Донской Д. Съемка первых лиц государства
ДОНСКОЙ Д. СЪЕМКА ПЕРВЫХ ЛИЦ ГОСУДАРСТВА
(В мастерской фотожурналиста. Сборник статей / Под ред. О. А. Бакулина, Л. В. Сёмовой. – М.: Факультет журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, 2011. – С. 26-35)
В чем прелесть нашей профессии вне зависимости от того, что или кого ты снимаешь? Прелесть в том, что фотографом нельзя работать. Надо играть, как артист на сцене. Пусть игра имеет огромные ставки. Только тогда вы станете фотографом. Иначе ничего не выйдет.
Съемка первых лиц государства подразумевает решение задачи, которую ставят перед вами, когда назначают на должность личного фотографа. Но у вас есть и своя задача: вы хотите получить хорошие и интересные фотографии. Значит, нужно показать то, что не видно телекамерам. Пользуясь положением «личника», это можно сделать, но только в том случае, если первое лицо пойдет на ваши условия. Решать, что и как снимать, должен фотограф, а не помощники первого лица, и даже не само первое лицо! Человек должен понимать, что хорошая фотография нужна прежде всего ему самому, от этого он только выиграет. Поэтому, если есть возможность, стоит об этом переговорить перед тем, как принять предложение, и дальше решать, соглашаться или нет. Не надо, чтобы высокопоставленная персона вам позировала, надо просто, чтобы вас допустили в ситуацию.
Поэтому сразу встает вопрос о взаимопонимании между фотографом и первым лицом. Не дается общение – получается съемка «говорящих голов». Для меня такой вид съемки не имеет права на существование в принципе. Поэтому Б. Н. Ельцина я в основном снимал в действии, и это смотрелось гораздо лучше, чем привычные «говорящие головы».
Ведь что интересует читателя и зрителя? Все хотят знать: первое лицо ест жареную картошку или нет? Что он предпочитает? И так далее. То есть необходимо показать, что он обыкновенный человек. В 1971 году перед рабочим визитом Л. И. Брежнева в Париж французы попросили прислать его фотографию в неформальной обстановке. В. Г. Мусаэльян много снимал генсека с семьей, на даче, на охоте и на отдыхе. Леонид Ильич выбрал снимки на яхте в майке и подтяжках. К приезду делегации эти снимки были во всех французских газетах! И в дальнейшем важнейшей задачей для нас было попасть на страницы больших западных изданий.
В один из первых визитов М. С. Горбачева во Францию мы приехали на три-четыре дня раньше и снимали, как французы готовятся к встрече. Зашли во дворец Людовика XIV в районе Елисейских полей – резиденцию, где Михаил Сергеевич должен был жить. Подарили охране майку «Перестройка», и нас пустили внутрь. Захожу в спальню – кровать с балдахином, все в золоте. Вдруг увидел на прикроватной тумбочке телефон – вертушку с гербом! Я через вертушку снял всю эту роскошь. По договоренности пленки проявляли в редакции «Пари Матч». Когда они увидели этот кадр с вертушкой, остановили тираж и дали центральный разворот. В агентстве у всех было ликование! Сработала интуиция, мышление, моментальная реакция на что-то. Или был кадр (обложка то ли журнала «Тайм», то ли «Лайф»), когда я снял кандидата от партии коммунистов Ивана Полозкова с татуировкой на руке «Ваня». Издалека «телевиком» поймал. Получился характерный портрет.
Работая с Ельциным, я оставался специальным корреспондентом АПН. Сам решал, что в газеты давать. Отбирал в Кремле, потом приезжал курьер от АПН, забирал негативы, в редакции вырезали себе то, что считали нужным. Отсевы оставались у меня, а в них были основные кадры. Выставочные. Редакторы это понимали.
Правил создания «гениальных фотографий» не существует, и научить этому нельзя. Но можно научить грамотной съемке. Вот типичная сцена: толпа возбужденных фоторепортеров бросается снимать политического деятеля или чемпиона, все «стреляют» сериями с одного места, в то время как с другой стороны слышатся лишь отдельные щелчки. Не устану повторять: не поддавайтесь стадному чувству, не лезьте в толпу, ищите, если возможно, другую точку для съемки – это первое правило.
Второе – решающий момент, «фаза». Например, групповой кадр надо начинать снимать тогда, когда группа только готовится к съемке. Ты их собираешь, командуешь, но одновременно снимаешь, а они этого даже не замечают. И когда говоришь «Все, закончили!», продолжаешь снимать. Потом можно выбрать живую, не статичную картинку. Рукопожатие тоже состоит из нескольких фаз. Бывает такой момент, когда один протягивает руку, а другой еще не успел, и получается, словно он не хочет здороваться – это можно обыграть. То же самое на спортивных пьедесталах. Казалось бы, что может произойти? А спортсмен может пошатнуться от волнения, даже упасть. Умение предвидеть очень помогло мне – на Олимпиадах я снял много падений. Спортивная фотография – отличная школа. Ни один момент в жизни нельзя повторить.
Убежден, фазы – основное оружие современных фотографов. Основное! Только в этом можно найти что-то новое. Дмитрий Азаров это понял: сделал альбом Президента В. В. Путина – человека, который, как мне кажется, не любит сниматься – а альбом-то хороший! В моих альбомах тоже много фотографий, построенных на фазах.
Фазы – это XXI век! Делается серия снимков. Из серии выбираешь одно изображение. Выбираешь в зависимости от того, кого ты больше любишь. Это касается и традиционного рукопожатия, и других жестов, и взглядов. Есть у меня кадр, где Б. Н. Ельцина приветствуют в Канаде. Дамы вокруг, снимать решительно нечего. И я снял через огромные шляпы – глаза Бориса Николаевича – сами понимаете, какие. И ведь он не обиделся, ни на одну фотографию не обиделся ни разу!
При его жизни вышли четыре альбома, он только две фотографии попросил убрать – не из-за своего образа, а из-за людей, которые рядом были. Разве другого такого найдешь? Есть фотография, где он в Якутии в шаманском костюме стоит и глаз прищурен. Любой на его месте не дал бы добро на подобное фото. Или фотография, где Ельцин нос к носу с Ю. Никулиным – на банкете Никулин ему анекдот рассказывал. Или на теннисном корте, где он стоит, уставший, у забора. Играл Борис Николаевич, допустим, в паре с Тарпищевым, а против них другая пара – кто-нибудь из помощников или министров. Когда Ельцин попадал мячом за линию, все кричали «Аут!», а он в ответ: «Какой еще аут?! Никакого аута!» Кто же с ним спорить будет? И с внуком, Борисом, он так же стал играть. И когда тому это надоело, он сказал: «Дед, будешь жухать, я с тобой играть не буду!» Парень был шустрый, играл здорово, ну и загонял деда, тот выдохся, подошел к забору, облокотился, а я успел снять. Все эти фотографии были утверждены Ельциным и остались в альбомах.
Он был таким президентом, который еще не выработал определенное выражение лица и конкретные реакции на разные ситуации, был очень искренним человеком. Все переживания Борис Николаевич пропускал через сердце. А такие люди не повторяют выражения лица, всякий раз реагируя иначе. Много раз я замечал, что все его огорчения были разные. И радость разной была. Вот в чем ценность!
Попасть к Борису Николаевичу мне помог случай. В начале 1990-х годов Президент ехал в Нагорный Карабах. Нужно было послать фотографа от АПН. Послали меня. Я взял с собой объектив 300 мм, спокойно снимал издалека, снял крупно. Часть отпечатков с той съемки начальство передало Борису Николаевичу, отдыхавшему в Юрмале, и фотографии ему понравились. А меня вызвали в Кремль. Состоялась беседа с начальником Службы безопасности Президента Александром Коржаковым, предложившим мне поработать личным фотографом Ельцина. Назначили встречу.
Была ранняя весна, на улице было холодно и промозгло. Меня провели к кабинету Президента. В коридоре стоял уютный и очень теплый старинный диван. Президент запаздывал. Я пригрелся и заснул. Просыпаюсь, а передо мной стоят Коржаков и Ельцин. Коржаков говорит: «Вот Дмитрий Донской, человек без нервов». Так все и началось.
Работать с Ельциным было очень легко и в человеческом, и в профессиональном плане. Борис Николаевич быстро понял, что фотография бывает разная – хорошая и плохая. Ему нравилась хорошая. Я месяц поработаю, лучшие отберу, напечатаю и передаю коробку через Коржакова. Я стал, по сути, фотографом семьи. Со временем Борис Николаевич и Наина Иосифовна просто перестали замечать мое присутствие. И я весь отдавался этой работе, приходил домой уставшим, но счастливым. Работали много: и в Кремле, и на даче, и в поездках, и на отдыхе. Но от усталости не падали, ведь большую часть энергии и нервов люди, даже пуловские фотографы, тратят на то, чтобы попасть на съемку. Проверки и досмотры, надо пройти заранее, чтобы место занять. Прозевал место – ничего не снимешь. Мы в это время были уже готовы. Ельцин мог выйти раньше, и мы снимали его в свободной обстановке. Весь интересный материал был снят до и после официоза. Конечно, я снимал и официоз. Но быстро понял, что это суета сует, а интересно другое.
Годы, которые я провел рядом с Президентом, за редким исключением, все были счастливыми, и свобода творчества была. Кто еще мог себе такое позволить – чтобы жена кого-то из первых лиц каталась на водном мотоцикле? Я в тот раз отснял двенадцать пленок.
Снимал и бросал на пирс. Только кричал: «Наина Иосифовна, ближе ко мне!» Борис Николаевич говорит: «Куда столько пленки? Это государственная?» «Да, – отвечаю. – Но Вы-то человек государственный!» С ним можно было говорить на любые темы.
Очень помогали нам и сам президент, и Коржаков, и вся служба ФСО, которая нас курировала. Там действительно в большинстве своем были офицеры, которые полностью соответствуют выражению «честь имею». С ними было легко, а такое не часто встретишь.
В те же 1990-е годы Александр Макаров, который всю жизнь снимал в основном балет, стал личным фотографом Виктора Черномырдина . Черномырдин в нем души не чаял. Замечательный альбом вышел уже после смерти фотографа.
Два инфаркта было у фотографа Л. И. Брежнева Владимира Мусаэльяна. Был инфаркт и у меня. Конечно, все переживания я тоже пропускал через сердце, и не могу согласиться, что я «человек без нервов», но с Ельциным у меня не было сильных потрясений. Я старался ко всему относиться философски. Отстранили однажды от фотосъемки. Ну и что же?
Приехал к нам в страну по приглашению Бориса Николаевича премьер-министр Канады Брайан Малруни. Заканчивался срок его пребывания на этом посту, оставалось два-три месяца. Они отправились на охоту в Завидово, и ночью меня подняли – надо идти снимать. Стоят с трофеями: на земле два маленьких кабанчика, на них ружья, и Ельцин с Малруни – в обнимку. Борис Николаевич еще сказал: «Прямо на обложку журнала “Тайм”!» Утром прилетели в Москву. Курьер приехал ко мне за пленками. А тогда из АПН по всему миру отправляли фотографии. И выбрали именно этот кадр! Ограничений-то на него не было. Везде его восприняли нормально, и только в Канаде «зеленые» подняли страшный шум! Чуть ли не штраф наложили на премьер-министра! В Москве же ополчились на меня. В Кремле идут проводы Малруни, а меня ищут Коржаков с директором ФСБ Барсуковым: «Твой кадр?» – «Конечно, мой, – говорю, – а в чем дело?» Объясняют: так, мол, и так, что, хоть запрета на публикацию не было, но надо было самому соображать. В итоге меня отстранили от съемок.
Примерно через месяц пригласили лететь на Бочаров Ручей под Сочи, где в то время отдыхал Б. Н. Ельцин с семьей. После завтрака в беседке, где собралось все ближнее окружение президента, Борис Николаевич неожиданно спросил: «Это правда, что то самое фото Вы за 1 250 долларов продали?» Я удивился и так же неожиданно ответил: «Борис Николаевич, за Вас еще таких денег не дают!» Он сам шутить любил, и мой юмор оценил, заключив: «Отстаньте от него!»
Я неверующий человек, но мои лучшие кадры, выставочные, я считаю, Бог дал мне – за усердие, за работу. За пустые разговоры ничего Бог тебе не пошлет.
Во время похорон Бориса Николаевича мне удалось снять один уникальный кадр. В Храме Христа Спасителя шло прощание. Первое, что мелькнуло в голове: вот человек лежит, его уже нет с нами, нет со мной, но он по- прежнему приносит мне удачу. Было очень непросто. Постамент высокий, только и видно, что гроб с цветами. Поднимался наверх, на хоры, чтобы снять оттуда. Опять не то. А вот с уровня алтаря видно хорошо. Только заходить туда запрещено. Почему я туда пролез, и именно в это время, не могу объяснить. Интуиция помогла? Дело шло к четырем часам, скоро должен был приехать президент Путин (апрель 2007 г. – прим. ред.), и, естественно, режим ужесточался. Видимо, в суматохе никто меня не заметил. И вдруг вижу: Наина Иосифовна встает, идет к гробу, наклоняется и… это длилось двадцать-тридцать секунд, не больше, я успел нажать на спусковую кнопку три раза и сразу ушел оттуда, просто исчез на десять минут, чтобы не привлекать к себе внимания, хотя у меня было разрешение снимать в том же свободном режиме, как при жизни Бориса Николаевича. Эта сильная по эмоциональности фотография вошла в мой новый альбом и стоит особняком в середине книги.
Новый, пятый по счету, альбом вышел в марте 2010 года, он называется «Мемуары фотографа президента». Книга с воспоминаниями и рассказами. Расположение страниц имеет не книжную, а альбомную ориентацию. Во-первых, разворотная фотография смотрится гораздо лучше. Во-вторых, поскольку я долго снимал спорт высшего уровня и высокую политику, то решил сделать из сходных сюжетов стык, в этом основная идея книги: отследить, что в них общего, но главное, где больше негатива. И все-таки больше негатива в политике. Хотя и в спорте хватает слез, пота и крови.
Почти все свои призы я получил за спортивную фотографию, за кадры с Ельциным – всего два или три. Один из них – кадр, на котором Борис Николаевич запечатлен во время поездки в Чечню, был признан «Лучшей фотографией года» на Интерпрессфото в 1997 году.
Считаю, что мне очень повезло. Я желаю всем будущим «личникам», чтобы им повезло так же, как мне с Борисом Николаевичем. А про спортивную фотографию расскажет мой ученик и коллега Сергей Киврин.