона – засуха. С третьей декады сентября все евразийские степи погружаются в зимнюю спячку либо из-за нехватки тепла, либо воды, либо того и другого. Иногда вся влага может выпасть одним большим летним ливнем и быстро испариться из-за жары, а во все остальное время – сушь, из-за которой в степи не растут деревья, мало сочного разнотравья, и у людей пересыхает язык во рту. Растения могут использо­вать не более одной пятой выпадающей в степи влаги. Через каждые 3–4 года в степи повторяются сильные засухи [Мордкович и др. 1997: 27-37]. Не случайно земледелие кочевников сводилось к весеннему посеву и уходу от поля, с возвращением к нему лишь осенью, сбору скудного урожая, если он был.

Образ жизни, культура и духовные представления кочевников во многом определялись особенностями хозяйства, имели ограничения, обусловленные типом хозяйствования, были чрезвычайно специфиче­скими, отличными от народов-земледельцев. Культура кочевников была малоспособна к трансформациям, постепенному переходу от кочевого скотоводства к земледелию. Земледельческий труд у ското­водов традиционно был не престижным. В древности и средневековье самым престижным был труд воина. Земледелие требует интенсивных трудовых вложений в течение всего года. Земледельцу, в отличие от скотовода, было трудно быть одновременно и пахарем, и воином. Трудозатраты скотовода много меньшие. За него «работает» прежде всего сама природа. В соответствии с традициями средневековой сте­пи каждый мужчина был воином. Данное обстоятельство давало воз­можность небольшим кочевым племенам одерживать победы над многочисленными народами, когда армии последних количественно и качественно уступали кочевникам, а в результате побед – временно порабощать земледельческое население. Хотя без насилия власть – не власть, при одном насилии она недолговечна.

Устойчивым же государство будет тогда, когда становится необ­ходимым, полезным обществу, когда является гарантом порядка, про­изводства, инфраструктуры и обмена. Чтобы быть гарантом порядка, нужно не просто знать культуру завоеванного народа, но принадле­жать к ней. Чтобы осуществлять производственный контроль, нужно знать производство. Специфика кочевого хозяйства связана с высокой территориальной мобильностью. В силу этого обстоятельства кочев­ники могли быть полезны обществу в качестве информационного зве­на в управлении государством. Но эта функция управления, хотя и важна, но второстепенна. В целом, власть завоевателей-кочевников не случайно всегда рассматривается как временное торжество грубой силы, варварства. Также традиционно оценивается и в Золотой Орде власть кочевников, именуемая в народе и литературе татаро-монгольским игом. Исходя из посылки ига, нельзя даже предполагать какое-либо существенное позитивное влияние власти кочевников в Восточной Европе на эволюцию суперэтноса. Однако задачи удержа­ния власти в Золотой Орде требовали от завоевателей нестандартных решений, они и определили культурный взлет народов, располагав­шихся южнее славян – жителей северных лесов.

Города и торговля в Золотой Орде

В XIII-XIV вв. Золотая Орда была не только самым большим по территории и численности населения, но, по-видимому, и самым бо­гатым государством в Восточной Европе [Егоров 1985]. Богатство и могущество во многом проистекало из роли Золотой Орды как моста в материальном и духовном обмене Запада и Востока. Через это государство проходило большая часть Великого шелкового пути, а об­служивание транспортных коммуникаций стало одной из главных функций государства. В Золотой Орде под единой политической вла­стью оказались не просто многочисленные и разные народы и земли, но народы, живущие вдали друг от друга независимой экономической и культурной жизнью, говорящие на разных языках. Это государство, включая зависимые,     т. е. говоря современным языком автономные полугосударственные образования, простиралось на огромной терри­тории: от Карпат на западе до Алтая на востоке и от Белого моря на севере до Черного и Приаралья на юге. На севере обитали восточные славяне, уже в то время, вероятно, самые многочисленные во вме­щающем ландшафте. На юге, в низовьях Аму-Дарьи, в оазисе в окру­жении пустынь и полупустынь жили мусульмане-хорезмийцы, гово­рящие на фарси, и разноязыкие народы Северного Кавказа и Крыма, пока еще в XIII-XIV вв. в своем большинстве христиане, но уже на­чавшие омусульманиваться. Севернее земледельцев Хорезма, Кавказа и Крыма в широкой полосе степей кочевали тюркоязычные скотово­ды – язычники, мусульмане, христиане и иудаисты. Далее на север в лесостепях и лесах жили славяне, балты, финно-угры, тюрки – булга­ры, чуваши, башкиры. Кроме славян, скорее номинально, чем факти­чески, принявших христианство, остальные народы не были конфес­сионально объединены, делясь на христиан, мусульман и язычников.

Все народы Золотой Орды в условиях господства натурального хозяйства были экономически самодостаточны, что для средневеко­вья естественно. У них не было, столь характерной для современного мира, сильной внутренней потребности в обмене знаниями, продук­тами производства, технологиями и культурными достижениями. Насилием объединить многие этносы было много проще, чем удержать в одном государстве аморфный конгломерат народов. Жизнеспособ­ность империи объективно зависела от того, насколько эти самодос­таточные регионы установят между собой связи, насколько эти связи – экономические, культурные и идеологические, станут тесными, естественными, насколько народы их населяющие станут двуязычными, говорящими как на своем родном языке, так и на общем для всех под­данных империи. Иными словами, насколько люди, населяющие им­перию, превратятся в систему, где внутренние связи между элемента­ми намного теснее внешних.

Названному превращению препятствовали не просто различия языков, культуры, хозяйства, но и территориальная разобщенность. Географический центр империи находился в степях, где было крайне редкое население. Степи составляли в XIII в. более трети всего госу­дарства, а если смотреть на территории относительно плотного насе­ления – около половины. Для удержания власти желательно было расположить политический центр государства в месте, равноудален­ном от островков плотного населения, расположенных по окраинам государства. В противном случае эффективность управления дальней периферией при тогдашних средствах коммуникации была бы чрез­вычайно низкой. Связи между этими окраинами и внешним окруже­нием могли оказаться более тесными, чем между частями империи, что изначально обусловило бы нежизнеспособность самой империи. Но для этого нужно было колонизировать центральные области государства, осуществить не внешнюю, но внутреннюю колонизацию, антропогенизировать центральную часть вмещающего ландшафта.

Не знаю, насколько завоеватели (в своем подавляющем большин­стве разные тюркские этносы, во главе которых стояли монголы) осознавали ситуацию именно так, как она описана выше. Нельзя пре­уменьшать интеллектуальные способности прошлых поколений, как не стоит и преувеличивать. Известно, что советниками Бату-хана (Ба­тыя) были китайцы, а китайская цивилизация в то время была не только древнейшей, но самой высокой. Проблемы государственного управления в этой цивилизации были так полно и детально изучены, как нигде.     с

Мы не знаем, как конкретно выбиралось место для столицы им­перии, но факт, что первая столица – Сарай-Бату была равномерно удалена от основных районов плотного населения как на севере, так и на юге. Вторая столица – Сарай Ал-Джадид (Новый Сарай) была рас­положена почти точно в середине империи, если смотреть с севера на юг: на 48° параллели северной широты, и лишь немного сдвинущуг середины к западу по долготе – 46° восточной долготы (географиче­ский центр Золотой Орды – 50° северной широты и 51° восточной долготы). Сдвиг на запад был обусловлен не только великой меридианальной магистралью Восточной Европы – Волгой, но и массой населения, которая тяготела к западу и северу государства.

Столица империи – не просто административный центр. Знать, бюрократический аппарат нуждались в обслуживании. Потребности остального населения, пусть весьма скромные, также должны были удовлетворяться. Наконец, для воинских соединений, находящихся в столице и близ нее, нужны оружие и провиант. А вокруг столицы во­обще не было местного оседлого населения, не было не только горо­дов, но селений и, соответственно, полей, огородов, ремесленного производства. Здесь была степь с суровыми природными условиями, малопригодная в условиях средневековья для земледелия и развития городов. Не случайно до образования великой Монгольской империи в евразийской степи, за редкими исключениями, не было городов, сел, развитого производства, земледелия. Степь представляла собой в сравнении с населенными северными и южными окраинами империи почти человеческую пустыню, по которой сезонно мигрировали с востока на запад и обратно немногочисленные кочевые племена.

Воздвигнуть большой город за сотни километров от областей оседлого населения невозможно без создания на месте строительной индустрии, без производства строительных материалов, которых не было в окружающей город степи, прежде всего камня и дерева. Дере­вья в степи встречаются редко и локально – в понижениях рельефа, чаще всего в долинах рек или руслах временных паводковых водото­ков. Для строительства городов в нижнем и среднем течении Волги дерево сплавлялось с севера. Оно было необходимо тогда не только как непосредственно строительный материал, но для обжига кирпича, для отопления домов, для любого производства: от керамического до оружейного. В. Л. Егоров пишет о первой столице империи: «Город был не просто столицей государства, а крупнейшим (выделено мною. – Э. К.) центром ремесленного производства. Целые кварталы зани­мали ремесленники, специализировавшиеся на какой-то определен­ной отрасли (металлургической, керамической, ювелирной, стеколь­ной, косторезной и т. д.» [Егоров 1997: 75].

Построить на «обочине» хозяйственно-экономической системы один, даже крупный, город можно, но если этот город находится слишком далеко от поддерживающей его периферии, то поддержи­вать его жизнеспособность сколько-нибудь длительное время трудно или невозможно. Вслед за созданием столицы возникла проблема ук­репления ее системой земледельческих и ремесленных поселений, иными словами, колонизации степи. Внеэкономическим путем соз­дать подобную систему и в наши дни затруднительно, а в средневеко­вье было просто невозможно. Насильно государство не могло осуще­ствить колонизацию степи, построить в ней систему взаимосвязанных городов. Однако оно могло создать условия для колонизации.

Мы не знаем имелся ли хотя бы в общих чертах план того, что было реально создано в первоначально почти безлюдной после мон­гольского нашествия центральной части государства, существовало ли нечто подобное программе хозяйственного освоения степи, созда­ния в ней очагов земледелия, развитого скотоводства, строительства населенных пунктов – центров торговли и ремесленного производст­ва. Скорее всего, ничего подобного не было. Более правдоподобно предположение, что правители Золотой Орды руководствовались лишь конфуцианским (изначально даоским) принципом «у-вэй» – недеяния. Оно просто решило воспользоваться плодами своего геогра­фического положения: по территории Золотой Орды проходила боль­шая часть Великого шелкового пути. Мысль о том, что было бы не­плохо создать благоприятные условия для международной торговли, вероятно, была не просто очевидной, но подкрепленной политиче­скими и идеологическими установками Чингис-хана. Так или иначе, можно констатировать, что правящая элита Золотой Орды в полной мере использовала свое положение моста между Западом и Востоком. Она стала действовать в том направлении, которое благоприятствова­ло экономическому развитию.

В XIII и XIV вв., как правило, лишь торговые республики Италии поддерживали своих купцов. Остальные государства, которых в Цен­тральной Европе было великое множество, облагали купцов много­численными пошлинами, а мелкие бароны занимались прямым гра­бежом проезжих купцов. В противоположность этому, как отмечали ведущие исследователи Золотой Орды – Г. Губайдуллин [1994], М. Г. Сафаргалиев [1996],                      Г. А. Федоров-Давыдов [1973] и другие, в этой империи был создан и вплоть до середины XIV в. поддерживался режим наибольшего благоприятствования для торговли и производст­ва для иноземцев. Что касается своих купцов, то правительство не только предоставляло им льготы, но прямо финансово поддерживало их. В описании порядков Золотой Орды у Газиза Губайдуллина лейт­мотивом проходит не сформулированная конкретно, но четко выра­женная мысль: порядок ради торговли [1994: 55-77]. Все исследова­тели средневековой степной империи сходятся во мнении, что соз­данный в Золотой Орде и поддерживаемый государством в течение длительного времени порядок максимально благоприятствует торгов­ле. Торговые пути там были безопасны, хорошо организованы, деше­вы, таможенные пошлины низкие.

«Говоря о торговле, – полагает Газиз Губайдуллин, – нельзя пройти мимо дорог и почтовой связи… Природные условия страны кипчаков были разнообразны: сплошные лесные массивы, реки, боло­та, степи. Для контроля страной со столь пестрыми природными ус­ловиями требовалось прежде всего устройство хороших дорог, при­годных для проезда в любое время года… Дороги были нужны для быстрого передвижения больших масс войск, а также для организа­ции быстрой и надежной связи со всеми уголками страны. Дороги постоянно ремонтировались, велось большое строительство новых до­рог. Через некоторые реки были переброшены мосты. У переправ че­рез крупные реки содержались специальные лодки и лодочники, тут же на берегах рек были дома, где проживали проводники. Персонал, обслуживающий дороги, имел специальные наименования, как, на­пример, кэмэчи (лодочник), куперчи (мостостроитель). Придорожным жителям вменялось в обязанность сопровождать государственных чиновников, путешественников и купцов, предоставлять им при надоб­ности лошадей, кормить, устраивать их ночлег и отдых. Обслужива­ние имело специальное название глуфэ (или алапа), а самих путеше­ственников называли не иначе как кунак кешен (твой гость). На боль­ших дорогах были сооружены специальные дома – ямы, в которых содержались почтовые лошади, всегда готовые для нужд путешест­венников» [1994: 65].

Тот же автор пишет: «Насколько этот путь (из Европы на Даль­ний Восток. – Э. К.) был важен для итальянских торговых республик, говорит тот факт, что для торговцев начали готовить специальные по­собия об этом пути. В одном из них о кипчакских землях говорилось: «Прежде всего, в городе Тана (который расположен там, где находит­ся современный Азов. – Г. Г.) необходимо взять одного переводчика, знающего кипчакский язык, и еще для охраны двух работников. С со­бой нужно брать также муку и соленую рыбу, так как в пути следова­ния можно встретить много мяса, но нет того, о чем сказано выше. Вооруженных охранников брать не следует (выделено мною. – Э. К.), так как татарские ханы всю дорогу от Тана до Китая хорошо охраня­ют». Как говорится далее, дорожные расходы невелики. Они состав­ляют небольшую часть от стоимости тех товаров, которые предназна­чены для продажи. Товары можно вести в повозках, которые могут брать до 30-40 пудов. В эти повозки обычно запрягают трех верблю­дов… Кроме того, имеется несколько карт, составленных итальянца­ми, путешествовавшими в Китай» [Губайдуллин 1994: 62-63].

Вторая важная для функционирования государства мысль Газиза Губайдуллина связана с первой, но выражена походя: «После оконча­ния крупных войн и значительного сокращения доходов от военных трофеев золотоордынское государство полностью отрегулировало во­просы бюджета, его расходную и приходную часть. Налоги были трех видов и налагались, во-первых, на тюркское население – самих татар, во-вторых, на подчиненные им народы, в-третьих, на товары купцов – пошлина …» и далее: «Основная статья доходов в Золотой Орде фор­мировалась за счет таможенных сборов» [1994: 69].

Нет сомнений, что Губайдуллин не имел возможности реконст­руировать все статьи доходов и расходов. Для исследователей сред­невековых государств это практически недостижимая задача, однако сам характер видов налогов, приводимый им [там же: 69-71], недву­смысленно говорит о том, что звонкую монету или товар, могущий быстро обратиться в звонкую монету, скорее всего, могла дать имен­но внешняя торговля.

Порядки великой империи, которые для современного читателя кажутся обычными, совершенно иначе выглядели для европейцев средневековья. Вот что пишет о Европе того времени Ж. Ле Гофф: «У путешественников не было недостатка ни в испытаниях, ни препятст­виях… почти исчезла разрушенная вторжениями и неподдерживаемая великолепная сеть римских дорог… путники охотно делали круг, что­бы обойти замок рыцаря-разбойника, чтобы посетить святилище… Средневековый люд шел по тропам, дорожкам, запутанным путям, которые блуждали между несколькими фиксированными пунктами: ярмарочными городами, местами паломничества, мостами, бродами или перевалами. Сколько препятствий нужно было преодолеть: лес с его опасностями и страхами… бандиты, будь то рыцари или вилланы, засевшие в засаде на краю леса или на вершине утеса; бесчисленные пошлины, взимаемые с купцов, а иногда и просто с путешественников у мостов, на перевалах, на реках… скверное состояние дорог» [1992: 128-129].

Значительная часть исследователей отмечают также благоприят­ную роль низких таможенных сборов на развитие торговли в Золотой Орде. Последние не превышали 5 % от стоимости товаров. В Север­ном Причерноморье – до 3 % на ввоз и вывоз товаров. «Лишь при Бардибеке (1357-59), в канун кризиса власти 60-80-х гг. XIV в., тор­говые пошлины здесь выросли до 5 %. К мероприятиям, стимулиро­вавшим новый рынок, остается добавить курс властей на участие в финансировании купцов-уртаков в первой половине XIV в. Все это привело к резкой активизации торговли на маршрутах степного пути» [Крамаровский 1992: 39].

Зарождение и развитие культуры степной гардарики

На перекрестках дорог, где по ханскому приказу были созданы и затем четко функционировали станции обслуживания путешествен­ников – ямы, на месте переправ возникли и стали расти населенные пункты, постепенно превращавшиеся из мелких в крупные. По плот­ности населения (более тысячи жителей на квадратный километр) и по числу жителей многие из них становились городами. Строились степные города быстро, в отличие от старых селищ, практически од­новременно (во второй половине XIII – первой половине XIV в.) и хо­тя не по единому «типовому проекту», но по единым принципам и нормам. Основными строительными материалами фундаментальных сооружений были камень и кирпич. Кирпичи, как и связующие мате­риалы – известь, изготовлялись на месте, а дерево для обжига кирпи­ча и извести могло быть поставлено в безлесную степь нередко толь­ко издалека, да и камень тоже не всегда был рядом. Степные города Золотой Орды отличались от всех тогдашних городов как Запада, так и Востока.

Новые города в южнорусских степях имели водопровод (в кера­мических трубах), канализацию (в деревянных), общественные бани. Их жители брали питьевую воду в фонтанах. Роль водостоков выпол­няли арыки. В Сарае обнаружен даже общественный туалет, разде­ленный на женскую и мужскую половины [Егоров 1997: 76]. В те времена в Европе бани и водопровод были редкостью, водосточные канавы появились только в XIV-XV вв. и то лишь в крупных городах, общественные туалеты – явление XIX в. Бани в золотоордынских го­родах выполняли функции современных клубов. Люди там встречались, общались и даже вели деловые переговоры.

Степные города Золотой Орды принципиально отличались от го­родов Европы и Азии того времени. Прежде всего, они не имели стен, что позволяло иметь широкие улицы и кварталы усадебного типа: вдоль Волги дома стояли в садах. Города имели восточный облик, но не было в них обычной для восточного города цитадели – арки и торгово-промышленного предместья за крепостной стеной – рабата, хотя промышленные районы располагались не в центре города.

Экономические функции средневековых городов заключались в обслуживании земледельческой периферии и местной торговли. Степные золотоордынские города также обслуживали скотоводче­скую периферию, частично ближайшую земледельческую округу, но кроме того, а иногда и прежде всего – магистральные торговые пути, в том числе главный Великий шелковый путь. Этим определялось наличие в каждом городе от одного до нескольких караван-сараев. Последние играли роль не только гостиниц, трактиров, но и бирж.

Облик любого города определяется центральной площадью. По­скольку новые города создавались буквально на пустом месте и без ограничивающих пространство стен, то центральные площади их бы­ли большими, как правило, много большими, чем в старых городах, и имели прямоугольную или квадратную форму. Например, в западном Шехр ал-Джеддиде (Старый Орхей, близ современного Кишинева) городская площадь занимала территорию 2 тыс. кв. м. На централь­ной площади находились монументальные сооружения, в обязатель­ном порядке – культовые, соборные. При храмах, как правило, были помещения духовных школ. На центральной площади напротив мече­ти располагался караван-сарай (главный караван-сарай, если в городе их было несколько). Здесь же находились торговые ряды и мастер­ские [Егоров 1985; Брыня, Рябой 1997].

В результате консолидированных действий власти и общества удивительно быстро, всего лишь за какие-то 60 лет, в степи возникло более ста городов (к настоящему времени археологи открыли 110 [Егоров 1997: 72-76]). Подобно тому как в камере Вильсона капельки влаги возникают по пути движения электрона и обозначают его неви­димый полет, города Золотой Орды обозначили направление двух транспортных торговых путей Евразии: с запада на восток – Великий шелковый путь и севера на юг, где Волга заменила Днепр в пути из варяг в греки, а роль варягов стал выполнять не только север Европы, но Русь, а Византии – Персия. Помимо собственно золотоордынских городов, в степи возникло 38 факторий торговых республик Италии – Венеции и Генуи. Часть факторий представляли собой небольшие по­селки, факториями были кварталы, обнесенные стенами, в двух золотоордынских столицах, часть – города, из которых ныне наиболее известны главные из них – крымские Судак и Феодосия – средневеко­вые Солдайя и Каффа. Фактории вовсе не были независимыми частя­ми – государствами в государстве. Как пишет М. Г. Крамаровский: «На протяжении всей золотоордынской истории Солхат-Крым доминировал на полуострове в постоянном соперничестве с Каффой. И хо­тя это был спор двух примерно равных по возрасту административ­ных «столиц» – джучидской и «колониального владения Газзарии» – реальная власть в Крыму, несмотря даже на поражение золотоордын- цев в локальной войне с генуэзцами в 1385-86 гг., принадлежала Солхату… нас не удивляет, что в пересказе Ибн Батутты эмир Азова (Аза- ка-Таны. – Э. К.) выступает как лицо, подчиненное Толук-Тимуру, темнику, представлявшему в Крыму интересы золотоордынских ха­нов от Токты до Узбека» [1997: 102].

Интенсивная городская колонизация степи (первая половина XIV в.) пришлась на время, когда внутренняя колонизация в Западной Европе (Великая распашка и возникновение новых городов) заверши­лась (конец XIII в.), ознаменовав колоссальный прорыв вперед евро­пейской цивилизации. Однако в Западной Европе распахивались земли, которые и раньше были пашней, но заросли лесами после гибели Римской империи, росли города там, где и раньше они были. В степях же раньше ничего подобного не было. Здесь все было впервые, а по­вторено (если можно применить данное слово) было лишь 500-600 лет спустя. Иными словами, городская цивилизация, о которой в За­падной Европе известно поныне бережно хранимым с тех времен дос­тижениям и материальной, и духовной культуры, от Золотой Орды не хранились достижения духовной культуры: не было преемственности ее в Московском государстве. Города Золотой Орды были стерты с лица земли 20-летней гражданской войной (Великой замятней 1360–1380), нашествием Тимура (1395), сохранившиеся и полуразрушен­ные здания буквально сравнены с землей при Петре I. Лишь благода­ря археологам нам известно о бытовой культуре жителей степных го­родов. В частности, то, что по многим параметрам она превосходила западноевропейскую. Что касается духовной атмосферы, то здесь из­вестны лишь общие положения. Здесь не было университетов, уже возникших в то время в Западной Европе, но «в оба Сарая – Сарай Ва­ту и Сарай Берке – приезжали ремесленники, купцы, художники, уче­ные и разнообразные представители тогдашней феодально-мусульманской интеллигенции» [Греков, Якубовский 1950: 91], при мечетях существовали школы. Историки прежде всего фиксируют непривычную для европейской и ближневосточной цивилизаций того времени веротерпимость. Конфессиональная принадлежность не была ограни­чением для социальной и служебной карьеры. Государство гаранти­ровало защиту от любых преследований, оскорблений из-за конфес­сиональной принадлежности. Иными словами, речь идет о духовной свободе, ставшей непременным условием лишь нашего времени.

Некоторые косвенные свидетельства говорят о том, что не ис­ключено, что порядок, поддерживаемый государством, в Золотой Ор­де был не на словах, как в большинстве государств того времени, но на деле, жестким и в некоторых своих чертах вполне цивилизован­ным. В частности, известно, что представителям власти запрещалось брать заложников, арестовывать вместо преступника родственников или соплеменников [Григорьев, Григорьев 1990: 96]. Ориенхадия не на групповую, но личную ответственность каждого совершившего проступок характерно для норм современного права. Обычно обращение к групповой ответственности свидетельствует о бессилии власти, приоритет личной – о способности органов государства контро­лировать социальную жизнь общества. Известно, что ханская власть до Великой замятии 1360 г. была сильной. Не исключено, что она бы­ла настолько сильной, что (с точки зрения современного человека) могла действовать цивилизованными методами.

Был ли свободен человек в Золотой Орде? Понятия законности и свободы современного и средневекового человека не совпадают. С современной точки зрения подданный хана был бесправен, поскольку его права не были защищены четкими, юридически оформленными законами, обязательными для всеобщего исполнения, когда «закон превыше короля». С позиций тогдашнего европейца – максимально свободен. Ибо по его понятиям, «свободный человек – это тот, у кого есть могущественный покровитель» [Ле Гофф 1992: 262]. В Золотой Орде покровитель был самый могущественный из всех возможных – огромное мощное государство. Возникает главный вопрос: кто были создатели степной городской цивилизации?

Суперэтнический синтез

В процессе самоорганизации, перехода от хаоса к порядку многое зависит от этноса-лидера, от его способности предложить другим на­родам «формулу» такого совместного бытия, которое устраивало бы всех. Обычно при завоевании кочевниками земледельцев такой этнос был «готовым»: миссию ведущего системообразующего этноса завое­ватели уступали завоеванным народам. В Золотой Орде ситуация бы­ла нетипичной. Как уже говорилось, в империи не было компактного и этнически однородного населения. Управление огромным государ­ством, состоящем из нескольких, оторванных друг друга анклавов по­стоянного земледельческого населения, при неразвитости тогдашних путей сообщения могло осуществляться только из центральной части империи. Но там не было постоянных жителей, а следовательно, не могло быть готовых социально-экономических структур и местного управленческого аппарата, который можно было эксплуатировать. Там вообще не было местного оседлого населения, не было не только городов, но селений и, соответственно, ремесленного производства. Была степь с суровыми природными условиями, малопригодная в ус­ловиях средневековья для земледелия и развития городов. Бремя им­перии требовало от завоевателей-кочевников, если не полностью, то в значительной степени превратиться в оседлое население – горожан-ремесленников и земледельцев, либо организовать земледелие и ре­месленное производство из других народов, либо выбрать компро­миссный вариант, и тогда в степи возник бы новый этнос, в создание которого вложили бы свою лепту все народы империи.

Ясно, что первый вариант (массово сесть на землю) не имеет от­ношения к реальной истории Золотой Орды. Свидетельств о массовых насильственных обращениях кочевников в земледельцев в истории Золотой Орды мы не знаем. Какая-то часть потомков завоевателей кочевников стала горожанами, живущими в городах постоянно. Но большая их часть жила в городах лишь зимой, а с наступлением вес­ны уходила кочевать в окружающие степи. Зимой население степных городов возрастало за счет юрт кочевников, образующих кварталы временного поселения. По-видимому, в случае Золотой Орды речь может идти о втором или, скорее, о третьем варианте – создании но­вого этноса в степи.

Неизвестно, насколько завоеватели-монголы, составившие вер­хушку правящего социального слоя, осознавали проблемы государ­ственного строительства, насколько завоеватели-кочевники, ставшие привилегированной стратой в государстве, элитой, думали о государ­ственных интересах. Не исключено, что главной заслугой элиты был правильный подбор профессионалов-управленцев, вне зависимости от их этнической принадлежности и социального происхождения. Элита решала текущие проблемы руками советников-министров, а самотек решения текущих проблем стихийно содействовал разрешению главной задачи. Ретроспективно мы можем видеть лишь итоги этой деятельности.

Не случайно столица государства первоначально создавалась трудом представителей покоренных народов – специально отобран­ных высоких (каждый в своей области) профессионалов, насильст­венно вывезенных на постоянное местожительство в степь, потомки которых становились свободными жителями степных районов. В Ор­де, как пишут Б. Д. Греков и А. Ю. Якубовский: «Редко рабы пережи­вали в одной линии несколько поколений, и – по большей части – ес­ли отец был рабом, то сын садился на землю, наделялся средствами производства и становился сабанчи (свободным пахарем) или уртакчи (испольщиком). Огромное количество рабов из военнопленных были ремесленники, вывезенные при завоеваниях из одного места в другое. Оседая на новой территории, в новом городе как военнопленные-рабы, они постепенно делались свободными лицами» [1950: 116-117].

Со временем в степи вдоль рек стало развиваться не только бо­гарное, но и орошаемое земледелие, садоводство. Для пропитания го­родского населения необходимы были зерновые, которые лишь ча­стью стали выращиваться вдоль Волги и доставлялись в степные го­рода издалека. Для защиты от холода, строительства, обжига кирпи­чей, производства утвари из керамики и металлов, оружия требова­лось огромное количества топлива, которое в безводную и потому безлесную степь нужно было доставлять с далекого лесного севера. Само существование столицы, а затем растущих около нее поселков, городков требовало хозяйственных связей с провинциями. Эти связи были тем более необходимы, что центр империи географически нахо­дился в климатической зоне, не слишком благоприятной не только для градостроительства, но и жизни людей. Но как только удалось удовлетворить базовые потребности – защиту от голода, холода, воспроизводства и получения удовольствий – 110 степных городов стали местом концентрации экономической и культурной жизни империи, базой развития цивилизации. Города притягивали к себе экономиче­ски активное население со всех областей империи и из-за ее рубежей. Эти города одновременно являлись живыми свидетельствами формирования новой цивилизации.

Уровень цивилизованности общества определяется его способ­ностью не просто хозяйственно освоить неблагоприятные для жиз­ни людей участки земной поверхности, но и обеспечить там условия жизни, соответствующие принятым обществом стандартам. Се­верные рубежи римской империи совпадают с нулевой изотермой ян­варя: это граница, в пределах которой Рим мог обеспечить пользова­ние благами своей цивилизации.. В наши дни Аляска является той се­верной границей западноевропейской цивилизации, в пределах кото­рой обеспечиваются уровень и качество жизни граждан в соответст­вии с принятыми в США стандартами. Что касается степей, то не слу­чайно лишь в XIX в. прошли процессы гардаризации североамерикан­ских прерий (Дикого Запада) и южноамериканской пампы, а антропо-генизировать южнорусские степи, создать там систему городов и го­родских удобств жизни удалось также лишь в XIX в. Создание системы городов в Южнорусских степях в XIV в. позволяет говорить о Золотой Орде как о попытке цивилизационного прорыва в истории человечества.

Изначально для Золотой Орды был характерен религиозный плюрализм, а межконфессиональная рознь преследовалась государст­вом. Со временем в городах преобладающей религией населения стал ислам. В своем подавляющем большинстве жители городов, именуе­мые татарами, по происхождению вряд ли были тюрками. Знать со­стояла из тюркизированных потомков завоевателей – монголов. Сколько было этих потомков завоевателей, каков был их удельный вес в империи и степных городах, мы не знаем. Существенная часть (какая, сегодня определить трудно) незнатных тюрков, пришедших в Южнорусские степи с монголами, по всей вероятности, осталась кочевниками. Другая, видимо много меньшая, часть постепенно пре­вращалась в постоянных жителей городов.

Социальная страта, из состава которой формировались чиновни­ки государственного аппарата – организующей силы империи, была, вероятно, чрезвычайно пестрой. Известно, что первоначально совет­никами монгольских завоевателей были китайцы. В дальнейшем в со­ставе названной страты стали преобладать тюрки и персоязычные жи­тели покоренной монголами Средней Азии. К сарайскому двору приглашались ученые из арабских стран [Губайдуллин 1994: 55-77; Федоров-Давыдов 1991: 101-102]. Наконец, знать покоренных народов стремилась породниться со знатью завоевателей и войти в социаль­ный слой, принимающий главные государственные решения, опреде­ляющий социальное, хозяйственное и культурное развитие общества. Ясно, что в стране, являющейся мостом между Востоком и Западом, где торговля приносила основные доходы государства, разноплемен­ные купцы (по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку») так­же играли важную роль.

В соответствии с законами социальных миграций, столицы госу­дарства притягивали к себе наиболее активных жителей окраин, и, возможно, ту же роль выполняли другие степные города, поскольку именно в них жил господствующий слой империи. К тому же, извест­но, что Среднее и Нижнее Поволжье в то время на довольно большом протяжении представляло собой несколько сплошных мегаполисов. Объективно это разноплеменное городское население, со временем сплавлявшееся в единое целое, способствовало созданию единства всех народов государства, сложению из разных этносов – единого су­перэтноса.

Жители степных городов, вероятно, были представителями всех народов империи и иммигрантами из других стран, элитой общества были тюрки (татары). Делопроизводство велось на тюркском языке и народный язык – язык базара – был тюркским. Жители городов, раз­ноплеменные, разнокультурные и разноязыкие общались между со­бой на тюркском языке, подчинялись законам, вытекающим из Ясы Чингиз-хана, в процессе совместной жизни сплавлялись в единое це­лое, и представители этого нового этнического образования за преде­лами государства назывались татарами.

Крушение великой империи

У этой цивилизации были две ахилессовы пяты. Одна заключа­лась в неспособности общества освоить степь для земледелия, прежде всего зерноводства, в объеме, достаточном для дальнейшего развития городов. Вдоль рек, на которых стояли города, развивались преиму­щественно садоводство и бахчеводство. Хозяйственным основанием благополучия степной гардарики оставалось экстенсивное животно­водство. Экстенсивное развитие животноводства, стартовав в цен­тральной – степной части государства, повело наступление на леса. Рост поголовья скота обусловил превращение лесостепей в степь, лесов – в лесостепи. В средневековье лес использовался в Европе, как правило, для пастьбы скота. В лесу травоядные едят не только траву, в сухие годы – кору деревьев и подрост, останавливая естественное воспроизводство леса. Мы не можем восстановить процесс уничто­жения южных лесов Восточной Европы, где скот в буквальном смыс­ле съел леса, о чем, прежде всего, говорят изменившиеся маршруты сезонных кочевий. Если половцы кочевали в широтном направлении вдоль границы леса по направлению Харьков – Киев, не заходя в леса, то татары в XV в. ежегодно пасли скот у южных границ московского княжества. Иными словами, к этому времени лес на протяжении от Харькова до Калуги и Тулы превратился в лесостепь. Расширенное хозяйственное воспроизводство основывалось не только на опустев­шей после половцев степи, но и в больших, если не уникально огром­ных, возможностях расширения пастбищ. Известно, что половцы в своих сезонных кочевьях не переходили границ Большой климатиче­ской оси Евразии [Смирнов, Киселев 1994: 27]. Направление сезон­ных перекочевок в евразийской степи было либо с юга на север, либо с востока на запад. Половцы кочевали, в основном, с востока на запад: от Дона к Киеву. Чем была вызвана такая направленность кочевий – предмет специального исследования, поскольку они выбирали с хо­зяйственной точки зрения не лучший вариант. К северу были от Оси более мощные черноземы, более устойчивый и влажный климат, больше объем фитомассы.

Расширенное хозяйственное и демографическое воспроизводство продолжалось до тех пор, пока беспрецедентно жестокая 20-летняя засуха 1360-1380 гг. не спровоцировала экологический кризис [Бори­сенков 1988]. Засуха вызвала массовый падеж скота и подорвала хо­зяйственное благополучие общества, практически не знавшего голо­довок, в то время как в Западной Европе того времени голод был хро­ническим состоянием.

Вторым слабым местом была чрезмерная ориентация на обслу­живание торговых путей Запад – Восток и Север – Юг вместо стиму­лирования развития внутренних производства и хозяйственных свя­зей. С началом восстания в Китае против монголов в 1351 г. перестал функционировать Великий шелковый путь – источник финансового благополучия империи (окончательное падение монгольской Юаньской династии произошло в 1368 г.).

Два эти обстоятельства обусловили комплексный социально-­экологический кризис – кризис одновременно и природы и общества, в свой политической ипостаси известный как Великая замятия (сму­та) 1360-1380 гг., а нашествие Тимура в конце XIV в. разрушило беззащитные степные города, почти буквально стерев их с лица земли.

Литература

Борисенко Е. П. (отв. ред.). 1988. Колебания климата за последнее ты­сячелетие. Л.: Гидрометеоиздат.

БырняП. П., Рябой Т. Ф. 1997. К вопросу о топографии золотоордын­ского города в Молдавии (по материалам Старого Орхея). Новые исследова­ния археологов России и СНГ: Мат-лы пленума ИИМК РАН. 28-30 апреля 1997 г. СПб.: 107-110.

Губайдуллин Г. 1994. История татар. М.: Московский лицей.

Ле Гофф Ж. 1992. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс.

Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. 1950. Золотая Орда и ее падение. М.; Л.: Изд-во АН СССР.

Григорьев А. П., Григорьев В. П. 1990. Ярлык хана Узбека венециан­ским купцам Азова. Реконструкция содержания. Историография и источни­коведение истории стран Азии и Африки. Вып. 13. Л.: 74-106.

Егоров В. Л. 1985. Историческая география Золотой Орды XIII-XIVвв. М.: Наука.

Егоров В. Л. 1997. Сарай, Сарайчик, Бахчисарай… Родина, № 3-4: 72-76.

Крамаровский М. Г. 1992. Северное Причерноморье, Лигурия и Латин­ская Романия в XIII-XV вв. К вопросу о латинском компоненте в культуре Золотой Орды. Степи Восточной Европы во взаимосвязи Востока и Запада в средневековье: Тез. докл. Донецк.

Крамаровский М. Г. 1997. Золотоордынский город Солхат-Крым. К про­блеме формирования городской культуры (новые материалы). Татарская ар­хеология, №. 1: 101-106.

Мордкович В. Г., Гиляров А. М., Тишков А. А., Баландин С. А. 1997. Судьба степей. Новосибирск: Мангазея.

Сафаргалиев М. Г. 1996. Распад Золотой Орды. На стыке континентов и цивилизаций… (из опыта образований и распада империй X-XVI вв.). М.: 280-526.

Слепцов А. М. 1997. Изменение климата европейской части СССР в XIII-XX вв. Человек и природа: Мат-лы VI научной конференции «Человек и природа – проблемы социоестественной истории». М.: 73-75.

Смирнова О. В., Киселева JI. JI. 1994. Изменение видового состава и распространения восточноевропейских широколиственных лесов в голоцене по споропыльцевым и археологическим данным. Восточноевропейские ши­роколиственные леса. М.: 7-29.

Федоров-Давыдов Г. А. 1973. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд-во МГУ.

Федоров-Давыдов Г. А. 1991. Оседлое и кочевое население в западных улусах Чингизидов a XIII-XIV вв. Взаимодействие кочевых и оседлых куль­тур на «Великом шелковом пути»: Тез. докл. Алма-Ата: 101-102.

---

[1] Работа выполнена при поддержке РФФИ (02-06-80184а).