Материалы по истории России

Монастырский приказ

Опубликовано 4 ноября 2010 · Обновлено 10 января 2018

МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ (1649-1725). ОПЫТ ИСТОРИКО-ЮРИДИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ СВЯЩЕННИКА М. ГОРЧАКОВА
ОТ АВТОРА
Исследования по истории русского церковного права составляют настоятельную современную потребность в русской науке не только в интересах чисто научных, но и для практического разрешения многих вопросов.
Предлагаемое сочинение есть опыт научного историко-юридического исследования о Монастырском Приказе, как таком государственном учреждении, история которого находилась в тесной связи с историей русского церковного права в течение весьма замечательных в русской истории периодов. Цель предлагаемого сочинения — исключительно научная. Мы старались представить предмет совершенно объективно. Поэтому было бы несправедливо искать в нашем изложении каких-либо тенденций, стоящих вне научных целей.
Но с благодарностью и охотой мы постараемся воспользоваться такими советами, указаниями и замечаниями опытных и ученых исследователей истории русского права, которые могут принесть нам пользу при дальнейших наших занятиях историей русского церковного права; так как издавая первый опыт нашего исследования в избранном нами предмете, мы не теряем надежды, при благоприятных условиях, продолжать наши занятия по истории русского церковного права, многостороннего значения которого никто не может отвергать.
Сочинитель.
Печатать позволяется с определения Юридического Факультета Императорского Санкт-Петербургского Университета. 22 декабря 18б7 года.
Декан И. Ивановский.
ВВЕДЕНИЕ
Монастырский Приказ, в виде особого самостоятельного государственного учреждения, основан Соборным Уложением Царя Алексея Михайловича в 1649-м году. Приказ этот представляет весьма заметное явление в истории русского права и государства. Судьба его подобна участи многих других приказов государственных учреждений России ХVII в., была весьма переменчива. Монастырский Приказ три раза открывался и три раза закрывался; переходил из одного ведомства в другое: бывал и административно-церковным учреждением, и государственным; являлся и высшей инстанцией в делах, ему подведомственных, и средней; то имел значение, силу, власть и права высшего самостоятельного государственного учреждения, центрального по своему ведомству для всей России, то подчинено соединялся с другими учреждениями, от которых единственно и получал свое значение и без которых не имел никакой силы; то стоял выше нескольких приказов, ему подчиненных (каковы: Богаделенный, патриаршие Дворцовый и Казенный), то становился с некоторыми из них наравне. Круг его деятельности разнообразился в разные времена, но всегда был очень обширный по географическому пространству и по количеству лиц, ему подведомственных. По предметам своего ведомства Монастырский Приказ был и судебным учреждением, и административным, и финансовым, и даже специально назначался для реформаторской деятельности в отношении к некоторым сторонам русской Церкви; но ни в один период своего существования он не был исключительно посвящен какому либо одному роду дел – судебных, административных и т. п. Он всегда сосредоточивал в себе разнообразие предметов по отношению к известным классам русского народа. Случалось, что Монастырский Приказ в ходе исторических событий совсем исчезал из ряда государственных учреждений и по видимому навсегда; но через несколько времени он снова является и действует с очень заметной силою в государстве. В многократных переменах Монастырский Приказ действует с своим именем; но в 1724 году он переименовывается в Учреждение с другим названием, которое тоже не раз изменялось, оставаясь в существе тем же учреждением и служа одному и тому же делу, которое в ходе исторического развития принимает разные виды своего положения, соответственные тому или другому времени.
Изменчивость судьбы Монастырского Приказа объясняется тем, что на его истории сильно отразились две важнейшие преобразовательные эпохи государственного строя и права русского: эпоха Уложения 1649 г. и петровская. Преобразовательные эпохи всегда производят заметные перемены в таких государственных учреждениях, через которые осуществляются важные государственные цели. Поэтому характер и стремления эпохи Уложения и петровских реформ весьма ясно открываются в переменах Приказа. В уяснении этих перемен заключается исторический интерес, возбуждаемый в любителях отечественной истории, права и государства такими великими явлениями, каковы Уложение и Петровские реформы. Рассмотрение историко-юридического значения Приказа в нашей истории, впрочем, не бесплодно и для практических результатов по отношению к русскому праву, если желать развития его на исторических народных основаниях, хотя мы отнюдь не задаемся в нашем исследовании какими-либо практическими соображениями.
Не смотря на переменчивость судьбы Монастырского Приказа, он не был в нашей истории явлением случайным и бесследно исчезнувшим, подобно многим приказом. Его вызывала история народа и государства. Он был явлением историческим в строгом научном значении слова. С каждой переменой его судьбы, дело, для которого он существовал, принимало новый фазис своего развития, так или иначе подвигалось вперед и следовательно развивалось органически, как истинно правовое государственное явление, хотя оно не получило через него своего окончательного решения.
Ha долю Монастырского Приказа выпало развитие весьма важных и сложных вопросов в истории русского права и государства. Это, во-первых, вопрос о гражданской подсудности духовенства , или, иначе, о подсудности духовенства и лиц, ему подвластных по владельческим и служебным отношениям, в делах гражданских, и, во-вторых, вопрос об отчуждении церковных вотчин из под власти церкви для передачи их государству. Ход развития этих вопросов в России находится в нераздельной связи с историей Монастырского приказал История его и состоит собственно в историческом развитии означенных вопросов. Оба эти вопроса в истории Приказа то идут вместе, переплетаются, смешиваются до нераздельности, то разделяются. История Монастырского Приказа не была в литературе по русскому праву предметом специальных исследований. Потому историческое значение его остается невыясненным. Некоторые исследователи по истории русского права касались истории и деятельности Монастырского Приказа только по связи его с предметами специальных их исследований. К.А. Неволин в статьях своих «О пространстве церковного суда в России до Петра великого» и «Образование управления в России от Иоанна III до Петра I» первый собрал главнейшие факты, касающиеся Монастырского Приказа, сопоставил их в связи с другими им подобными фактами и через то придал им научную форму. Само собою разумеется, что по статьям Неволина, по самому содержанию их не назначенным собственно для Монастырского Приказа, нельзя составить себе цельного и полного понятия о нем и значении его в истории русского права и государства. Тоже самое следует сказать и об исследованиях других наших ученых, которые касались Монастырского Приказа в своих трудах. О нем рассуждали Лакиер в сочинении «О вотчинах и поместьях» , Дмитриев в «Истории судебных инстанций от Судебника до Учреждения о губерниях» и Вл. Милютин в исследовании «О недвижимых имуществах духовенства в России» . В исследованиях этих ученых, особенно двух последних, есть такие соображения, указания и выводы о нашем предмете, которых нельзя опускать из виду при изучении истории Приказа. Можно встретить и в других исторических и юридических сочинениях русской литературы отдельные факты и замечания или краткие очерки той и другой стороны, той иди другой эпохи Приказа.
Первоисточники для истории Монастырского Приказа: к Соборное Уложение 1649 г., сочинение Кошихина, Собрание исторических и юридических актов, Полное Собрание законов (Т. I-VІІ) и II-й том (стр. 401-658), Записок Отделения русской и славянской Археологии Русского Географического Общества . Самый же богатый первоисточник для нашего предмета заключается в делах Монастырского Приказа, помещающихся ныне в московском архиве министерства юстиции, и в делах синодального архива в С.-Петербурге. В московском архиве хранится, по описи его, 1254 № дел Приказа и 206 № книг его (приходных, окладных, перечневых и пр.). Но материалы для нашего предмета, находящиеся в московском архиве, не исчерпываются одними делами Монастырского Приказа, они находятся и в других отделах архива, этого бесценного и неистощимого хранилища исторических документов для отечественной истории, например: в делах патриаршего Разряда и патриарших приказов. В синодальном архиве находятся такие сведения о Монастырском Приказе, которые нужны были Св. Синоду со времени подчинения ему Приказа. Описание дел этого архива, составляемое особой комиссией, первый том трудов которой, превосходно знакомящий читателей с богатством архива, уже печатается, может служить прекрасным пособием и богатым источником для исследований в нем и о нашем предмете . Благодаря г. обер-прокурору Св. Синода, графу Д.А. Толстому, мы получили доступ к знакомству с синодальным архивом для нашего предмета. Неизданные важнейшие документы, относящиеся до него, извлечены нами из дел синодального архива и прилагаются в «Приложениях». Отчасти при содействии же г. обер-прокурора нам удалось познакомиться и с делами Приказа, находящихся в московском архиве. В «Приложениях» читатель найдет документы, которые мы нашли нужным извлечь из московского архива и присоединить к изданию нашему, как неизвестные в печати и как основание, вместе с документами извлеченными из синодального архива для научного знакомства с Приказом. Не смеем думать, что мы воспользовались всеми материалами для нашего предмета и представляем полную и законченную монографию его со всеми научными выводами и результатами, какие можно получить о нем на основании сохранившихся доселе материалов. Напротив мы сознаем, что в нашем исследовании не разрешаются со всей полнотой и с желаемой ясностью многие вопросы о различных сторонах Приказа. При сознании недостатков нашего труда, мы можем однако ж сказать, что старались воспользоваться открытыми нам материалами, на сколько могли иметь при своем служебном положении времени, удобств, средств и сил для исследований; мы старались собрать разбросанные по бумагам факты, связать их, обобщить и осмыслить, и предполагаем, что и сделанное нами не будет лишним для тех исследователей, которые найдут более, чем мы, счастливую возможность обследовать предмет на основании всех, сохранившихся доселе, материалов о нем, и что в нашем исследовании есть факты и выводы, не известные доселе нашей печати и литературе и не лишенные интереса . При суждении о нашем труде просим читателей помнить состояние наших архивов, трудность, с какой достается частным лицам доступ к ним, и недостаточную научную разработку многих сторон государственной и общественной жизни Петровского времени, a с такими сторонами (финансовое при Петре, областное управление и т.п.) нам и пришлось иметь дело в исследовании.
Пользуясь материалами, добытыми нами в архивах и из печатных юридических и исторических сборников, и пособиями, очень скудными впрочем, литературной обработки предмета, мы желали бы, на сколько возможно по современному состоянию научных исследований истории русского права, представить историко-юридическое значение, деятельность и положение в государстве Монастырского Приказа в историческом развитии выпавших на его долю вопросов о гражданской подсудности духовенства и лиц, подвластных церковным учреждениям в силу служебных и владельческих отношений, и об отчуждении от церкви вотчин для передачи их государству.
Соответственно указанной нами цели мы представим в I и III главах нашего исследования явления церковной, государственной и юридической жизни в России, вызывавшие как историческую необходимость, учреждение Монастырского Приказа в 1649 и 1701 годах, a в остальных II, IV и, V главах изобразим состояние, права, деятельность и историю его по эпохам важнейших перемен в его судьбе и в развитии вопросов, для которых он существовал. Этот план кажется нам наилучшим для уяснения историко-юридического значения Приказа в истории русского права и государства.
ГЛАВА I. ИСТОРИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ, ПОДГОТОВИВШИЕ МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ ПО УЛОЖЕНИЮ 1649 Г.
Развитие церковно-гражданского законодательства в России началось, между прочим, на основании законов и юридических начал, уже определенно выработанных и установившихся в Греческой Империи и принесенных оттуда к нам вместе с Верой и Церковью . В числе греческих законов русское государство и церковь русская приняли закон или, точнее, юридическое начало о безусловной подсудности суду церкви духовных лиц по делам гражданским. Порядок гражданской подсудности русского духовенства в древней России, на основании указанного начала определенный по образу греческой империи и по каноническим правилам , состоял в следующем: монашествующие, духовные лица и состоящие в клире судились не только в церковных, но и в гражданских делах между собою, пред епископами; епископы подлежали суду митрополита ; высшей же суд для всех их был на соборах и пред князьями .
Но молодое русское государство, принявшее Христианскую Веру из страны, в которой самостоятельная гражданская жизнь стояла уже на значительной степени развития, не ограничилось в указании пространства гражданского суда церкви одними греческими законами. Первые христианские русские князья, по всей справедливости, видели в новой Вере начало, назначенное, между прочим, и к устроению гражданской жизни юного государства . Из благоговения к Вере и Церкви они расширили судебно-гражданскую власть церкви особыми уставами, по которым эта власть получила с течением времени прогрессивное развитие до значительных размеров . Устав первого христианского князя св. Владимира предоставил гражданскому суду церкви, между прочим, класс людей богодельных, т.е., лиц состоящих по особенным качествам их под покровительством церкви . Св. Владимир установил гражданский суд церкви. «Сей ряд и суд церковный» «установляли» и подтверждали впоследствии и другие, великие и удельные князья . Самостоятельность «ряда» или «устава» предоставлявшегося церкви всегда ограждалась установителями от всякого вмешательства и от всякой «обиды» светской власти . Ряды и суды церковные, установленные первыми князьями, были неоспоримым основанием церковно-гражданского суда до Соборного уложения 1649 г. и даже подтверждались после .
Кроме лиц, подлежащих по указанию уставов первых русских князей гражданскому суду церкви, особые юридические понятия и гражданские правовые отношения древней России отделили на долю судебно-гражданского ведомства церкви особый класс людей, который с течением времени увеличивался в быстрой прогрессии и достиг громадного количества. В древней Руси установилось юридическое положение: «судом и данью тянути по земле и по воде» , то есть, кто владеет землей населенной, тот и судит и исправляет государственные повинности и подати. Владелец населенных земель считался естественным господином и судьей для своих слуг и лиц, живших на его владениях . Это правовое положение получило всю свою силу в древней Руси для властей и учреждений церковных по отношению к их владениям. Оно-то и внесло в гражданско-правовую жизнь русского народа, государства и церкви характеристические особенности в истории русского права.
Духовные власти и церковные учреждения (монастыри) в России, с самых первых времен Христианской Веры в ее пределах, приобрели в свою собственность или, по крайней мере, во владение населенные земли, «погосты» и целые «города», под именем «десятинных» . Ha основании вышесказанного правового положения гражданско-судебная власть в десятинных селах, погостах и городах, находившихся во владении церковных властей и учреждений, предоставлена была им по самым юридическим понятиям времени. В уставной грамоте Ростислава Смоленского прямо говорится: «ажь будет или тяжа, или продажа епископля, да не надобе ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никомуже от мала и до велика, и по всей волости смоленской» .
Как дальнейшее развитие десятин, десятой части доходов с известных имений или, вместо того, известных имений, отдаваемых во владение и полную собственность церковным властям и учреждением, очень рано в древней Руси является пожалование князьями епископиям, монастырям и церквам поземельных владений, населенных и ненаселенных. Пожалование юридически переносило судебно-гражданские права жалующих собственников в их владениях на те власти и учреждения, которым владения жаловались. Князья, так сказать, формально переводили на церковные власти и учреждения свои права в вечное владение . В следствие такого пожалования церковные учреждения и власти становились в пожалованных имениях отчинниками или, впоследствии, помещиками со всеми правами, какие принадлежали прежним владельцам, или даже с особенными разнообразными привилегиями против общих прав владельцев, привилегиями, которые предоставлялись представителями державной государственной власти. Пожалование населенных ненаселенных имений церковным учреждениям и властям закреплялось особыми жалованными или тарханными, данными (вкладными) и духовными грамотами, как юридическими официальными актами. Грамоты скреплялись подписью жалующих и лиц, приближенных служилых к князю, иногда и подписью тех, которым жаловались они, a иногда «ради крепости в будущие времена заносились в «головные книги» константинопольские патриархии «на вечное и непорушимое воспоминание» . Нет сомнения, что с конца XI века церковные учреждения получали уже в пожалование населенные имения – «села и волости ». Об этом говорят летописи. От XII века сохранилось несколько и жалованных грамот, в которых ясно предоставлены судебно-гражданские права церковным учреждениям . В XIII и ХIV веках в период монгольского ига, в следствие несчастного политического состояния нашего отечества жалованные и вкладные грамоты на населенные земли раздавались духовным властям и учреждениям с особенною щедростию не только князями, но и частными владельцами – отчинниками . Судебно-гражданские права церкви в ее владениях подтверждались ханскими ярлыками , взаимными договорами князей между собою и духовенством . В XV, XVI и ХVІІ вв. продолжалось увеличение населенной и ненаселенной поземельной собственности церковных властей и учреждений разными средствами, но всегда имеющими юридические основания своего времени. В ХVІІ в., по свидетельству иностранца Коллинса, посетившего Россию при Алексее Михайловиче, почти две трети государства принадлежали церкви по свидетельству Котошихина в его время за патриархом числилось больше 7 000 дворов, за архиереями до 28 000 и за монастырями до 83 000, всего за церковными властями и учреждениями до 118 000 дворов . По «Росписи 170 года.» (1662 г.) за 476 монастырями крестьянских и бобыльских дворов было 87 907 дворов . Так установились судебно-гражданские права церковных учреждений на владельческих основаниях и сложился особый гражданский юридический быт в церковных владениях, отличный от быта в других владениях и землях, принадлежавших иным собственникам.
И так в древней России были два основные начала судебно-гражданских прав церковных властей и учреждений: церковно-служебное и владельческое. Владельческое начало очерчивало круг судебно-гражданской власти их пределами владеемых ими земель. Круг же этой власти церкви по началу церковно-служебному обозначен был указанием лиц, подведомственных ей по особым званиям (лица духовные, монашествующие и пр.) и по особым отношениям пользующихся ее покровительством (богаделенные лица).
Но ни начало церковно-служебное, ни начало владельческое, по духу самого законодательства и в практике, не разобщали церковно-гражданского суда от общего государственного суда в гражданских делах. Между тем и другим были точки соприкосновения. В соприкосновениях лиц, подведомственных суду церкви в гражданских делах, с лицами, подлежащими общим судам государства, установился со времени первых уставов церковно-гражданского русского законодательства «суд вопчий» или «суд сместный» . Общий суд составлялся из лиц светских, как представителей государства, и церковных, представителей от церкви. Кроме того, владельческий суд церковных властей и учреждений в делах гражданских, как суд, стоявший в параллель с судом государственным, в отчинах и поместьях других владетелей, всегда признавал над собою высший суд князей, верховных судей государства. Апелляция к верховному суду удельного или великого князя всегда считалась правом в делах гражданских, решенных гражданскою судебною властию церкви. Мало того, владельческий суд церковных учреждений не исключал безусловно общего государственного суда чрез наместников или впоследствии чрез воевод . Нужны были для учреждений особые грамоты, которые бы ограждали их от областного государственного суда. За то церковные учреждения должны были еще стоять под су-дом епархиальной власти, которая признавала себя в праве иметь судебную власть в церковных учреждениях, Епархиальная власть таким образом являлась посредствующею, второю инстанциею между низшим судом учреждений и верховным судом князя . Но как епархиальные власти, так и церковные учреждения стремились удержать в своих владениях судебно-гражданскую власть, равную с областным государственным судом, под верховным судилищем князей своего удела. В таком виде сложились отношения и положение судебно-гражданской власти епархиальных властей и церковных учреждений в период удельный, когда каждый удельный князь в своем уделе был верховным судьею для всех своих подданных. В период собирания Руси около своего центра, Москвы, явились особого рода отношения судебно-гражданских прав церкви к государству, в следствие особой формации русского государства.
Москва с XIV века начала заметно возвышаться между всеми удельными княжествами на Руси. Мало по малу уделы стали сливаться с московским княжеством, уменьшаться в количестве и исчезать. Число удельных князей становилось меньше и меньше. Русь собиралась. Московский князь стал царем и самодержцем всея России. Он не опускал ни одного средства стягивать Русь к общему центру. Сознательна или несознательна была его политика в этом отношении – это, пожалуй, еще вопрос; но что такова была политика Москвы, это – факт. Православная Вера, Церковь, митрополит всея России были могущественными союзниками в деле собирания Руси. Известно, что в XIV и XV веках вся северо-восточная Русь была усеяна монастырями. Все монастыри крепко держались православия, единой Церкви; все признавали одного митрополита. Политика московских князей надеялась воспользоваться, между прочим, монастырями для собирания Руси и для скрепления собираемой . Эта политика имела целью сосредоточить около общего центра государственной власти и жизни России владения монастырей. Но самодержец всея России был государь благоверный, благочестивый и православный. Из благоговения; к Вере и Церкви он не мог употребить каких-либо насильственных мер для собирания церковных учреждений к Москве. Таким образом под влиянием политики московских государей и благоговейных отношений их к церкви в XIV веке начался и в следующие XV, XVI и ХVII века продолжался процесс перехождения гражданско-судебных прав в землях, принадлежащих церковным учреждениям, во власть и непосредственное ведение великих московских князей и царей-самодержцев,
Судебно-гражданские права церковных властей и учреждений встретились здесь лицом к лицу с верховными, самодержавными правами государства в области суда. Здесь открывается исходный пункт развития в истории русского права особых отношений судебно-гражданской власти церкви и государства, в которых проявились характеристические особенности развития в России вопроса о подсудности духовенства и лиц, ему подвластных по владельческим отношениям. Здесь и возник в московском государстве этот вопрос, разрешавшийся в течение всей истории России до 1764 года. Завязка его в самых основных началах, историею положенных в жизнь русского государства, права и церкви. Церковные власти и учреждения получили судебно-гражданские права по началам – церковно-служебному и владельческому, усиленные с течением времени разными привилегиями, которые в иных местах принимали широкий размер. Между тем государство, с развитием сил и жизни, государство самодержавное, по мере сознания своих сил, устремилось к собиранию своих прав и своей власти. Оно, еще не организовавшееся по системе, встретилось с укоренившимися в жизни правами церкви, которые и в теории и практике получили крепость и силу. К тому же, государство олицетворяло свои права в государях, благочестивейших сынах церкви, благоверных и православных. Это могло ослаблять стремления государства в собирании своих прав, как действительно и было . Вы видите здесь разные элементы, из которых должно составиться историческое развитие вопроса о судебно-гражданских правах церковных властей и учреждений, элементы, частию выросшие из почвы народной, частию завещанные России историею предшествующего мира и получившие своеобразное развитие в нашей стране. В течение XVI и ХVII веков элементы эти, развиваясь, так тесно сливаются и переплетаются между собою, что трудно было их разделить, трудно было коснуться одного не затронувши другого, хотя они были совершенно противоположны. Истории предстояла задача дать перевес тому или другому элементу. Она присудила на долю верховной власти государя, как и следовало ожидать по существу самого дела, больше успеха, чем другим элементам. Проследим же, каким образом московское государство XIV и ХVII вв. стремилось к собиранию судебно-гражданских прав от церковных властей и учреждений в свое ведение.
Иоанн III, тип московских князей, собиратель Руси (1462-1505), с особенною ясностью выразил указанную нами политику московского княжества по отношению к церковным владениям. Он надеялся закрепить собираемую около Москвы Русь отчуждением монастырских земель из под власти церкви и присоединением их к княжеским владениям. В обществе явились тогда два мнения относительно отнятия монастырских земель. Преподобный Иосиф Волоцкой отстаивал право монастырей — владеть землями. Нил Сорский был представителем противоположного мнения, против владений монастырей. Тот и другой имели сторонников своих мнений . Иоанн III предложил митрополиту всей России Симону составить собор в 1500 г. Собору поручено было рассудить о возможности передачи монастырских земель русскому самодержцу. Но отцы собора нашли не возможным передать церковные земли, святительские и монастырские, во власть князя на следующих основаниях: святители и монастыри имеют право владеть недвижимыми имениями: право это им предоставлено издавна от благочестивых царей и греческих и русских; право это ограждено против обидчиков «страшными клятвами»; монастырям и епископиям запрещено отчуждать свои земли, и они «не смеют отдавать или продавать стяжания Божии, нареченная и данная Богу»-, этих прав церкви не затрагивали даже неверные князья. Иоанн оставил свое намерение зараз отобрать церковные земли, в следствие представления собора, который выразил в своем докладе царю желание, чтобы они «по старине» оставались невредимыми «во святейшей митрополии российстей».
Встретив противодействие своему намерению одним разом отобрать все церковные земли в пользу московского государства, Иоанн не оставил намерения сосредоточить их в непосредственном ведении московского государя. Он решился преследовать особенный план сосредоточения, подготовленный некоторыми явлениями в предшествующее ему время. Средства к осуществлению этого плана были многоразличны. Одни из них нашел он в предшествующих его царствованию явлениях, которые обратил в свою пользу, другие он сам ввел в жизнь. Но в тех и других проглядывала одна мысль и одна цель: те и другие были вполне согласны с современными понятиями и современным положением дел. В употреблении этих средств, которые постепенно и прочно вели дело к предположенной цели, Иоанн является покровителем церквей и монастырей. Политика Иоанна продолжалась в том же направлении по отношению к монастырям и при его преемниках с необыкновенным постоянством более столетия. Она состояла в том, что московские цари, оставляя за церковными учреждениями и властями их владения, даже дозволяя им увеличивать свои владения, сами жалуя их, при раздаче разных льгот и благодеяний отдельным монастырям, церквам и епископиям, приобретали в них верховные непосредственные судебно-гражданские права с изъятием их от зависимости областным или епархиальным судам, вообще устраняли всякую посредствующую инстанцию между непосредственным судом владетелей и верховным судом Государя. Укажем средства, употребленные царями для осуществления их политики.
Московские князья начали сосредоточение судебно-гражданских прав церковных .учреждений в своей непосредственной власти с того, что они все монастыри в уделах, ими уничтожаемых и присоединяемых к московскому государству, поставляли в непосредственную от себя зависимость в отношении судебно-гражданских прав. Еще Василий Темный принял под свое покровительство от удельных князей монастыри Троицко-Сергиев, Каменский и Толгский . Весьма замечательно и объясняется только нашею мыслию то, что Иоанн III, по взятии Новгорода в 1477 году, требовал от Новгорода земель, отказался от предложенных ему новгородцами целых городов (Великие Луки и Ржева Пустая) и взял на себя «церковные земли владычни (архиепископские) и монастырские по благословению митрополита Симона . Конечно Иоанн с митрополитом надеялся скорее соединить новгородскую область с московским княжеством чрез прием в свое непосредственное ведение церковных земель, чем других новгородских областей. Поставляя церковные земли, приобретаемые от удельных областей, в непосредственную судебную зависимость от себя, московские государи пользовались при этом уже установившимся в уделах обычаем князей подчинять церковные вотчины своему непосредственному суду помимо наместников, волостелей и доводчиков .
Столкновения тяготевших к Москве монастырей с их удельными князьями подавали московским государям повод являться патронами притесняемых и принимать их под свое покровительство . И это было не противно «земским обычаям» времени. Так, между прочим, монастырь Иосифа Волоколамского, притесняемый своим удельным князем, «бил челом царю православному, самодержцу, великому князю всея Руси», чтобы он пожаловал его и избавил от насилий его удельного князя Феодора Борисовича Волоколамского . И монастырь был принят под покровительство великого князя.
В пределах своего княжества московские государи предоставляли митрополиту и монастырям особенные преимущества независимой от областных государственных судов судебной власти в таких вотчинах, в которые они перезывали поселенцев «из иных княжений»; но высшую судебную власть при этих случаях они оставляли за собою. Ясно, кажется, что московские государи этим средством стягивали Русь к Москве. Они жаловали то, что «к тем» вотчинам «потягло» .
В договорных грамотах московских государей с удельными князьями выговариваются такие условия, которые выражают прямо мысль, что государи пользовались непосредственною судебною властию, как средством для подчинения уделов московскому княжеству . Те же отношения и те же цели имели в виду московские князья, когда они подчиняли своему непосредственному суду и церковные вотчины, находящиеся в других уделах или и в их княжестве.
Если удельные князья или их родственники и вотчинники жаловали вотчины в церковные учреждения, находившиеся в пределах московского княжества; то московские государи предоставляли пожалованным вотчинам, между прочими льготами, и привилегию высшего непосредственного своего суда, после суда владельческого, и притом с прямою целью привлечения в них народонаселения из других княжеств назначали для суда только определенные сроки, в которые могли являться в вотчины назначенные прямо от царя особые приставы .
Московские Государи приписывали одни монастыри к другим таким монастырям, которые уже находились под непосредственною их подсудностию. Иоанн IV приписал 11 монастырей к Сергиеву Троицкому и 4 к Кирилло-Белозерскому. Михаил Феодорович и Алексей Михаилович 18 монастырей к Саввину Сторожевскому. Приписанные монастыри также поставлялись в непосредственную подсудность московских государей , в какой находились и те, к которым приписывались.
В спорных делах между крестьянами церковных учреждений и дворцовыми грамотами предоставлялся непосредственный суд самому государю . И это служило дорогой к цели.
Удельные князья, в ожидании смерти своей, завещевали свои уделы великому московскому князю. Но умирающие всегда желали «пристроить свою душу». Пристроение души состояло в завещании определенного количества деревень в пользу монастырей или церквей. По этому умирающие, предоставляя свои уделы великому князю, просили его распорядиться относительно «поминка их рода и души» по своей воле или отдать на помин души те деревни, которые, по своему положению, приходились к монастырским землям , или, если самому великому князю понадобятся эти земли, то он пожаловал бы внесть в монастыри определенное количество денег , или представляли одному великому князю право выкупа вотчин, завещанных в монастыри . С течением времени законом на соборе 1551 г. запрещено было монастырям принимать, a удельным князьям давать в монастыри вотчины по душам без докладу государю московскому. Закон указывает, что московские государи «исстари» стремились к такому ограничению монастырей и князей удельных. «А что из старины, говорится в соборном приговоре, по уложению великого князя Василья Ивановича всеа Русии (а по другим спискам: по уложению великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и по уложению великого князя Василья Ивановича всеа Русии) во Твери, в Микулине, в Торжку, в Оболенску, на Белеозере, на Рязани, мимо тех городов, людей, иных городов людем вотчин не продавали и по душам в монастыри без докладу не давали, a суздальские князья да ярославские, да стародубские без великого князя ведома вотчин своих… в монастыри по душам не давали» . Московский государь, дозволяя монастырям принимать завещанные вотчины, оставлял за собою судебно-гражданские права над ними .
Областные суды московского государства, и вообще все функции областного управления подавали бесчисленные поводы монастырям и церковным властям даже желать непосредственной подсудности государю, как особенной льготы, для избежания зависимости от областных властей. Московские государи отправляли в присоединенные к их княжеству уделы и города своих наместников, потом воевод, которые были областными управителями и судьями своих округов. В обыкновенном ходе государственного устройства все церковные вотчины должны были подлежать их суду, который был, разумеется, выше владельческого суда. Но, как известно, ведение наместников, волостелей и воевод в известной стране было слишком тяжело для обывателей, вследствие системы кормления. Потому церковные власти и учреждения и желали льготы, независимости их владельческого суда в своих вотчинах и самых вотчин от ведомства разных областных чиновников. Они обращались к московским государям с челобитьями о принятии их вотчин в свой непосредственный суд. Так было в удельных княжествах. Так стало и в московском государстве. Московские государи были весьма щедры и благосклонны на челобитья церковных учреждений. Они являлись при таких челобитьях покровителями церковных властей и учреждений, как по благоговейным чувствам к Вере и Церкви, так и в видах сосредоточения церковно-гражданской судебной власти в своем непосредственном ведении. Несудимые жалованные грамоты раздавались щедрою рукою. Ими предоставлялся владельческий суд церковным властям и учреждениям, независимый от областных судов, равносильный суду государственному, но суд, состоящий в непосредственном ведении самого государя. «A сужу аз сам князь», или «Великий Государь и Великий Князь» или «боярин мой введенный», это была обыкновенная формула, выражающая привилегию в судебно-гражданских делах монастырей и церквей и заключающая грамоты, которыми ограждалась самостоятельность и независимость суда жалуемых церковных властей и учреждений от наместников, воевод, волостелей и пр. Грамот, жалующих такие льготы церковным вотчинам, чрезвычайное множество как отпечатанных доселе, так и не печатных, сохраняющихся в архивах . Несудимые грамоты давались всеми московскими государями. Весьма часто и, кажется, всегда данная одним царем грамота подтверждалась последующими без изменения или с ограничениями по законам, установленным после пожалования. Бесчисленное множество несудимых грамот и щедрая раздача их государями главным образом и оправдываются объясняемою нами политикою московских государей по отношению к церковным владениям и благоговейными чувствами их к церковным учреждениям. Невыгоды от привилегий, раздаваемых несудимыми грамотами, окупались вполне достижением государственной цели, для которой они выдавались, и финансовыми доходами в пользу учреждений и государства, помимо областных чиновников.
Московские Государи жаловали иногда монастырями церквам дворцовые села, деревни и земли, в виде руги, или и на поминок по своему роду. Характеристически изображаются отношения таких пожалованных вотчин в судебной зависимости от государей в следующей грамоте от 1453 г.: «По приказу своее оспожи, своее матери, великие княгини Софии, се яз князь велики Василей Васильевичь дал есмь в дом Живоначальной Троице в Сергеев монастырь села ее Кинелские, Чечевкино да Слотино, и с деревнями, и что к тем селом и к деревням потягло из старины, опроче тех земель волостных, которые подавал яз, князь велики, своей матери Великой Княгине к тем ее селом и к деревням волостные земли; a дал есмь им те села и деревни и с хлебом и с животиною, да половину серебра летнего на людех, и со всем с тем, что в тех селех и в деревнях есть, опричь людей страдных, да опрочь суда, суд мой Великого Князя. A дал есмь Живоначальной Троице неподвижно в дом те села и деревни, по своем отци великом князе Василье Дмитриевиче. и по своей матери великой княгине Софье, и всему своему роду на поминок» .
По прекращении уделов прекратилась и передача в церкви и по монастырям земель из удельных княжеств. Явились в московском государстве поместья служилых людей государевых. Владетели этих поместьев, для поминовения своей души и своего рода, передавали и поместья в монастыри, как свою частную собственность. В поместьях служилых людей Государь был волен в суде и управлении. Монастыри, получившие поместья, устраивали так, чтобы получить несудимую грамоту относительно приобретенных имений и таким образом поставить себя в зависимость от непосредственного суда государя.
Навстречу политике московских государей сосредоточить в непосредственном ведении судебно-гражданские права в церковных вотчинах дарованием особых льгот суда и особых привилегий церковным властям и учреждениям в их владельческих имениях шли многие явления в истории русской церкви с очень раннего времени.
Известна история основания наших монастырей. В основании монастырей в древней России с ревностию участвовали все сословия, все классы народа. Весьма час-то подвижники благочестия уходили в непроходимые леса за пределы существовавших епархий, границы которых в древнее время не везде точно были определены, поселялись там и основывали монастыри. Такие монастыри сначала вполне зависели от своих основателей и в гражданских делах. С получением известности в государстве они, не зная епархиальной зависимости, в отношении гражданской подсудности по естественному ходу вещей становились в подсудность тем князьям, в уделах которых находились. С переходом удела во власть московского государя и они переходили в его судебное ведомство по отношениям гражданским, помимо епархиальной власти.
Основатели монастырей русских до самого XVIII столетия считали основанные ими монастыри своими. Они имели взгляд, что они имеют право в своих монастырях на судебно-гражданскую власть. Даже вкладчики, люди, своими вкладами поддерживавшие монастырь, смотрели на монастырские имения, как на область, им принадлежавшую, в которой судебно-гражданская власть только им и принадлежит. Они признавали один высший суд над собою – суд государя; но ни областных государственных судов, ни епархиальных они не знали . Даже прихожане таких церквей, которые содержались на особые суммы прихожан, уже в XVIII в. считали себя независимыми в судебно-гражданских делах, соприкасающихся с церковными принадлежностями, от епархиального суда . Если частные люди, основатели монастырей и церквей считали себя в праве иметь судебно-гражданскую власть в кругу имений, принадлежащих их монастырям, то само собою разумеется, что сами государи имели непосредственный гражданский суд в монастырях, ими построенных или одаренных дворцовыми селами и деревнями .
Многие монастыри, после монгольского ига, в следствие общих неустройств в государстве, подвергались разграблениям от окрестных жителей, удельных князей и разбойников. Некоторые из таких монастырей искали приписки к другим, имеющим возможность оберегать себя, свои вотчины и другие приписные монастыри с их вотчинами, и в тоже время пользующимися привилегиею непосредственной подсудности в делах гражданских московскому государю. Другие же прямо искали защиты от разных притеснений и грабежей у московского князя, потому что духовные власти не могли оказать им защиты .
В царствование Василия Иоанновича игуменья, старицы, пять священников и два диакона Успенского во Владимире монастыря били челом Государю, чтобы он продал вотчины, принадлежащие этому монастырю, и давал ему проценты с полученного от продажи капитала на содержание живущим в нем. В этом факте выражается мысль сосредоточения монастырских вотчин около московского государя. Вероятно этот факт был не единственный .
Систематическое же тяготение церковных владений к непосредственному суду московского государя, самодержца всея России, создалось вследствие внутренних административных, судебных и финансовых отношений между епархиальными властями и подчиненными им ведомствами. Владельческие права епархиальных архиереев сильно сказывались в управлении церковном в течение XV-ХVII иcков. Подчиненные епархиальному архиерею во владельческом отношении монастыри и церкви обязаны были «тянуть» ему тягло точно также как обыватели деревень и городов – князю владетелю. Епархиальные архиереи переняли в значительной степени от князей и вотчинников формы, в которых выражались владельческие права. У них были дворы из бояр, боярских детей, окольничьих и т.п. Они имели из них десятинников, недельщиков, подводчиков и пр. и пр. Эти то лица заведывали управлением, судом, расправою, сбором владычных податей в епархии. Подати были чрезвычайно разнообразные. Гражданско-судебная власть этих лиц стесняла и ограничивала владельческий суд церковных учреждений в их собственных землях. Суд десятинников был обременителен и не всегда справедлив. Особенно «тяглым попом» приходилось «невмоготу». В каком отношении находились епархиальные монастыри и церкви к епархиальным архиереям в судебной и финансовой области, в таком же отношении находились сами епархиальные архиереи к митрополиту и потом патриарху всея России. В следствие невыгодных в судебном и финансовом отношении прав высших церковных властей для низших, подчиненных, еще в XIV в. явилось стремление этих последних к независимости от ведомства высших в делах гражданских, a иногда и в духовных. Пример такому стремлению подали епархиальные архиереи. Новгородская епархия первая и весьма рано хотела освободиться от митрополичьих заездов, пошлин и суда . Новгородскому владыке стали подражать и другие . Монастыри стремились освободиться то от наместников и бояр архиерейских , то и от самых епархиальных архиереев , в делах вотчинных в особенности . Это стремление возбуждалось и поддерживалось еще и тем, что государевы наместники, воеводы, волостели и тиуны имели право въезда в земли, не подчиненные непосредственному суду государя. Полная же независимость от суда и пошлин епархиальных властей и государевых наместников, воевод и волостелей приобреталась исключительно несудимыми грамотами от государя. Этими несудимыми грамотами стягивались монастырские, святительские и церковные вотчины под непосредственный суд государя в гражданских делах, помимо суда областного государственного и церковных – высших инстанций .
Были еще и другие отдельные явления, в которых открывались частные случаи непосредственного суда государей в церковных вотчинах по делам гражданским, так, например, апелляция к государю в спорах, решенных епархиальною и патриаршею властию к неудовольствию одной стороны и т.п. Но для нашей цели довольно и сказанного в доказательство того, что московский государь сосредоточивал в своем непосредственном ведении судебно-гражданские права в вотчинах церковных властей и учреждений. В первой половине ХVІІ в. сосредоточение достигло широких размеров, но не простиралось на все церковные вотчины и не приведено было к концу. Это сосредоточение однако не имело еще единства основания для общей судебно-гражданской государственной власти, a представлялось в бесчисленном множестве судебных привилегий, предоставленных отдельным властям, монастырям, церквам, вотчинам, деревням. Обратим внимание на то, в каком виде и чрез какие органы производился непосредственный суд государя и в каком виде явилось судебное устройство в церковных владениях в следствие такого сосредоточения.
Все дела, относящиеся до церковных учреждений и их вотчин и подлежащие непосредственным государевым указам, докладывались Государю с половины ХVІ до половины XVII века (до Соборного Уложения 1649 г.) чрез Приказ Большого Дворца. В нем и ведались они; чрез него исходили царские грамоты к церковным властям, учреждениям и подлежащим лицам.
Сосредоточение таких дел в Приказе Большого Дворца произошло с историческою постепенностию. У удельных князей хозяйственною частию заведовали дворецкие. Каждый удельный князь имел своего дворецкого. Московские князья, по мере возрастания их княжества, увеличения хозяйства и богатства их и по мере увеличения их доходов, увеличивали у себя число дворецких.
Дворецкие поставлялись для управления дворцовых городов, сел, деревень и черных волостей, присоединяемых к московскому княжеству от бывших уделов. Самый же личный состав дворецких и дел ведомства их с течением времени получает название Приказа Большого Дворца. В первый раз в актах он является в 1547 г. , но, вероятно, он был и ранее, еще при Иоанне III . Во главе этого учреждения был «дворецкий, у которого был Большой Дворец в приказе» . С течением времени Приказ разделился, по различию отдельных частей, в нем заведываемых особыми дворецкими, на отдельные дворы, с особенными названиями от частей, вверяемых отделениям (Сытный Двор, Хлебный и т. п.). «Во Дворце же в Приказе были и монастыри всех городов (1610-1613) . Заведывание делами относительно церковных учреждений имею свое особое отделение в Приказе. Отделение это во времена Михаила Феодоровича встречается с именем Монастырского Приказа и приказа монастырских и переносных дел . В этом отделении был боярин и дворецкий и дьяки . Предметы, подлежащие их ведению относительно церковных учреждений, были многочисленны и разнообразны.
а) В Приказе Большого Дворца сосредоточивались государственные финансовые отправления из всех церковных вотчин, как-то: плата с оброчных статей (с рыбных ловель и т.п. ), сбор денег, хлеба и даточных людей для военной службы . Если же другие Приказы требовали с церковных властей и учреждений сборов государственных; то они жаловались на это царю . Впрочем, нужно сказать, что привилегиею быть в зависимости от одного Приказа Большого Дворца по финансовым отправлением пользовались не все церковные учреждения и власти, имеющие вотчины. С вотчин непривилегированных монастырей сборы происходили чрез воевод, которые и отправляли собранное по назначению правительства .
б) В Приказе Большого Дворца производились распоряжения относительно описей владений и имуществ церковных учреждений, принималась отчетность в употреблении монастырских расходов, имелся высший контроль над церковными имуществами, не подведенный впрочем под общие и постоянные формы . Вследствие прав высшего надзора за финансовым состоянием монастырей, Приказ назначал производство следствий по злоупотреблениям в растрате монастырской казны и в монастырском управлении и принимал меры к устранению беспорядков в этом отношении .
в) Приказ заведовал производством дел по выдаче новых и подтвердительных жалованных царских грамот, и также по жалобам за нарушение данных церковным властям и учреждениям грамот и привилегий .
г) Выдача руги и милостынных денег монастырям и церквам из государевой казны и все соединенные с тем дела были в распоряжении того же Приказа .
д) Все вообще правительственные действия со стороны государства относительно церковных дел шли к церковным учреждениям чрез посредство Приказа .
е) В Приказе же сосредоточивалась и судебно-гражданская власть в делах, подлежащих непосредственному суду государя относительно привилегированных церковных властей и учреждений. Ему подлежали митрополиты, архиепископы, епископы , привилегированные монастырские власти: настоятели, игуменьи и прикащики, все вообще обитатели привилегированных монастырей, монастырские слуги и крестьяне , лица белого духовенства, владевшие вотчинами: соборные протопопы с братиею и духовенство монастырских сел, принадлежавших привилегированным монастырям . Все эти лица судились чрез Приказ Большого Дворца в исках на них со стороны лиц других ведомств, светских. «А кому будет чего искати на них », то иск вчинять в Приказе – так обыкновенно говорится в несудимых грамотах. Но некоторые монастыри находили для себя стеснительным и то, что они, подлежа ответственности в исках на них в Приказе Большого Дворца, сами должны вчинять иски на посторонних в различных приказах, которым ответчики были подсудны. Поэтому они просили государей пожаловать их правом нчинять иски на светских в Приказе же Большого Дворца, где и сами отвечали, и действительно получали это право. Так Суздальского Покровского монастыря игуменье с сестрами при Михаиле Феодоровиче пожаловано «кому будет чего искать на них игуменье с сестрами, и на их монастырских попех, и на слугах, и на крестьянех, или им будет игуменье с сестрами, и их монастырским попом, и служкам и крестьянем, и всяким монастырским людем, на ком всяких чинов на всяких людех искать какого управного дела, и они ищут тех управных дел на всяких людех в том же Приказе Большого Дворца, a в иных приказех во всяких управных делах игуменью с сестрами, и их попов, и слуг и крестьян, кому до них сторонним людем дойдет исковое дело, или будет им игуменье с сестрами дойдет до кого до сторонних дел исковое дело, и их опричь Приказу Большого Дворца не судить» . Такие же права даны были Новгородскому Юрьеву, Троицко-Сергиеву, Белоезерскому и некоторым другим монастырям . Подобная жалованная дана была в 1634 г. Мая 29 дня архиепископу Вологодскому Варлааму, чтобы архиепископским стряпчим, которые живут на Москве и домовым людем и вотчинным крестьяном во всяких исковых делех искать и отвечать в одном Приказе Большого Дворца» . Прежде, чем сформировался при московских государях, Приказ Большого дворца, суд давался подлежащим лицам или самим Государем или дворецким Большого дворца, – «сужу их… яз царь и великий князь или наш дворецкий Большого дворца» , говорилось в несудимых грамотах. Этот дворецкий иногда носил совместный титул боярина: «судит наш боярин и дворецкий Большого Дворца» . Около 1615 года Приказ Большого Дворца является судебно-гражданским местом по отношению к духовному ведомству или без указания на состав его , или с указанием на боярина и дьяков, которые заведовали судом. «А кому будет чего искати, говорится в грамотах, на игумене и на братии и на их монастырских людех и на крестьянех, и по нашему государеву указу игумена и братью судят, опричь духовного дела, в Москве, в Приказе Большого дворца боярин наш и диаки» . Этот боярин был постоянным судьею в Приказе, но вместо его назначался и особый судья для известных дел или местностей – «боярин введенный» . Но Приказ не всегда давал непосредственный суд. Для судебных дел в церковных привилегированных владениях, равно и для других занятий в них, например: для описания монастырских имений, для составления переписных книг, для производства следствий, Приказ иногда отправлял в известные монастырские имения бояр, дворецких, чаще всего особых приставов и т. п. , но поручал в XVII столетии все эти дела не редко и воеводам . Для суда и вчинания исков назначаемы были сначала известные определенные сроки , для разных местностей различные , притом для одних местностей – один срок, для других два и три . Кроме этих сроков не велено было производить суда в привилегированных местностях, и если бы назначен он был, то решения его считались в них недействительными . Назначались сроки для исков на духовных лицах и крестьянах церковных вотчин и пред боярами введенными, приставами и тиунами, которые назначались, по несудимым грамотам и посылались из Приказа. «Данный пристав» или «боярин введенный» определялся для известной местности или постоянным судьею , или только на определенные сроки , a «нелюбые» приставы, по просьбам монастырей, иногда сменялись . Приставы, притом, назначались или для всех вообще дел по монастырским владениям, или только для известного и определенного круга . Кроме определенных на известные сроки приставов никто не мог ни въезжать в привилегированные местности, ни производить в них суда. Но привилегированных местностей в первой половине оказывалось чрезвычайное множество. Едва ли была физическая возможность для Приказа иметь или посылать особого пристава или боярина для каждой из них. Поэтому Приказ стал поручать, вместо особых своих бояр и приставов, воеводам не только судить в привилегированных местностях, но именем царя наблюдать над делами чисто церковными и делать распоряжения, относящиеся к кругу обязанностей церковных властей . На основании таких наказов воеводы и вообще областные чиновники вмешивались не только в гражданские дела во владениях церковных учреждений, но и в дела церковного управления и суда над духовными лицами . Еще чаще сами воеводы, без особых дозволений, вступались в дела, огражденные от них привилегиями и церковными законами . Если они дозволяли себе такое вмешательство и в привилегированных местностях, пользующихся несудимыми грамотами; то они считали уже себя в праве судить и рядить духовных лиц и крестьян церковных вотчин в непривилегированных местностях, помимо епархиального суда и власти. Если несудимые царские грамоты не удерживали их от вмешательства в дела, изъятые из под его ведомства, то требования церковных властей не могли иметь силы против них. Вообще в XVI и особенно в первой половине XVII века со стороны светских чинов были весьма часты вторжения в судебные дела, которые церковными властями и учреждениями признавались изъятыми из под их подсудности. Оказалось, что напрасно монастыри и церковные власти добивались неподсудности областным и вообще светским судам, прибегая под непосредственный суд московских государей. Стремления их, продолжавшиеся два столетия, стремления к самостоятельности во владельческом суде под защитою непосредственного суда государя, помимо областных государственных и церковных – епархиальных и патриаршего судов, эти самые стремления привели их в конце концов к зависимости от разнообразных судей светских не только с судебно-гражданском отношении, но и в церковно-служебном.
Между тем в духовенстве и особенно в представителях церковной власти крепко было убеждение о неподсудности церковнослужилого сословия или, вернее, звания мирским судьям. Уставы первых русских князей, установившие в России самостоятельность церковного суда между лицами, служащими Церкви и состоящими под ее особенным покровительством, оставались основным законом судебно-гражданских прав церкви. Они юридически не были отменены. Обязательности их никто не оспаривал. Церковные власти и учреждения признавали себя в праве удерживать за собою и тот гражданский суд, который создался в области церкви на основании владельческих прав, грамот и законов о церковных десятинах, на основании жалованных и не судимых грамот, которыми владетели ограждались навеки от всякой обиды. По этому церковные власти, XVI и XVII веков, желая устранить и предотвратить нарушения судебно-гражданских прав церкви, узаконенных издревле и созданных историею, предпринимали защитительные меры к охранению этих прав. Они запрещали духовным лицам судиться у светских лиц, подтверждали, разъясняли и разглашали древние права церкви обнародованием «Правил об обидящих церкви Божия», посланий и челобитен «о вольностях церковных и о неотнятии движимых и недвижимых церковных имений и о прочем», изданием разнообразных списков «ряда и суда церковного», установленного первыми князьями и т.п. Многие монастыри и епархиальные власти заручались новыми несудимыми грамотами или подтверждением старых, по которым они подлежали суду одного Приказа Большого Дворца.
Епархиальные власти находили противным правам церкви, если подчиненные им духовные лица подвергались суду мирских. Между тем сами, как было замечено выше, в областях своих епархий назначали для управления и суда в церковных делах лиц мирских – бояр и детей боярских в десятильники, недельщики, прикащики и подводчики. Управление и суд этих лиц был весьма тяжелым игом для белого духовенства. Мы знаем, что некоторые церковные учреждения, в особенности монастыри, монастырские села и соборное духовенство в разных епархиях успели оградить себя от въезда епархиальных чиновников в пределы их местностей и от суда по делам гражданским непосредственною подсудностью государям. Но приходское белое духовенство оставалось в полной и исключительной власти епархиальных светских чиновников. Оно сознавало и чувствовало гнет их над собою. Сильным и искренним выражением чувств его под этим гнетом был голос одного Ростовского священника на соборе в начале ХVІ в. (1503 г.). Свящ. Георгий держал такого рода речь пред отцами собора: «Господа священноначальницы! Не благословно насматриваете за верными людьми…, назираете Церковь по царскому сану земного царя – боярами, дворецкими, недельщиками, подводчиками, для своих прибытков, a не по достоинству святительскому. Апостол пишет: служащие алтарю с алтарем соделяются. И нам достоит пасти Церковь священниками благоразумными, a не мирским воинством» . Справедливые жалобы и объяснения белого священника не уничтожили, конечно, общих беспорядков, сложившихся исторически. Но в них выражалась мысль, которая заключала в себе задатки исторического развития. Чрез полвека был другой собор, в 1551 году. На нем выработались определения, которые должны были дать новую организацию и новое распределение суда и судных дел между церковию и государством. По определениям этого собора, все вообще духовенство должно было подлежать суду церковных своих начальников во взаимных делах гражданских и в делах церковных. Мирские судьи не должны судить духовных лиц. Несудимые жалованные царские грамоты, по которым архимандриты, игумены и вообще лица духовные изъяты от суда епархиальных архиереев, признаны против священных правил данными и потому должны быть отменены. Начало церковно-служебное, установленное первым церковно-гражданским законодательством на Руси, подтверждается в определениях собора с особою ясностию. Собором требуется восстановление епархиального и церковного суда для духовных лиц во всей силе. Отношения между духовенством и гражданским государственным судом собор определял в следующих положениях: лица духовные в гражданских исках на светских лицах обращаются к мирским судьям по месту ответчиков, но при депутатах со стороны церковной власти; монастырских слуг и крестьян между собою судят монастырские власти; в исках на них сторонних лиц суд предлагается пред боярами и дворецкими Царя и Великого Князя по жалованным царским грамотам, равно и в исках слуг и крестьян одного монастыря с крестьянами других монастырей и епархиальных властей; но областным государственным судьям, «князем и бояром», дворецким и наместникам по городам и волостям собор не дозволяет судить духовных лиц; опись и поверка монастырских имуществ отнесены в ведение царских бояр . Из этих соборных положений видно, что подсудность распределена между государственным и церковным судом не по предметам дел – это начало еще не вызрело и не было сознано, что начало церковно-служебное по лицам установляется здесь как единственно правильное для распределения между государственным и церковным ведомствами, и что областные государственные суды вовсе устраняются от ведения церковными владениями. Несмотря на ясность и видимую определенность определений собора 1551 г., они весьма мало имели значения в истории русского права и, по-видимому, вовсе не действовали в жизни последующего времени. Мы знаем уже, что царские несудимые грамоты, данные церковным учреждениям, продолжали свою силу; и новые выдавались, и старые подтверждались; бояре и дворецкие, воеводы, волостели и тиуны государевы, областные и присылаемые из Приказа Большого Дворца, вторгались в дела церкви, не только гражданские, но и духовные. Жалобы на вторжения их продолжались. Архиереи не переставали напоминать о ведомстве святительского суда по уставам первых князей. Напоминания их не отстраняли вмешательств. И сами они продолжали назначать в десятинники и судьи своих бояр и дворецких, и в их области вмешивались царские воеводы, волостели и прочие бояре. Для устранения вторжений мирских властей и судей в церковную область высшие церковные власти продолжали приобретать несудимые грамоты, как единственный оплот против них. Сам патриарх Филарет нашел нужным испросить у своего сына несудимую грамоту для патриаршей области , для ограждения ее от зависимости не только наместников, воевод и других областных чинов, но и Приказа Большого Дворца. Ему последовали и некоторые епархиальные архиереи . По этим грамотам они получали полное право суда над духовенством и подвластными ему лицами по служебным и владельческим отношениям, с тем ограничением, чтобы иски духовных лиц против светских вчинялись по местам ответчиков.
Неудовлетворительность судебно-гражданских отношений в владельческих областях церкви была сознаваема не одним духовенством. Она ясно открывается при самом беглом обозрении этих отношений в первой половине XVII в. Вот это состояние, которое мы представим в общих чертах.
С первого же взгляда, при обозрении судебно-гражданских отношений в подсудности духовенства и владений церковных властей и учреждений, открывается бесконечное разнообразие в отношениях подсудности, без единства основания для них. Закон, установленный первыми князьями на основании греческих законов и канонических правил и много раз подтверждаемый впоследствии, закон о безусловной подсудности духовенства в делах церковных и гражданских церковным судам, несколько веков ограничивался особыми привилегиями, жалованными от московских государей и царей отдельным властям и учреждениям, и в первой половине XVII в. не имел общего значения для всей России. Привилегированные в гражданско-судебном отношении церковные власти и учреждения были чрезвычайно многочисленны. Патриаршая область пользовалась в этом отношении особою привилегиею. С 1625 года она получила для себя единство в судебном устройстве. В ней вся судебно-гражданская власть по отношению к духовенству и церковным вотчинам, по основаниям церковно-служебным и владельческим, сосредоточена в лице патриарха. Но это стало только с 1625 года. До этого же времени многие монастыри патриаршей области (Троицы-Сергиев, Вознесенской девичий, Новодевичий и др.) находились вне зависимости от патриарха по гражданским делам, a стояли под зависимостию Приказа Большого Дворца. Но с 1625 году, когда патриарх сосредоточил в своем лице судебно-гражданскую власть во всей своей области, она представляла довольно разнообразия в отдельных частях судебного устройства. Судебно-гражданскою властию патриарх располагал или сам непосредственно иногда только в высшей инстанции, a иногда в первой и второй – без низших, или предоставлял ее своим наместникам, боярам, десятинникам – духовным лицам или светским, посылая их от своего двора или приказов, или давал отдельным монастырям свой гражданский самосуд, независимый от посылаемых или назначаемых им десятинников, но под апелляциею к патриаршему престолу. Патриаршая область не была сплошною территориею, собранною в одном месте . К ней причислялись города Пенега и Курск, Мезень и Белгород, Вятка и Белоозеро. Духовные лица и церковные вотчины во всех этих городах и уездах их имели над собою патриарший гражданский суд, хотя пределы их уездов иногда окружены были непатриаршею епархиею. Притом, не во всех исках подчинены были патриарху подлежащие его суду лица. Во встречных исках на них сторонних лиц они подлежали ответственности тем судам, в которых они вчиняли иск свой на этих лиц:, за то и сторонние лица, против которых нужно было вчинять иски по местам их подсудности, при встречных исках против них отвечали в судах патриарших . В епархиях было более разнообразия в судебно-гражданском устройстве. Некоторые епархиальные архиереи в своих областях также пользовались относительно судебно-гражданской власти привилегиями, подобными патриаршим, по крайней мере, относительно духовенства и вотчин, принадлежащих собственно архиерейским домам. Сами они отвечали в Приказе Большого Дворца по гражданским делам исключительно. Их судебно-гражданская власть почти во всех епархиях была чрезполосна: в каждой епархии были монастыри, которые не зависели от архиереев в гражданских делах, но подчинялись в этом отношении Приказу Большого Дворца; были отдельные вотчины и монастырские села, принадлежащие привилегированным монастырям других епархий, в них не было места архиерейскому суду не только в гражданских делах, но иногда и в духовных: были монастыри, села и вотчины, принадлежавшие другим епархиальным архиереям, которые и осуществляли в них свою церковную и владельческую власть; были такие церковные вотчины, в которых действовал общий государственный областной суд, были ружные церкви и села, ведомые в Приказе Большого Дворца, и привилегированные соборные и приходские церкви, подчиненные тому же Приказу. Сами епархиальные архиереи разнообразили в своих епархиях судебное устройство. Обыкновенно десятильники были судьями низших инстанций в епархиях. Епископы освобождали некоторые монастыри и села от подчиненности им и предоставляли себе непосредственный суд над освобожденными, оставляя низший самосуд за ними. В некоторые монастыри и церкви с их владениями архиереи назначали особых приставов с различными правами, также недельщиков. Для некоторых местностей назначались определенные судебные сроки и т.п. Монастыри и монастырские вотчины, рассеянные по всем концам России, представляли еще более разнообразия и, так сказать, смешанности в судно-гражданской подчиненности, чем патриаршая и епархиальные области, Иные монастыри с своими вотчинами состояли под непосредственною гражданскою подсудностию самого Государя или Приказа Большого Дворца, другие зависели от патриарха, третьи – от епархиальных архиереев; четвертые – от других монастырей; пятые подлежали общим областным государственным судам. Иногда высшему суду Приказа Большого Дворца или епархиального архиерея подлежал только настоятель монастыря, a прочих лиц, принадлежащих к монастырю, судил настоятель; a иногда и настоятель и братия подсудны были прямо Приказу или архиерею, или боярам и приставам, посылаемым от них. Для суда над ними назначались сроки разнообразные, но были и бессрочные суды для некоторых. Далее, весьма часто представляли удивительную рознь судебно-гражданские отношения одного и того же монастыря в различных вотчинных и поземельных его владениях. Возьмем для примера судебно-гражданские отношения Обнорского Павлова монастыря (в пределах нынешней вологодской губернии, грязовецкого уезда), вовсе не особенно знаменитого в XVII стол. сравнительно с другими монастырями. Деревни, вотчины и пустоши, принадлежавшие ему, были раскинуты по всей северной России от востока до запада: они были в нынешних уездах Вологодском, Ярославском, Пошехонском и Костромском и Белозерских пределах . Все эти владения шли чрезполосно. Более знаменитые в то время монастыри имели несравненно более вотчин и во всех концах России. Ha всем пространстве своих владений монастыри пользовались неодинаковыми судебно-гражданскими правами. Некоторые из их вотчин состояли под непосредственною зависимостию Приказа Большого Дворца, или посредственно – чрез бояр и приставов, срочных или постоянных; по другим вотчинам, в которых были монастырские села и церкви и которые находились не в той епархии, где был монастырь-владелец, он подчинялся в судебно-гражданском и даже церковном отношении местным епархиальным властям, в пределах которых находились его села и вотчины; в некоторых же владениях он был подсуден областным государственным судам. Конечно, и монастыри, подобно епархиальным архиереям и патриарху, стремились ввести единообразие своих прав во всех владениях, им принадлежащих. Но эти стремления не всегда удавались и не вдруг. Если же и удавалось некоторым монастырям поставить себя во всех своих владениях под зависимость одной судебно-гражданской власти, напр. Приказа Большого Дворца, то и это сосредоточение всех владений одного монастыря около одного общего центра судебно-гражданской власти, быть может, выгодное этому монастырю, производило страшную запутанность в судебно-гражданских отношениях с точки зрения государственной и невыгодные последствия для сторонних лиц. Сами монастыри также вносили разнообразие относительно суда в свои владения. Монастыри, например, или непосредственно производили суд и расправу в своих владениях чрез настоятеля, келаря, старцев, или посылали в некоторые вотчины особых старцев, посельских, монастырских прикащиков и т. п. Посланные для управления и суда посельские старцы и монастырские прикащики действовали по наказам. Права и обязанности, предоставляемые им наказами, были различны в разных монастырях, для разных вотчин, в разные времена и но различию, быть может, лиц, отправляемых монастырями. Иные прикащики могли решать все дела судебно-гражданские в пределах своих участков, не ограничиваясь ценностью исков; другим было предоставлено решение дел по искам только до известной степени, (до 5 руб. напр. ). Иные имели право представительства монастырской власти в суде сместном; другие заменялись стряпчими, тиунами и пр. Некоторые прикащики могли производить суд не иначе, как с священником монастырского села и пятью или шестью выборными крестьянами или со старостою и выборными крестьянами вотчины ; а другие имели право одноличного суда. При некоторых прикащиках состояли тиуны, доводчики и т. п. , a при иных во все не было особых помощников и т.д. Судебно-гражданская подсудность в церковных учреждениях различалась еще по различию лиц, смотря по их званию; иная подсудность была для духовных различных степеней, иная – для светских. Духовные лица, по различию степеней своего сана, подсудны были различным властям. Патриарх, епархиальные архиереи и настоятели некоторых привилегированных монастырей подлежали во всех исках на них суду Приказа Большого Дворца; некоторые настоятели судились и у Патриарха; настоятели не привилегированных монастырей зависели от суда епископского и пр.
При чрезвычайном разнообразии подсудности духовных и лиц светских, подлежащих их ведению по служебным и владельческим отношениям, весьма затруднительно было для сторонних лиц отыскание правосудия на них. Отдаленность Приказа Большого Дворца от некоторых монастырей, епархий и вотчин, подведомых церковным властям и учреждениям, затрудняли отправление правосудия. С исками и гражданскими тяжбами всегда неразлучны проторы и издержки. Но эти издержки увеличивались в спорах с духовенством, когда нужно было для ведения и решения спора ехать в Москву, там проживаться, сноситься с Приказом Большого Дворца, единственным судебным местом, в котором, нужно было вчинять иски на значительное число духовных и им подвластных лиц. Конечно, в исках значительной ценности еще можно было предпринимать дальние поездки, проторы, издержки для спора в Приказе Большого Дворца. В исках же малоценных до Приказа было далеко, не надежно, высоко и безвыгодно. След. правосудие в них было не достижимо. Притом, вчинание исков в Приказе на духовенство было ограничено сроками, тогда как само привилегированное духовенство могло во всякое время начинать и вести иски. Правда, Приказ высылал в некоторые монастыри «данных приставов» или «введенных бояр». Но и они большею частию открывали суд в определенные сроки — не все из них могли производить суд над всеми лицами привилегированных монастырей и вотчин; «не любых» для монастырей приставов иногда, по просьбе властей монастырских, сменяли. Трудно было иногда отыскать места подсудности некоторых местностей, властей и учреждений, в следствие необычайного разнообразия привилегий и порядка судопроизводства. Жалованные несудимые грамоты не могли быть известны всем; они не имели известности общих государственных законов. Их знали весьма хорошо только обладатели их. Незнакомые с привилегиями обладающих несудимыми грамотами обращаются к высшему лицу или учреждению, в подсудности которого истец предполагает ответчика. Истцу отказывается на том основании, что иск его вчинен не по месту подсудности ответчика. Воеводы отказывались принимать челобитья на епископов . Не только частным лицам малоизвестны были бесчисленные несудимые грамоты, но и правительственным. Сколько в исторических документах указывается примеров, что воеводы, волостели и тиуны царские принимали к себе жалобы на изъятых по привилегии от подсудности им монастырских и святительских людей и крестьян, также духовных лиц. Воеводы, принимая приносимые им от разных людей жалобы, не могли знать всех несудимых грамот, какими обладали привилегированные местности, решали по принесенным челобитьям дела и приводили их в исполнение. Вот чем, между прочим, объясняется, почему так часто встречаются в ХVІ и ХVII веках вмешательства воевод и волостелей в судные дела церковных учреждений, и почему так часто слышались жалобы со стороны духовенства на эти вмешательства в область их суда. Нужно было показывать государевым судьям жалованные несудимые грамоты, чтобы они не могли вмешиваться в чужой суд. Иногда предъявление несудимой грамоты волостелю или воеводе было невозможно по отдаленности монастыря от той привилегированной вотчины, где воеводе представлена жалоба. В таких случаях опять затруднения для государевых судей, опять возможны столкновения между светскою и духовною властью.
В судах сместных, для разбора столкновений между лицами, подсудными церковным властям, и лицами, подлежащими ведению обыкновенных областных судов, было также очень много разнообразных затруднений к отправлению правосудия: Для составления сместного суда нужен был представитель со стороны привилегированного учреждения или власти. Но эти представители не всегда были готовы на участие в суде сместном. Иные монастырские и архиерейские вотчинные прикащики не имели постоянного уполномочия на представительство в сместном суде. В некоторых местностях, по этому, нужно было для составления сместного суда обращаться к высшему монастырскому или архиерейскому управлению с предложением о назначении представителя с своей стороны. Когда то монастырское или архиерейское управление узнает о надобности назначить своего представителя в сместный суд, когда то еще оно распорядится назначением, когда то назначенный явится к месту назначения, времени требуется много, между тем дела, быть может, требуют скорости и не терпят затяжки… Ясно, что не могло быть строгой определенности, законности, отчетливости, быстроты в ходе дел и суда. Вообще не будет преувеличением и ошибкою назвать состояние судебно-гражданских отношений в монастырских и церковных вотчинах в первой половине ХVII века неурядицею, которая скопилась на это время веками вследствие бесчисленных и разнообразных исторических явлений. Не было единства ни в устройстве суда, ни в отправлении правосудия, ни в самых основаниях судебной власти. Таким состоянием суда не могло быть довольно общество. Его невыгоды чувствовали те, которые приходили по своим нуждам в связь и столкновения с судебно-гражданскими властями по делам духовных и подвластных им в гражданских отношениях лиц.
Жалобы на судебные привилегии церковных учреждений и невыгоды от них выразили дворяне и дети боярские разных городов в 1641 году. Они били челом в Царский Разрядный Приказ Царю Михаилу Феодоровичу на митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов Троцы-Сергиева и других монастырей, игуменов и на прочие привилегированные сословия, чтобы Государь пожаловал просителей, велел учинить для них свой государев указ о беглых и вывозных людях и крестьянах и во всяких обидах и притеснениях со стороны означенных лиц. В челобитье, между прочим написано: «указано на патриарших и на митрополичьих и на владычных приказных людей и на крестьян, и на монастыри, в обидах и во всяких исковых делех суд давати на три срока, на Семен день, на Рождество Христово, на Троицын день, и им де на те сроки к Москве приезжати не мочно, что в то время живут о службам; да и в городех на их слуг и на крестьян также суда не давать; a они из за них людей и крестьян вывозят и землею их владеют насильством, и людем их и крестьяном всякие обиды делают; a от суда отнимаются теми указными сроки, и против того поклепав на них ищут большими монастырскими иски; и Государь бы их пожаловал, на патриарших и на митрополичьих и на владычних приказных людей и на крестьян, и на Троицкой и на иные монастыри, в их обидах и насильствах, велел суд давати бессрочно, с верою с крестным целованием, а не с жеребья, и в насильствах крестьянских, которых вывезли, велел свой Государев указ учинить.» И Государь Царь и Великий Князь указал и бояре приговорили быть суду бессрочному во всяких делах. Но места подсудности для различных лиц обозначены различные, как было и доселе: Определено было:
1) и на патриарших приказных и дворовых людей, и на детей боярских, и на крестьян и на всяких чинов людей, которые живут в патриарших в домовых вотчинах, во всяких делех суд давать бессрочно на Патриарше дворе, потому что при прежних государех и при Государе Царе и Великом Князе Михаиле Феодоровиче всея Русии ни в которых Приказех на них суда не давывали; a судили их на Патриарше дворе, что судные дела слушает и указывает Патриарх; и ныне по Государеву указу и по боярскому приговору быти потомужь.
2) A которые патриарши приказные и дворовые люди, и дети боярские, и патриарши крестьяне, опричь патриарша двора учнут в которых приказех на каких людей всяких дел искати, a ответчики на них в тех же, приказех не сходя с суда встрешно учнут искати: и на них суд давати в тех же приказех.
3) A на митрополитов и на архиепископов и на их приказных и дворовых людей и на детей боярских и на крестьян, и на монастыри, и на архимандритов и игуменов, и на монастырских слуг и на крестьян, и на попов и на весь церковный причет, во всяких делех суд давати в Приказех, где судимы, бессрочно.
4) A которые митрополичьи и архиепискуплих приказные и дворовые люди и дети боярские и крестьяне, также из разных монастырей архимандриты и игумены, и монастырские слуги и крестьяне, учнут в котором Приказе искать всяких чинов на людех, a ответчики, после своего ответу, учнут по челобитным искати на тех исцех, и тем ответчиком на митрополитов, и на архиепискупов, и на епискупов, и на архимандритов, и на игуменов, и на митрополичьих и на архиепискуплих и на епискуплих приказных и дворовых людей и на детей боярских, и на монастырских слуг и на крестьян, по их исковым челобитным, суд давати в тех же Приказех, против их ответчиковых челобитен» .
Выписанными нами узаконениями устранены некоторые препятствия к отысканию правосудия в исках и тяжбах с духовными лицами и подвластными им людьми но служебным и владельческим отношениям. Но нельзя сказать, чтобы все препятствия к тому удалены. Бояре и дети боярские желали большего и ждали случая выразить свое неудовольствие на оставшиеся за церковными учреждениями и властями привилегии. Посадские люди и другие лица, не принадлежавшие к привилегированным учреждениям или классам, также не менее дворян боярских детей имели причины жаловаться на судебные привилегии духовенства .
Между тем и государство русское развивалось и слагалось в определенные и твердые формы истинно-государственного устройства. Самодержавная верховная власть его, в лице самодержавного государя по выходе с блестящими успехами из борьбы с татарами и удельною раздробленностию России, более и более приобретала сознание своего величия, силы, могущества и верховных прав во всех сторонах государственной жизни . Смутное время усилило это сознание во всем русском народе. Земские соборы ХVІ и ХVII веков, как носители общенародного сознания, признавали и утверждали за самодержавною властию государства все атрибуты ее верховных прав, или, по выражению бывших на соборах лиц, «государскую волю Царя» . В сознании своих верховных прав государство русское в XVI в. стремилось везде усилить свою власть, создать особый прочный склад своего общегосударственного управления, дать от себя органов отдельным областям, для водворения общественного порядка во всей России, в интересах общегосударственных, a не частных . В ХVII в. в повсеместном учреждении воевод, как представителей государственной силы в областях, a не лично княжеской власти, твердо обозначалось государственное стремление России ввести однообразие в управлении и повсюдное подчинение общей государственной силе, с чем не могли ужиться рядом разные привилегии. По отношению к судебной части, Московское государство XVI в. объединяло Русь Судебниками Иоанна III и Иоанна IV, вводя мало по мало одно право, одни законы для всех отдельных частей по всей России. В ХVII в. законодательство России из местного, московского, допускавшего существование других удельных законодательств, переходило в общегосударственное; вместо судных, жалованных, губных и др. грамот, составлявших закон для известной области, иногда для одной волости, для одной вотчины какого-нибудь монастыря, подготовлялось общее Уложение . Около половины ХVII в. созрела в государстве мысль, «чтобы Московского государства всяких чинов людем от большего и до меньшего чину суд и расправа во всяких делех всем были ровно». С этою мыслию не могли ладить судебные привилегии церковных учреждений.
Итак необходимо было преобразование в положении привилегированных судебно-гражданских отношений духовенства и лиц, ему подвластных по служебным и владельческим отношениям. Нужда в преобразовании чувствовалась всеми: и самим духовенством, и народом, и боярами, и государством. Вот почему при составлении и обнародовании Уложения 1649 г. «Государь царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея России, по челобитью стольников и стряпчих и дворян московских и городовых дворян и детей боярских и гостей и гостиные и суконные и иных разных сотен и слобод и городовых торговых и посадских людей, указал Монастырскому Приказу быти особно , как общему судебно-гражданскому государственному учреждению для лиц духовных и подвластных им, по служебным и владельческим отношениям, людей. Замечательно, что ХIII глава Уложения о Монастырском Приказе облечена в особую торжественную форму: в ней указывается на челобитье всяких людей, в начале ее поставлено с особенною обстановкою имя Государя с титулом; притом с особенною ясностию указывается, что происходит, по указу Государя, реформа в положении подсудности духовенства в гражданских делах. Все показывает, что реформа была очень важная, хотя все дело, по-видимому, состояло только в том, что Монастырский Приказ, уже существовавший в виде особого отделения при Приказе Большого дворца, но неразлучно с ним, учреждается особым, самостоятельным судебным местом для дел гражданских. Мы теперь и приступим к рассмотрению Приказа Монастырского по Уложению и за первое почти тридцатилетнее его существование.
ГЛABA II. МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ В ПЕРИОД УЛОЖЕНИЯ 1649 Г. ДО 1677 ГОДА.
Уложение Царя Алексея Михайлова составляет эпоху в развитии русского законодательства и понятий о государстве и различных частях права . В нем ясно обнаруживается сознание необходимости единого цельного государственного законодательства для всея России не для целей отдельных лиц или сословий, но для пользы и блага московского государства и всего Российского царства. Уложение стремится установить «равный суд и расправу» для всех лиц «всяких чинов» . Судебно-гражданские привилегированные права разных сословий, в особенности духовенства , им или совсем уничтожаются, или ослабляются. Оно вводит единство основания и общность порядка в судоустройстве и судопроизводстве. Влияние правительства везде усиливается против прежнего. Является крепкая централизация с упрощенным иерархическим устройством и подчиненностью высшим инстанциям низших. Наконец достигают определенности начала подсудности. Но, нельзя сказать, чтобы Уложение строго и последовательно до конца проводило свои основные начала. Законодательство страны не могло вдруг изменить весь свой прежний характер. Оно, вводя новые общие основания для всего государства, оставляет еще следы прежних привилегий; потому в Уложении являются ограничения тех же оснований, которые оно устанавливает, как общие для всего государства. Отсюда в законоположениях Уложения недомолвки, неопределенности, противоречия и какая то двойственность в началах . Общий характер Уложения отражается и на вопросе о подсудности духовенства и лиц ему подвластных по делам гражданским. Так как этот вопрос Уложением поручен новоучрежденному судебному месту, Монастырскому Приказу, то и в законах, определяющих ведомство этого приказа и установленных вместе с ним новых судей для лиц, состоявших доселе под ведением церковного суда, замечается раздвоенность, имевшая свои исторические последствия. Характер подсудности, вверенной Монастырскому Приказу и в то же время новым судьям для духовенства, ясно открывается из рассмотрения предметов ведения их.
Предмет ведомства Монастырского Приказа по Уложению – «суд во всяких истцовых исках» на митрополитов, архиепископов, епископов, их приказных и дворовых людей, детей боярских и крестьян их, на монастыри, на архимандритов, игуменов, строителей, келарей, казначеев на рядовую братию, монастырских слуг и крестьян, на попов и церковный причт» . Таким образом по Уложению в Монастырском Приказе сосредоточен гражданский суд во всех исках гражданских на всех (за исключением, как увидим ниже, патриарха и его области), духовных лицах и учреждениях им подвластных по владельческим правам. В этом сосредоточении, с одной стороны, оказывается законченность многолетней политики московских государей, по которой они стремились подчинить своей непосредственной судебно-гражданской власти церковные власти, учреждения и владения их. С этой стороны перемена, производимая учреждением Монастырского Приказа, подготовлялась предшествовавшим временем. Самый Приказ монастырских дел, как мы упомянули выше, уже существовал в виде отделения при Приказе Большого Дворца. С другой стороны в учреждении Монастырского Приказа, как особого судебного учреждения, с легкою переменою в положении «го открывается весьма важная реформа по отношению к духовенству.
а) До Уложения, как мы видели, законным и историческим основанием судебно-гражданской самостоятельной власти церковных начальственных лиц и учреждений были уставы первых князей, владельческие отношении и несудимые грамоты. Церковные власти и учреждения осуществляли свои права на практике, и de jure считали себя в судебно-гражданских правах независимыми от светской власти. Непосредственный лишь суд самого Государя ими признаваем был высшею истанциею для них. Уложение не отрицает и не отменяет прежних законных оснований судебно-гражданской власти духовенства прямыми постановлениями. Между тем косвенным образом эта власть в самой основе своей уничтожается. Уложением установляется особое самостоятельное, независимое от Церкви судебное учреждение, которому вверяется судебная власть над лицами, доселе подлежавшими самостоятельному суду церкви. Стало быть, изменяется самый принцип подсудности: прежде была церковно-судебная власть, теперь – государственная; прежде суд был церковный, теперь – государев. Но закон не указывает, должен ли действовать по прежнему суд церковный в делах гражданских или должен прекратить совершенно свою прежнюю силу. Очевидно, пререкание подсудности в практике необходимо должно явиться в следствие учреждения Монастырского Приказа.
б) Монастырскому Приказу предоставляется суд «во всяких исцовых исках» на духовных лицах, значит и в исках духовных лиц на духовных же ответчиках. До Уложения разбор дел между духовными гражданскою властью считался вмешательством в дела Церкви. Теперь это вмешательство становится законом по отношению к делам гражданским. Заметим, что Уложение умалчивает о суде Монастырского Приказа в исках духовных на духовных, но из его положений вытекают судебные права Приказа и на дела этого рода.
в) До Уложения высшие духовные власти – митрополиты, архиепископы, епископы, многие привилегированные архимандриты, игумены и даже прикащики монастырские подлежали непосредственному суду Государя. Суд бояр был для них унижением. По Уложению и они подчинялись Монастырскому Приказу наравне с своими крестьянами. Это новость, которую замечали и современники Уложения и новейшие некоторые исследователи истории русского церковного права . «Церковь во главе своих высших представителей, по их замечанию, подчинена суду гражданских властей».
г) Уложение уравнивает пред судом Монастырского Приказа без различия все церковные учреждения, за малым исключением, и привилегированные и не привилегированные. По Уложению все духовное ведомство и подвластные им люди соединяются в одно общее целое в судебно-гражданском отношении пред государством.
Таким образом, в учреждении Монастырского Приказа осуществлена мысль о подсудности духовенства и подвластных ему лиц в делах гражданских государственной судебно-гражданской власти. Приказ поставляется высшим, центральным, общим судебным местом для всей России. Но указаны в Уложении и низшие инстанции для гражданских дел духовенства. По отношению к суду в этих делах в низших инстанциях проходит тот же новый принцип подсудности, который осуществлен и в учреждении Монастырского Приказа, т. е. принцип подсудности духовенства и зависящих от него лиц гражданской судебной власти. Именно:
а) Уложение представляет и указывает приказным и дворовым людям патриарха и архиереев, равно монастырским властям и крестьянам вчинять иски на людей всяких чинов в приказах, и в тоже время установляет давать суд в этих приказах во встречных исках на митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, вообще на всякие монастырские и епархиальные власти, на крестьян и монастырских слуг и на все лица, принадлежащие церковным властям . По этому установлению епархиальные власти подлежали суду не Монастырского только Приказа, но и вообще приказов.
б) Прикащики и крестьяне монастырские, приказные люди патриаршие и архиерейские в исках, не превышающих ценностью 20 руб., Уложением подчинены подсудности городских властей, т.е. воевод наравне со всеми обывателями светских ведомств .
в) Иски, превышающие ценностью 20 руб., должны вчиняться на означенные лица в приказах, или пред воеводами, при которых находились дьяки, или в Казанском дворце из понизовых городов
г) Прямо не говорится в Уложении, судятся ли митрополиты и другие высшие церковные власти по малоценным искам пред воеводами, но судя по принципу подсудности и по духу уложенной книги и они не изъяты от воеводского суда 11 искам, не превышающим ценностью 20 руб.
д) В столкновениях лиц, подведомственных прежде, до Уложения, гражданскому суду церкви, с лицами других ведомств был суд сместный. Уложением он совершенно, но не прямо, a косвенным образом отменяется. Вместо его должен действовать воеводский суд. Таким образом, духовенству по Уложению не предоставлено даже и представительства в делах, относящихся к нему, пред судом государственной гражданской власти.
Принцип подсудности духовенства и лиц, зависящих от него по владельческим отношениям, государственному суду не проведен однако же Уложением до конца по отношению ко всему духовенству. Допущено было исключение из него по отношению к части духовного ведомства. Патриарх лично, его приказные и дворовые люди, дети боярские, крестьяне и всяких чинов люди, живущие в патриарших домовых вотчинах, были изъяты во всяких делах из ведомства Монастырского Приказа . Патриарху оставлен, по прежнему, суд над всеми означенными здесь лицами. Суд им производился на «патриарше дворе, что судные дела слушает и указывает патриарх» . Такое исключение из общей подсудности указывало епархиальным архиереям на возможность независимости от государственного суда и было напоминанием прежней самостоятельности церковных властей и учреждений в делах гражданских. Поэтому, при тогдашнем положении, исключение это подало повод к весьма важным последствиям, на которые укажем ниже.
Исключение патриаршей области было допущено впрочем только по отношению к Монастырскому Приказу. Самая же мысль основная о подчинении этой области, наравне с прочими церковными лицами и владениями, государственным судебным учреждениям, отчасти и довольно полно проведена и для патриаршей области в следующих положениях:
а) на решения патриарших приказных людей предоставлялось право апелляции к Государю и Боярской Думе; в случае несправедливости таких решений угрожалось виновным приказным наказаниями, положенными в Уложении всем несправедливым государевым судьям .
б) Патриаршие приказные и дворовые люди, дети боярские и крестьяне в исках на других лицах, во встречных исках и малоценных уравнены в отношении подсудности приказам и воеводам, как областным судьям, со всеми духовными и подвластными им лицами . Действие этого последнего закона в истории действительно и было , до 1672 г. когда Государь, по просьбе патр. Иосафа все иски патриарших людей велел ведать в одном поместном приказе .
Рассмотрение вопроса о подсудности духовенства и ему подвластных лиц по Уложению таким образом показывает, что он разрешен не совсем определенно и не для всей России одинаково, и что состояние его в таком положении не исключало возможности практических затруднений в приложении и столкновении между прежними и новыми судами.
Такими же последствиями могло сопровождаться и судопроизводство, установленное Уложением по гражданским делам духовных лиц для Монастырского Приказа и других судебных учреждений, в ведение которых переданы гражданские дела духовных лиц. Это судопроизводство имело некоторые особенности сравнительно с судопроизводством, установившимся в период Уложения в общих судах государства. Особенности касаются собственно судебных доказательств и объясняются званием подсудимых. Они состоят в следующем:
а) Для духовных лиц священного сана не допускается присяга – она заменена жребием. Эта особенность в судопроизводстве дел духовных лиц давняя и в истории Монастырского Приказа значения не имела. Употребление жребия, вместо присяги, для лиц светских подведомственных церкви по служебным и владельческим отношениям, подтверждено, согласно с законом 1642 г.
б) Вторая особенность имела значение в истории Приказа. По Уложению узаконялось: мирские люди в исках своих на лицах духовных могли просить в челобитных, чтобы ответчики, вместо жеребья, были допрашиваемы высшими начальственными лицами церкви – патриархом, митрополитами, архиепископами и епископами. Допрос святительский давался священническому чину по священству, инокам – по иноческому обету. Самим же ответчикам предоставлялся на волю выбор между жеребьем и святительским допросом. Святительский допрос, добровольно избранный с согласия истца ответчиком, решал иск окончательно. Вот что оставлено судебно-гражданской власти церкви, до Уложения столь широкой! Но и этот остаток имел важные последствия для истории Монастырского Приказа и учреждений судебных, которым подчинены были духовные. Светская власть, вследствие закона о святительском допросе, выпускала из рук такие дела, которые, по мысли и по прямому указанию законодательства, принадлежали ее ведению. В практике мирские судьи особенно в низших инстанциях неохотно соглашались уступать церковному ведомству дела, по которым они законно могли налагать решения, и находили возможность даже перевершать своим судом определения после святительского допроса. Таким образом, столкновения между церковною и государственною властью в судопроизводстве не устранены Уложением вследствие неопределенного разграничения пределов и взаимных отношений той и другой власти.
Кроме неопределенности и неясности положений Уложения, относящихся непосредственно до Монастырского Приказа и судебных учреждений, которым подчинено духовное ведомство, были в Уложении и другие статьи, своею неопределенностью подававшие впоследствии повод к разным затруднениям духовных лиц в отношении к суду гражданскому. На такие статьи указывали и современники Уложения. «Ими пользовались светские судьи для притеснения духовных лиц» . Такова напр. ст. 153 гл. X. Она говорит: «А несудимых грамот в городы никому не давати для того, что от несудимых грамот в городех всяким людем чинятся продажи и обиды и убытки великие. A будет кому такие несудимыя грамоты в городы даны в прошлех годех, и такие несудимые грамоты отставити, и у кого такие грамоты объявятся, и у тех людей те грамоты взяти, и присылати к Государю к Москве в те приказы, из которых приказов те грамоты тем людем даваны». Уложение не определило, да и теперь по историческим фактам трудно определить , относится ли эта статья к несудимым грамотам, данным церковным властям и учреждениям. По прямому смыслу закона она не относится к ним. В практике были явления несогласные с требованиями закона. Сам царь Алексей Михайлович через два месяца после издания Уложения подтвердил несудимую грамоту и впоследствии жаловал тем же очень нередко . Указанная статья Уложения – не единственная, отличающаяся неопределенностью по отношению к суду духовенства. Патриарх Никон в сочинении своем «Возражения и разорение против вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа газскому митрополиту Паисию Лихаридиусу и на ответы Паисиевы» представил несколько статей о судопроизводстве по Уложению, которые, по его понятиям, были оскорбительны для духовенства хотя эти статьи прямо не относятся к нему. Самый состав Монастырского Приказа не был точно определен. Вопрос о составе его требует еще в настоящем своем состоянии в науке поисков в архивах. В печатных изданиях Уложения ни слова не говорится, кто должен быть в составе Приказа. Между тем Никон в 1661 году писал Государю: «уложенная книга (Уложение) хотя и по страсти написана многонародного ради смущения, но и там постановлено: в Монастырском Приказе от всех чинов сидеть архимандритам, игуменам, протопопам, священникам и честным старцам; но ты все это упразднил, судят и насилуют мирские люди» . Из этих слов ясно видно, что в Монастырском Приказе заседали некоторое время и духовные лица и что они с течением времени устранены из него. Есть и положительные исторические факты, что членами его были в 1853 году: архимандрит Чудова и келарь Троицы-Сергие или Новоспасского монастырей . Вместе с духовными лицами заседали окольничий или думный дворянин и дьяки. Но с течением времени в нем оказываются одни светские люди: думный дворянин или окольничий и дьяки . Сколько можно судить о переменах состава Монастырского Приказа на основании имеющихся в распоряжении науки исторических фактов, мы так понимаем это дело: Монастырский Приказ образовался в самостоятельное судебное учреждение из отделения монастырских дел, бывшего при Приказе Большого Дворца. Первоначальный состав его вероятно и состоял из лиц, заведовавших монастырскими делами при Большом Дворце. В Приказе же Большого Дворца иски на духовные лица, особенно по землям, разбирались боярами в присутствии поповских старост и других духовных лиц . Поэтому при образовании Монастырского Приказа, как особого учреждения, духовные лица, имевшие право присутствовать при делах, до духовенства касающихся, в Приказе Большого Дворца, получили такое же право и в Монастырском Приказе. На основании вышеприведенных слов Никона можно думать, что при составлении Уложения предполагалось допустить в состав Монастырского Приказа постоянных членов из духовенства. В первое время они действительно и были . Но мысль образовать государственное судебное учреждение для духовенства и лиц, ему подвластных, учреждение независимое от Церкви, и изменить принцип подсудности духовенства, эта мысль, положившая в основание законов Уложения о духовенстве вытеснила из Монастырского Приказа всякое судебное участие со стороны духовенства. В низших же инстанциях гражданского суда над духовными и им подвластными лицами предоставлена Уложением полная власть мирским судьям-воеводам и членам приказов. В такое же отношение к духовенству стремился поставить себя и Монастырский Приказ, вытесняя участие духовенства в его личном составе .
Неопределенность положения Приказа высказывается в неопределенности круга его деятельности. По Уложению он является исключительно судебным учреждением. Но в истории он оказывается и финансовым, отчасти административным и даже полицейским учреждением по отношению к предметам чисто церковным. Он предписывал грамотами отправление государственных нарядов, повинностей и платежей в церковных вотчинах и указывал отдавать ему отчетность в исполнении грамот .
В 1658 г. «по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича… указу посланы были из Монастырского Приказу ево великого государя грамоты к воеводам и к приказным людем во все городы, a велено им со всех монастырских вотчин собрать на 166 год законных служилых людей с 50 дворов по 2 рублев за человека, a с перехожих по 13 алтын по 2 деньги з двора, и те прислать к Москве в Монастырской Приказ». В 1659 г. августа 28 «прислана была грамота в Каргополь к воеводе Остафью Зыбину из Монастырского Приказу, и велено с вотчин Крестного монастыря на прошлой 167 год взять в службу вместо служек 16 человек, да на игумене с братьею доправить денег 15 рублев с полтиною» . В 1653 г. велено было настоятелям монастырей выслать в Москву с разных монастырских вотчин кузнецов, a отписку, роспись, заручку о кузнецах и самых кузнецов представить в Монастырский Приказ. В том же году чрез воевод требовалось со 100 дворов церковных вотчин по подводе. Воеводы должны были распорядиться при наряде «однолично». В 1655 году Царь Алексей Михайлович писал властям Кириллобелоезерского монастыря, чтобы они доставили даточных людей в Вязьму и велели бы тем даточным людям учинить именные свои списки, один прислали бы вместе с даточными людьми на его стан в Вязьму, a другой к Москве, да о том к нему отписали бы, a отписку велели бы подать и даточным людем явиться в его стану в Вязьме, в Приказе Большого Дворца, к боярину и дворецкому, B.B. Бутурлину, да к дьяку И. Вонифатьеву, a другой список тем же даточным людем и для ведома отписку, в котором числе те даточные люди высланы будут в Вязьму, велели бы подать в Монастырском Приказе . Котошихин говорит, что в его время «с архиерейских и монастырских крестьян собиралось податей в год больши 20 000 рублев, a расход тем деньгам бывает против того, куда понадобится, что и из иных приказов, и куды Царь расположет» . В 1658 г. из Монастырского Приказа были разосланы царские грамоты по всем воеводам, чтобы они собрали со всех церковных вотчин, портных мастеров и скорняков, выбрали из них с десяти по два и прислали в Москву немедленно для приказных царских дел. Воеводе велено «однолично» распорядиться в церковных вотчинах относительно приказания, и притом, с угрозою наказания за неповиновение . В 1655 году было предписано новгородскому воеводе взять с домовых архиерейских и монастырских вотчин новгородской епархии, с каждых 50 дворов, по служивому человеку, на добром коне, с карабином, с парою пистолей и с саблею. Запас на содержание собранных людей должен быть приготовлен на счет вотчин на год и больше. С перехожих и бобыльских домов указано собрать деньги по 20 алт. с двора. Отпуск об исполнении указа, именной список отряженных в службу и ведомость о деньгах велено было представить в Монастырский Приказ, боярину князю Ивану Андреевичу Хилкову да дьяком думному Алмазу Иванову и Павлу Симановскому . Для точнейшего определения сборов с монастырских вотчин в Приказе велись приходные о них книги. В приходных книгах значилось, сколько за каким монастырем состоит крестьянских и бобыльских дворов. На основании таких книг составлялись «Росписи» дворам «за дьячьею приписью». Так по одной росписи приказа 1662 года за 476 монастырями было 87 907 дворов. См. эту роспись в Зап. Отд. Русск. и Слав. Археологии Русского Археол. Общ. т. II. СПб. 1861, стр. 401-422. Роспись эта в высшей степени важный исторический документ XVII ст.
Нет никакого сомнения, что Монастырский Приказ, по историческим преданиям, имел право на финансовую государственную деятельность в церковных вотчинах . До его учреждения требования о государственных повинностях в церковные вотчины шли из Приказа Большого Дворца; Монастырский Приказ унаследовал в этом отношении его права. Вероятно, на таком же историческом предании Монастырский Приказ основывал и свои административно-полицейские права и обязанности по отношению к церковным делам. Чрез него шли грамоты Царя к церковным властям о приписке одних монастырей к другим и о составлении описей и переписных книг церковным имуществам. Ему же присылались и исполнительные по таким грамотам документы от подлежащих лиц. О полицейской части Приказа свидетельствуют следующие факты: в 1650 году велено было воеводам жестоко наказывать и посылать в монастыри на покаяние не оказывающих благоговения к св. тайнам . В 1660 году от Монастырского Приказа новгородским воеводам предписано было смотреть, чтобы священники пасли Церковь Божию и внушали христианам ходить на исповедь в посты. Если же кто не ходил к исповеди, о тех велено брать у священников именные списки и присылать их в Монастырский Приказ, где и присуждались наказания как непричастившимся, так и духовным отцам, которые не заботились об обращении паствы на путь истины, или скрывали не покаявшихся и не причастившихся . Московские государи поручали иногда государственным чиновникам наблюдение за священниками и мирянами в делах церковных, но только в церквах ружных и состоящих на жалованье государей. По всей вероятности, Монастырский Приказ принял из Приказа Большого Дворца все дела, касавшиеся церковных властей и учреждений и, пользуясь неопределенностью законов в круге своей деятельности, простер свою власть, без различия, на всю русскую церковь. Во всяком случае смешение разных родов деятельности в отправлениях Приказа на практике, законодательное усвоение ему одной только судебно-гражданской власти без указания на другие его права, вмешательство его в дела чисто церковные, не указанное законом, и вообще неопределенность круга его деятельности могли повести Приказ к действиям, несогласным с законами Церкви и возбудить ревность духовных лиц, готовых охранять неприкосновенность существующих духовно-гражданских прав церкви.
Конечно неопределенность законов Уложения о суде над духовенством и ему подвластными лицами и о Монастырском Приказе произошла от составителей Уложения. К сожалению, процесс образования статей Уложения о Монастырском Приказе и всего вообще Уложения весьма мало обследован. Исследователи русского права , занимавшиеся Уложением, довольствовались относительно разысканий о процессе происхождения его только тем, что сказано в указе Государя, объявлявшем о составлении и издании Уложения и прилагаемом обыкновенно, в виде введения, при печатных его изданиях. Других сведений они не имели в виду, да их мало и сохранилось, или по крайней мере доселе нет в печати настолько известий, чтобы можно было понять ясно процесс происхождения законов уложения о духовенстве. Но заметно и из самого Уложения, из ХІІІ-й главы, и из отрывочных указаний современников Уложения, что XIII глава его и законы, имеющие отношение к духовенству касательно подсудности его по делам гражданским, явились в окончательной редакции не без прений противоположных мнений. Патриарх Никон так описывает составителей и способ составления Уложения: «А указал государь царь то все (Уложение) собрать и в доклад написать бояром князю Никите Ивановичу Одоевскому с товарищи, a он князь Никита человек прегордой, страху Божия в сердце не имеет и божественного писания и правил святых апостолов и святых отец ниже чтет, ниже разумеет, и жити в них не хощет и живущих в них ненавидит, яко врагов сущих, сам быв враг всякой истине, a товарищи его люди простые и божественного писания неведущии. A диаки ведомые враги божии и дневные разбойники, без всякие боязни в день людей божиих губят, a что для того своего Государева и земского великого царственного дела указал Государь будто по совету со отцом своим святейшим патриархом московским и всея Руссии и бояре приговорили выбрать из стольников и из стряпчих и из дворян московских и из жильцов, из чину по два человека, так же всех городов из дворян и детей боярских, опричь Новагорода, по два человека, a из Новагорода с пятины по человеку, a из меньших городов по человеку, a из гостей трех человек, a из гостинные и из суконные сотен по два человека, a из черных сотен и из слобод из городов с посадов по человеку добрых и смышленых людей, чтобы его государево царственное и земское дело с теми со всеми выборными людьми утвердити и на мере поставить, чтобы те великие дела по нынешнему его государеву указу и соборному Уложению ничем нерушимы. И то всем ведомо, что збор был не по воли, боязни ради и междоусобия от всех черных людей , а не истинные правды ради. A что, по государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всея России указу, бояре князь Никита Иванович Одоевский с товарищи, будто выписав из правил святых апостол и святых отец и из градских законов греческих и из старых судебников прежних великих государей и государю приносили, и то он, враг Божий и всякой истины, все солгал: из правил святых апостол и святых отец и благочестивых царей градских законов ничего не выписывал, якоже и самая та уложенная беззаконная книга свидетельствует беззаконие их. A где и написал, будто из правил святых апостол и святых отец, таковых правил нет и во всей его книге и ни единого апостольского правила, ниже святых отцов седми вселенских соборов и прочих нет, ни благочестивых греческих царей градских законов что либо, ниже от православных великих государей царей великих князей русских, но все ново некое списание, чюжде православия и святых апостол и святых отец церковных законов. Да и сам той свидетельствует в своем сложном списании в десятой главе о суде …» «Повсюда писание (священное) со свидетельствы писанное, a не без свидетельства», a Одоевский «самоумне написал Уложенную книгу без всякого свидетельства» в подтверждении того, что законы ее извлечены из источников, предписанных указом» . Изображая процесс составления Уложения, патриарх Никон им объясняет появление в Уложении многих таких статей, которые недолжны были взойти в него. К таким узаконениям он относит в особенности и законы о Монастырском Приказе, которые, по его словам, причинили в свое время «многонародное смущение». Так, говоря в письме к Государю о «многонародном смущении» при составлении Уложения, он прямо относил это смущение к вопросам о духовенстве. В другой раз Никон торжественно, на соборе и в присутствии Алексея Михайловича сказал, что он подписал Уложение «по неволе» . И другие духовные лица указывали на учреждение Монастырского Приказа, как на дело небывалое и притом не совсем согласное с требованиями церкви того времени . Паисий Лихарид, газский митрополит, приглашенный быть посредником в разрешении спора между двумя противными взглядами на Монастырский Приказ и нерасположенный лично к Никону, говорил: «пусть прежде не было Монастырского Приказа, но дело в том, что царь учредил его для лучшего порядка и лучшего суда» .
Но каким бы то ни было процессом не сложились установления Уложения о суде над духовенством и подвластными ему лицами, в них проведена мысль о государственной подсудности духовенства в делах гражданских. Эта мысль, по понятиям тогдашнего духовенства, была противна достоинству церкви и каноническим правилам. Такие понятия веками сложились, утвердились и получили юридически-канонический характер, изменение которого считалось противным правам и канонам Церкви. Исторические отношения церковной жизни к гражданской и государственной в древней России были так тесно связаны, что понятия о раздельности и отличии этих отношений по предметам не могли выясниться в ХVІІ в. Лица духовные безусловно должны принадлежать церкви, следовательно и суду ея, вот воззрения духовенства древней России. Дела чисто церковные и отношения гражданской жизни так переплелись между собою, что вмешательство мирских людей в последние необходимо отзывалось на первых. Поэтому в продолжение всей истории древней России в духовенстве развивалась и утверждалась мысль о самостоятельности и независимости его от мирского суда. Мы упоминали выше, что эта мысль выразилась в сильных протестах белого духовенства на соборах ХVІ в. (в 1503 и 1551 г.) против светской приказной администрации, вкравшейся в церковное управление в XV-XVII вв. в следствие влияния на него государственного строя России. Близкое отношение белого духовенства к земству и тесная связь его с ним в древней России были причиною того, что земские общины давали иногда слишком широкий простор своему участию в делах духовенства, доходивший до злоупотреблений и нарушений правил канонических. Это отношение земства к церкви содействовало развитию мысли, что в делах церкви недостоит мирянам своевольничать . Особенно же система кормления, суд и расправа княжеских наместников, воевод и волостелей, вторгавшихся, по поводу гражданских дел, в ведомство дел чисто церковных давали повод к выработке сознания о необходимости независимости церковного суда от светских лиц. Вследствие всех этих обстоятельств мысль о самостоятельности церковного суда от светского была слишком крепка в духовенстве XVII в., чтобы оно могло отнестись совершенно пассивно к учреждению Монастырского Приказа и подсудности его области светским судьям. Но мысль об отличии церковного суда от гражданского по предметам, a не по лицам не имела крепких исторических оснований для своего развития.
Действительно, в духовенстве явилось недовольство против Монастырского Приказа и подсудности духовных светским судьям. Мы показали, что при самом составлении законов Уложения были возгласы духовенства против подчинения его светским судам. Видели также, что законы Уложения по своей неопределенности могли подавать повод к столкновениям между светскими судьями и церковными властями. Практическое приложение таких законов еще более запутывало неопределенность отношений по законодательству. Чиновники Монастырского Приказа, также отправляемые от него в церковные вотчины пристава и судьи, пользуясь неопределенностью законов, далеко простирали свои распоряжения и суд в церковных делах. Они «влачили» духовных лиц по своим судилищам, на что они имели и право по законодательству, но что считалось по понятиям времени унизительным для духовенства, особенно высшего. Мало того, они присвоили себе право выбирать священников и дьячков в монастырские села, распоряжались произвольно, прикрываясь именем Государя, определением и отрешением от места настоятелей монастырей и других членов монастырского состава – келарей, казначеев и т.п. Они дозволяли себе перевершать решения епархиальных властей и делали духовным разные придирки .
Вследствие всего этого явились представители мнений, противных законам Уложения о подсудности духовных лиц светским государственным судьям. Некоторые епархиальные архиереи просили Государя о представлении им прежних прав, «чтобы духовного чина людей, также архиепископских и монастырских крестьян воеводам, кроме архиерея, ни в каких делах не судить». Такие грамоты они и получали, напр. в 1658 г. Вологодской архиепископ . Никон был самым ревностным, не-преклонным и влиятельнейшим противником Монастырского Приказа.
Никон в сане Новоспасского архимандрита присутствовал на соборе, на котором утверждалось Уложение, как законодательство. Он видел «многонародное смущение» на соборе по вопросам о подсудности духовенства и подписался под Уложение, по его словам, «по неволе». Он много раз говорил царскому величеству, что Уложенная книга несогласна с правилами св. Апостол и св. Отец и градскими законами греческих государей, хотя Уложение должно было опираться на этих основаниях . Сделавшись в 1649 г. митрополитом Новгородским, Никон находил для себя и своей епархии невозможным стоять под зависимостью Монастырского Приказа и светских судей. По его просьбе царь Алексей Михайлович пожаловал ему несудимую грамоту . Но несудимая грамота не избавила Никона от вмешательства новгородского воеводы в дела новгородской митрополии. Потому Никон, при личном свидании с Государем в Москве, горько жаловался на вмешательство светских властей в дела церковные. В 1652 г. Никон избран в патриарха всероссийского. Во вступительной в патриаршество речи он поставляет условием своего согласия на избрание послушание паствы заповедям Христовым и правилам церковным. В этом усматривают намек Никона на Монастырский Приказ и на подсудность духовенства гражданским властям . В период своего благополучного патриаршества он много раз говорил Государю, чтобы «искоренить уложенную книгу», как бы взамен ее издал Кормчую книгу в печати и убедил царя разослать по всем воеводам выписки из греческих Номоканона законов и повелеть им судить по этим законам дела уголовные. Несмотря на все старания Никона ограничить суд светских лиц над духовенством, он видел, что «мирские люди вступаются постоянно в духовные дела и святительские суды, ведают всякие дела в Монастырском Приказе и служить духовных заставляют». Видя это, он дозволял себе резкие суждения о Монастырском Приказе. За эти суждения он подвергал себя нерасположению бояр и даже опасности. Чтобы обезопасить от непосредственного суда их, Патриарх исходатайствовал себе подтверждение несудимой грамоты, данной Михаилом Феодоровичем патриарху Филарету Никитичу . Так Никон в течение благополучного своего патриаршества защищался по возможности от Монастырского Приказа, хотя и не совсем успешно. Но с 1656 года начинается печальная судьба Никона на патриаршем престоле. Бояре умели расстроить долголетнюю дружбу Никона с Алексеем Михайловичем. Между друзьями открылись недоумения, недоверчивость и наконец явный разрыв. Никон неожиданно оставляет патриарший престол и удаляется в монастырь. В это время Монастырский Приказ показал свою силу над духовенством . Никон, и прежде нерасположенный к Приказу, в пылу оскорбленного чувства не щадил теперь резких выражений против него и против Уложения. Он с горечью жаловался, что «мирские судьи в духовные дела и в святительские суды вступаются, делают всякие дела в Монастырском Приказе и служить духовных заставляют». Он так описывает действия Монастырского Приказа: «без нашего архиерейского благословения от Св. Церкви и монастырей животы и поместья отъемлют, и без архиерейского сбрания (избрания) епископы и архимандриты по их воле поставляются и по рассмотрению их посылаются, и нас самих и весь преосвященный собор мирские люди судят, и называется тот суд – Монастырский Приказ. И которых самих от Св. Духа врученною нам властью вяжем, тех увольняют, и ни во что нашу связь и проклятие почитают, велят их развязывать и сами с ними соединены, на молитву приходят, преступаючи апостольские 10 и 11 заповеди». В 1661 году он писал Государю о Приказе, что в нем «судят и насилуют мирские судьи». В 1663 году князь Одоевский и Стрешнев спрашивали Никона в Новом Иерусалиме: какие были ему обиды от царя? Никон велел отвечать: «обиды-де ему от вас Великого Государя такие, что будто вы, Великий Государь, закону Божию не исполняете и в духовные дела и в священнические суды вступаетесь, a делают-де всякие дела в Монастырском Приказе, и судить-де нас заставляют». Боярин Семен Лукьянович Стрешнев в обвинительных вопросах о Никоне к газскому митрополиту, между прочими обвинениями, в 26-м вопросе говорил: «Никон бранит Монастырский Приказ, где посадил царь судить мирских людей, порицает Царя за то, что назначает по монастырям архимандритов и игуменов, кого захочет.» В 1665 году в письме к восточным патриархам сам Никон писал: «учрежден Монастырский Приказ, повелено в нем давать суд на патриарха, митрополитов и на весь священный чин, сидят в том Приказе мирские люди и судят. Написана книга (Уложение) Св. Евангелию, правилам св. Отец и законам греческих царей во всем противная, почитают ее больше Евангелия: в ней то в XIII гл. уложено о Монастырском Приказе; других беззаконий, в этой книге написанных, не могу описать – так их много! Много раз говорил я Царскому Величеству об этой проклятой книге, чтобы ее искоренить, но кроме уничижения не получил ничего». Письмо, в котором так отзывался Никон о Монастырском Приказе и об Уложении не достигло патриархов, перехвачено в России, доставлено Государю и читано в обвинение Никона на соборе 1666 года, на котором присутствовали и восточные патриархи. Когда прочитаны приведенные нами слова, Государь, присутствовавший на соборе, обратился к Никону и сказал: «к этой книге приложил руку патриарх Иосиф и весь освященный собор, и твоя рука приложена: для чего же ты, как был на патриаршестве, эту книгу не исправил, и кто тебя за эту книгу хотел убить?» На вопрос государя Никон ответил: «Я руку приложил поневоле». Патриарх на собственном опыте испытал несправедливости и притеснения со стороны Монастырского Приказа во время удаления своего с патриаршего престола. Он сам рассказывает о нескольких делах, в которых нельзя похвалить справедливости и строгой разборчивости Монастырского Приказа. Таковы дела, о которых он рассказывает в возражении на 26 вопрос Стрешнева. В чувстве оскорбленного патриарха Никон, перечисливши все несообразности, по его взгляду, чинимые Монастырским Приказом, и светскими судьями по отношению к духовенству, взывает: «никогда, никогда, никогда Никон ни глаголет, ни хочет, да что будет! но глаголет Никон: божественные законы не повелевают мирским людям возложенными Господеви обладати, движимыми и недвижимыми вещьми, ниже судити» .
Быть может, Никон отзывается о действиях Монастырского Приказа резко, в чувстве обиженного и оскорбленного человека. Но были, без сомнения, и другие лица, которые смотрели на действия Приказа с невыгодной стороны. В печати очень мало находится фактов на это. Есть только указания, что были недовольные Монастырским Приказом и судами светскими . По всей вероятности, архивы впоследствии откроют действия Монастырского Приказа и областных судов против духовенства. Нам представляется, что рукопись библиотеки Академии Наук под № 85 с заглавием «о церковном мнении неподвижном», заключает в себе протест современника Никонова против Монастырского Приказа. Она посвящена «святейшему отцу духовному Господину, Господину, Божиим прозрением св. Церкви апостольские в гонении славному ревнителю; «называет его архиепископом ; писана при «царе мирском» лицом духовным. Главная мысль содержания этой рукописи выражается следующими ее словами: «такожде устроиша и под казнью уставиша (первые князья), дабы мирстии человецы о вещах церковных не улагали, ниже в таковыя вступалися. Ниже им таковыя вещи приказуемы управляти против воли пастырстия дерзаются. Ниже мирский человек в делех церковных и клирических судити или искати будет. Ниже на свидетельство, ни взыскати на суд попущен достоин быти противу клирики или в делах клирических и церковных.» Самым же сильным доказательством того, что против Монастырского Приказа и светской подсудности духовенства была оппозиция, служит перемена относительно вопроса о Приказе и подсудности духовенства, произведенная собором 1667 года.
Собор 1667 года состоял из тех же лиц, которые были и на соборе 1666 года против Никона. Никон был осужден, но его суждения о Монастырском Приказе не были поставлены ему в вину, за которую он был бы достоин лишения патриаршего сана и престола. Его отзывы послужили поводом к обсуждению вопроса о Монастырском Приказе и о светской подсудности духовенства на соборе 1667 года. Этот собор установил правила подсудности духовенства, диаметрально противоположные принципам Уложения. Сначала он положил меры против светской подсудности духовенства. По его положениям, воеводам, Монастырскому Приказу и прочим светским приказам запрещено производить суд над духовенством: «да не во влачат отныне священников и монахов в мирские судилища, ниже да судят мирские люди освященного монашеского чина и всякого церковного причта, якоже запрещают правила св. апостол и св. отец» . Государь утвердил постановление собора. Вследствие утверждения Государя, по повелению патриарха Иоасафа, посланы были в том же 1667 году памяти в Монастырский и иные приказы. В памятях писалось: «архиереев, архимандритов ж игуменов, и священников, и диаконов, и монахов, и монахинь, и церковный чин, и их людей, мирским людям ни в чем не судити.» Посланы были также по указу патриарха грамоты к архиереям и по городам к десятинникам, которым велено «от себя послать памяти к воеводам и иным приказным людем, чтобы и они архимандритов, игуменов, диаконов, монахов и инокинь, весь церковный чин и их людей ни в чем не судили. A кому до священного и иноческого чина будет какое дело, и им бить челом на Москве, или в городех, кому по указу патриарха или митрополита духовные дела будут приказаны . Не только подсудность духовенства светским судам, учрежденным от государства, отменена собором, но запрещено и духовному начальству поставлять от себя светских лиц для управления и суда в духовенстве. Был предложен на соборе вопрос: «архиереев, архимандритов и игуменов, священников и диаконов, монахов и инокинь, и весь церковный чин и их людей, мирским людем довлеет ли судити?» . На вопрос этот дан ответ: «архиереев, архимандритов и игуменов, священников и диаконов, монахов и инокинь и весь церковный чин и их людей, мирским людем ни в чем не судити, a судити их во всяких делех архиереем, коемуждо во своих епархиях, или кому повелят от духовного чина, a не от мирских».
Соборами духовные были освобождены не только от гражданского суда государственного, но и уголовного. И в делах уголовных следствие и суд над духовными лицами предоставлены духовному начальству , a за светскою властью оставлено было только исполнение решений духовных властей.
Взамен государственных судов над духовенством и подведомственными ему лицами, собором 1667 года, с утверждения Государя, организованы духовные суды: на патриаршем дворе велено быть патриаршему духовному приказу, a при каждом епархиальном архиерее особому приказу. Состав духовных приказов должен состоять из лиц духовных. На соборах 1667 и 1675 годов были распределены точным образом границы епархий и указаны пределы подсудности духовенства по епархиям. Все духовные лица и учреждения, то есть, монастыри должны были стоять под судом тех духовных приказов и епархиальных архиереев, в областях которых они находились .
Неподсудность духовенства светским лицам и государственным судам подтверждалась, как общий закон, и после собора 1667 года. Патриарх Адриан в «Инструкции к поповским старостам», изданной им в 1697 году, строго подтверждал, чтобы духовные судились только у церковных властей и предписывал архимандритам доносить ему о вмешательстве воевод в духовные дела . Такое подтверждение объясняется тем, что низшие власти гражданского управления иногда присваивали себе суд над духовными и после соборных определений. Однако такое вмешательство их считалось нарушением законов и со стороны государственных высших властей пресекалось . С другой стороны и епархиальные власти продолжали еще допускать в своем управлении участие светских лиц, которые производили иногда вопиющие беспорядки и несправедливости. В 1697 и 1698 годах само светское правительство вынуждено было послать по сибирским городам окружные грамоты, предписывающие областным начальникам хранить народ от насилий митрополичьих боярских детей. Тобольские митрополичьи десятинники под предлогом дел о прелюбодеянии поступали жестоко с женщинами и вымогали с народа деньги . По всей вероятности положения собора 1667 года не уничтожили повсюду совершенно и одновременно как разных форм старого епархиального управления, так и вмешательства светских лиц в ведомство церковных дел.
Не смотря еще на остатки прежнего управления, допускавшего неправильности и беспорядки в ведомстве дел церковных, определения собора 1667 года относительно суда над духовенством подвинули вопрос о подсудимости его в двояком отношении:
а) ими введено единообразие епархиального суда для всех духовных и им подвластных лиц и учреждений чрез установление духовных приказов при епархиальных архиереях;
б) все привилегированные монастыри, за исключением ставропигиальных, подчинены были епархиальным властям, в пределах которых они находились .
Таким образом, уничтожалась чрезмерность пределов епархий. С этими переменами открылась возможность смотреть на все вообще духовенство в России, как на одно сословие, пользующееся особыми правами в государстве, a не как на бесчисленное множество отдельных обществ, из которых каждое само по себе пользовалось особыми гражданскими правами. С этого времени государство могло относиться за раз ко всему вообще духовенству, a не к отдельным обществам и учреждениям, около которых оно группировалось. В этой-то перемене и заключается историческое движение вперед вопроса о гражданской подсудности духовенства, движение, при котором отменена подсудимость духовенства светским властям и образована сословная или, вернее, церковная подсудность.
На перемену, произведенную в положении вопроса собором 1667 года, можно смотреть как на дело церкви. Церковь, по-видимому, совершенно определенно обозначила подсудность в своей области изъятием духовенства от государственных судов по всем вообще делам гражданским. Но всматриваясь в исторический ход развития вопроса, невольно видишь, что государство, по обстоятельствам истории., сделало уступку церкви. По самому существу государства, по историческому его состоянию и развитию в России в ХVІІ веке и по его стремлениям, оно не могло представить церкви навсегда прав сословного гражданского суда над всем духовенством, сословием многочисленным и богатым поземельною собственностью и другими недвижимыми имуществами, и еще менее над всеми, ему подвластными по владельческим отношениям, людьми. Мы увидим ниже, что Русское государство XVII века с особенною ревностью собирало свои силы и права. Поэтому в отношениях государства к церкви касательно судебно-гражданских прав ее мы усматриваем некоторые колебания и после собора 1667 года.
В настоящем же месте мы должны заметить, что изъятием духовных и им подвластных по владельческим отношениям лиц из-под власти гражданского суда государственных светских учреждений – воевод, приказов и в особенности Монастырского Приказа не был уничтожен самый Монастырский Приказ в 1667 году. Он продолжал свое существование и после. Состав его был прежний, из светских лиц. В нем заседали думный дворянин или окольничий и два дьяка .
Отношения его к духовному ведомству не прекратились еще окончательно. Судебною властью в церкви он не обладал. Круг его деятельности был ограничен особыми предметами ведения, которыми он занимался и прежде. На нем теперь лежали обязанности взысканий и сборов с церковных вотчин государственных податей и повинностей. Он вел приходорасходные книги по ведомству церкви, насколько этот предмет подлежал ведению государства, и составлял описи церковным имуществам и числу людей и дворов на церковных землях . Чрез него происходила приписка монастырей и пустынь к архиерейским домам и монастырям с соизволения Государя. Для этого Приказ посылал нарочных, которые вместе с духовными властями составляли описи имуществам и лицам приписываемых монастырей и пустынь, один экземпляр описи оставляли за своими руками в монастырях или архиерейских домах, к которым совершалась приписка, a другой представляли в Приказ . Распоряжения свои Приказ приводил в силу или грамотами Государя , или чрез нарочно им посылаемых от себя и чрез приставов . Для взыскания, например, полонных денег Приказ в 1669 году грамотами предписывал белоезерским приставам выслать в город священников, диаконов и причетников с надлежащими платежами . В таком виде и с такою деятельностью Приказ просуществовал 10 лет. В этот период его существования, правда, деятельность его была весьма слаба даже и в пределах, ему указанных. Некоторые монастыри в это время обращались по предметам, подлежащим его ведению, в Приказ Большого Дворца . Известно уже было, что он не долго будет продолжать свою деятельность. Декабря 19 дня 1677 года состоялся Именный указ: «Монастырского Приказа всякие дела с сего числа впредь ведать в Приказе Большого Дворца боярину и дворецкому и оружейному Богдану Матвеевичу с товарищи, a что в том Приказе всякие денежные доимки, и тое денежную доимку ведать, a доимочные деньги выбирать в Приказе новые чети Думному Дьяку Ивану Горохову, a впредь Монастырскому Приказу не быть». Но история его и здесь не оканчивается.
Мы доселе рассматривали Монастырский Приказ главным образом как судебное учреждение. Пред его судебною властью другие его занятия имели весьма малое значение. Но значение его в истории русского права не ограничивается развитием вопроса о гражданской подсудности духовенства. На его долю выпало, как сказали мы в начале рассуждения, участие в развитии вопроса о владельческих правах духовенства в отношении к вотчинам и землям. С этим вопросом снова поднялся и первый вопрос. Поэтому дальнейшая судьба Приказа имеет еще большее значение в истории русского права.
ГЛАВА III. ИСТОРИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ,
ВЫЗВАВШИЕ ПЕТРОВСКИЙ МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ.
Чрез 23 года после закрытия в 1677 году Монастырский Приказ, как мы увидим ниже, снова открылся с многосторонними правами уполномочия, ему дарованными Петром. Главная деятельность возобновленного Приказа обращена была к вопросу о переводе церковных вотчин и доходов в заведывание государства. Это была главная его деятельность, но не исключительная, подобно тому, как в эпоху Уложения он был по преимуществу судебным учреждением, но не исключительно заведовал судебною частью. Чтобы объяснить исторически происхождение, права и деятельность петровского Монастырского Приказа, считаем необходимым предварительно указать предшествующие восстановлению его явления в истории русского права и государства, которые подготовили его восстановление и его новую деятельность и которые объясняют широкие права, ему данные, и безграничную распорядительность, на которую он был уполномочен государством.
В ХVІ и особенно в XVII веке Московское государство, как говорено было, во всех сторонах своей жизни и деятельности стремилось к самою средоточению, к собиранию и усилению своих сил и прав. Такое стремление его обнаруживалось и в отношениях его к церкви. Здесь оно проявлялось в бесчисленных фактах; касалось многих сторон и отношений; поддерживалось разнообразными целями, и нравственными, и финансовыми, и судебно-гражданскими, и политическими в тесном значении слова; подходило к ограничению гражданских и государственных преимуществ и прав церковных учреждений с различных пунктов, различными путями и с разных сторон. Мы видели, как государство сосредоточило было в своем ведомстве судебно-гражданские привилегированные права церковных учреждений и выразило такое сосредоточение чрез учреждение Монастырского Приказа. К той же цели самою средоточения государство стремилось и в других отношениях к церкви. В следствие того накопилось в течение двух столетий множество явлений, в которых обнаружилось это стремление. Некоторые из них были формулированы законодательством; другие же, и большая часть их, представлялись как отдельные факты, временные распоряжения, случаи вызванные временными государственными нуждами. Короче, цель государства к сосредоточению ясно выражалась в общей внутренней его политике, но общих и окончательных средств к достижению ее оно не формулировало до ХVIII столетия.
Такое отношение государства к церкви ясно замечается при исследовании общего политического развития государства и состояния государственного значения церкви. Нет никакого сомнения, что Русская церковь до начала XVIII ст. имела громадное юридико-политическое значение в жизни русского народа и государства. Наука, к сожалению, еще не разобрала и не выяснила оснований, причин, юридической силы и политической твердости прав такого значения. Развитие земства в наше время заставит ее заняться этим делом. Теперь же ей известно за несомненное только то, что влияние церкви в России на государственную жизнь достигло высшей степени силы и развития в XVII ст. при Алексее Михайловиче. Но его же время отозвалось и стремлениями к ограничению значения духовенства в государственных делах. Употреблены были государством и организованные средства к передаче государству прав, принадлежащих долгое время русской церкви. Монастырский Приказ ХVІІ ст. был, можно сказать, специальным учреждением для указанной цели государства, по крайней мере, по отношению к судебно-гражданским правам церкви. Но организованные средства в то время не все оказались достаточно сильными для цели. Монастырский Приказ, по Уложению основанный, пал. Мысль же, по которой он был вызван в ряду государственных учреждений, не замерла вместе с ним. С пробуждением государственных сил она могла снова воскреснуть. Исторические явления, породившие ее, не изжились и не исчезли: они все были на лицо. При Петре русское государство явилось необыкновенною силою. Сильнее его не было ничего тогда в русском народе. Пред ним затихло и земство, с которым тесно была связана церковь. Таким образом по самому ходу общей исторической жизни России нужно было ожидать, что при Петре, необычайно энергическом государе и самодержце, откроется новое государственное учреждение и употребятся особые специальные средства для установления новых отношений государства к церкви. Представим после общего замечания и частные явления в разных сторонах государственной жизни, подготовлявшие в ХVІ и XVII веках петровский Монастырский Приказ.
Развитие русского государства в XVI и XVII вв., между прочим, обнаруживалось в том, что государство стягивало в свою собственность поземельные владения на нравах безусловного распоряжения ими. В XVI в. Московский Государь распоряжался, как полный собственник, только в дворцовых имениях, которые принадлежали ему, как вотчина и дедина. С происхождением и развитием служилjго сословия, как сословия государственного, стали являться и размножаться поместья, жалуемые Государем служилым людям в содержание за государственную службу. В поместья отдавались по большей части так называемые черные волости, земли, которые принадлежали общинам и состояли во владении их под государственною защитою . Чрез отдачу черных земель в поместья государство обнаруживало притязания на право распоряжения общинными землями. В следствие этой отдачи происходило уменьшение черных волостей и обращение их в государственные земли из владений общинных. Во второй половине XVII в. государство заметно вытесняло самостоятельность общинных черных волостей тем, что оно стало уравнивать их в управлении и в других отношениях с дворцовыми землями. Прежде было больше, черных волостей чем дворцовых. В половине XVII в. в черных волостях было не более 20 000 дворов, a в дворцовых считалось уже 30 000 . Притом и в остающиеся черные волости государство назначало для управления своих прикащиков, точно также как и в дворцовые села . Высшее заведывание черных волостей сосредоточено было наравне с дворцовыми в Приказе Большого Дворца . Крестьяне, владевшие черными землями, совершенно смешиваются с дворцовыми с половины ХVII в. В указе 1679 г. о стрелецкой подати черные волости совершенно сравнены с дворцовыми имениями . В конце XVII века, государство, вследствие политики своей в означенном уравнении, действовало как в землях и владениях дворцовых, так и в черных волостях на правах собственника. Помещичьи земли признавали над собою полную власть государства. Но земли и крестьяне церковных учреждений не были уравнены с дворцовыми и помещичьими во всех отношениях к государству. Между тем политика государства по отношению к ним выражала туже самую мысль, которою она руководилась и в отношении к черным волостям. Мы уже знаем, что государство сосредоточивало свое ведение монастырскими и вообще церковными землями в том же Приказе Большого Дворца, в котором совершалось и обращение черных волостей в дворцовые имения,—a потом . и в Монастырском Приказе, из которого опять, по его уничтожении, передано в прежнее место. По ходу событий и политики государства, все церковные вотчины должны были ожидать участи уравнения их с судьбою черных волостей.
Некоторая часть церковной поземельной собственности политикою и законодательством государства еще в XVII веке и привлечена уже к сумме поземельной собственности самого государства. Известно, что духовные власти и учреждения до половины XVII века владели, как полною собственностью, целыми слободами и городскими посадами, которые населялись не землевладельцами, a ремесленниками . Слободчики и посадские люди, подвластные церковным властям и учреждениям, пользовались под покровительством своих владельцев привилегиями присвоенными владельцам, не платили никаких податей по своим промыслам, как другие независимые слободчики и посадские, и таким образом наносили ущербы беззащитным городским обывателям, которые обложены были разными налогами и повинностями в пользу казны и городов. Положение привилегированных слободчиков и посадских было, поэтому, очень невыгодно для государства и других сословий и вызвало жалобы горожан и посадских, a со стороны правительства особые постановления в Уложении 1649 года. По Уложению все наличные слободы, принадлежавшие церковным учреждениям и властям, переданы «безлетно и бесповоротно» государю. На будущее же время запрещалось духовенству заводить слободы и посады, a живущим в посадах записываться в закладчики за духовенство . Таким образом путем законодательства значительная часть лиц и владений, принадлежавших духовенству, перешло в полную собственность государства. Следовательно, в законодательстве XVII в. проведена была уже мысль, что государство может обращать в свою собственность принадлежавшие церковным властям и учреждениям поземельные и населенные имения. Этой мысли правительство предполагало дать более широкое развитие с течением времени .
Мысль и политика государства об ограничении прав собственности церковных властей и учреждений выразилась также и в законах о беломестцах. Уложение запрещало монастырским крестьянам приобретать тяглые дворы, лавки, погреба, амбары и соленые варницы в городах и владеть подобными имуществами. Это запрещение было в связи с правилом, по которому не дозволялось всем беломестцам, следовать и лицам духовного звания, владеть тяглыми имениями. Правило это подтвержденное в Уложении с особою силою, как уже существующее, разъяснялось и усиливалось после Уложения до самого Петра . В 1701 г. все беломестцы, жившие на церковных землях, переданы в Стрелецкий Приказ .
Что государство обнаруживало в отношении к поземельной собственности церковных учреждений, тоже самое сказывалось и в отношении к разнообразным привилегиям, которыми церковные учреждения пользовались в государстве. Мы говорим здесь о финансовых привилегиях духовенства, а о судебно-гражданских привилегиях речь была выше. Разнообразные финансовые привилегии церковных учреждений выродились, как естественное явление, из удельной системы русского государства. Но государство стало сознавать невыгоды их, когда оно стало сосредоточиваться в одно общее целое. Оно сначала и притом несколько раз приостанавливало действие «тарханов», на время государственных нужд, «пока земля поустроится». Так было, например, в 1585 г., и особенно часто во времена Алексея Михайловича . Потом государство решительнее высказывалось против привилегий. Некоторые привилегии были вовсе уничтожены ; и все вообще были ограничиваемы. Ограничения эти постоянно выражались после Уложения в жалованных грамотах, подтверждаемых уже по новым законам, сложившимся после выдачи их. Образовалась особая формула, выражающая ограничения. Она гласила: «велел о всем ходить, как в сей жалованной грамоте написано, буде в чем по новому указу не переменилось», или «велел ходить по тому, как в грамоте написано, опричь нового нашего указу» . Все эти ограничения вели дело к тому, чтобы привилегиям наступил конец. Уничтожения их надобно было ожидать для финансовых целей государства. Петр решился окончательно уничтожить привилегии церковных учреждений и обратить их в пользу государства. В 1699 году он повелел взыскивать печатные пошлины со всех без исключения монастырей, которые пользовались свободою от них . В 1700 же году было предписано: «тарханы, с кого пошлин не имано, все отставить и брать пошлины всякого чину со всех по Торговому Уставу и по новоуказным статьям равные, для того, что по Его Великого Государя указу, каков состоялся в Печатном Приказе, печатные пошлины велено имать со всяких чинов людей равные, a с кого наперед сего не имано, и то отставлено, потому что, но прежним указам 180 и 185 годов, всякие тарханы отставлены . Таким образом Петром все финансовые привилегии, которыми пользовались до него церковные учреждения, отменены и обращены в пользу государства.
Были еще нравственные цели, для которых государство нашло нужным ограничивать права поземельной собственности и вообще богатства церковных учреждений. Эти побуждения нравственные произвели в ХVІ и XVII вв. целый ряд законов, в которых развивалась мысль о передаче церковных имуществ государству. Еще при Иоанне III, как известно, возник в русской общественной и государственной жизни вопрос об отношениях богатств монастырей к нравственной иноческой жизни. Взгляд строгого русского подвижника Нила Серского о том, что иноческая жизнь должна быть чужда забот о вотчинах и землях, с одной стороны оспаривался, с другой был разделяем многими современника-ми и получил жизненное развитие в дальнейшей истории России. Максим Грек написал несколько сочинений, в которых с разных сторон выяснял положение, что любостяжание чрезвычайно опасно инокам . Инок же Вассиан Косой прямо доказывал, что грубые недостатки в нравственной жизни русских монастырей происходят от обладания их вотчинами и что, поэтому, для восстановления истинно иноческой жизни на Руси надобно отнять у них вотчины . Иоанн Грозный, при многих случаях в посланиях своих и на соборе 1551 г. яркими красками изображал упадок нравственной жизни в русских монастырях, горько жаловался на ослабление в них благочестия и увеличение пороков и указывал, с одной стороны, причины этого несчастного явления в чрезмерном богатстве монастырей, с другой – средства к излечению язв, растлевающих иноческое благочестие, в доставлении инокам труда. «Коли убоги иноки, говорил он, то боле трудятся как бы достати хлеб и одежду, a другое в голову им не пойдет». Ему желательно было дать богатству монастырей совершенно другое назначение против того, какое оно получало в богатых монастырях его времени. «Мнози более церковь, ее же насти и беречи взялись, по его словам, разоряют; великие казны церкви и монастыря на свои роскоши истребляют, a нищих не питают, странных не призирают… A старцы да орют сердца, сеят словеса Божия, словеса чиста, и собирают души в жилище вечное учением…. Блага есть речь, еже старцам дети обучати,.. учити же младенцы не только читати и писати, но читаемое право разумевати и да могут иные научати» . Иоанн предпринимал некоторые законодательные меры к устранению беспорядков в монастырской жизни. В ст. 91 Судебника говорится: «А торговым людям городским в монастырях не жити… a которые… учнут жити на монастырях, и тех с монастырей сводити, да и наместником их судити» . Князь Курбский высказывает взгляд одинаковый с Иоанновым на то, какое влияние имели богатства монастырские на иноческую жизнь в России: «поколь было имений к монастырю тому (Новгородскому Печерскому) не взято, и мниси не стяжательны пребывали. Егдажь мниси стяжания почали любити, паче же недвижимые вещи, сиречь села и веси, тогда угасоша божественные чудеса» . В ХVII веке царские указы весьма нередко предписывали чрез епархиальных архиереев всем настоятелям монастырей, чтобы они не допускали в монастырях «бесчинств» и излишеств и «не держали в них вина, пива, меду и никакого хмельного питья» . Наконец самое церковное законодательство на соборе 1667 года признано пагубное влияние богатств на иноческую жизнь и постановило уничтожить один из источников беспорядков в монастырях запрещением монахам лично владеть недвижимыми имуществами. По этому запрещению постановлено законом: если «монаси преступят чин и обычай монашеского обета» (нестяжательности), то патриаршеская власть и царская держава велят таковая монашеская стяжания взяти и раздати нищим» . Церковным собором 1669 года определено отбирать на Государя торговые промыслы и лавки, принадлежавшие священному и монашескому чину , опять в видах ограничения дурного влияния богатства на иноческую жизнь. Таким образом, мысль, что богатство монастырей служило причиною упадка благочестия в них, из общественных убеждений перешла в законодательство, которое нашло средство к устранению недостатков в иноческой жизни в переводе некоторых частей собственности духовенства в собственность государства. Это средство приложено было только как частная мера к некоторым видам собственности, притом частных лиц, но не целых церковных учреждений. Петр Великий разделял вполне взгляд Иоанна IV на монастырские имения и на назначение, которое они должны получить. Его общая внутренняя политика стремилась к тому, чтобы заставить все служить государству. Понятно, что, при его общей внутренней политике и при его взгляде на значение церковных богатств для нравственной жизни духовенства, он способен был дать широкое развитие мысли предшествующего ему законодательства о переводе церковных имений в собственность государства.
Эту же самую мысль развивали и подготовляли ХVІ и XVII века законодательными ограничениями прав церковных учреждений на приобретение ими поземельной и вотчинной собственности. Еще при Василие Ивановиче было запрещено если не вообще, то удельным князьям отдавать в монастыри вотчины без согласия Государя . В 1535 году право монастырей приобретать вотчины посредством покупки и чрез заклад ограничено было испрашиванием на то разрешения Государя . Особенно важный памятник законодательства в истории ограничения прав церковных учреждений касательно приобретения вновь недвижимых имуществ представляется в постановлениях Собора 1551 года . Этот собор, на котором присутствовали митрополит Макарий, архиепископы, епископы и освященный собор, приговорил:
1) архиепископы, епископы и монастыри не должны покупать вотчин без докладу Государю, под опасением отнятия вотчины и покупных денег на Государя;
2) не принимать в монастыри вотчин на вечный помин по душе без разрешения государева, под угрозою обращения их в государеву собственность.
Принятые же и с разрешения Государя могли быть выкупаемы родичами по цене, которая означалась в завещании, на основании указов предшествующего времени. Постановления Собора 1551 г. подтверждались Иоанном IV в 1557 и 1572 г. Собор 1581 года шел еще далее. Определениями его вовсе запрещалось монастырям принимать по душам вотчины; вместо их дозволено было принимать на помин деньги. Деньги могли выплачивать монастырям родственники завещателей, даже отдаленные, если они хотели воспользоваться завещанными вотчинами. В случае недостатка таких родственников, казна брала на себя вотчины и вносила за них от себя деньги. Все прочие способы приобретения вотчин церковными учреждениями – покупка и заклад – решительно запрещались под опасением отобрания приобретенных вновь в пользу государства. Оставлен был за бедными монастырями единственный способ приобретения вотчин – пожалование Государя по приговору соборов и бояр . На соборе 1548 г. подтверждены постановления Собора 1581 г. При Михаиле Феодоровиче и в Уложении запрещение церковным учреждениям о приобретении вновь вотчин повторено было с усилением угроз. В случае нарушения запрещения велено было приобретенные брать на Государя безденежно и бесповоротно . Строгость государства в этом отношении не ослабевала до самого конца ХVII столетия . Заметим, что в законодательстве рядом с мыслию о прекращении прав церковных учреждений вновь приобретать вотчины постоянно проглядывает мысль об обращении в пользу государства вновь приобретенных вопреки запрещению . Эта последняя мысль, логически и исторически развиваясь, последовательно могла придти наконец к заключительному результату, что государство имеет право обратить в свою собственность вотчины, земли и угодья, принадлежащие церковным учреждениям.
Появления такого результата можно было ожидать тем с большею вероятностью, что в истории государства были отдельные факты отчуждения от церковных учреждений вотчин и земель в полную собственность государства . Известно, что Иоанн III обратил в свою собственность, по покорении Новгорода, земли новгородских монастырей и владыки. По Уложению все слободы и посады, принадлежавшие церковным властями учреждениям, передались в безусловную собственность государства . Определением Московского Собора 1667 года узаконялось, чтобы духовные лица и монахи «лавок и многих дворов за собою не держали, и мирскими торговлями не промышляли, священницы б и дьяконы питалися церковными доходы, a чернцы и черницы знали б свои монастыри, a сколько в городех за священным и иноческим чином объявятся лавок и иных всяких торговых промыслов, и сыщиком о том писать к Великому Государю». И государство обращало тогда промыслы духовных лиц и чернецов в свою собственность.
В затруднениях же государственных, в случаях бедствий отечества, во время войны, голода, финансовых кризисов и т.п., государство считало правом обращаться за вспомоществованием к богатым монастырям, a церковные учреждения считали обязанностью служить в несчастиях отечеству всем, чем могли . Мы не будем приводить бесчисленных фактов, подтверждающих нашу мысль. Их знает довольно каждый начинающий и по учебникам знакомиться с отечественною историею. Кому не известно, что во время голода 1601 г. духовенство открыло свои хлебные запасы народу? Кому неизвестны подвиги Троицкого-Сергиева монастыря во времена междуцарствия? Кто не знает, что все вообще монастыри и церковные власти в бедственные времена самозванцев не щадили своих богатств на защиту самостоятельности отечества: составляли ополчения, монахи сами вооружались, жертвовали хлебом, деньгами, поступались всею казною, рады были все отдавать, чем были богаты! «Будет Твое Царское Величество изволить рать строить, и мы ратным людям в подможение ради помогать, елико сила может», говорило духовенство на соборе 1642 г. В царствование Михаила Феодоровича, для поправления государства, нередко налагались чрезвычайные подати и налоги на «тарханчиков», на время отсрочивались финансовые привилегии церковных учреждений, «пока земля поустроится» , и у монастырей и архиереев «на время» брались разные принадлежности на нужды государства . Как во времена до Алексея Михайловича, так и в его время, мысль, что государство может пользоваться избытком церковных богатств в минуты невзгод отечественных, весьма часто фактически выражалась. Эта мысль во второй половине XVII ст. создала предположение, что государство имеет право контроля над церковными доходами и расходами, и вообще над всем церковным имуществом. Нет сомнения, что государство имело полное право контроля над состоянием ружных монастырей и церквей. Это право выразилось в распоряжении государя в 1662 г., когда поручено было государевым чиновникам произвесть осмотр всем ружным церквам и монастырям для приведения в известность их состояния . Государство в 1678 году произвело перепись не только уже ружным церковным учреждениям, но всем вообще церковным богатствам. Это была знаменитая перепись 186 года. Составление ее, должно быть, было очень полное. По распоряжениям и мысли правительства в ней должны быть переписаны все жалованные грамоты, которыми владели отдельные церковные учреждения, и все крепостные акты на вотчины, земли и угодья, в переписных книгах должны быть означены по именам села, деревни и починки монастырские, слободки подмонастырские, слуги и служебники по именам, дворы и люди монастырские, житницы и хлеб, строения всякого рода и скот как в монастырях, так и в деревнях, им принадлежащих; В переписные книги должны быть занесены и все обитатели монастырей, также денежная казна – наличная и в ежегодных доходах. Один экземпляр переписных книг представлялся в Приказ Большого Дворца за руками составителей их нарочно—посланных от Государя и церковных властей; другой их экземпляр оставлялся в казне архиерейской или монастырской. Перепись продолжалась с 1678 года до 90-х годов XVII ст. Она должна служить и действительно служила основою для государственных сборов и окладов. По ней государство контролировало церковные доходы и расходы. Петр, сделавшись единовластителем, усвоил мысль о контроле государства над церковными расходами, как право государства, и выражал в своих указах, что государство имеет право распоряжаться избытком церковных богатств, остающихся за издержками на необходимые расходы церковных учреждений. Поручив контроль над церковными имуществами Приказу Большого Дворца, Петр в 1696 году разослал чрез епархиальных архиереев указ по всем монастырям, которым повелевалось монастырям и архиерейским домам давать ежегодную отчетность в расходе церковных сумм Приказу Большого Дворца. Вследствие этого указа, в том же году Холмогорский архиепископ писал в один из монастырей своей епархии: «В грамоте Великого Государя… Петра Алексеевича…. какова прислана нам из Приказу Большого Дворца, писано преосвященным митрополитом, архиепископам и епископам в своих домах, такоже и в приписных домовых монастырях и во всех епархиях, в степенных и в нестепенных монастырях же архимандритом, и игуменом, и строителем, и в девичьих монастырях игуменьям, на церковное и на келейное, и на монастырское каменное и деревянное строение и не на каменное, неокладные расходы денежной казны, без его Великого Государя именного указу и без грамот из Приказа Большого Дворца не держать…. и по вся годы присылать в Приказ Большого Дворца расходные книги . Ближайший надзор за выполнением прописанного указа Петр поручал иногда и провинциальным властям, с указанием подчинения их в этом случае Приказу Большого Дворца. В 1698 году велено было Верхотурским местным властям послать в тамошние монастыри, «за которыми вотчины и угодья, и разные ловли есть, из приказной избы Великого Государя указы, чтобы с прошлого 203 года деньгам и хлебу и всяким доходам приходные и расходные книги за руками в приказную избу отдали, a с нынешнего 205 года впредь по вся годы всякие монастырские денежные и хлебные доходы и расходы, и сколько у них братьи именно, у себя записывали в книги, a те книги отдавали в приказную избу; a отсюду присылали для сметы к Москве по вся годы, a y себя оставляли такие же книги; и против Великого Государя указу, каков из Приказа Большого Дворца, к преосвященному митрополиту Игнатию прошлого 203 года послан, без указу Великого Государя, никакого нового строения строить не велеть. A буде прилучится им нужда строить какие каменные прочные здания, без которых им пробыть не можно, a им о том посылать к Великому Государю, к Москве, в Сибирский Приказ (как областной) свое челобитье, a по тому их челобитью Великого Государя рассмотрительный указ учинен будет» . Нельзя считать этого указа частным распоряжением по отношению только к сибирским монастырям. Из этого же указа видно, что государство имело в виду, при введении контроля над церковными расходами, обратить избыток церковных богатств в собственное распоряжение. В нем говорится, что монастыри с вотчин сбирают «хлеб с крестьян и запродажный хлеб и скот, деньги не малые, a где те деньги у них на какие расходы, того не ведомо». Таким образом, Петр держался убеждения, что государство может и имеет право воспользоваться церковными имуществами, по крайней мере избытком доходов с них, для пользы государственной. Но управлением этим имуществ заведовала церковь. Петру представлялось, что для государственной пользы лучше подчинить управление церковными имуществами правительству государственному, чем оставлять их в ведении церкви. Явлений в истории и законодательстве, подготовлявших передачу их от церкви государству, накопилось много. Государственных нужд в конце XVII в., которые могли бы покрыться доходами с церковных имуществ, было очень довольно. Одни войны, которых, по словам Петра, «артерия-деньги», требовали много расходов; для покрытия же их в казне денег было недостаточно. При стечении таких обстоятельств стоило Петру воспользоваться удобным случаем объявить, что государство само будет управлять церковными имуществами, выдавая церковным учреждениям необходимые средства для содержания, и все церковные имения должны перейти в собственность и распоряжение государства. Петр и ждал удобного случая. В 1700 году 15 окт. умер патриарх Адриан. Это был последний патриарх русской церкви. Смерть патриарха была моментом, с которого Петр I приступил к выполнению предположенной им реформы в состоянии церковных имуществ.
ГЛАВА IV. МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ 1701-1720 ГОДОВ
По случаю смерти патриарха Адриана в 1700-м году Курбатов, знаменитый петровский «прибыльщик», изобретатель гербовой бумаги в России, оберегатель государевой казны, надсмотрщик «как бы учинить прибыток государевой казне», писал «великому государю Царю и великому князю Петру Алексеевичу, всея России самодержцу»: «больному патриарху трудно было смотреть за всем, от чего происходили беспорядки по духовному управлению… Избранием патриарха думаю повременить. Определение в священный чин можно поручить хорошему архиерею с пятью учеными монахами. Для надзора же за всем и для сбора домовой казны надобно непременно назначить человека надежного: там большие беспорядки. Необходимо распорядиться монастырскими и архиерейскими имениями, учредить особливый расправный Приказ для сбора и хранения казны, которая теперь погибает по прихотям владельцев… Из мирских для смотрения за казной и для сбора ее очень хорош Иван Алексеевич Мусин-Пушкин и стольник Дмитрий Протасьев . Января 24 дня 1701 года издан Именной указ, в котором повелевалось: «Дом святейшего патриарха и домыж архиерейские и монастырские дела ведать боярину Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину, a с ним у тех дел быть дьяку Ефиму Зотову, и сидеть на Патриарше дворе в палатах, где был Патриарший Разряд, и писать Монастырским Приказом, a в Приказе Большого Дворца монастырских дел не ведать и прежние дела отослать в тот же Приказ . Из сопоставления этого именного указа с письмом прибыльщика Курбатова можно видеть, что Петр давно уже намеревался взять от церковных учреждений управление их имуществами в ведение государства и что Курбатов указал Государю удобный момент для предположенной передачи. Так восстановлен был Монастырский Приказ в 1701 году.
За первым указом о его восстановлении скоро последовал ряд именных указов, которыми предписывалась ему деятельность. С каждым указом права его возрастали, сила увеличивалась; деятельность усложнялась; предметы ведомства умножались; наконец в общем итоге Монастырской Приказ является таким учреждением, в котором совмещалось странное разнообразие дел, какого не было ни в одном современном ему государственном учреждении. По-видимому, предмет его занятий составляли дела по всем возможным в государстве отношениям. Мы будем следить за разными сторонами истории и деятельности Приказа в исторической форме, насколько, разумеется, это возможно для нас по количеству материалов, в нашем распоряжении находящихся. Приходится здесь же заметить, что Приказ, восстановленный в 1701 году снова закрылся в 1720, a в следующем 1721 году еще раз был восстановлен и прожил до конца 1724 года, когда он навсегда покончил свое существование с своим именем. В настоящей главе соответственно плану нашего исследования, мы будем главным образом ограничиваться периодом существования Приказа от 1701 года до вторичного его закрытия в 1720 году. Но по необходимости переступим эти хронологические пределы при рассмотрении таких сторон Приказа, которые от перемен в его судьбе в течение 1720-1725 годов не потерпели существенного изменения и которые могут быть лучше уяснены при возможном для нас цельном обозрении их за все время существования петровского Приказа.
По положению своему в ряду других государственных учреждений, петровский Монастырской Приказ 1701 года явился высшим, центральным для всей России по особому ведомству, учреждением, специально посвященным, в общем итоге его деятельности, преобразовательным целям Петра по отношению к церкви. Он равен был всем прочим приказам и представляет одно из последних по времени произведений приказной системы устройства государственных учреждений. Из прочих приказов он получал памяти, равно как и им отписывался памятями , и был совершенно независим от них. Он стоял, отдельно, «особно», самостоятельно, как и всякий другой приказ. С учреждением сената, как высшего правительственного места, в котором сосредоточивалось все высшее государственное управление, Монастырский Приказ в 1711 году был подчинен ему, наравне с другими приказами, как низшее его учреждение. От сената исходили в Приказ указы, a из Приказа восходили в сенат доношения. Сенат был высшим контрольным учреждением в финансовых делах приказа; по этому из него представлялись в сенат месячные, третные и годовые ведомости о сборах, повинностях и расходах его ведомства . В пререканиях своих с другими государственными учреждениями по предметам своей деятельности Приказ прибегал к сенату, как высшему судии, который решал вопросы о компетенции . В судебных случаях по духовным делам особой важности боярин Монастырского Приказа имел участие в заседаниях сенаторов, вместе с Блюстителем патриаршего престола . Финансовую отчетность Приказ представлял впрочем не только в сенат, но и в Ближнюю Канцелярию Государя. Только контроль, производившийся от времени до времени в Канцелярии по особым поручениям Государя, был мерою чрезвычайною и временною, и не только по отношению к ведомству Приказа, но и других . С проведением длинной цепи должностей фискалов во все государственные сферы и ведомство Монастырского Приказа подлежало также надзору их: в самом Приказе был особый фискал , значение которого здесь, впрочем, не было заметно. Новое областное устройство России, начатое Петром с 1707 года, образование губерний, провинций, ландратов, комендантств и обер-комендантств имело влияние в разные времена на положение местных управителей ведомства приказа. Дело в том, что петровское областное устройство, по существу своему, по ходу развития форм государственных учреждений в первой четверти XVIII века, наконец по мысли, целям и планам преобразователя, подавало по многим местам законные поводы областным правителям, как увидим ниже, вмешиваться в ведомство Приказа . Но ведомство Приказа стремилось охранить себя от вмешательств в его сферу провинциальных общих государственных учреждений и силилось остаться особо, независимо от областных правителей. Ему не возможно было, по ходу развития областных учреждений, решительно отстранить себя от всяких связей с ними: в отправлении некоторых общих государственных податей и повинностей ведомство Приказа не избежало посредства провинциальных учреждений между собою и высшими государственными учреждениями ; даже оно платило повсягодные подати на ландратов, приказных и на губернские канцелярии . При всем том Монастырской Приказ умел до времени отстоять особность или отдельность своего ведомства и неподчиненность его областным учреждениям как в личном своем составе, так и в лице своих местных чиновников. Ио его заботливости, приказы обязаны были посылать свои требования в ведомство Приказа, особо от общих провинциальных учреждений . Местные чиновники Приказа, без послушных от него указов, не обязывались выполнять и не выполняли требований ни приказов, ни областных властей . Воеводам и ландратам запрещался даже въезд в вотчины Приказа . Губернаторы же обязаны были исполнять указы Приказа, но не имели прав сами по себе входить в распоряжения его ведомством . Если Монастырскому Приказу удалось до поры отстоять независимость своего ведомства от областных общих учреждений, провинциальных и губернских; то он и сам и все его ведомство под его управлением не устояли пред Коллегиями. План коллегиального устройства петровских государственных учреждений окончательно созрел в 1718 году. В этом году коллегии уже были сформированы предметы их ведомства разграничены и определены; для каждой коллегии назначен был известный род предметов, от которых они получали свои названия на иностранных языках, личный состав их был готов, они приготовлялись к вступлению в отправления своих обязанностей, из них и из сената разосланы по всем приказам указы – быть послушными требованиям и указам коллегий. Совершенное же открытие их назначено было в 1720 году. По делам Церкви учрежден был св. Синод. Для финансовой части устроились две коллегии: Камер-коллегия, которая имела заведовать всеми государственными доходами по всей России, и Штатс-контор-коллегия, назначение которой – следить за всеми государственными расходами. В 1718 году разосланы были по всем губерниям и приказам сенатские указы о доставлении в Штатс-контору ведомостей о количестве всех казенных сборов, доходов и расходов по всем статьям, с запрещением расходовать без ее указов . В 1719 году узаконено было, чтобы ни одно учреждение не действовало в сборах недоимок л податей без указов камер-коллегии . Та и другая коллегия получили свои регламенты, в которых ясно указывается общегосударственное значение их по делам финансовым. В частности Монастырскому Приказу, «к боярину князю Петру Ивановичу Прозоровскому, в 1718 и 1719 годах… из Штатс-конторы посланы были указы многие» о том, чтобы были присланы к ней из Приказа «без всякого мотчания» ведомости и подлинные книги о приходах и расходах в его ведомстве, чтобы из него отправлялись платежи по указам ее и чтобы он «присылал о том в Штатс-контор-коллегию репорты немедленно» . Для судных дел учреждена была Юстиц-коллегия, тоже как общее государственное учреждение. Итак, по новому коллегиальному устройству государственных учреждений, части финансовая, судебная и духовных дел от Приказа должны отделиться и поступить но роду их в особые специальные учреждения. Но эти части составляли главный предмет занятий Приказа, a остальные за тем предметы его ведения, как тесно соединенные с первыми, не требовали особого самостоятельного учреждения. Следовательно закрытие Монастырского Приказа, с открытием действий коллегий, должно было последовать неминуемо. Действительно, «августа в 17 день 1720 года Великий Государь указал, по именному своему, Царского Величества, указу, из приказов тех, которые были под ведением боярина князя Петра Ивановича Прозоровского, Монастырскому Приказу не быть, и Монастырского и Казенного Патриарша и Приказу большие казны всяких настоящих и доимочных сборов дела разобрав и описав отослать с дьяками и подьячими, которые при тех делах были, под ведение Камер-коллегии, кому по указу из оной коллегии принять будет определено, a государственные вещи, которые обретаются в его государевой казне и в мастерской палате и в патриаршем Казенном приказе отдать в сохранение в Штатс-контор-коллегию и чтоб оная их принять указала; a челобитчиков судебные и гражданские из помянутых приказов дела с дьяками и подьячими, у тех дел будучими (siс), отослать в Юстиц-коллегию. О чем в Камер и Штатс-контор и в Юстиц-коллегии, также и для ведома в Монастырской Приказ указы из сената посланы» . Требования указа были выполнены без замедления. Камер-коллегия приняла все книги и дела Приказа, предписала своим областным чиновникам-камерирам и комиссарам вступить в сборы с вотчин Приказа и ввела все вотчины его в общее счисление государства. Штатс-контор-коллегия отправила особого чиновника принять в свое ведение все сокровища Приказа, взятые им в свою очередь от церковных учреждений. «Сент. 23 д. 1720 г. по требованию указами из канцелярии земских дел челобитчиковы судебные и гражданские, вершеные и невершеные дела, с которых вершеных дел довелось взять и пошлины в Монастырской Приказ многое число, из Монастырского Приказа с подьячим с Михайлом Аристовым с товарищи, которые у тех дел были, и по тем делам колодники отосланы в помянутую земскую канцелярию» . Таким образом введение коллегий, как общих государственных учреждений, устроенных на распределении государственных дел по их существу, уничтожило петровский Монастырской Приказ 1701 года. Но он скоро снова явился, только при других отношениях и в другом виде по своему личному составу. Посмотрим теперь на личный состав приказа 1701 года.
По личному своему составу Монастырский Приказ в период от 1701 до 1720 года был весьма прост и не сложен, как и все учреждения приказной системы. Во главе его стоял боярин, который иногда, весьма редко, назывался судьею. Значение его, как главы Приказа и как должностного лица , вполне подтверждает ту теорию о составе приказов, по которой лица, заведовавшие ими, действовали по поручению Государя . Это подтверждается всеми документами Монастырского Приказа. По отношению к нему не может быть и спора: коллегиальной или единоличной формы было его устройство. Коллегиальной формы и тени нет в его устройстве. Решения дел производились в нем «по указу великого государя царя и великого князя и по приговору боярина» графа или князя. Боярин везде является единолично. Правда в 1714 году был именной указ и в Приказе Монастырском о том, чтобы решения дел в нем происходили по большинству голосов. Указ этот записан в Приказе для руководства в книгу указов . Большая часть документов, поступавших в Приказ, обращалась к нему в следующей форме: «тебе, боярину такому-то, с товарищи». Но дело в том, что в Монастырском Приказе вовсе не было лиц, которые бы могли стоять рядом с боярином графом или князем и которые бы наравне с ним могли подавать голос при решении. Под товарищами нельзя более разуметь никого, кроме дьяков , подьячих и приказных, или вообще всего состава Приказа. Кроме этих канцелярских чиновников, также исполнителей-приставов и служителей, никого не было в Приказе. Но все эти лица были в полной подчиненности и зависимости от боярина. Дьяков в Монастырском Приказе в 1701 году было четыре ; подьячих – очень значительное количество, равно как и приказных людей. Подьячие и приказные различались между собою по количеству получаемого жалованья , по особым степеням, подьячие первой, средней и третьей статьи или степени, или старые, средние и молодые, и по повытьям, которые поручались им. Штат их сначала не был определен законом или правилами. Назначение их на службу зависело исключительно от боярина. Но число их ограничивалось количеством сумм, ассигнованных на содержание Приказа. При Мусине старых подьячих было 20, средних 8, молодых 71, итого 99 человек . Повытья назывались большею частью по именам старых подьячих, ими заведовавших разделение Приказа на повытья основывалось не столько на роде дел, сколько на количестве дворов, поручаемых их ведению. Для исполнения по делам Приказа были при нем пристава – окладные (5 человек) , получавшие определенное жалованье, и не окладные (17 чел.); для караулов и посылок служили драгуны «набору» Монастырского Приказа и отставные солдаты, из которых часть (7 чел.) была в окладе, a другая (12 чел. и более) служила без определенного окладу.—Содержание Приказа получалось из доходов его. До 1705года, по определению Мусина, один старый подьячий получал оклад в 25 руб., другие по 20 и 15 руб., молодые от 5 до 1 руб. в год. С 1705 года, по именному указу, «для свейской службы» выдавалось половинное жалованье из определенных приказным и подьячим окладов. Табелью 1710 г. определено было на подьячих, приставов и сторожей 172 р., на прогоны 303 р., на приказные расходы 135 р. и бумажных дел мастерам 24 р., итого 634 р. О жалованье дьяков в ней не упоминается, равно и об окладе боярина. Дьяки и боярин едва ли и получали определенный оклад. В 1703 году Мусину-Пушкину пожаловано было «вместо жалованья» село Образцово с деревнями из вотчин суздальского Евфимиева монастыря, «пока он будет в Приказе». Но всей вероятности и преемник его в Приказе князь Прозоровской получил ту же вотчину вместо жалованья. Во всяком случае о жалованье боярину Приказа 1701-1720 годов мы не встретили указаний в делах и книгах Приказа, хотя о содержании других чинов Приказа есть ясные определения. Дьяки (а равно и подьячие сверх помянутых окладов) «довольствовались от архиерейских домов и монастырей почестными дачами, как деньгами, так и хлебными всякими запасы за приказные к тем их архиерейским домам и монастырям всякие труды; понеже от тех архиерейских домов и монастырей до определения их были многие разные прошения о определении им вотчин и доходов в окладные им дачи и на церковное и на всякое строение и другие разнообразные по их прошениям дела, также довольствовались и от платежей со крестьян денежных всяких сборов, потому что во оных годах со всего государства были сборы с вотчин ведомства того Монастырского Приказу в Монастырском Приказе. В тех же годах было от Монастырского Приказу определение в монастыри келарям и казначеям, a в вотчины ведомцом. Также всего государства были судные и розыскные и другие всякие дела, что ни касалось до вотчин ведомства Монастырского Приказу, от которых потому ж довольствовались» . В 1715 году по именному указу определен штат Приказа, и положено чиновникам жалованья : 2 секретарям и 2 дьякам по 120 р., всем 480 р. и хлеба по 30 юфтей; 13 канцеляристам по 60 р., всем 780 р. и хлеба по 15 юфтей, 11 подканцеляристам по 40 р., всем 440 р. и хлеба по 10 юфтей; 76 копиистам по 15 р., всем 540 р. и хлеба по 5 юфтей; 30 драгунам по 45 коп. на месяц, всем 163 руб. 80 коп.; итого 2,403 руб. 80 коп. Кроме означенного штата служилых людей, Приказ в первое время имел в своем распоряжении для целей службы патриарших дворян и стольников, патриарших и архиерейских боярских детей и приказных людей, монастырских стряпчих и т. п. Всех этих лиц передали Приказу церковные власти и учреждения XVII в. Число их было весьма значительно. Одних патриарших дворян и стольников было до 40 фамилий . Каждый значительный монастырь имел своего стряпчего и приказных. Во всяком архиерейском доме были боярские дети, дьяки и приказные. Монастырский Приказ мог требовать всех их к исполнению своих поручений . По этому он в первое время своего существования не нуждался в служилых людях и не употреблял поисков на людей для службы. Он имел их достаточно и мог наделять ими подведомственные ему учреждения. Но правительство, нуждавшееся в служилых людях, скоро обратило внимание на богатство Приказа в годных, по тогдашнему времени, к службе людях. Патриарших дворян и стольников уже с 1703 года стали вызывать к государевой военной службе . С течением времени все дворяне, стольники и дети боярские перешли в ведение сената, и приказ не мог считать их в своей власти. При архиерейских домах также сложился определенный, уменьшенный в сравнении с XVII веком, штат дьяков и приказных, Монастырские стряпчие имели свои занятия при монастырях. Приказ весьма часто распоряжался ими по своему усмотрению, но их не возможно было совсем отнимать от мест их занятий. Вследствие всего этого Приказ с течением времени стал даже нуждаться в служилых людях для посылок в вотчины. Недостаток их он отчасти восполнял приглашенными из «разных чинов московских людей» . Но и этим путем не всегда восполнялся нужный ему комплект. С закрытием Приказа все чиновники его вместе с делами, у которых они были, перешли по указаниям правительства в подлежащие места.
По предметам своего ведомства Монастырский Приказ 1701-1720 годов отличался преимущественно пред другими приказами необычайным разнообразием, разнохарактерностью, сложностью и множеством дел.
Прежде всего ему велено было принять из под власти церковных учреждений в свое ведение все вообще имущества и вотчины патриаршего и архиерейских домов и монастырей . Имущества при приеме должны быть приведены в известность, «переписаны». Для переписи указано послать «царедворцев из людей добрых». Из Приказа разосланы были по архиерейским домам и монастырям стольники, дворяне, приказные; назначены отчасти для этого и стряпчие монастырские. Одних стольников было отправлено человек до 40 . В тоже время и со стороны монастырских властей представлялись переписи в Приказ . Перепищики, являясь на место назначения, требовали существующие описи, предпринимали меры против исчезновения наличного имущества, запечатывали, напр., церкви, ризницы и пр., принимали имения по описям, составляли новый инвентарь, вносили в него все, незаписанное в прежние описи, и составляли таким образом переписные книги в присутствии церковных властей. Эти книги представляли как бы акт передачи имущества от церковных учреждений Монастырскому Приказу. Для того, чтобы яснее видеть, что составляло предмет переписи, мы представили в Приложениях два акта о производстве переписи в монастырях . В вотчинах переписывался каждый дом отдельно, с обозначением количества земли, к нему относящейся, оброка, с ней идущего, недоимки, если есть она и пр. По составлении переписной книги в известном монастыре или архиерейском доме, один экземпляр ее за руками перепищика и сдатчика оставлялся в учреждении церковном, a другой отсылался в Приказ. Переписных книг 1701 года сохранилось значительное количество доселе в архиве Приказа . Они составляют богатый источник для нашего предмета и драгоценнеший материал для истории русской жизни конца XVII и начала XVIII веков во всех отношениях. При переписке и приеме имуществ предписано было произвесть строгую поверку в распоряжении монастырскою казною. Если «на властях монастырских явятся начетные деньги», было приказано «на них править, пока не заплатят» , т.е. бить на правеже, что и выполнялось. При приеме открывалось богатство монастырей, их доходы, количество вотчин и оброков с них. Так, например, костромской Ипатиевской монастырь, при сдаче своего имущества в ведомство Монастырского Приказа по переписным книгам 186 г., имел за собою в вотчинах, рассеянных по нынешним губерниям костромской, ярославской, московской и владимирской, 3848 дворов, в них людей 12590. Оброку платили монастырю каждогодно 2056 р. 26 алт. 4 д. деньгами, 764’/8 четверти ржи, 1017 четвертей 11/2, четверика овса и 12 четвертей ячменя. Кроме того, крестьяне пахали на монастырь 377 десятин, косили 16011 копен сена и исправляли разные работы в монастыре и вотчинах . Перепись, начавшаяся в 1701 году, продолжалась несколько годов. Она замедлилась по причине сложности дела, по недостатку способных и усердных к тому перепищиков, по переменчивости судьбы их и по многочисленности занятий. В 1707 г. на основании частных переписных книг составлена была общая, генеральная табель, которой мы, к сожалению, во всей целости не нашли в архивах. В ней определены были доходы Приказа со всех вотчин его ведомства и расходы окладные. Эта табель скоро должна была подвергнуться изменениям. Она была не полная: в нее не вошли все, ведомые в Приказе, местности. Частные переписи продолжались и после 1707 года, пока не наступила государственная надобность в новой переписи. В 1707 г. государство, получившее областное административное деление на провинции и губернии, потребовало и от Монастырского Приказа соответственного общему делению расписания его ведомства по губерниям и провинциям. Между тем, доселе перепись была по вотчинам, монастырям и епархиям, что не совпадало с новым государственным делением. Новая перепись началась по распоряжениям Приказа в 1709 году , a в 1710 и по указу из Царского Разряда Приказ поручил от себя составление новых переписных книг частью монастырским стряпчим, которые стали почти вполне зависимыми от него чиновниками, частью особым нарочно посланным чиновникам. Из Разряда отправлены были во все города московской губернии «разные чины» для учинения переписи, которым вотчины монастырского ведомства обязаны были послушанием, вследствие послушных указов, разосланных Приказом по требованию Разряда. На основании частных переписных книг, составленных в 1710 году, явилась в Приказе табель 1710 года. В ней определялось количество дворов в ведомстве Приказа по новому счислению, доходов с разных оброчных статей и окладных расходов в измененном против табели 1707 года виде. Табель 1710 года имеет особое значение в истории Приказа и церковных вотчин. При переписи крестьянских дворов не делали между ними никакого различия по их прежним правам. При раскладке государственных податей на вотчины монастырского ведомства все вообще крестьяне с 1710 г. были уравняемы. Между тем, как известно, до 1710 года были разные виды крестьянства в вотчинах церковных учреждений, именно были: черносошные, половинники и полные. Перепись 1710 года совершенно сгладила различие их, которое давало черносошным и половинникам в сравнении с другими крестьянами много льгот, издавна им жалованными грамотами присвоенных. Этих льгот отыскивали впоследствии крестьяне, но уже безуспешно . Перепись 1710 года доставила возможность понять сравнительное состояние вотчин монастырского ведомства по истечении 10 лет управления ими Приказом с тем временем, когда они находились в ведении церковных учреждений . К сожалению, мы и этой табели вполне не видели в архивах. Но частные переписные книги вотчин отдельных монастырей или отдельных вотчин какого-либо монастыря доставляют очень достаточный материал для сравнительного уяснения положения их до и после 1700 года. Несомненные статистические данные убеждают, что число дворов в вотчинах и количество денежного и хлебного сбора с них уменьшилось в весьма значительной пропорции. Например, в пределах московской губернии во всех церковных вотчинах по переписным книгам 186 года было 63 962 двора, a по табели 1710 года 57 644 двора; следовательно, количество дворов в 10 лет уменьшилось на 6 317 дворов . В вологодском уезде по переписным книгам 186 г. значилось за церковными учреждениями 5970 дворов, a в 1710 году оказалось только 3310 дворов . В вотчинах Ипатиевского монастыря в переписных книгах 186 г. написано 3848 дворов и 12590 человек, a по переписи стряпчего Ивана Сурмина в 1709 году «явилось токмо» 768 дворов и т.д. В государственном отношении табель 1710 года важна потому, что она твердо установила доходы и расходы Монастырского Приказа. Но в высшей степени замечательно, что правительство при раскладке государственных податей и повинностей и после 1710 г. принимало в основание для московской и др. губерний не перепись 1710 г., a переписные книги 186. Причина понятна. Правительство, нуждавшееся в деньгах, охотнее пользовалось для своих целей, для извлечения возможно больших доходов, такими книгами, по которым значилось большее количество дворов, чем такими переписями, по которым оказалось меньшее количество. Перепись 1710 г. принималась в основание при раскладке государственных податей и повинностей по отношению только к губерниям: киевской, воронежской, смоленской, сибирской и отчасти нижегородской, казанской и архангелородской. По отношению к некоторым провинциям и последних трех провинций она не прилагалась, потому что одни из них облагались по книгам 186 г., a другие переписаны были позднее, в 1717 (напр. вятская провинция) и в 1719 годах (часть казанской, пензенской и др.) . Но правительство неудовольствовалось переписью 1710 г. и по отношению к тем губерниям, в которых она была произведена и к которым оно прилагало при раскладке податей и повинностей ее или перепись 186 г. В 1715 г. предписана была новая, так называемая, ландратская перепись по петербургской и московской губерниям. Она назвалась так потому, что к выполнению ее были призваны ландраты, местные власти в городах и уездах, которые разделены были по ландратским долям. Ландратам указано было сделать перепись в вотчинах всех ведомств. Управители вотчин ведомств Монастырского Приказа обязаны были послушными из Приказа указами содействовать ландратской переписи в кругу их долей . Ландратская перепись обнаружила убыль дворов в московской губернии даже против табели 1710 года на 13 295 дворов в вотчинах монастырских . Правительство не принимало и этой переписи в расчет при государственных сборах. Из всего сказанного о приведении в известность имуществ монастырей, архиерейских и патриаршего домов трудами или содействием Монастырского Приказа можно видеть, что все это ему стоило многих хлопот, издержек и усилий. Но эти усилия и хлопоты не были успешны. Все вообще переписные книги, составленные в течение периода от 1700 до 1720 года, были неудовлетворительны для государственных надобностей и требований. Переписи не привели в точную и полную известность экономического состояния церковных имуществ. Всех сведений относительно церковных учреждений и имений, собранных о них Приказом, нельзя было от него получить; потому что и сам он не владел ими. Государство нередко требовало от него сведений о монастырях, числе их, количестве доходов и т. п. Но Приказ не в состоянии был дать ответов на запросы. В 1718 году Сенат и Штатс-контор-коллегия требовали от него полных ведомостей о количестве всяких сборов с разных классов людей, ему подвластных, и Приказ после многих указов не мог выполнить требований . Камер-коллегия в том же году спрашивала от Приказа ведомостей о ружных монастырях и церквах: Приказ чрез год прислал ей ведомость, которая оказалась не полною. Коллегия ожидала полной, и ход дел останавливался . Впоследствии Св. Синод обращался к Приказу для сведений о состоянии вотчин его ведомства в течение 1700-1720 годов, и сведений в Приказе оказалось чрезвычайно недостаточно . Между тем правительство пришло к мысли изменить основание раскладки государственных податей и повинностей: оно решилось принять в основание этой раскладки, вместо прежнего дворового счисления, количество душ мужеского пола. Указом 1719-1720 годов образовалась особая канцелярия бригадира и генерального ревизора г. Зотова для составления сказок о душах мужеска пола. В 1720 году разосланы были генералы, штаб и обер-офицеры по губерниям и провинциям для свидетельства душ. Святейший Синод, имевший в это время Приказ под своим начальством, обращался уже не к нему за сведениями о народонаселении церковных вотчин, a в канцелярию Зотова. Относительно сведений о монастырях Святейший Синод принимал особые меры, не находя в делах Приказа до 1720 г. всех требуемых известий . Между тем, сам Государь Петр и его преемники несколько раз указами предписывали о собрании возможно полных сведений о монастырях, их имуществах и доходах епархиальных архиереев . Уже в 1764 году Комиссия о духовных имениях, при помощи Коллегии Экономии, составила такие ведомости об епархиях, монастырях, их имуществах и доходах, которые послужили основанием для введения штатов монастырей и епархиального управления, которые в главных своих началах действуют и поныне.
Из представленных нами фактов о ходе приведения в известность церковных вотчин в Монастырском Приказе видно, что весьма трудно определить с несомненною и совершенною точностью объем ведомства Приказа, потому что и сам Приказ не мог так определить этого объема. Но нельзя сказать, чтобы переписи Приказа не достигли никакого результата. Он стремился определить объем своего ведомства на основании статистических чисел, которые сохранились доселе в делах Приказа. Мы знаем, что дворовое счисление было основанием определения богатства и народонаселения России до введения подушной подати в России. Поэтому и объем ведомства Приказа определялся количеством дворов. По одним известиям Приказа, сначала в его ведении было 137823 двора во всех епархиях, за исключением сибирской, псковской и астраханской . По другим известиям Приказа от 1723 г. в архиерейских, монастырских и условных вотчинах, по переписным книгам 186 г., кроме патриарших и епархий новгородской, псковской, сибирской и астраханской, о которых в Приказе не было сведений, потому что они состояли в особых управлениях, значилось 107 777 дворов . По третьим известиям, Приказ, за раздачею вотчин маловотчинным монастырям, оставил в своем ведении 107 754 двора крестьянских и 17175 дворов, принадлежавших служащим церкви . Из принятых в свое ведение Приказ роздал и продал разным лицам в вечное владение, по именным указам и по собственным распоряжениям, как сам показывает, 1097 дворов, кроме отданных в другие приказы и причисленных к разным учреждениям по государственным надобностям . После разделения государства на губернии Приказ считал в своем ведении по разным губерниям дворов 103 514 . При передаче всех церковных вотчин снова в ведение церкви дворовое счисление в них оказалось в ином количестве. Камер Коллегия, принявшая в свое ведомство не только всю область Приказа, но и все церковные вотчины, находившиеся в ведении разных приказов, насчитала при передаче в синодальное управление в них по одним ведомостям 1532541/2 дв., по другим 1505991/3, по третьим 1456651/2, по четвертым 144 906 двор. , а по собранным известиям из епархий нашлось 1444921/2 дв. Означенные количества во всяком случае свидетельствуют, что количество дворов в церковных вотчинах в период управления и ведения ими в Монастырском Приказе не было в точности исследовано .
Монастырский Приказ 1701 года, вместе с приемом в государственную собственность и приведением в известность церковных имуществ, вступал в управление всеми патриаршими, архиерейскими, монастырскими и церковными вотчинами. Совокупность этих вотчин под управлением Приказа образовала особое ведомство. Судьба управления его характеристически изображает историю Приказа, встречу приказной системы управления, господствовавшей в России в ХVІ и ХVІІ веках, с новым центрально-областным государственным устройством ХVIII в., и влияние перевода церковных вотчин в ведение приказного учреждения на благосостояние их. Мы упоминали уже, что Монастырский Приказ, как государственное учреждение, есть произведение старой России, приказной системы управления. Ему приказана деятельность, но не даны законы и правила для управления. Ему отведена весьма значительная часть государства, территориально раздробленная по всему громадному пространству России на бесчисленное множество отдельных участков, на которых веками создалась особая гражданская жизнь в разнообразных местных оттенках, но как управлять этою частью, ему не указано. Ведомство Приказа до его учреждения не имело общего централизующего управления. Приказ явился теперь таким учреждением, в котором сосредоточивалось управление всех церковных вотчин. Как единственное центральное учреждение для управления значительнейшею частью народонаселения обширного государства, Приказ, по-видимому, не мог действовать без областных учреждений. Законодательство же не дало ему инструкций для установления областных инстанций. Оснований для устройства областного управления не было ни в опыте государства, ни в теории Приказа. Таким образом, Приказу оставалось практикою дойти до установления областных инстанций и областного управления. Прежнее местное вотчинное управление, по воле Государя, должно было также измениться: вместо прежних посельских старцев приказано было поставить прикащиков с новым характером . Итак Приказу предоставлено устроить вновь все управление своего ведомства с тем, чтобы прежние владельцы не могли стеснять воли государства в их владениях. Приказ не создал и не принял никакого правильного, определенного административного деления своего ведомства, но не затруднился вступить в управление. Отстранив от всех вотчин прежних владельцев, он призвал к управлению отдельными частями своего ведомства патриарших дворян, стольников, монастырских стряпчих, московских разных чинов людей и разослал их по всем сторонам государства. При распределении частей управления на управителей он не руководствовался постоянными и твердыми правилами. Волею или неволею он должен был приноровляться к системе деления вотчин при прежних владельцах. Он отличал патриаршие вотчины от архиерейских, эти – от монастырских и т.д. В патриаршие посылались дворяне патриаршие, в архиерейские – стольники, в монастырские и церковные – стольники, разные чины, ведомцы, стряпчие. Но прежняя система деления вотчин по владельцам не считалась в Приказе всегда обязательною при разграничении частей его ведомства для управления. Стольников он посылал большею частью в города, из которых они управляли или вотчинами, находящимися в уезде этого города, или вотчинами одного и нескольких монастырей, или вотчинами всей епархии без различия прежних владельцев. Таким образом происходили соединения разных вотчин, разделения вотчин одного монастыря по разным управителям и т. п. Иногда являются повытья, как части управления стольника или другого управителя. Отдельные вотчины поручались прикащикам, ведомцам и т.п. Короче, административное деление было случайное, переменялось и перемешивало прежнюю систему различения вотчин по владельцам. Судя по деятельности, стольники в частях своего управления, кроме обязанностей по управлению, обязаны были переписывать церковные имущества, собирали государственные подати и монастырские доходы, a доходы архиерейских домов с церквей и по статьям церковным собирали вместе с казначеями этих домов, были судьями первой и средней инстанции по делам гражданским и уголовным, переписывали по городам боярских детей и дворян церковных учреждений и вообще были исполнителями всех поручений Приказа и правительства в кругу своей области . Не известно, определены ли были точным образом отношения отдельных управителей отдельными вотчинами к стольникам или соответственным управителям. На прикащиках лежали обязанности непосредственного заведывания вотчинами, сбор податей, отправление повинностей, раскладка нарядов и запросных требований, выбор целовальников для хранения и препровождения денежной казны, для проводов высылаемых лиц и т.п. Не знаем, требовались ли какие либо определенные качества от прикащиков, дворян и стольников, посылаемых для управления. Кажется, в Приказе не было и вопроса о том. Именной указ о назначении царедворцев вместо посельских старост повелевал отправить «людей добрых», то есть, по смыслу указа, способных. Требование слишком общее, и требуемое качество – чисто нравственное. Или не нашлось в распоряжении Приказа достаточного количества «людей добрых», или Приказ не усвоил мысли Государя, или, усвоив ее, не в силах был выполнить, во всяком случае ведомцы Приказа не были благодетельными деятелями в бывших церковных вотчинах. Они не были твердыми и постоянными правителями порученных им частей: часто сменялись, перемещались, требовались в Москву, снова отправлялись. Уже в 1703 году все стольники, разосланные по разным частям ведомства Приказа в 1701 и 1702 годах, вызваны были в Москву. Не более постоянства имели и заступившие их места ведомцы. Обязанности ведомцев, как администраторов, совершенно заслонялись и поглощались обязанностями по сборам налогов податей и по отправлению повинностей, нарядов, запросных требований. В случае недобора или неисправности в платежах податей в какой либо вотчине в нее присылались особые прикащики с исключительною целью доправить недоплаченное. Вследствие множества податей подобные недоборы бывали в большей части вотчин. Посылаемые в таковые вотчины управители были чисто сборщиками, доправителями недоимок. Но известно, что значило «доправить» в петровское время. Наказов и инструкций, определенно выражающих права и обязанности ведомцев, не давалось, кроме наказов «доправить». Связи между крестьянами и между ведомцами не было никакой. Это не были посельские старцы и монастырские прикащики, которые имели нравственную связь с вотчинами, материальные интересы в добром управлении и ответственность пред учреждениями, их поставившими. Это были случайные, часто мимолетные прикащики, являвшиеся из Москвы «доправить» или «собрать». Такие-то управители и были посредствующею инстанциею между вотчинами и Приказом. Их было довольно много, человек до 80-ти, хотя и это количество не было постоянно. Действий их Приказ не мог ни контролировать, ни концентрировать; он и не хотел того, и не в силах был. Итак случайность ведомцев Приказа в частях их управления, отсутствие определенных инструкций о правах и обязанностях их в деятельности, разнообразие временных распоряжений, которые им поручались и которые едва ли не всегда налагали новые тягости на крестьян, недостаток контроля, единства и сосредоточенности в их деятельности, все это ясно свидетельствует, что в управлении Приказа не было ни правильности, ни порядка, ни отчетливости. Для доказательства этого приведем из бесчисленных фактов один пример. «В 1710 году дьяк Яков Верзилов выслал в Устюг к Архангельску из архиерейского дома ржи 1733 четверти и 11/2 осмины и из монастырей архангельского Троицкого Телегова и из Николаевского Прилуцкого 1200 четв., a всего 2933 четверти 11/2 осмины. Из них взято в государевы амбары 1570 четвертей с платою по 1 р. за четверть, но из этих 1570 р. неведомо за какую доимку взяты в архангелогородскую канцелярию 1300 р.». Потом «за осталой хлеб, за взятьем в государевы амбары, по продаже выборного, было за всякими расходы и платежи пошлин 1100 р. 15 алт. 2 д., и сумма эта взята в ту же канцелярию, но ни в какие доходы не зачтена. На архиерейском доме за те годы недоимки не состояло». В 1713 г. в вологодскую канцелярию отвезено 500 р. и деньги приняты, a в 1712 г. «из за принуждения комиссаром Семеном Акишевым на хлебную государеву покупку взято из Устюга в казенный приказ 1092 р. 16 алт. 5 д. и эти деньги ни в какие платежи с архиерейских вотчин не зачтены. A в архиерейском доме не только в деньгах, но и в хлебе недостаток» . Этот пример достаточно рисует порядок в управлении комиссаров и ведомцев Приказа. Бесчисленные, подобные приведенному, факты свидетельствуют, что управители и вообще чиновники Приказа не отличались ни административными, ни нравственными качества-ми. Мало того, самый характер нового приказного управления бывшими церковными вотчинами, по сравнению с прежним вотчинным управлением под ведением церковных учреждений, был далеко не в пользу крестьян, которые при прежних владельцах пользовались отчасти выборным волостным управлением и не лишены были заботливости со стороны владельцев о благосостоянии их. Приказ же, действуя в управлении ими под влиянием случайных и настоятельных требований правительства, нуждавшегося в материальных средствах, более всего заботился о возможно большем доставлении доходов государству из церковных имений, но не о благосостоянии их. Управление для него было средством к финансовым операциям. Не всегда, поэтому, он мог согласить тягости крестьян и имений в пользу государства с благосостоянием их. Комиссары же и ведомцы его, в виду угроз со стороны правительства за недоборы, вовсе опускали из виду заботу о благосостоянии порученных их ведению частей и старались исключительно об исполнении возложенных на них поручений, с извлечением процента выгод и для себя . Кроме прикащиков, комиссаров и ведомцев Приказа на крестьянах бывших патриарших, архиерейских, монастырских и церковных вотчин тяготели в первые годы существования Приказа воеводы. Воеводы, пользуясь правительственным устранением церковных учреждений от управления и ведения их вотчинами, стали въезжать в вотчины Приказа, требовали с крестьян государственных податей и повинностей, посылали к ним своих приказных людей для таких же целей, чинили разные притеснения и т. п. Воеводы имели и законные поводы к вмешательству в вотчины Приказа. Им поручалось, например, собрать с области, вверенной их управлению известные подати; в указах значилось, что сбор должен быть справлен, между прочими, и с патриарших, архиерейских, монастырских и церковных вотчин; за недобор угрожалось им казнью. Конечно воеводы, следуя таким указам, считали себя в праве распоряжаться и в вотчинах Приказа как и во всех других . Приказ в этих случаях являлся виновным в том, что благовременно не заботился о поставлении в вотчинах своих правителей, об известии областных правителей, что его ведомство исключено из под распоряжения воевод и т.п. Вследствие всех изложенных обстоятельств управления Приказа, весьма скоро оказались невыгоды нового положения в государстве вотчин церковных учреждений. Вотчины стали беднеть, крестьяне разбегаться; число дворов год от году начало уменьшаться в страшной прогрессии; остававшимся в этих крестьянам становилось труднее и труднее; с них взыскивали и за убежавших, «за пустые дворы» или «за пустоту»; взыскания были строгие, «не в моготу»; хозяйство крестьян и десятинных пашен расстраивалось, монастырское совсем падало. Но и правительство терпело от нового управления в бывших церковных вотчинах: оно подати получало далеко не сполна; недоимка накоплялась год от году; в крестьянстве начались возмущения и отложения ; как крестьяне так и бобыли чинились ослушными ведомцам Приказа ; беглецы и ослушники отправлялись на Волгу и на Дон, поступали в разбойнические шайки, чинили грабежи и пр. Правительство усиливало строгости взыскания податей, чрез это увеличивалось число беглецов. Оно принимало строгие и энергические меры к уничтожению бегства: предписывало переписи дворам и лицам, устраивало поиски за беглецами, чинило страшные наказания за укрывательство их и пойманным в бегстве . Правительство и крестьяне сознавали невыгоды нового управления бывших вотчин церковных учреждений и изыскивали средства к устранению их. Благоразумные крестьяне прибегали к законным средствам для поправления своей горькой судьбы при новых порядках. Любопытный пример в этом представили крестьяне вотчины Симонова монастыря, села веси егонской с деревнями. Они чрез выборных испросили у Приказа разрешение устраивать свои поземельные дела и отправление податей и повинностей посредством выбранных из их среды мирским приговором раскладчиков, «чтобы за пустые покидные тягла оплачиваючи… не раззориться в конец до основания» . Правительство для устранения невыгод нового положения вотчин Приказа указом 1706 года запретило воеводам въезжать в вотчины Приказа и предписывало не раз, чтобы без указу из Монастырского Приказа никто ничего не мог требовать в его вотчинах . В том же 1706 г. сам Приказ докладывал Государю: «многие монастырские крестьяне разбежались, a иные вымерли, и дворы их ныне пусты, a всякие денежные и хлебные сборы правят за беглых и умерших и за пустые дворы на оставшихся крестьянах, и в том есть не малая тягость, и чтобы за пустые дворы на оставшихся никаких сборов не править». На этот доклад последовала резолюция: «отложить до перепищиков» . Там же Приказ жалуется Государю: «Дворцовые крестьяне ищут и отвечают и всякими сборы ведомы в одном Приказе Большого дворца, a ныне в Канцелярии; a монастырские крестьяне – таковы ж, и во многие приказы волочат, и воеводы по городам многую чинят им обиду; a если будут ведомы в одном Монастырском Приказе, и от тягости монастырским крестьянам будет свободнее». И на это предложение Государь ответил: «быть ведомым всеми делами в одном Монастырском Приказе» . Но эти меры не облегчили судьбы крестьян. Правительство стало отыскивать более положительные средства к лучшему устройству монастырского ведомства. Оно создало новый план областного устройства в России по губерниям и провинциям, как мы знаем, и предположило в связи с этим перестроить и управление монастырским ведомством . Действительно, по теории новое областное устройство должно было произвесть решительную перемену в судьбах церковных вотчин. Разграничили Россию по губерниям и Провинциям. Перепись 1710 года составлялась в соответствие этому делению. Ведомство Монастырского Приказа также переписывалось по губерниям и провинциям . Стало быть, прежнее деление его по вотчинам патриаршим, архиерейским, монастырским и церковным должно быть уничтожено, a с этим должны исчезнуть и самые следы прежнего существования вотчин церковных учреждений. В распределении этих вотчин по губерниям и провинциям, по общегосударственным учреждениям, полагался решительный шаг к безвозвратному их исчезновению для церковных учреждений. По расписании их на губернии и провинции в видах правительства, доколе оно находило существование особого ведомства Монастырского Приказа нужным, предполагалось поставить во главе ведомства Приказа в губерниях особых управителей под высшим наблюдением и руководством Приказа, губернским правителям подчинить провинциальных, a этим непосредственных управителей волостей и вотчин. Осуществление этого плана внесло бы в управление ведомства Приказа порядок, правильность и единство. Полное соединение бывших вотчин церковных учреждений с обще-государственным строем, в случае осуществления этого проекта, было бы весьма легко, когда правительство нашло бы нужным уничтожить отдельность его управления. Но новое областное устройство Петра не получило последовательного развития по отношению к ведомству Приказа. Оно усилило только стремления Приказа отстаивать свою особность от общего государственного устройства и количество тягостей, которые давили бывшие церковные вотчины под управлением Приказа. Самая перепись 1710 года, составление ее увеличивало занятия Приказа и его чиновников и издержки крестьян, на счет которых она производилась. Она внесла запутанность в управление и разделение вотчин. Прежние группы, в которых издавна состояли вотчины церковных учреждений, были разбиты; новые же не сформировались. По переписи, быть может, новое группирование и вело бы к более правильному управлению, если бы самая перепись была составлена полно и удовлетворительно. Но оказывается, новая перепись не вытеснила вовсе прежних групп . Эта запутанность была причиною беспорядочности в счете дворов, a отсюда в раскладке податей и налогов. Следовательно, если по разделении государства на губернии ведомство Монастырского Приказа и получило новое управление, то это управление не облегчило судьбы управляемых. Есть ясные и убедительные факты, которые показывают даже, что управление ведомства Приказа, по разделении государства на губернии и провинции, принесло новые невзгоды в положение бывших церковных крестьян. Если развитие нового областного устройства грозило поглотить в себя ведомство Приказа; то Приказ, как выше уже замечено, стремился удержать особность своего ведомства. Отсюда, как мы знаем, происходили столкновения между ведомством Приказа и областными учреждениями. Эти столкновения усложняли управление Приказа и, главное, весьма невыгодно прежде всего отзывались на управляемых. Известно, что, по разделении государства на губернии и провинции, во главе их поставлены губернаторы и вице-губернаторы, которые, между прочим, обязаны были следить в пределах их областей за непременным выполнением правительственных распоряжений, в частности за исправностью отправления государственных податей и повинностей. В указах к ним из разных приказов весьма часто предписывалось собрать известное количество податей со всей их области, не исключая и вотчин Монастырского Приказа . Исполняя указы, они принимали меры к сбору податей и в ведомстве Приказа. В вотчинах Приказа являлось недоумение: исправлять или нет требования из губерний и провинций . Губернские и провинциальные власти успевали взыскивать с некоторых иногда мерами очень строгими. Приказ во всяком случае считал меры губернских властей незаконным вмешательством в его ведомство, и потому или устранял себя от содействия им, или вовсе запрещал. В итоге же оказывалось, что крестьяне нередко платили вдвойне одну и ту же подать – и губернским властям и ведомцам Приказа. Из множества примеров подобного столкновения представим несколько. В 1715 году Июня 3 дня «московская губерния за приписью дьяка Филиппа Ключарева» ведением сообщала в Монастырской Приказ, что в пределах ее с монастырского ведомства следует собрать на дачу работникам петербургским на 714 и 715 годы по 11 алт. 2 д. с двора, с 61 505 дворов 10 762 р. с полтиною. Но Монастырской Приказ долго не присылал «в губернию» ни денег, ни известия, не смотря на повторение требований со стороны губернских властей многими указы». Наконец Приказ ответил: «в Монастырском Приказе с присутствующими (разумеются подчиненные Монастырскому Приказу приказы: патриарший Дворцовый, Богаделенный и пр.) в ведении 57644 двора. Из того числа за пустотою, и в Санктпетербурх взято в каменщики и роздано во владение разных чинов людям, и продано вотчин, и выходцев и переводцев в разные другие губернии 16707 дворов. Затем жилых 40937 дворов. С тех дворов, по 11 алт. по 2 деньги, довелось быть в сборе 10234 р. по 11 алт. по 2 деньги на год, итого – 20468 р. 22 алт. 4 деньги. И о сборе тех денег в Монастырской Приказ и о присылке в губернию московскую указов не присылывано и тех денег в Монастырской Приказ не сбирано, да и сбирать тех денег в Монастырском Приказе не надлежало; для того те деньги с патриарших и архиерейских и монастырских и церковных вотчин сбирали в городех обер-коменданты и коменданты и посланные из губернии московской, чему явствует в Монастырском Приказе в платеже тех денег с отписей списки» . В 1716 году, по поводу переписки о том же сборе, Приказ писал в губернскую канцелярию: «сбирать тех денег в Монастырском Приказе было невозможно, потому что те деньги в городах сбирали обер-коменданты и коменданты и посланные из губернской канцелярии, a что тех денег и с которых вотчин и на которые годы собрано и в губернскую канцелярию выслано, и с которых вотчин и с скольких дворов и на которые годы не взято, о том надлежало в Монастырской Приказ прислать ведение и впредь бы о сборе тех денег и о присылке в губернию московскую в указах надлежало написать именно». После многих подобных переписок и столкновений с губернскими властями, «в 1718 г. Июня 18 дня по указу великого Государя Князь Петр Иванович Прозоровской с товарищи, слушав выписки (о переписке Приказа с московскою губернскою канцеляриею), приказали: «в Губернскую Канцелярию послать указ, чтоб в Монастырской Приказ писали о тех полуполтинных деньгам (в Военный Приказ – подать) на прошлые на 714 и на 715 и на 716 и 717 гг., что в тое канцелярию в платеже по присылкам из городов от обер-комендантов и комендантов и ландратов в присылке, понеже тот сбор начался в губернии, a монастырского ведомства во все архиерейские дома и по властям в монастыри и к ведомцам и к прикащикам в вотчины послать указы с нарочными посыльщики, велеть те полуполтинные деньги на вышеозначенные четыре года по рублю с двора на крестьянах сбирать, a на ослушниках править без всякие пощады в скорости, и собирая присылать в Монастырской Приказ неослабно (А и губернские власти обязаны были также «неослабно сбирать», каково же было крестьянам!). A на сей 718 год те деньги по 8 алт. по 2 деньги по зимнему пути в сем же году собрать до прибудущего719 года, чтоб теми из приказа в приказ пересыльными указы и пущие доимки не запустить и дабы та доимка не причлась к Монастырскому Приказу, понеже указом Великого Государя из Канцелярии Правительствующего Сената монастырского ведомства с вотчин всякие указные подати собирать велено в Монастырский Приказ и отсылать в губернию и в положенные места, a ландратом в ведомство Монастырского Приказу вступать не велено, и о том из Канцелярии Правительствующего Сената в губернию в указах писано. A буде в которых вотчинах явятся в тех платежах отписи или приемные письма или своеручные которых приемщиков расписки, и то все вместо наличных денег для счету с губерниею присылать к Москве в Монастырский Приказ в самой крайней скорости, a повытчиком и стряпчим в слышании сего указу приложить руки, a в присутствующие приказы послать копии, дабы о том сборе неведением никто не отговаривался, и сей указ записать в книгу ». В этом приговоре указывается, что и ландраты устраняются от сборов в ведомстве Монастырского Приказа. Между тем и учреждение ландратов есть часть губернского и провинциального областного устройства. По печатному указу 1715 г. от 28 Января, ландраты назначались в те города, «где не было гарнизонов, вместо обер-комендантов и комендантов», которым подчинялись города, содержавшие гарнизоны. Ландраты поставлялись «по одному над каждою долею, в которой по расположению содержится дворового числа 5536 дворов, или по скольку будет удобнее, по рассмотрению места больши или меньши по рассуждению губернаторскому. Да с теми ж ландратами для управления всяких сборов u земских дел в каждой доле быть комиссаром по одному, подьячих по четыре, рассыльщиков конных двенадцать человек . По проекту правительства и учреждение ландратов должно было вести монастырское ведомство к слиянию с общегосударственным областным устройством. Но и в отношениях этого учреждения к Монастырскому Приказу повторилась та же история, которую мы видели в отношениях Приказа к губернским канцеляриям. Вот в подлинных документах эти отношения: «В 715 году по Именному Царского Величества указу определены в губернии московской в городах и долах лантраты. Велено им, лантратам, в тех долях с монастырских и архиерейских и дворцовых и помещиковых и вотчинниковых крестьян всякие денежные сборы сбирать и дворовую переписку учинить в равенстве. И по тому его, великого Государя, указу из губернии московской в Монастырской Приказ о посылке послушных указов монастырского ведомства в вотчины, к кому надлежит, в указе писано. И из того приказу в губернию московскую послушных указов сего августа по первое число не прислано. И по Его, великого Государя, указу и по определению в губернии московской ближнего боярина и губернатора Алексея Петровича Салтыкова с товарищи велено лантратам во всех городах и в долях крестьянские дворы и во дворах людей переписывать и дворовую пустоту освидетельствовать и табели учинить против санкт-петербургской губернии как в дворцовых, так и в патриарших и архиерейских и монастырских селах и деревнях во всем непременно, как о том Царского Величества указ повелевает. A сборы денежные с тех патриарших и архиерейских и монастырских вотчин, которые сбирались по указом из Монастырского Приказу, a в присылке надлежали быть в губернию московскую, и тех сборов ныне до 716 году не сбирать им лантратам, для того, что те сборы сбирали и приходные и доимочные книги в том приказе, и что собрано и чего не до-брано, о том в губернии московской не ведомо, и послушных указов и ведомостей, тем сбором из Монастырского Приказу чрез многие числа не послано. A с 1716 года сбирать те деньги лантратам, и сколько тех денег в Монастырском Приказе на сой год собрано и чего не добрано будет и за чем та доимка, о том прислать из Монастырского Приказу к предбудущему 716 году ведение и именные росписи». Ландраты действительно вступили в отправление сбора податей в вотчинах монастырского ведомства. Но в 716 же году поднялись жалобы в этих вотчинах на обиды, разорения и взятки их с крестьян. Монастырскому Приказу велено было произвесть по этим жалобам следствие, «розыск и по розыску учинить указ» . Выше сказано, что ландраты устранены были от вмешательства в ведомство Приказа. Сказанное нами об отношениях нового областного устройства к ведомству Приказа достаточно подтверждает нашу мысль, что новое устройство но губерниям, провинциям и ландратствам нарушало особность ведомства Монастырского Приказа, который усиливался отстоять ее, и увеличивало невыгоды управления его по отношению к крестьянам и вообще ко всей его области. Если Монастырский Приказ с особенными усилиями отстаивал особность управления по своему ведомству от общего областного государственного устройства, и некоторое время удачно; то пространство его управления внутри самого его ведомства постоянно и постепенно сокращалось, начиная с самого 1701 года, и наконец в 1720 году дошло до нуля. Правительство, обратив все церковные вотчины в распоряжение государства, заботилось об извлечении возможно больших из них выгод для государства. Оно производило разнообразные финансовые операции с ними и, в соответствие им, устроило разнообразную судьбу управления разных вотчин. Оно отделило много бывших вотчин церковных учреждений от ведомства Монастырского Приказа и отдало в ведение другим государственным учреждениям, как по отношению к управлению ими, так и по отношению к другим сторонам. Вотчины московского Новодевичья монастыря, вместе с самым монастырем, переданы были в ведение Преображенского Приказа, который управлял ими и отправлял все государственные требования от этих вотчин . Некоторые вотчины новоспасского монастыря были в ведомстве Адмиралтейского Приказа . Несколько вотчин тверского архиепископа и Волоколамского монастыря приписаны были к ямскому делу и, следовательно, в распоряжение Ямского Приказа . Вотчины Тихвина монастыря в олонецком уезде отданы были в распоряжение начальства олонецких железных заводов (в 1703 г.) . Одни вотчины отписывались в казну , другие отбирались на государя , третьи присоединялись к городам и губерниям , четвертые к учреждениям самого Монастырского Приказа , пятые оставались в управлении монастырей . Вотчины патриаршие, архиерейские, монастырские и церковные всей вообще петербургской губернии, в пределах ее 1707 года, были изъяты в 1706 году из под ведения и управления Приказа и переданы, вместе с книгами и сметными списками о них, в 1706 году в Ижерскую Канцелярию . Кроме всего этого, Монастырской Приказ отчасти по именным указам, отчасти и по собственным распоряжениям, для целей финансовых, раздавал вотчины в оброчное содержание, иные продавал, некоторые отдавал в вечное владение служилым людям, иные обращал в пользу своих чиновников вместо жалованья, многие приписал к дворцовым вотчинам . Такой расход вотчинами церковных учреждений под управлением Монастырского Приказа начался с 1702 года и продолжался до конца существования Приказа. Судя по одному разнообразию операций, которые Приказ производил с вотчинами, можно уже судить, что судьба управления их, была чрезвычайно различна . Общего в их судьбе было то, что Приказ, при отчуждении вотчин из под своего ведения или управления каким бы то ни было из вышеупомянутых способов, отнюдь не заботился обеспечить благосостояние крестьян какими либо условиями в их пользу. Следовательно крестьяне церковных учреждений под управлением Приказа были в полном безотчетном его распоряжении. Для облегчения своего незавидного положения крестьяне обращались к правительству с прошениями о возвращении их в ведомство и управление церковных учреждений . Поводом к подобным их челобитьям служило то, что некоторые из их собратий оставались за монастырями или, вернее, возвращены были в непосредственное заведывание монастырей вскоре после обращения их в ведомство Приказа. По указу Государя, Приказ возвратил вотчины маловотчинным монастырям, которые не могли собрать с них доходов, достаточных для своего содержания . К челобитьям крестьян присоединились просьбы к правительству церковных учреждений. Настоятели монастырей могли рассчитывать на успех по своим челобитьям по разным соображениям. Монастырский Приказ, принимая в свое ведение монастырские вотчины многовотчинных монастырей на два отдела: одну часть их он определял на содержание монастырей, a другая часть должна была остаться вне такого назначения и поступить в полную собственность государства на правах владельческих. Отсюда произошло разделение и название, так долго сохранявшееся за вотчинами церковных учреждений, определенных и за определенных (или оставшихся за определением) вотчин. Отсюда же явилися и монастыри определенные, для которых назначено определенное содержание с вотчин, и неопределенные. Между тем Приказ не разграничил точным образом пределов между определенными и за определенными вотчинами; a сумм, назначенных на монастыри, не находил возможным выдавать в исправности. Притом, из Приказа отдавались вотчины в арендное содержание разным лицам, даже иностранцам, с единственным условием бездоимочного платежа с них государственных податей и оброка, монастырским властям это было конечно не безызвестно. Монастырские власти готовы были на основании такого условия принять в свое заведывание и управление обратно принадлежавшие им вотчины, как определенные, так и заопределенные . Со стороны Приказа могли предвидеться одни только выгоды при возвращении вотчин в монастыри, для управления, и заведывания их, с условиями исправного платежа оброчных и государственных податей и повинностей с них. Вот почему с 1702 года начинается возвращение из-под непосредственного заведывания ведомцев и других чиновников монастырских и архиерейских вотчин прежним их владельцам . С каждым годом возвращение это усиливалось. С 1711 года оно стало обыкновенным явлением. Условия, на которых оно совершалось, означались в указах о возвращении. Так в указе 1711 г. авг. 30 д. говорилось: «домовые Крутицкого епископа вотчины ведать и окладные с них оброчные деньги собирать в дом его епископль против других архиерейских домов определений и из тех денег определить ему, епископу, на домовый его расход» . Указ 1712 г. окт. 27 д. к смоленскому епископу определяет условия возвращения вотчин в следующих словах: «всякие денежные сборы… с архиерейских вотчин сбирать в его архиерейском доме приказным его людям; из тех сборных денег писать ему, архиерею, себе и домовым служителям по 1500 p., a что сверх того тех денег будет сбираться, и те деньги отсылать в приказную избу на расходы» . В указе к вологодскому архиерею от 8 июня 1713 г. указывается самый способ возвращения: «что в тех (архиерейских) вотчинах явилось хлеба, лошадей и скота, отдать все в дом его по прежнему с описанием, a комиссарам, которые в вотчинах ныне есть, не быть» . В 1718 году велено деревням, патриаршей области принадлежавшим, быть в управлении патриаршего дворецкого, который должен состоять в зависимости от Монастырского Приказа по отношению к сбору податей . Весьма многие монастыри получили назад свои вотчины с подобными же условиями . В 1720 году состояло по всей Устюжской епархии общее распоряжение о возвращении церковных вотчин в непосредственное управление прежних владельцев . Из сличения означенных и подобных им указов мы можем определить,в каком виде должно быть управление вотчин церковных учреждений по возвращении их от управления монастырского к прежним владельцам, если отвлечем особенности отдельных случаев и обобщим то, что равно принадлежало всем возвращающимся вотчинам. Оказывается, что непосредственное управление возвращенными вотчинами предоставлялось совершенно прежним владетелям. Они должны были принять вотчины по описям и составит новые переписные книги. Новые описи в одном экземпляре представлялись в Приказ, в делах которого многие и ныне хранятся, a в другом оставались у владельческих властей. Сравнение переписных книг, составляемых при возвращении вотчин, с составленными при передаче их в ведение и управление Приказа весьма наглядно показывает, как подействовало на состояние вотчин церковных учреждений управление Приказа . Церковные власти, заведывая возвращенными вотчинами по управлению, должны были однако же находиться в зависимости от Монастырского Приказа в отношении платежа государственных сборов с вотчин. Таким образом, Приказ, по мере возвращения вотчин в прежнее управление, более и более терял характер административного учреждения и становился финансовым учреждением по отношению к ним, центральным, общим для своего ведомства по всей России. Но со времени открытия действий Коллегий в 1720 году он, как мы видели, потерял свою финансовую деятельность. В том же году закрылось вовсе и административное его значение. Октября 16 дня этого года состоялся следующий указ: «Монастырские вотчины, которые от монастырей взяты и всякими сборами ведомы были в Монастырском Приказе, кроме тех, которые по именным Его Великого Государя указом кому в вечное владение розданы, раздать в те монастыри и ведать их тех монастырей архимандритам и игуменам по-прежнему. A с тех вотчин оклад Монастырского Приказа и вновь всякие положенные доходы сбирать им и платить бездоимочно; и о той раздаче рассмотрение и указ учинить в Камер-коллегии . Однако не все и из тех вотчин, которые должны были быть возвращены прежним владельцам, действительно поступили в их владение и собственность .
Монастырский Приказ, принимая в свое ведение и управление вотчины церковных учреждений, как учреждение государственное, имел назначение устроить и обеспечить содержание тех церковных учреждений, от которых переходили к нему имущества. Посмотрим, как он выполнил свое назначение с этой стороны.
Петр имел решительное и неотложное намерение произвесть реформы в положении монастырей в государстве и обществе и восстановить строгую иноческую жизнь в монастырях. Монастырский Приказ предназначался быть выполнителем и орудием преобразовательных целей Петра относительно монастырей, как церковных учреждений. При самом учреждении Приказа, ему вменено было в обязанность составить общую Ружную книгу , которою предполагалось определить штат монастырей в России и при этом законы государства о дальнейшем развитии их в России, В целях установления штата монастырей, быть может, Приказ некоторые монастыри уничтожал, другие переименовывал в приходские церкви, переделял монастырские приходы и т.п. Но штата монастырей всей России Приказ не установил. Он явился уже в 1724 году при содействии государству в этом случае со стороны церковной власти, без которой деятельность государственного учреждения по отношению к монастырям не имела успеха.
В личном составе каждого монастыря предполагалось также ввести штат, при установлении которого должны были явиться государственные законы, определяющие условия поступления в монахи. Известно, что многие поступали в монастыри до Петра более для удобств жизни и для избежания государственных и общественных повинностей, чем с целями добросовестно нравственными.
Этот беспорядок и последствия его Петр и хотел уничтожить. В противодействие ему Петр велел в 1701 году Монастырскому Приказу выслать из всех монастырей дьячков, клирошан, келейников, монашеских родственников—бельцев и не допускать их в монастыри на будущее время. В последующее время это повеление было повторено с угрозою, что бельцы, остающиеся в монастырях, будут отправляемы на всегда в ссылку или в заточение . В 1701 же году Монастырский Приказ обязан был переписать наличных монахов и монахинь в каждом монастыре, оставить в каждом из них только то число, какое найдено во время переписи, запретить строго переход их из одного монастыря в другой и постепенно приготовлять определенный штат и количество монахов каждого монастыря . Кроме монахов не велено держать в монастырях никого, по распоряжению монастырских властей. Дозволено лишь Монастырскому Приказу оставить самое малое число слуг и служебников, без которых не возможно обойтись, и то не во всех монастырях ; позволялось только настоятелям и келарям иметь келейников из престарелых бельцов . В женских монастырях запрещалось жить родственницам монахинь, и если они оказывались, то велено выдать их замуж по их желанию или постричь по достижении 40 лет . С течением времени число монахов, найденное во время переписи, уменьшалось, пострижение вновь или вовсе не допускалось, или только с особенного разрешения Монастырского Приказа , вместо убылых монахов посылались в монастыри больные и нищие, даже умалишенные и осужденные в каторгу, но не способные к работе . После 1715 года в замен убылых монахов помещались отставные военные чины, не имеющие средств прокормления. Скоро вошло в закон, по которому увечные и больные военные чины стали пользоваться содержанием от монастырей. Для приведения в действие этого закона, велено было довести число монахов в каждом монастыре до такой нормы, по которой бы за покрытием самых необходимых расходов на содержание монахов оставался избыток от монастырских доходов для благотворительных целей. В разные времена Монастырский Приказ в разных монастырях ограничил количество монахов определенным числом . По мере уменьшения этого количества помещались в монастырь военные чины. Но окончательного штата в каждом монастыре не установил Приказ и твердых оснований для определения его не выработал. Самые намерения Петра, мысль его – согласить содержание отставных военных чинов с штатом монастырей – Приказ не организовал в определенные формы для выполнения. Со времени подчинения Приказа Св. Синоду, выработались Правила, по которым отставные воинские чины пользовались от монастырей содержанием. Время, впрочем, показало, что самая мысль возложить на церковь или частнее на монастыри содержание людей, служивших государству и в этой службе истративших все свои силы, должна быть оставлена.
В круг деятельности Монастырского Приказа при устройстве штатов в каждом монастыре входила забота о том, чтобы совершилось преобразование в самой внутренней жизни монастырей. Петр хотел ввести общежительство во всех монастырях и дать такое направление монашеской русской жизни, при котором бы монастыри, при строгой иноческой жизни монахов, служили благотворительным и нравственным целям. Эти намерения Петра, по его мысли, Монастырский Приказ должен был выполнить. Для руководства при проведении преобразовательных намерений относительно этого предмета, Приказ получил несколько частных указаний преобразователя. Отнятие вотчин у монастырей было средством к восстановлению иноческой жизни в монастырях,— «лучшего ради исполнения монашеского жития» . По мысли Петра, монахи должны были пропитывать себя своими руками, содержать убогих и нищих и ходить за больными. В этом смысле он писал, при учреждении Приказа, Мусину-Пушкину . Приказ должен был наблюдать, чтобы монахи не выходили из монастырей без отпускных от настоятелей , не скитались по Москве , в кельях своих отнюдь не держали бумаги, чернил и перьев и ничего не писали бы одни, a если нужно было им писать, то не иначе, как в общей трапезе и в присутствии настоятелей и т. п. Петр запретил жить в монастырях посторонним, армянам, как торговым людям и др. В видах устройства монастырской жизни Приказ назначал, избирал и утверждал настоятелей монастырей, при назначении их поручал стольникам или ведомцам, в пределах ведения которых монастыри находились, вводить вновь назначенных в управление, переводил монахов из одного монастыря в другой, или рассылал монахов одного монастыря по многим другим в наказание или для других целей; наконец судебная и дисциплинарная власть над монахами присвоялась Приказу. Сам преобразователь впоследствии убедился, что перестроить иноческую жизнь в монастырях не возможно одними государственными распоряжениями без содействия церкви. Монастырский же Приказ, по видимому, и не выработал определенного плана, не выяснил себе намерений Петра и не предпринял организованных средств к проведению их в практике. Поэтому Петр обратился с 1715 года к церковным средствам для преобразований в монашеской жизни. В 1716 году установлено, чтобы архиереи в клятвенном обещании при посвящении своем давали присягу, что они будут содержать монахов по уставам и правилам и не будут давать им скитаться из монастыря в монастырь . С учреждением Синода, при деятельном содействии Феофана Прокоповича, намерения Петра об устройстве иноческой жизни в русских монастырях выразились ясно и определенно и получили в Духовном Регламенте и некоторых указах, специально посвященных этому предмету , юридико-литературные формы и историко-канонические основания, но недействительное осуществление жизни.
Занимаясь устройством монастырской жизни, Монастырский Приказ должен был установить штатное содержание монастырей. Первоначально в 1701 году Приказу велено было давать всем вообще монахам по 10 руб. денег и 10 четвертей хлеба в год на человека из доходов с имений, принадлежавших монастырям . Это была «указная дача». Но если бы доходов с вотчин и имений како-го либо монастыря получалось так мало, что их «недоставало в указную дачу», на прокормление наличных монахов и на покрытие издержек для поддержания монастыря, то дозволено было оставить за таким монастырем и вотчины. Следовательно маловотчинные монастыри скоро получили назад от Приказа свои вотчины «на прокормление». Тем же маловотчинным и бедным монастырям, которые получали до времени Монастырского Приказа «государеву ругу» из Приказа Большого Дворца, назначалось из Монастырского хлебное и денежное жалованье, «без чего по самой нужде быть не возможно». Таким образом бедные монастыри оставлены Приказом на прежнем положении, исключая уничтоженных, соединенных и превращенных в приходские церкви. Что касается до содержания таких монастырей, доходы которых превышали «указную дачу» монахам, то предположено было составить для них «Общую ружную книгу». Составление ее замедлилось. До времени ее составления Приказ обязан был выдавать монахам указную дачу. Но Приказ или вовсе не высылал монастырям определенной дачи, или уменьшал ее на половину. Расходов и требований государственных было так много от Приказа, что он выдачу указной дачи монахам считал делом далеко не важным. Вследствие этого монастыри горько жаловались на свою долю: «церкви Божии разваливались», «в них течь», «монастырские строения обветшали», «кормиться монахам не чем», так описывали они свою судьбу в течение первого десятилетия Приказа . Наконец Монастырский Приказ в 1710 году составил вместо предположенной «Общей Ружной книги» табель определенным монастырям, т.е. таким, которые получили определенный штат и содержание. Таких монастырей по табели в патриаршей области было 52, a в епархиях мужских 28 . В патриарших определенных монастырях положено было 1940 монахов; на их содержание денег 12 232 р. 251/2 коп., хлеба 46563/8 четвертей ржи и 45747/8 овса. С течением времени еще некоторые монастыри, кроме упомянутых в табели, получили определение. Деньги и хлеб шли на монастыри с определенного на содержание монастырей количества вотчин, им принадлежавших, отчего и эти вотчины также названы определенными . Назначенный сбор денег и хлеба производился сначала ведомцами Приказа, потом предоставлен самим монастырским властям, которые получали при этом в полное заведывание и самые определенные вотчины, a с течением времени, по примеру неопределенных монастырей, и неопределенные на указанных нами выше условиях., Отчетов в употреблении определенных монастырям на содержание денег и хлеба не представлялось в Приказ . С возвращением вотчин монастырям установленные Приказом определения о содержании их теряли свою силу. Поэтому в 1724 году Св. Синод снова приступил к определению монастырей .
Содержание епархиальных архиереев и властей, a равно и Блюстителя Патриаршего Престола с Духовным Приказом, возложено было также на попечение Монастырского Приказа. Средства для содержания их Приказ извлекал частью из доходов вотчин, принадлежавших архиерейским домам, а более из доходов епархиальных, веками установившихся в России и получавшихся с духовенства. Сбором их заведовали, во времена Приказа, архиерейские казначеи вместе с ведомцами Приказа . В первое время существования Приказа не было положено определенного оклада архиереям. Из епархиальных доходов они расходовали, под контролем Приказа и присмотром стольников и ведомцев его, смотря по нужде. Оставшиеся за расходом деньги отправлялись вместе с приходными и расходными книгами в Приказ . С 1710 г. Приказ стал назначать определенные оклады епархиальным управлениям, a что сверх определенных окладов приходило с епархиальных податей, то отправлялось в Приказ . Окладное содержание преосвященным определено табелью 1710 г., по именным указам и распоряжениям Приказа, с небольшим дополнением впоследствии в разные времена на приказные расходы при архиерейских домах. Табель эта определяет содержание в след. размере:
Блюстителю Патриаршего престола 5600 р. 23 алт. 1 д.
Тверскому архиерею – 1200 р.
Ярославскому – 1000 р.
Смоленскому – 1500 р.
Казанскому – 2340 р.
Нижегородскому – 1500 р.
Белоградскому – 1500 р.
Воронежскому – 1266 р.
Холмогорскому – 1200 р.
Устюжскому – 926 р.
Вологодскому – 1270 р.
Вятскому – 1000 р.
Сарскому и подонскому арх. – 1000 р.
Суздальскому – 1500 р.
Коломенскому — 1200 р.
Ростовскому – 1500 р.
Всего на содержание 15 преосвященных положено – 25.402 р. 631/3 коп.
Означенное содержание шло до времени закрытия Приказа в 1720 году, когда все епархиальные доходы снова поступили в полную собственность архиереев. Св. Синод с 1723 года предпринял меры к определению штатов епархиальных управлений на основании доходов в каждой из них . Кроме определенного оклада на содержание, преосвященные получали прогоны при отправлении своем на чреду в Москву, или по другим надобностям, по вызову правительства , при переводе из одной епархии в другую и т. п.
В тесной связи с содержанием монастырей и епархиальных властей находилось заведывание в Монастырском Приказе строительною частью в церковных учреждениях. Эта часть не была основана на постоянных законах во всех отношениях, хотя государство давно уже стремилось к подчинению ее своему контролю. Мы знаем, что еще до Петра в ХVІ и XVII веках в Приказе Большого Дворца государство имело заведывание о постройках в ружных монастырях и церквах. Петр, решившись подчинить расходы и доходы церковных учреждений совершенному ведению государства, еще при жизни патриарха Адриана издавал указы, которыми повелевалось церковным учреждениям давать государству отчетность в деньгах, употребляемых на постройки. В 1696 году из Приказа Большого Дворца, по указу Государя, разосланы были грамоты ко всем епархиальным архиереям с повелением, чтобы не употреблять денежной казны ни в монастырях ни в архиерейских домах на какое бы то ни было строение без царского указу, и расходные книги присылать каждогодно в означенный Приказ . В 1698 году подтверждено запрещение строить в монастырях здания без государева указу, с прибавлением: «буде прилучится монастырю строить какие каменные прочные здания, без которых им пробыть не можно, о том посылать Государю челобитье, по которому и учинен будет рассмотрительный указ . С восстановлением Монастырского Приказа переданы были ему из Приказа Большого Дворца и строительные дела. Поэтому Монастырский Приказ имел описи всех монастырских зданий и принадлежностей. Они составлялись, как говорено было, монастырскими властями при участии чиновников Приказа. Изменять что-либо против этих описей, перестраивать или вновь возводить здания не имели права ни монастырские, ни епархиальные власти без разрешения Приказа. В 1701 году не велено было без соизволения Государя ни под каким видом строить монастырей, пустынь и пустынных скитов . В Москве в монастырях и на монастырских подворьях позволено было с дозволения Приказа строить вновь каменные здания вместо деревянных и ветхие строения починивать, непременно за присмотром Приказа, a для тех досмотров посылать из Приказа людей добрых . В случае надобности в новой постройке церкви или другого здания, ограды, колокольни и т. п. в селах, городах или монастырях, равно и при значительных поправках, епархиальные и монастырские власти обязаны были со сметою и описями посылать в Приказ челобитье о дозволении постройки или переправки и об ассигновании на то сумм . Приказ рассматривал челобитье и разрешал осуществление сметы своею властью или указом Государя, a со времени существования Камер-коллегии требовался ее указ. Без послушных указов из Приказа не велено было ни под каким видом строить зданий, особенно на монастырских землях . Самое производство работ начиналось лишь по получении разрешения. За ходом их и за израсходованием сумм наблюдали весьма часто посланные от Приказа. По окончании постройки представлялись в Приказ расходные книги для проверки и хранения .
Не только отчетность по строительной части церковных учреждений была во власти Приказа, но на его обязанностях лежала выдача средств к поддержанию строений в тех монастырях и архиерейских домах, вотчины которых находились в полном его распоряжении . Выдача денег для таких случаев зависела вполне от усмотрения Приказа. В архиве Приказа есть множество дел по поводу челобитий о постройках. Но Приказ был очень не щедрым в расходах на этот предмет. Монастырские власти с 1708 года стали жаловаться, что монастырские здания и церкви ветшают и разрушаются, собственными средствами поддержать их не могут, все приходит «в великое разрушение и оскудение». Жалобы эти и были, между прочим, причиною возвращения в управление и заведывание вотчин в монастыри.
Монастырский Приказ имел некоторое попечение и об устройстве приходских церквей и их причтов. На них лежали заботы и распоряжения о содержании таких церквей и их причтов, поддержка которых требовалась по государственным расчетам, напр. по покорении Азова руга и содержание там церквей выдавались из доходов Приказа . Чрез него предписывалось заводить при сельских и городских приходских церквах воспитательные дома для детей незаконнорожденных . Чрез Приказ было обнародовано в 1718 году, что бы служащие священно- и церковнослужители собственных домов не имели и мест не продавали, a жили бы в домах, купленных на церковные деньги, и пристройки к таким домам производили бы на счет церковных же сумм. Если же у них есть собственные дома, а церковных нет, то велено было выплачивать им деньги из церквей и вновь поступающим священникам отдавать купленные дома на прожитие безденежно. Приходским монастырским причтам некоторых определенных монастырей назначена была выдача жалованья из монастырских доходов . Приказ охранял самоуправление прихожан в содержании приходских церквей и причтов, если они содержались на их счет исключительно, от вмешательства воевод и других властей и поручал церковным старостам их с прихожанами представлять приходные и расходные книги их непосредственно на свою проверку . Содержание полковым священникам при Петре шло от городского и сельского духовенства в виде подможных денег. Этот источник содержания их был найден, и поддерживаем при содействии Приказа .
Монастырский Приказ заведовал школами относительно их содержания, отчасти организации и суда. В его ведении были не только церковные, существующие при патриархах школы (Заиконоспасская, Киевская и др.), но и вновь заводимые при Петре, напр. 4 немецкие школы . Кроме того, Приказ обязан был побуждать епархиальные власти заводить школы, на обзаведение и поддержание которых от него должны были высылаться деньги из доходов с вотчин. Но есть жалобы таких людей, как новгородский митрополитов и ростовский св. Дмитрий, что Приказ мало заботился о поддержании вновь заведенных в епархиях школ . Несомненно впрочем, что Приказ в течение всего своего существования при Петре выдавал ассигнованную на Заиконоспасское училище сумму. Это училище содержалось исключительно на суммы Приказа. Ректор и учители академии заиконоспасской сначала получали годового содержания по 100 р., ученики по 15 р. Кроме содержания училищного личного состава от Приказа производились починки и постройки «келий» для учителей, учеников и классов. По генеральной табели 1707 г. положено окладных расходов от Приказа на школы 2529 р. В 1710 году к этой сумме прибавлено было на жалованье учителям 650 р., а всей суммы стало выдаваться по 3179 р. на год . В следующие за тем годы ассигновано было в прибавку 4 учителям Печерского монастыря по 150 р. на год, и на другие надобности 50 р. Таким образом самая большая выдача из Приказа на школы доходила до 4381 р. в год . Жалование выдавалось по третям, по росписям префекта, наличным только учителям и ученикам. Ведомости о требуемом и полученном жалованье отправлялись в Сенат . С учреждением св. Синода, ему подчинено было главное заведывание всеми школами. Поставлен был от Синода особый протектор школ. Повелено было учредить училище при каждой епархии. Содержание их по учебным средствам возлагалось на попечение епископов. Источниками для содержания учителей и учеников должны были быть денежные и хлебные доходы с богатейших монастырей в епархии , по 20 доль из назначенного с них хлебного сбора в архиерейские дома.
Монастырскому Приказу вменено было в обязанность следить, чтобы дети духовных лиц поступали в греческие и латинские школы, чтобы не учившихся в этих школах не посвящали в священники и диаконы, и чтобы они не принимались и в другие чины, кроме военной службы . Вообще усиление учебной части и школ было в числе обязанностей Приказа. Поэтому в Приказе принимались для определения в школы, дети дворян, a равно и из Приказа отправлялись дети духовенства для обучения в другие учреждения. Так в 1711 году предписано было Приказу выбрать чрез Духовный Приказ из церковников и их детей, умеющих грамоте и писать, и выслать их в адмиралтейство, в С.Петербург, дав им подможных денег по 2 р. на человека, ямские подводы и провожатых. В 1718 г. именным указом «велено набрать в адмиралтейские плотники из церковниковых детей пятьсот человек, в том числе чтоб было сколько возможно больше грамотных. «Для вернейшего набора таких предписано было приостановить во всей России посвящение во священники до окончания набора. С 1712 по 1720 год «в приеме и к мастерствам определено было» в адмиралтействе из церковничьих детей 836 человек, но большая часть из них (в 1724 г. 524 человека), «по определении в адмиралтействе к разным мастерствам, некоторые же и обучась, из адмиралтейства бежали» . По гражданской подсудности учители и ученики славяно-греко-латинских школ зависели только от одного Приказа с 1718 года, как увидим ниже.
Типография, как учреждение для развития просвещения, находилась также в ведении Монастырского Приказа по всем отношениям. Это-та типография, которая заведена при Иоанне ІV в 1553 г. и которая находилась вместе с школами в заведывании Патриархов. Патриарх Адриан незадолго пред смертью своею назначил, по прошению типографии, справщиками в ней учителей заиконоспасской академии учеников Лихудовых. Николая Семенова и Феодора Поликарпова. В 1702 году Монастырский Приказ принял типографию под свой главный надзор и в распоряжение ее деятельностью. Мусин-Пушкин поставил над нею надсмотрщиком Феодора Поликарпова, который оставался в этой должности до 1721 года, когда именным указом она отдана была в ведение Синода и поручена надзору синодального советника архимандрита Гавриила Бужинского, который носил титул директора и протектора школ и типографии. Под ведением Приказа типографская деятельность была гораздо обширнее и разностороннее против прежнего времени. Церковные и учебные книги продолжались в ней печататься по прежнему . Продажа их доставляла весьма значительный доход Приказу. В 1683 г. при приеме казны типографской было 28.043 р. 20 алт. 4 д. С этого времени до 1724 года (в 42 года) она достигла суммы 101,958 р. 26 алт. 3 д. Средним числом в год типография приобретала по 2700 р. 2 алт. 11/2 д. Прибыль шла на покупку ее материалов . С 1702 года велено было из всех Приказов присылать в Монастырский Приказ для напечатания во всенародное оглашение известия о воинских и всяких делах . С печатного двора продавались куранты, первая газета в России. Из Приказа посылались всякие книги на олонецкие железные заводы для вразумления раскольников . С 1703 года типография приняла еще больший оборот деятельности. При ней образовалось особое отделение «гражданской печати». В этом году приехали в Москву из Голландии наборщик, тередорщик и словолитец. Последний привез три азбуки новоизобретенных русских букв. Шрифтом этих букв, так называемым гражданским, началось печатание с следующего же года. При типографии этим шрифтом печатались шведские артикулы, книга Квинта Курция о делах Александра царя македонского и т. п., по особым поручениям Государя. При ней переводились книги с иностранных языков на русский и составлялись новые книги. В 1708 г. Петр поручил Феодору Поликарпову написать русскую историю, от Василия Иоанновича до его времени «на два манера, пространно и кратко». Предположено было собрать из монастырей жалованные грамоты и другие в каком-нибудь отношении «курьезные» рукописи и сосредоточить их при типографии. На расходы по гражданской печати в 1703 г. из Приказа было отпущено бесповоротно 3100 р., в 1705 г. 3000р. и в 1716 г. 3868 р. 25 алт., итого 9968 р. 25 алт. «И оные данные в помощь той типографии деньги употреблены в расход на печатание вновь тщанием Его Величества изобретенного дела авиз и греко-латинской и гражданской печати и на размножение всяких с иных языков переводных книг и пр. механического дела» . При типографии открыта была библиотека каким то Киприановым для продажи книг на правах монополии. Библиотека и гражданская типография в 1706 г. перешли в ведение г. фельдцейхмейстера Брюса, личным покровительством которого они пользовались до учреждения Св. Синода . Состав типографии был очень значительный и со временем увеличивался. Были при ней справщики, дьяки, словолитейщики, мастеровые художники, переводчики, несколько рабочих при каждом станке. Станков в 1709 г. было 6 , в 1720г. 14; при типографских лавках были продавцы, при казне расходчик, который весьма часто переменялся (с 700-720 г. было 12 человек). В 1724 г. протектор типографии представил в Св. Синод мнение об уменьшении состава ее по причине уменьшения доходов ее и расхода печатаемых в ней книг. Он предлагал, вместо 14 станков, удержать только четыре для церковных книг, два – для гражданских и для фигурного дела один, итого 7. При каждом станке предполагал оставить 1 наборщика, 1 разборщика, 2 тередорщиков, 2 батыйщиков – всего по 6 человек. Они должны были работать каждодневно, кроме праздничных дней. Количество работы их по прежнему должно было состоять в приготовлении 36000 четырех листовых тетрадей. Остальные 7 станков предполагалось остановить в действии, a рабочим отказать. Синод утвердил предложение 25 янв. 1725 г. . Все чиновники типографии получали определенное содержание. Типография вообще содержалась большею частью на свой счет. За расходами ее оставались значительные суммы, которые поступали в полное распоряжение правительства. Отчетность в делах типографских и учет в казне происходили в Монастырском Приказе . Все «люди печатного дела» состояли по суду и расправе в ведении Приказа .
В круг деятельности Приказа входили полицейско-благотворительные дела, для которых назначена была часть доходов с вотчин церковных. В 1678 г. отдана была на попечение патриарха московская богадельня, вмещавшая в себе 412 человек и содержавшаяся до этого времени из Приказу Большого Дворца. Патриарх назначил присылать к нему ежегодно на содержание богадельни из всех епархий по гривне или по 3 алт. 2 д. с каждой церкви . Общая сумма выходила значительная. Эта сумма поступала в ведение патриаршего Казенного Приказа, который управлял и самою богадельнею. В 1701 г. сент. 15 д., по именному указу, за подписью Мусина-Пушкина велено было осмотреть и разобрать людей, призиравшихся в этой богадельне. Престарелым, дряхлым и больным указано было давать жалованье из доходов Монастырского Приказа, a здоровых и способным к труду предписано было выслать из нее. В связи с этим возложено было на Приказ поручение – уничтожить бродячее нищенство в Москве. Бродячих нищих, которые не могли по уважительным причинам себя пропитать, Приказ имел призирать, a мнимых нищих – наказывать . С 1706 г. отдавались на попечение Приказа жены взятых из архиерейских домов и монастырей в солдаты, a впоследствии и вообще все солдатские жены, не имевшие средств к пропитанию, и отставные солдаты, увечные, престарелые и больные. Для призрения действительно нищих вменено в обязанность Приказу строить новые богадельни мужские и женские . Организация и управление богаделен возложены на его попечение. Во исполнение воли Государя учрежден был, под начальством Монастырского Приказа, особый Богаделенный Приказ . Во главе его поставлен от Монастырского Приказа стольник Лука Каблуков, под управлением которого богадельни находились до 1709 года. С 1709 года богадельни были взяты под непосредственное ведение Монастырского и Патриаршего Дворцового Приказов . Содержание богаделен во всех отношениях шло от Монастырского Приказа. По табели 1707 г. положено было тратить из его доходов на содержание богаделен, в виде кормовых денег для нищих, 12 844 р. 11 алт. 4 д. В 1710 г., при пересмотре табели, кормовая дача оставлена в том же виде; но к ней прибавлен каждогодный отпуск в 2 000 р. на постройку новых богаделен. Сумма на богадельни получалась в Приказе частью с доходов церковных вотчин, частью с особых налогов на крестьян и духовенство московской губернии, частью от остатков дачи на содержание монахов . Вследствие значительных сумм, собиравшихся таким образом, число богаделен в Москве к 1721 году возросло до 93, a нищих в этом году призиралось 4411 человек. Нищие разделялись по окладам: в 1721 г. 3159 человек получало по 2 деньги, a остальные по 1 деньге, так что в этом году вышло на них 13 852 р. 13 алт. 2 д. Кроме устройства богаделен, собственными распоряжениями Приказ обязывал монастыри, которым возвращал вотчины, заводить богадельни и под этим условием оставлял за ними особые преимущества в распоряжениях . Равно Приказ предписывал заводить и поддерживать богадельни при архиерейских домах и приходских церквах, особенно в вотчинах патриарших, архиерейских, монастырских и церковных . В Новгороде заведены были богадельни новгородским митрополитом Ионою. В 1714 г. у митрополита было 10 странно-приимниц, 15 нищепитательниц или больниц, домик подкидышек, …прокормлено в них до 1714 г. …всяких чинов людей 166 058, …да больных солдат 64 человека . Израсходовано на эти учреждения с февр. 1716 г. по апрель 1717 г. 4148 р. 30 алт. 3 д.; a призревалось за это время 468 человек . Передавались в ведение Приказа богадельни из других приказов , содержавшиеся на счет церковных учреждений. При московских богадельнях образовался особый штат чиновников Приказа. Были в этом штате лекари и подлекари с определенным жалованьем из патриаршей казны . Кроме того, были и другие служащие в значительном числе. Их требовала сложность дел при богадельнях: назначение и выдача жалованья служащим и призреваемым, ежемесячный пересмотр находящимся в богадельнях , составление списков последним-наличным, вновь поступающим и выходящим, ведение перечневых именных ведомостей, переводы из одного оклада в другой, разбор по окладам и прием, надзор, исполнение указов и пр. Притом делались распоряжения, распросы, решения и наказания при поимке нищих и приводе их в Приказ. Поэтому в 1721 году когда Монастырский Приказ отдан был в распоряжение и подчинение Синода, предполагалось в Приказе учредить для дел по богадельням штат из 2 канцеляристов, 4 подканцеляристов и 10 копиистов, из которых почти вое уже были на лицо при занятиях. В 1722 году указ Государя предписывал завести при всех достаточных монастырях странноприимницы или лазареты, для призрения престарелых и здравия лишенных . Вследствие этого указа и других забота о призрении богаделенных людей вскоре вышла из под ведения Приказа и перешла в непосредственное ведение церковных властей, на заботу которых и возложено устройство богаделен .
Как полицейско-благотворительное учреждение, гошпиталь в Москве состоял также в ведении Монастырского Приказа относительно своего содержания. К нему приписано было несколько вотчин из церковных учреждений . Но доход с них не собирался прямо на гошпиталь. На гошпиталь ассигновалась особая сумма, собираемая с определенных вотчин и с духовенства по 1 алт. 2 д. с двора. Сбором этих денег и вообще гошпиталем заведовало в Приказе особое повытье. Ассигнованная сумма шла на лечение и пропитание больных, на медикаменты, содержание зданий и наличного числа служащих. Болящим отпускалось хлебом и деньгами по количеству их. Больных в первое время помещалось в гошпитале 150, с 1723 г. до 500 человек. На медикаменты и на содержание чиновников по табели 1707 года назначено 4475 руб. Кроме того, в этом году построен был на счет Приказа вместо деревянного каменный дом гошпиталя, за р. Яузою против немецкой слободы. Впоследствии, независимо от оклада, единовременно выдавались значительные суммы на нужды гошпиталя; например, в 1722 году на медикаменты 7362 руб. 8 алт. 4 д., и в 1723 году на постройку каменного. гошпитального дома 3.000 руб. Кроме денежного оклада, с основания гошпиталя до 1717 г. из Монастырского Приказа, по докторским доношениям, наряжались из монастырей и из вотчин московской губернии в гошпиталь работники конные и пешие для садки цветов и растений. Вместо этих нарядов в 1717 году стали брать с наличных дворов московских вотчин деньгами по 2 д. с двора. Штат составляли доктор, немец Bidloo, два лекаря из русских, человек до 50 иноземцев и разцочинцев для аптекарской части и учеников, которые набирались отчасти Приказом . Доктор Bidloo обучал своих учеников аптекарскому и медицинскому искусству, приготовлял из них лекарей в полки, (в 1712-1714 гг. взято было из его учеников в полки 22 человека, в 1718-1719 – 17 человек) и выхлопотал себе право выдавать им от себя дипломы. Жалованья доктор Bidloo получал с 1706-1722 г. по 800руб. в год «все сполна». Но «за труд в награду» он получил в 1711 г. деньгами 100 р. и из патриарших житниц хлеба 30 четвертей ржи и 20 четвертей овса; в 1716 году 211 руб. 2 алт. 3 д., в 1718 г. назначено ему было, по его просьбе, по 100 р. за выучку каждого лекаря, и по 50 р. за других , В 1721 году Медицинская канцелярия предположила присоединить московской гошпиталь к своему ведомству, но доктор Bidloo горячо отстаивал свою самостоятельность от доктора Блюменроста и не хотел получить за «свою полезную и долговременную службу» награды – подчинения такому же доктору, который притом и моложе его, потому гошпиталь, до уничтожения Приказа оставался в его ведении . С новым устройством войска гошпиталь отошел из под ведения церкви; особый налог на него с крестьян прекратился с введением подушного оклада, a с духовенства перешел на церкви, в виде кружечного сбора .
В видах полицейско-благотворительных велено Приказу помещать в монастырях умалишенных и людей осужденных на вечную каторгу, но не способных к ней. Последние назначались в монастырях на работы, при которых они находились в кандалах, так делалось по указу Государя и по распоряжениям Приказа .
Особенно же внимательной попечительности Монастырского Приказа на счет монастырских доходов поручались от правительства отставные военные чины. По окончании войн оказалось без призрения и пособий очень много разных военных чинов – старых, раненых, больных, которые своими трудами не могли себя пропитывать, имений не имели, но заслугами отечеству и государству приобрели несомненное право на пожизненное содержание от государства. Россия до времен Петра не имела никаких государственных учреждений для помещения таких лиц. Потому еще до Петра отставные стрельцы «за их увечье, старость и службы» отправлялись на содержание в монастыри. Здесь им давали денежное жалованье, в ХVІІ в. (в 1680 г.) по 1 р. 30 алт. на человека, и хлебное, по четверику толокна, гороху, круп и т.п. При Петре же, во всех государственных нуждах, в которых он затруднялся изысканием средств для удовлетворения им, обращался, как заметно, к церковным учреждениям. И относительно пристроения отставных военных чинов он воспользовался монастырями и их богатствами. Государство обратило особенное внимание на церковные средства собственно для пользы отставных военных чинов около 1715 г. Оно распорядилось первоначально употреблять для этой цели так называемые венечные деньги. На счет их лечились гвардейские, армейские и гарнизонные драгуны, солдаты и рекруты, равно и содержались во время болезни . Но этих денег оказалось недостаточно для содержания всех нуждающихся в призрении военных чинов. Притом не было помещений для них. Потому и велено было отправлять отставных в монастыри на их содержание. Размещение по монастырям находилось во власти Приказа. Приказ не обнаружил в этой деятельности каких-либо правил. Отсюда происходило, что в некоторых монастырях скоплялось значительное число отставных воинских чинов, a монастыри не находили средств содержать их. Между тем к 20 годам столетия число нуждающихся в призрении и требующих его от государства было довольно велико. Сенату вменено было в обязанность распорядиться судьбою их. Сенат и прежде 19 года отправлял их чрез Приказ в монастыри. В этом же году постановлено было законом: отставных отсылать в монастыри на прокормление и жалованье им давать из монастырских доходов. Закон этот несколько раз издавался в форме сенатских определений и именных указов . Сенатским определением 1719 г. положено было выдавать от монастырей жалованья отставным военным чинам столько, сколько получали жалованья гарнизонные чины тех губерний, в которых помещались монастыри, содержавшие отставных . Именным указом 1721 года предписывалось относительно отставных престарелых, увечных и раненых воинов, чтобы монастыри давали им денежное и хлебное жалованье, рядовым против чернецов, офицерам и унтер-офицерам по полторы порции, обер и штаб-офицерам против воинского регламента. Для вернейшего помещения и обеспечения их запрещено было вновь постригать монахов; недостающее до штатного числа их количество монастырских обитателей велено было пополнять отставными чинами, на которых и должно было идти определенное на монахов жалованье ; если же в которых монастырях нельзя было удовольствовать присланных чинов и таким образом, то приказано было у наличных монахов из определенных им денег и хлебных дач убавить по некоторой части «усмотрительно», уравнивая при этом, чтобы и монахам и тем отставным денежное и хлебное жалованье в даче было равное. Эти узаконения установлены св. Синодом вместе с Сенатом. Но чтобы они получили в практике всю свою силу, Государь повелел представить себе ведомости о наличном количестве монахов во всех монастырях. В монастыри отправлялись отставные – и женатые, и холостые. Холостые обязаны были непременно жить в монастырях, a женатые при монастырях. Если же кто хотел жить вдали от монастырей и в своих домах, тем не выдавалось монастырское жалованье. Способные к труду обязывались заниматься делами по поручению монастырских властей . Желающие могли и постригаться. Мы не можем, за недостатком сведений, представить ведомости, сколько было на содержании монастырей отставных военных чинов до 1724 года. Кажется, что и сам Монастырский Приказ до этого времени не имел точных сведений о том. В 1724 году св. Синод предписал Приказу привести в точную известность количество проживавших в то время в монастырях офицеров, драгун и солдат. Для приведения в известность этого Приказ распорядился, чтобы все они явились в Москву, в Приказ, Здесь предположено было разобрать их и распределить по состоянию: увечных, больных и дряхлых от старости оставить при монастырях; больным, имеющим семейства, дать известные пропорции жалованья, с предоставлением им права жить где угодно, a способных к работе определить по усмотрению. В марте 1724 года собралось их в Москве около 570 человек из ближайших монастырей, но большее число их не явилось по отдаленности местожительства, по болезни, за старостью и за бедностью. Поэтому собравшимся велено было возвратиться в прежние места, a правила содержания всех отставных остались те же. Но с 1724 года велено было в каждом монастыре содержать такое количество отставных, какое дозволялось доходностью его, притом пропорциональною с доходами других. На монахах возложены были обязанности служить тем, которые по болезни нуждались в услугах других. Обязанности содержать отставных военных чинов, возложенные на монастыри во времена Монастырского Приказа, долго продолжали лежать на них и по преобразовании его в учреждения с другими названиями . Петровский Монастырский Приказ был, между прочим, и судебным учреждением для гражданских и уголовных дел для всех лиц своего ведомства. Круг его судебного ведомства указывает, что между им и Приказом Монастырским XVII в. есть тесная связь и что Петровский Приказ есть продолжение приказа по Уложению. Судебному ведению Приказа XVIII в. прежде всего передана была та часть, которая с давних пор ведалась в Приказе Большого Дворца, из которого выделился Монастырский Приказ Алексея Михайловича, и который, по уничтожении Монастырского в 1677 году, опять вступил в прежний круг судебной деятельности. В указе о восстановлении Монастырского Приказа почти буквально словами Уложения определяется судебный круг, в котором должна вращаться деятельность восстановленного учреждения . Но с течением времени судебные права его в новом периоде существования получили весьма широкие размеры, хотя судебная деятельность его и не имела таких шумных последствий, какими сопровождалась такая деятельность его в первом периоде. Она была совершенно заслонена другими сторонами Приказа, в которых заметнее несравненно выражалось значение его для своего времени. Самое значение судебных прав, данных Петром Приказу, в истории его выражается только в том, что стремления государства русского в XVII в. чрез учреждение Монастырского Приказа, как судебного учреждения, подчинить своей власти не только судебно-гражданские, но и другие преимущественные права церкви, подтверждаются теперь самым очевидным образом. Подчинение государству судебно-гражданских прав церковных учреждений во времена Уложения было только ступенью к дальнейшему ограничению других гражданских прав их. Деятельность Петровского Приказа, завладевшего всеми имениями их, как нельзя более доказывает это. Вот почему судебная власть его, в период с 1700 до 1720 г., не подвергалась ни малейшему нареканию, хотя она сильнее высказывалась сравнительно с временем прежним. Сам Приказ даже очень мало обращал и внимания на эту сторону своей деятельности. Главное же внимание его сосредоточено было около вопроса о правах вотчинных, принадлежавших церковным учреждениям: он распоряжался богатствами их на правах полного собственника, представляя в себе права государства. Есть впрочем некоторые особенности в судебных правах Петровского Приказа сравнительно с временем Уложения, как относительно гражданских дел, так и уголовных. Монастырскому Приказу и в гражданских и в уголовных делах были подсудимы: все вообще лица его ведомства, в частности: духовные, без всякого исключения, все служилые люди в приказах, подчиненных ему, при архиерейских кафедрах и монастырях (стряпчие, дьяки и пр.), все крестьяне его ведомства, учители и ученики славяно-греко-латинских школ, нищие, богаделенные и содержащиеся на счет Приказа. При восстановлении Приказа, ему указана судебно-гражданская деятельность в исках всех посторонних для Приказа людей, на духовенстве и людях, подведомственных Приказу . Духовенству же и всем подведомственным Приказу указано искать в местах, которым подсудны ответчики. Такое распределение подсудности совершенно сходно с законами Уложения о том же предмете. В Уложении было исключение для патриаршей области. Теперь же, если и возникает некоторая вероятность такого исключения для этой области по смыслу закона , то отношения Монастырского Приказа к патриаршим Казенному и Дворцовому, ему подчиненным, удаляют всякое сомнение о независимой от него подсудности патриаршей области, которою заведовали эти приказы. Во всяком случае в 1706 г. ясным образом определен кругъ судебного ведомства Приказа во всех церковных вотчинах. Все подведомственные ему лица стали с этого времени подсудны ему не только в исках на них, но и в ответах на иски против них. Приказом доложено было государю: монастырских крестьян «волочат во многие приказы, и воеводы по городом многую чинят им обиду, a если будут ведомы в одном Монастырском Приказе, как дворцовые, которые ведомы в канцелярии, то от тягости монастырским крестьянам будет свободнее». На докладе была резолюция: «быть ведомыми всеми делами в одном Монастырском Приказе» . Приказ был высшею и последнею инстанциею в гражданских делах в пределах своего ведомства, среднюю составляли стольники и ведомцы, заведовавшие целыми областями и уездами в провинциях, низшую—вотчинные ведомцы и прикащики. Следует, впрочем, сказать, что непосредственная гражданско-судебная деятельность собственно Приказа была весьма не широка. Очень мало обращались к нему за решением гражданских дел. Было подано ему несколько, весьма небольшое количество, жалоб на духовных лиц о неправильном владении ими чужою землею, или со стороны духовных лиц о том же предмете. Есть в архиве Приказа чуть ли не единственное дело о подтверждении договорной записи о продаже, так как контракты (напр. по найму) крестьян монастырских скреплялись им . Сам он производил отдачу вотчин на аренду и в оброк, продажу их и т.п. Но других гражданских дел мы не видели. О гражданском судопроизводстве, бывшем в Приказе, ничего не можем сказать, потому что деятельность Приказа не доставила материалов для суждений об этом предмете. Вообще судебно-гражданская деятельность Приказа вовсе незаметна в пылу его обширной деятельности по другим отношениям. Скажем более, гражданская жизнь в ведомстве Приказа была убита им.
Несравненно заметнее против нее уголовно-судебная деятельность Приказа. Она была и богата и имела свои особенности. Здесь более всего обращает на себя наше внимание судопроизводство по отношению к духовным лицам. В случае открытого или тайного доноса на духовное лицо, или отправлялись нарочные чиновники Приказа для производства следствия, или призывались сами обвиняемые в Приказ для допроса. Обвиняемого сажали в тюрьму при Приказе на цепь или в ножные железа. Как при следствии, так и при допросе отбирались показания от обвиняемого и записывались. Допрашиваемый подписывал показания по окончании допроса. При отобрании показаний допускались пытки, удары кнутом; число ударов иногда определялось судьею и весьма часто записывалось в документы при делах. По окончании допроса, если духовное лицо не подвергается за преступление лишению сана, налагалось наказание по Уложению и новоуказанным статьям. Если же преступник должен был быть подвергнут лишению сана, то он из Приказа вместе с указом отправляем был под арестом в патриарший Духовный Приказ (в провинциях к епархиальным архиереям) для «обнажения священства» или монашества. На церковном суде делался иногда допрос преступнику; после допроса, a весьма часто и без допроса, «обнажали» его священства или монашества. «Обнаженный монах или поп» возвращаем был при указе о обнажении в Монастырский Приказ «к розыску». В Приказе состоящие под судом находились под караулом, в ножных железах, и назывались колодниками . «Розыск состоял в том же, в чем и допрос, но в судопроизводстве отличался по времени. Удары при розыске повторялись «допрошенному и обнаженному». После розыска налагалось наказание по Уложению и новоуказным статьям. В Монастырский Приказ нередко присылали духовных лиц и из Преображенского Приказа для допроса и обнажения, после чего обвиняемые снова отправлялись в Преображенский, где и наказывались. Относительно рода преступлений всего чаще встречались дела о побеге крестьян., по растрате денежной казны и монастырского имущества, о воровстве и убийстве и по обвинениям, подлежавшим суду Преображенского Приказа . Для следствий по преступлениям в ведомстве приказа посылались особые чиновники из Приказа.
Монастырский Приказ имел в своей власти и дисциплинарный суд. В этом отношении ему подчинены были: бродячие нищие в Москве, монахи, без разрешения монастырских властей, переходящие от одного места к другому, или монастырские власти, не давшие полной отчетности в употреблении монастырских денег, дающие милостыню бродячим в Москве нищим, священники за невыполнение предписаний и указов Приказа и ландраты во взятках с архиерейских и монастырских вотчин . Относительно ландратов в означенном случае Приказ производил следствия и постановлял решения. Относительно священников, не исполнявших предписаний Приказа, указы грозили такими наказаниями, которые далеко превышали меру дисциплинарных взысканий: им грозили лишением сана, ссылкою и т. п.
Такими угрозами иногда в очень сильных выражениях Приказ сопровождал некоторые требования свои к приходским священникам о доставлении ему ведомостей и сведений, которые он сосредоточивал в своем ведении. Именно:
а) памятью в патриарший Духовный Приказ Монастырский Приказ требовал в 1702 году, чтобы приходские московские священники доставляли еженедельные ведомости о родившихся и умерших в Патриарший Приказ, который обязывался в определенные сроки посылать в Монастырский общие ведомости ;
б) требовалось от приходских священников, чтобы они присылали записи в Монастырский Приказ об умерших беременных женщинах; за невыполнение этого требования угрожалось только пенею ;
в) о младенцах, которые «родились особым некаким видом», они также должны были рапортовать в Приказ;
г) с особенною строгостью им вменялось в обязанность представлять ведомости о бывших на исповеди, о не исповедавшихся и раскольниках.
Монастырский Приказ имел отношения и к делам чисто церковным. Он извещал церковные власти о царских распоряжениях относительно дней поминовения членов царского дома ; чрез него от царя повелевалось явиться архиереям в Москву на чреду служения ; он передавал церковным властям царские разрешения – о крещении иноверцев, желающих принять христианскую веру , о принятии в монастыри и о пострижении . Приказ извещался о смерти епархиальных архиереев вместе с патриаршим Духовным Приказом, и по этим случаям назначал издержки на погребение умерших и лиц для описи имений после них и получал эти описи к своему ведению . Вообще Монастырский Приказ был посредником между царем и церковными учреждениями. С учреждения Св. Синода обязанности его по такому посредничеству не могли за ним сохраниться.
Несравненно долее сохранилась за Монастырским Приказом, чем все доселе исчисленные нами его права, самая обширная его деятельность финансовая, в виду которой он главным образом и восстановлен был при Петре и которая предоставлена была ему при самом его восстановлении . Финансовая деятельность его была в высшей степени многосторонняя, сложная и, можно сказать, запутанная. В нем совершались почти бесчисленные финансовые отправления: в нем производилось столько разнообразных сборов и налогов, сколько не было ни в одном из современных ему учреждений. Это зависело от многих причин: от разнообразия лиц, ему подведомственных, государственных требований и состояния подчиненных ему учреждений. Но при недостаточности научной разработки истории финансов в России , по причине сложности деятельности Приказа, многообразия и изменчивости отношений его к разным государственным учреждениям, разнохарактерности финансовых его отправлений, неразвитости способов налогов, взимания податей и отправления повинностей в XVII и XVIII веках и наконец по причине отрывочности и неполноты, при всем множестве материалов для этого предмета, находящихся у нас под руками, по всем этим причинам весьма трудно представить деятельность Приказа по финансовой части в желаемой полноте и отчетливости. Однако мы попытаемся по возможности перечислить финансовые отправления его и привесть их в системе, на сколько дозволяют это нам собранные нами материалы.
В ведомстве Монастырского Приказа отправлялись общегосударственные подати и повинности, одинаковые с другими податными ведомствами, и особенные, производившиеся только в нем одном.
Раскладку на подлежащие платежу предметы и лица и непосредственное взимание податей и повинностей по государственным требованиям Приказ всегда старался, как сказано выше, удержать во власти своего ведомства. До времени учреждения губерний собранные подати и повинности отправлялись в указные места чрез Приказ шли чрез его ведомцев. Со времени учреждения провинций и губерний провинциальные и вотчинные ведомцы Приказа отправляли их в назначенные места чрез провинциальных и губернских властей . Раскладка податей и повинностей была основана на счислении домов. До учреждения сената Приказ не имел над собою никакого контроля в ведении государственных сборов. По его учреждении, представлялись из Приказа ведомости в определенные сроки. Ho определенные требования на определенные государственные надобности со стороны тех учреждений, приказов, из которых шли требования, служили единственною проверкою исправности Приказа в его финансовой деятельности . Остальное, что можно сказать вообще о финансовых правах Приказа, показано нами в настоящем сочинении при рассмотрении других сторон Приказа. Общие государственные подати и повинности, отправлявшиеся в ведомстве Приказа, разделялись:
1) на табельные или окладные,
2) повсегодные сборы,
3) канцелярские,
4) запросные,
5) оброчные .
1. Табельные или окладные сборы были довольно многочисленны. Назывались они так потому, что они были определены табелью окладов в 1707 или в 1710 годах. Частные названия они получали от имени приказа или государственной надобности, для которых определены. В числе окладных сборов иногда помещались в документах и сборы повсегодные, которые при повторении их действительно ставились наравне с окладными. Табельные сборы были следующие.
а) Окладный полуполтинный сбор в Военный Приказ. Это был оклад с каждого двора на ратную службу. До Петра он назначался по случаям войны и по особым государевым указам в количестве, указываемом надобностью государства. До 1705 года Петр держался в отношении этого сбора прежних порядков. В 1705-м году, по случаю шведской войны, он установил этот сбор постоянным, ежегодным и в 1707 г. табельным. Первоначальный способ взимания и ведении его указан в следующей памяти Военного Приказа в Монастырский: «В нынешнем 705 году великий Государь Царь и великий князь Петр Алексеевич, по именному своему Великого Государя указу, для свейской службы ратным людям драгунских полков на жалованье на нынешний 705 год взять и впредь сбирать повсягоды. по переписным книгам 186 и 187 годов с дворцовых, с патриарших, и с архиерейских, и с монастырских, и церковных крестьянских и бобыльских и с дворцовых и деловых людей по полтине с двора, и тот полполтинный сбор ведать и впредь сбирать генваря с 1 числа 706 году в Монастырском Приказе и, те деньги сбирая, присылать в Приказ военных дел на указные сроки, с ближних городов в 15 да в 28 день февраля, из дальных городов марта в 1 да в 15 числе. И для того сбору из Военного Приказу с приходных книг списав списки за дьячими приписьми отослать в Монастырской Приказ, a которые городы и села и деревни в Приказе военных дел в приходных книгах против переписных книг 186 и 187 годов из Золотые Полаты были не написаны, и из тех городов и сел и деревень те полполтинные деньги в Монастырском Приказе потому же имать сполна и присылать в Военный же Приказ. A буде судьи полполтинных денег по окладу в котором году не выберут и о доимочных книгах на судей выписать к великому Государю в доклад. И по тому великого Государя указу из Приказу военных дел для того сбору с приходных книг списки за дьячими приписьми в Монастырской Приказ к… боярину Ивану Алексевичу Мусину-Пушкину с товарищи посланы» . И так полуполтинный сбор, сбиравшийся и ранее 1702 г., прямо в Военный Приказ, с 1705 года отправлялся и ведался по отношению к дворцовым и церковным вотчинам в Монастырском Приказе; но потом он передал в губернии и провинции, и чрез губернских и провинциальных властей пересылался в Военный Приказ. Существование этого налога продолжалось до введения подушного налога. Правительство требовало особенной исправности в отправлении его. В Военный Приказ велено было отсылать собранные деньги прежде, чем в другие приказы; и даже в другие приказы предписывалось отсылать требуемые деньги не иначе, как по надлежащем отправлении всего указного оклада в военный.
б) В видах правительства одинаковую важность с полуполтинным в Военный Приказ сбором имел сбор в Адмиралтейский Приказ или «сбор корабельный», «на корабельное строение», «на корабельную починку», «корабельные», так разнообразно называется этот налог в документах. Учреждение его относится к 1702 году. «Мая 4 дня 1702 г. по именному великого государя указу велено с кумпанств на починку кораблей и на покупку всяких корабельных припасов и на дачу мастеровым людям жалованных и кормовых денег имать в приказ адмиралтейских дел с крестьянских, с бобыльских и с задворных и деловых людей дворов по переписным книгам 186 года: с патриарших и с архиерейских и с монастырских и с церковных по 4 алтына с деньгою со двора , с помещиковых и с вотчинниковых, которые в корабельной складке и с которых иманы полтинные деньги по 3 алтына по 2 деньги с двора и для сборных денег в городы к воеводам из приказу адмиралтейских дел великого Государя указы посланы» . Первоначально с некоторых вотчин Приказа стали сбирать эту подать воеводы , но Приказ скоро установил отправление ее чрез своих ведомцев, которые отсылали сбираемые деньги то в Монастырский Приказ, где принимались они особым чиновником и ведались в особом повытье, то в Адмиралтейский; в этом последнем случае в Монастырском получались от ведомцев одни ведомости об отправленных деньгах . Уравнительность корабельного сбора с крестьян всех ведомств пытались ввести со времени учреждения Св. Синода, но, кажется, безуспешно до самого введения подушного оклада .
в) В Ямском Приказе принимались от ведомства Монастырского Приказа два вида сборов. Первый из них носил название «ямских и полоняничных» денег. Об учреждении его так говорится в документах: «В прошлом 706 году июля в 20 день, по указу великого государя царя и великого князя и по приговору боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина с товарищи, против перечневых списков 186 года, каковы присланы из Ямского Приказу, велено с патриарших и с архиерейских и с монастырских со всех вотчин, которые ведомы в Монастырском Приказе, на прошлый 707 год и впредь по вся годы сбирать для отсылки в Ямской Приказ ямских и полоняничных денег по 3 алтына по 2 деньги с двора, и о том в городы, к кому надлежит, послать его, великого государя указы и грамоты. И по тому великого государя указу о сборе тех денег его, великого государя, указы посланы» . С дворцовых и помещичьих крестьян этого сбору сходило менее против монастырских, именно по 10 денег только с двора , тогда как с монастырских по 3 алтына и 2 деньги с двора или по гривне. Второй сбор в Ямской Приказ назначался и назывался «на наем подвод и извощиков» и производился в количестве 4 алт. 2 денег в 1710 г., и 2 алт. в 1717 году .
г) В Земский Приказ шли:
1) двух алтынный сбор рекрутам, по-видимому, некаждогодный ,
2) на дачу армейским извощикам по 4 алтына 2 деньги с двора, равномерно с крестьян всех ведомств .
д) В Дворцовую Канцелярию или во Дворец на конские кормы был особый сбор по 5 алтын. Этот сбор производился только с архиерейских и монастырских вотчин; но с дворцовых и с помещичьих он не взимался . Налог во Дворец в этом количестве был один из древних, перешедший из XVII стол. В ХVIII ст. он отправлялся то в Приказ Большого Дворца, то в Ингерманландскую для дворцовых дел канцелярию, заменившую Приказ .
е) Провиантский сбор в Приказ с тем же именем производился в разные времена хлебом и деньгами. Притом его было несколько видов. В первые годы Монастырского Приказа сборы с его вотчин в провиантский приказ были хлебом. С 1706 г. с монастырских крестьян окладного хлеба брали по 7 четвериков с двора, a с помещичьих по 3 четверика . Но «в 714-м году по именному царского величества указу для всенародной пользы велено в поставке провианта по прежней расписке прислать в Санкт-Петербург в канцелярию сената деньги, первую половину в ноябре сего 714 года, вторую в марте 715 года, сполна, бездоимочно, без всякого отлагательства»; потому для натуральной «поставки провианта подрядчиков не подряжать и самоплательщиков не высылать» , как это было доселе. Таким образом, провиантский хлебный окладный сбор изменен в денежный. Первоначально он шел в количестве 24 алтын с двора . Но с течением времени в 1719 году он возрос до рубля, потому назывался рублевым провиантским сбором, также, сбором на генеральный провиант . Иногда отличается сбор на генеральный провиант от платежа на провиант в Санкт-Петербург, Ригу, Ревель и другие завоеванные города, иногда смешивается с ним . Во всяком случае из документов ясно видно, что кроме сбора на покупку рублевого провианта был еще сбор «за Петербургской и рижский провиант рублевый» и рядом с ним «за ревельский морской провиант», иногда по 13 алт. с деньгою с двора , a иногда по 5 алт. Все означенные виды провиантского сбора были в числе окладных с 1719 до 1724 года. К числу окладных же относился в последние годы Приказа сбор «на житочное строение» или на заведение запасных хлебных магазинов для войска . Отправление провиантского сбора в 1721 и 1722 годы требовало разнообразных распоряжений со стороны штатс-контор и камер-коллегий и св. Синода, и встречало не мало затруднений .
ж) За окладной стрелецкой хлеб сбиралось по 23 алт. 5 денег с архиерейских и монастырских крестьян, с дворцовых по 16 алт. 1 деньге и с помещичьих по 9 алт. 31/2 деньги . Иногда этот сбор считается в числе повсягодных, но название его и частое повторение заставили нас поместить его в числе окладных.
з) С торгующих крестьян и церковников шла десятая деньга с капитала в пользу государства .
2. Повсягодные поборы смешивались часто с окладными. В собственном смысле этим именем назывались такие налоги, которые не вошли в табели 1707 и 1710 годов, были учреждены после этого времени и повторялись каждый год после их введения. Их было не менее по числу и разнообразию, как и табельных. Частные виды их следующие:
а) На канальное дело. В 1718 году именным указом предписано было на устройство канала от Ладоги до Шлиссельбурга собрать с дворцовых, патриарших, архиерейских, монастырских, церковных, помещиковых и вотчинных крестьян с дворового числа по 23 алт. 2 д. Собранные на этот предмет отправлялись в 1718 и 1719 годах в Работный Стол в Петербурге. Этот налог сделался повсегодным и примерным для раскладки других налогов по дворам, как-то: на покупку провианта в 1719 и 1720 годах, на поставку генерального провианта в 1721 г. в Петербург и т.п. Камер-коллежские камериры и комиссары сбирали на устройство канала и с духовенства, по крайней мере в нижегородской епархии ; но это произошло, кажется, в следствие недоразумений, потому этот сбор с духовенства был отменен в 1723 году Св. Синодом, a внесенные им деньги зачтены в платежи других податей . Но не всегда в означенном количестве требовалось на дело канала. В 1721 году Камер-коллегиею положено было по 6 алт. 4 д. с двора и отправление сбора шло к месту назначения чрез губернские канцелярии . В 1722 году по раскладке Камер-коллегиею пришлось на каждый дом в уплату на канальное дело также по 2 гривны или по 6 алт. 4 д.; с 1456561/2 дворов, насчитанных ею в церковных вотчинах, потребовано 29131 р. 30 к. и указано отправить их «с нарочными комиссарами прямо к канальному делу» . Расписание, что должно идти с церковных вотчин в каждой провинции, составлено ею же .
б) Ландратский сбор, При учреждении ландратов им назначено было денежное и хлебное жалованье, которое они сами выбирали с крестьян. Денег положено было по гривне с двора, хлеба по получетверику, как ржи так и овса. Но по именному указу 28 января 1719 г. указано «положенные деньги на дачу жалованья в долях ландратам и комиссарам и прочим приказным людям и другим служителем по гривне с двора, да за хлеб деньгами по тамошней (по местной) настоящей средней цене, где тот хлеб сбирать будет, на 719 год собрать и впредь по вся годы сбирать с дворового числа по прежнему». В 1720 году, по указу сенатскому, «оные гривенные и за хлеб деньги велено собирая отдавать в рентереи, a из рентереи присылать с другими сборными книгами, расписав имянно, в штат контор коллегию, a что когда собрано и в рентерею отдано будет, в штате контор коллегию в репортах писать имянно . Вследствие перемены в этом сборе по указу 1719 г. приходилось с двора по 5 алт. 1/4 д. и более .
в) Сбор «за пустые дворы» или «за пустоту». Известно, что в течение первых 15 лет XVIII столетия произошла громадная убыль в количестве дворов против переписных книг 186 г. Пустые дворы оставались не занятыми. Правительство, сбиравшее подати с дворов жилых, терпело недостаток в сборах от множества пустых дворов. Поэтому оно в вознаграждение себе за потери от них ввело особый повсягодный налог с означенным именем, или иногда с прибавлением «в помощь другим» провинциям или губерниям. Налог этот появился в 1716 или 1717.году и продолжался до подушного оклада. В 1717 году за пустые дворы сбирали с жилых дворов по 5 денег .
г) Сбор в городовую канцелярию или на приказный расход. Он смешивается иногда в документах с ландратским сбором. Но нет сомнения, что они были два разные налога. В городовую канцелярию платили во всех ведомствах одинаково, по 9 алт. 31/2 деньги с двора .
д) Сбор в армейские полки на мясоедные дни по 6 алт.
е) На дачу работникам в С.-Петербурге. Этот сбор был сначала запросным, до 1714 года назывался полуполтинным или четвертным, потому что он взимался в количестве 8 алт. 2 д., в 1715 года сделался повсягодным ; иногда он возвышался до 11 алт. 4 д. с двора . В 1720 году сбор этот еще возвышен вследствие того, что натуральная повинность для строения в Петербурге и окрестностях его, которую несли некоторые московские провинции, заменена по сенатскому указу денежным сбором . В тоже время этот сбор слился с другими, которые до этого времени были отделены от него, a именно:
ж) На дело кирпича и на припасы к городовым делам. В 1704 году Монастырскому Приказу предписано было поставить с тех монастырских вотчин, в которых были каменщики и кирпичники, кирпичников и каменщиков для постромки в городах, a с вотчин, где не было таких мастеровых, собрать по гривне . В 1717 году на дело кирпича сбиралось по 2 алт. 4 д.
з) На покупку всяких припасов при городовом строении и мастеровым людям на жалованье по 8 денегъ .
и) На известное сжение по полуосмины деньги, или на известь .
Все четыре означенные сбора превратились в 1720 г. в один, который наложен на все государство в количестве 300 000 руб. По раскладке на дворовое число, сделанное в Камер-коллегии, пришлось по 9 алт. по получетверти деньги с двора .
й) Кроме всех означенных окладных и повсягодных сборов всегда взималось при сборах в пользу сборщиков. Сборщики записывали взятое в свою пользу в отписи. Кажется, долго не было определено, сколько они могли брать за свои труды. В 1717 году, как оказывается по документам, указный процент в их пользу и на приказные расходы был по 3 деньги на рубль . Таким образом этот процент можно отнести к повсягодным сборам.
3) Канцелярские сборы весьма трудно подвести под какие-нибудь общие положения. Иногда называются в документах этим именем упомянутые нами сборы «в Городовую Канцелярию», или «на приказные расходы», или «в Дворцовую Канцелярию», а иногда сборы, назначенные указами из канцелярии сената. Иногда они помещаются с этими именами в числе повсягодных, a всего чаще в числе запросных. Потому мы не перечисляем канцелярских сборов здесь отдельно, относя их к другим категориям, повсягодным и запросным; но нашли нужным сделать замечание о них под особою категориею, потому что в документах название их часто встречается и поставляет исследователя в недоумение относительно их значения.
4) Запросных сборов, нарядов и повинностей было весьма много в течение 1700-1720 годов. Без преувеличения скажем, что их нельзя перечислить. Разнообразие их равняется разнообразию натуральных предметов, какие нужны были русскому государству в означенный период. Правительство делало запросы не только на деньги и хлеб в разнообразных размерах, но на сено , лес, лошадей, плотнические орудия, уголья , на войлоки и пр. и пр. Почти каждый год было несколько запросных сборов и нарядов, Особенно часты были они для Провиантского, Ямского и Военного приказов. Например, в 1721 году сбирались запросные деньги на недостаточный фураж с 5 губерний лейб-гвардии полкам по 31/2 деньги, в запасные магазины с двух губерний (сибирской и архангельской) на винтер-квартиры, на подводы для артиллерийских припасов, за винтер-квартиры с тех губерний, где полки не стояли в течение зимы, на перспективную дорогу и т.п. Всякая особенная нужда государственная вызывала особый запросный сбор: постройка, напр., воронежской верфи, архангельской крепости, гавани и т. п. При состоянии наших архивов и при недостатке, или вернее, при совершенном отсутствии научной разработки этого предмета, мы не могли собрать сведений о всех различных запросных сборах, бывших при Петре, и представить какие либо общие положения о них.
5) Оброчные сборы. Мы здесь укажем такие из них, которые взимались с определенных предметов во всем государстве и с лиц, владеющих ими, всякого звания. Именно:
а) Сбор с мельниц. Мельницы обложены оброком в 1704 г. С них бралась в казну четвертая доля «с помолу», то есть, с тех выгод которые мельница приносила владетелю . Монастырские и архиерейские мельницы, сверх того, вовсе отбирались от владетелей и собственников их и отдавались в оброчное содержание от казны или посторонним или прежним собственникам . Подать с мельниц продолжалась до 1720 г, и далее . Сначала мельничный сбор взимался ведомцами Приказа и отправлялся в Семеновскую канцелярию , которая чрез год после своего основания в 1704 году была переименована в Ингерманландскую . В ту же канцелярию отправлялся –
б) Сбор банного оброка или оброк с бань. Способ обложения бань оброком может представить пример того, каким образом в первой четверти XVIII столетия вообще облагались оброчные статьи. «По указу Великого Государя от 2 мая 1704 года послан из Семеновской канцелярии банного сбору в Можайск, в Рузу, в Царев, Борисов и тех городов в уезды и в подмонастырные слободы и в патриаршии, и в архиерейские и в монастырские села и волости и деревни для строения вновь и для переписки домовных бань и для сбору с тех бань новоокладного денежного оброку стольник Петр, Прокофьев сын, Ларионов. И великий государь и великий князь Петр Алексеевич всея России, великие и белыя и малыя самодержец указал о посылке из Монастырского Приказу тех городов в уезды в подмонастырные слободы ко властям, a в патриарши и в архиерейские и в монастырские села и волости и в деревни к прикащикам и крестьянам послушных памятей и отдаче съезжих и постоялых дворов и волостных подвод с проводниками и к денежной казне целовальников и для рассылки посыльных людей и кто тому делу бумаги и чернил и свеч и дров, свой великого государя указ учинить в Монастырском Приказе . Этот указ явился вследствие намерения правительства ввести во всей России одни торговые казенные бани и уничтожить частные. В 1704 же году велено в Москве построить торговые бани и отдать их от казны на откуп. Также предполагалось поступить в городах и в уездах. Но и в Москве откупщиков-охотников не явилось. Поэтому московские торговые бани отданы были монастырям, которые обязаны были платить в казну все получаемые с них доходы. Оказалось, что казна мало получала доходов с них. Чтобы усилить доходы с казенных торговых бань и уничтожить употребление частных, велено было с каждой частной бани брать годовой пени по 5 р. Количество пени скоро понижено до 1 рубля. Наконец обложены были частные бани 5 алт. в год . Оброк за частные бани платили все владетели их, как духовные лица , так и светские. К одинаковому с банным сбором роду оброка принадлежал
в) «Оброк с пчельников и бортных ухожий». Известно, что русское духовенство издавна с особенною любовью занимается пчеловодством. Монастыри в ХVII в. имели по некоторым местам тысячи и даже десятки тысяч ульев. Правительство петровское решилось извлечь из промысла пчеловодства выгоды для казны. Поэтому оно в 1704 году наложило оброк как на пчельники, находящиеся в городах, монастырях и вообще в жилых местах, так и на борты, пчельники, находящиеся в лесах . Весьма трудно было найти способ правильного обложения бортов и пчельников податью,— это понятно всякому, кто хоть сколько-нибудь знаком с состоянием пчеловодства в России и теперь, Потому количество взимания и способ обложения этой подати изменялись. В 1709 году назначено было брать оброку по этой статье по 3 алт. 2 д. с пуда меда, получаемого в бортных ухожиях и по 8 коп. с каждого улья в жилых местах. Само собою разумеется, что и в этом виде оброк с пчел не мог легко и всегда верно получаться. Оклад по этой статье производился ижерскою канцеляриею, при посредстве ведомства Монастырского Приказа в пределах его области. В канцелярии хранились и окладные книги. С уничтожением канцелярии взимание оклада происходило одинаковым со всеми сборами образом .
г) Сбор с рыбных промыслов. Не знаем, все ли рыбные промышленники платили оброк в казну. Но монастырские архиерейские и патриаршие рыбные промыслы все были обращены в собственность государства. Государство отдавало их от себя в откуп. Откупщиками являлись и посторонние, но государство принуждало брать их на откуп и те монастыри, которые были собственниками их . Сбор с рыбных промыслов был в ведении Семеновской канцелярии. История его одинакова с историею судьбы недвижимой собственности церковных учреждений.
д) Следует упомянуть здесь и об оброчных сборах аа) с постоялых дворов , бб) в Конскую и гг) Мостового сбора канцелярии, куда платили определенные подати все вообще лица, к какому бы званию не принадлежали. Заведывание их имело одинаковую историю со всеми вообще вышеозначенными оброчными сборами .
Всех исчисленных сборов из ведомства Монастырского Приказа отошло в особые для них канцелярии в 1704 году в количестве 57 917 р. 27 алт. В 1720 году эти сборы поступили в ведение Камер-коллегии.
Кроме денежных и хлебных общегосударственных сборов, отправлявшихся в ведомстве Монастырского Приказа наравне со всеми другими ведомствами, шли с него на таких же основаниях и общегосударственные повинности натуральные: рекрутская, ямская и наряды плотников , каменщиков и кирпичников, вообще работных людей .
II. В ведомстве Монастырского Приказа, кроме общегосударственных, «уравнительных с дворцовыми и шляхетскими крестьянами», податей и повинностей, были еще особые сборы хлебные и денежные, наряды и повинности, окладные и неокладные, с крестьян и духовенства, служилых и приказных архиерейских и монастырских. Мы представим сведения о них, сколько имеется у нас материалов для того.
1) В 1704 году по именному указу был учрежден сбор «драгунам на жалованье». Он занесен в 1707 году в число табельных окладных; в табели 1710 года он оставлен в том же значении. Назначение этого сбора было следующее. В год учреждения его велено было графу Мусину-Пушкину образовать особый драгунский полк из служителей и разночинцев монастырских. Полк этот действительно организовался и был отдан в команду Пушкина. Состав полка был полный, равный другим полкам . Содержание его было возложено исключительно на доходы Приказа. Жалованье шло не только офицерам, но и солдатам. Впоследствии этот полк переименован был в каргопольский. Количество сбора на жалованье служащим в нем было 11 алт. 4 д. с двора . Всей суммы в год сбиралось по 37 916 р. 26 алт. 3 д. как значилось в табели 1710 года. При назначении этой подати сложено с платящих ее крестьян окладного хлеба по полуосмине с двора .
2) Полк, командуемый Мусиным-Пушкиным, был конный. Потому «на корм драгунским лошадям» назначено было сбирать по гривне с двора со всех вотчин ведомства Приказа, a «с низовых от Нижнего Новгорода вниз» по Волге по 6 алт. 4 д.
3) Лошадей для драгунского полка Мусина-Пушкина доставляли священники и диаконы, «вместо государственной службы». Подать на драгунских лошадей с священников и диаконов установлена марта 17 д. 1707 г. В письме князя Меньшикова к Мусину-Пушкину об установлении ее сказано: «по указу великого Государя велено брать с 1707 года повсягодно с московских и городовых церквей священников и диаконов, приходских и уездных с 300 дворов по драгунской лошади, a с городских применительно к их состоянию перед уездными по рассмотрению излишних доходов». Монастырский Приказ определил брать от уездных священников с 150 дворов прихода по лошади ценою в 12 р., a от городских с 200 дворов. Священники и диаконы, не имеющие в своих приходах означенного количества дворов, должны были складываться с священниками других малодворных приходов, уравниваясь между собою деньгами; но ни в каком случае они не должны были делать раскладки на причетников и прихожан . В этом смысле разосланы были из Приказа предписания по всем епархиям. При этом указано было произвесть счисление дворов в приходах в всей России . В Октябре 1707 года московские священники и диаконы обратились в Приказ с просьбою брать с них вместо драгунских лошадей деньгами по 15 р. на лошадь. Приказ удовлетворил просителей. В 1708 г. именным указом повелено с духовенства по всей России, вместо драгунских лошадей, сбирать По переписным книгам 186 года в городах по 2 алт. 3 д., в уездах по 10 денег с двора приходского на год. Но за пустотою дворов в некоторых приходах приходилось духовенству платить по 8 денег с жилых дворов, a впоследствии и более . Сбирать деньги за драгунских лошадей поручено в московской провинции непосредственно Монастырскому Приказу, а в других отсылались они сборщикам к губернаторам и вице-губернаторам, от которых пересылались в Приказ . Количество произведенного в 1707-1710 годах сбора на драгунских лошадей означено в одном доношении Приказа Сенату, отпечатанном в Полном Собрании Законов . Но есть разности относительно количества между печатными известиями и находящимися в синодальном архиве, в документах и делах которого есть выписки из приходорасходных книг Монастырского Приказа. Именно собрано было:
По указанию П.С.З. По сведениям из Син. Арх.
В 1707 г. 15 948 р. 10 алт. 1 д. 15 984 р. 5 алт. 6 д.
В 1708 г. 25 475 р. 22 алт. 25 493 р. 22 алт. 3 д.
В 1709 г. 22 003 р. 2 алт. 22 011 р. 3 алт. 3 д.
В 1710 г. 9 062 р. 22 алт. 9 223 р. 9 алт. 1 д.
Итого: 72 480 р. 23 алт. 2 д. 72 712 р. 6 алт. 4 д.
Сверх того лошадьми 50 шт. 48 шт.

В частности в московской губернии собрано было в течение 1707-1710 годов: с 6 московских сороков каждый год по 1479 р. 31 алт. 5 д., итого 5919 р. 27 алт., с уездных сельских и городских в 1707 г. 6202 р. 29 алт. 2 д., в 1708 г. 10036 р. 29 алт. 3 д., в 1709 г. 9281 р. 4 алт. 2 д., в 1710 г. 7733 р. 10 алт. 4 д., всего 33264 р. 7 алт. 1 д. и лошадьми 23 шт. По расчету же Камер-коллегии в 1723 году следовало бы с московской губернии сбирать, на основании переписных книг 186 г., по числу дворов 25 060 р. 27 алт. 6 д. каждогодно. Но известно, как пустели дворы за означенный период времени. В других губерниях сбор этот доставил следующий доход Приказу:
в 1707 г. в 1709 г.
В с.-петербургской 2 594 р. 6 алт. 1 д. 1 964 р. 15 алт. 5 д.
смоленской 103 р. 12 алт. 1 081 р.
киевской неизвестно 2 359 р. 17 алт. 1 д.
казанской 1 746 р. 2 алт. 3 д. 2 192 р. 8 алт. 3 д.
архангелогородской 2 023 р. 12 алт. 1 д. 1 172 р. 17 алт. 1 д.
сибирской 1 137 р. 1 д. 305 р. 11 алт.
азовской 310 р. 10 д. 1 059 р. 22 алт. 5 д.
воронежской 385 р. 11 алт. 1 д. 1 117 р. 8 алт. 2 д.
Итого: 15 984 р. 6 алт. 6 д. 22 011 р. 3 алт. 5 д.

Сбор в действительности не всегда соответствовал окладу. Духовенство жаловалось , что приходские дворы пустеют и им платить не чем. Правительство настаивало на бездоимочность платежа и принимало меры к взысканию. В 1710 году указом предписано было губернаторам взыскать все недоимки по этому сбору. В 1711 году от губернаторов требовали в сенат переписные книги, в которых бы обозначено было, сколько в каждой губернии дворов при всяком приходе, чтобы точным образом определить количество сбора с духовенства на драгунских лошадей. Двое из губернаторов, графы Апраксины, объявили сенату, что они не считают своею обязанностью взыскания сбора с духовенства на драгунских лошадей, потому что в окладных табелях, по которым они производят сборы податей, не значится сбора с духовенства на лошадей. По их мнению, следует чрез епархиальных архиереев побудить духовенство к исправности платежа назначенной с них подати. Сенат однако же не согласился с мнением Апраксиных и подтвердил губернаторам о сборе денег с священников и диаконов. По этому светское правительство с большею строгостью стало взыскивать деньги с духовенства. Строгость вызывала еще большие против прежнего жалобы. В 1713 и 1714 годах московские поповские старосты 6-ти сороков подавали в Монастырский Приказ челобитье «о снятии с них денег за драгунские лошади и иных новоположенных платежей, которые положены на них вновь, сверх табельного окладу, не против мочи их». Но на двукратное челобитье не было ответа. Марта 12 д. 1719 года поповские старосты еще раз обратились с челобитьем относительно «драгунского сбора» с них. В челобитье они жаловались, что их «за драгунские деньги волочат и убычат, между тем в табельных окладах не значится сбирать с них таких денег». Они объясняют при этом, что с них взыскивают в уплату этой подати непременно деньги, a лошадей не берут, когда они хотят давать лошадей вместо денег; «денег же за скудостью, нуждами и пустотою дворов достать не могут и платить им нечем». В заключение они просят сложить с них драгунские деньги, которых не могут платить с уменьшением приходских людей и доходов, и не спрашивать с них недоимочных и впредь окладных, «чтобы им оттого в конец и раззорение не придти и церквам не остаться без пения». Челобитье отправлено в сенат. По справкам в сенате оказалось, что в окладных табелях не значится на 1719 год на священниках и диаконах оклада за драгунские лошади, бить может случайно, или вследствие жалоб духовенства пропущенный. Поэтому сенатским приговором не велено спрашивать с московских священников и диаконов недоимочных и окладных драгунских денег впредь до «генерального определения». Все же прочее духовенство городов и уездов московской и прочих губерний продолжало платить этот налог по табелям, составлявшимся сначала в Монастырском Приказе и потом в Камер-коллегии. В 1721 г. костромское городское духовенство просило св. Синод сложить с него драгунскую недоимку подать. Св. Синод определил недоимку за прежние годы взыскивать, a на будущее время приостановить взыскание окладных денег в ожидании указа, о чем и отправлен был синодский указ в духовный костромской приказ к ипатскому архимандриту Гавриилу «с товарищи» . В 1723 году в Монастырском Приказе получена из Сената состоявшаяся в Камер-коллегии табель, в которой указано сколько в какой губернии следует взыскивать в год с духовенства драгунских денег. По ней положено было сбирать с 1720 по 1722 г. включительно:

в год в три года
с московской губернии 12 325 р. 5 алт. 6 д. 36 975 р. 17 алт. 5 д.
петербургской 5 921 р. 11 алт. 1 д. 17 763 р. 33 алт. 2 д.
киевской 3 295 р. 3 алт. 4 д. 9 885 р. 11 алт.
ахангелогородской 2 288 р. 22 алт. 3 д. 6 866 р. 5 д.
воронежской 4 083 р. 26 алт. 12 251 р. 11 алт. 2 д.
смоленской 1 466 р. 30 алт. 4 400 р. 23 алт. 2 д.
Итого: 29 380 р. 32 алт. 3 д. 88 142 р. 30 алт. 5 д.

Взято с означенных губерний за три года 6 181 р. 28 алт.; в недоимке оставалось 81 961 р. 2 алт. 2 д. Относительно казанской, нижегородской , азовской, сибирской и астраханской губерний ведомостей не было прислано. С рязанской епархии сбор производился под ведением самого митрополита Стефана Яворского. Окладная ведомость, доставленная Камер-коллегиею, была не полна. Прокурор Монастырского Приказа настаивал, чтобы сбор драгунский производился без пособления. Приказ испрашивал, в следствие этого, в 1723 г. у Синода резолюции, что делать относительно драгунского сбора. Св. Синод повелел производить сбор по прежнему там, где не определено оклада табелью, и предписал Приказу составить ведомости относительно хода сбора за 1720-1722 годы. Между тем в 1724 г., в следствие введения подушного оклада, по наложении которого не велено было производить никаких кроме его сборов, и в следствие жалоб духовенства на стеснительность означенного налога, св. Синод, по представлению Монастырского Приказа, ходатайствовал пред Государем о сложении драгунского налога с духовных лиц. Авг. 12 д. 1724 г. Государь в сенате слушал окладные табели за 1725 г. и на табелях отметил против статьи о налоге с священников и диаконов за драгунские лошади «не сбирать». Так был отменен оригинальный налог на духовенство .
4) В соответствие драгунскому сбору с священников и диаконов «за государственную службу», с других лиц, служащих церкви, был особый сбор, известный под именем сбора с церковников или козловского оклада. В 1705 году, по указу Государя и по письмам князя Меньшикова к подполковнику Волконскому, командиру драгунского полка, жившему с своим полком в Козлове, велено было ему сделать во всех городах и уездах перепись архиерейских домов судей, дьяков, подьячих, служебников, монастырских слуг, поповичей, дьячков, пономарей, причетников, их детей, родственников и свойственников, и разобрать их по разрядам в виду способностей их к государственной службе. При разборе годных к службе следовало назначить в солдаты, a прочих вместо службы обложить податью на каждый год. Подать предназначена была на заготовление всякого рода нужных припасов для драгунских полков, которые составлены были Волконским. Для производства переписи и разбора всех церковников но разрядам в видах государственной службы отправлены были Волконским в разные епархии царедворцы. Разосланные царедворцы некоторых церковников записали в военную службу – в солдаты и драгуны, a всех прочих обложили налогами. Дьяки архиерейские обложены были податью от 40-20 рублей в год; подьячие от 25 до 1 р. и меньше; поповичи, дьячки и причетники, годные в службу, но оставленные для церковной службы по нужде по 1 р., не годные к службе по старости, болезни, малолетству и другим причинам по 8 гривен, малолетние ниже 10 лет по 50 коп. Малолетним, старше 10 лет, назначен был еще льготный срок, по истечении которого они должны были вступить в службу. Кроме оклада царедворцы взимали по гривне с окладного рубля на жалованье себе. Окладной сбор начался с 1707 года. Окладные списки, именные списки и ведомости о сборе в одном экземпляре оставлялись в городах, в другом отосланы в Ингерманландскую Канцелярию, куда отсылались и деньги с церковников. В 1713 году домовые архиерейские люди, вместо турецкой службы, стали платить налог втрое, кроме того, что денежное и хлебное жалованье «ради свойской службы» давали им «с убавкою в полы» . Сбор с церковников продолжался до 1724 года. В этом году св. Синод писал ведением в сенат, что означенный сбор не уравнителен, собирается не везде, в иных местах вовсе не положен, вообще требует сложения и уничтожения. К тому же уже установлен был и подушный оклад, в который записаны многие из церковников. После общей конференции синода с сенатом 24 сент. 1724 г. определено было ходатайствовать пред Государем об уничтожении сбора с церковников. Государь утвердил доклад синода и сената 27 ноября 1724 года .
5) «Лета 1706 июля в 17 день по указу великого Государя велено с патриарших и архиерейских и с монастырских и с церковных крестьянских и бобыльских дворов по переписным книгам 186 году сбирать повсягоды переславльского уезду в Александрову слободу в Успенской девичь монастырь великой государыне благородной царевне и великой княжне иноке Маргарите Алексеевне, вместо поденного питья и явств и всяких запасов, по пяти денег с двора и присылать те деньги в Монастырской Приказ повсягоды бессрочно не мотчав» . Из Приказа деньги высылались своевременно в Александрову слободу; поэтому самый сбор весьма часто в документах называется «сбором в Александрову слободу». По смерти княжны сбор продолжался по прежнему, но получил только иное название – «за пустоту или за пустые дворы, что сбиралось в Александрову слободу».
6) С вотчин московской губернии ведомства Монастырского Приказа с 1717 года сбиралось в Приказе по 2 деньги с двора на покупку цветов и наем работников для гошпитального дома в Москве. До 1717 г. эти вотчины высылали в гошпиталь, по нарядам из Приказа, работников для садки деревьев и других работ. Этого сбора вместе с предшествующим сходило с церковных вотчин 1904 р. 11 алт. 4 д. Тот и другой сбор были повсягодными.
7) Со всех вотчин архиерейских домов и монастырей, кроме маловотчинных монастырей, в Приказе сбиралось, сверх дворового числа, доходов по крестьянским тяглым жеребьям за столовые запасы, казенные и конюшенные поборы, дрова, отдаточные пустоши и другие вотчинные угодья, по окладу, оброчных 78 493 р. 25 алт. 4 д. Этот сбор с вотчин установлен в то время, когда они находились в ведении церковных учреждений и назначен был в их пользу, как оброчная подать владельцам на покрытие расходов для их потребностей. Она и называлась именем: «домовые доходы». Приказ обратил эту подать в свою пользу вместе с принятием вотчин в свое распоряжение. Количество ее в отдельных вотчинах было весьма различно, по различию вотчинных угодий, состояния их и самых вотчин и по количеству крестьянских семейств на крестьянских тяглых жеребьях. В прежнее время это количество определялось соглашением властей монастырских и архиерейских с поселенцами на их землях. По переходе вотчин в ведение Приказа оброк оставался в том размере, в каком он был определен прежними владельцами. Подробных ведомостей о всех вотчинах, плативших такой оброк, мы не имеем. Кажется и сам Приказ не имел их. Для примера того, сколько платили некоторые вотчины и как распределялся платеж в Приложениях выписка .
8) Кроме денег взимался в Приказе с вотчин его ведомства оброчный хлеб. В первые годы своего существования Приказ получал оброчного с вотчин хлеба 33 176 четвертей 11/2 четверика. Вследствие раздачи монастырских вотчин разным чинам, это количество к 1704 году убавилось на 395 четвертей 11/2 четверика. За тем осталось в распоряжении Приказа 32 801 четверть. Из этого количества Приказом определено на архиерейские домы и монастыри 29 413 четвертей 1/2 четверика. За этим расходом в Приказе осталось 3 387 четвертей 61/2 четверика Остаток шел на раздачу служилым в ведомстве Приказа, как жалованье .
9) Десятинная пашня доставляла Приказу также значительный хлебный доход. Десятинной пашни Приказ принял в свое ведение 28 387 десятин в каждом из двух полей. Из нее определено на содержание архиерейских домов и монастырей 13 6481/2 десятин. За тем оставалось в Приказе 4 738 десятин, из которых в Московской губернии было 4 053 десятины и, сверх того, 248 нив, в других губерниях 685 десятин .
10) В 1717 году в Монастырском Приказе, по его определению, стали взимать, по примеру других приказов, по 2 деньги «приводных» с лиц, по делам в него приводимых. Взимаемые деньги записывались в особую приходную книгу и шли на содержание служилых в Приказе .
11) Были платежи в Приказ от разных вотчин разными естественными произведениями на столовые запасы и конюшенное заведение. Они иногда заменялись деньгами. Общий итог таких платежей трудно обозначить, по разнообразию предметов .
12) По указу 24 янв. 1718 года велено мостить в Москве мостовые из дикого камня в Кремле и Китае городе. 1 февраля 1720 года приказано было «против губернской канцелярии и других приказов, також вокруг цейгауза и площади в Кремле, на Ивановской в Китае, что на Красной площади, и в воротах Кремля и Китая мосты строить из тех денег, которые сбираются в Москве на строение мостов, a напротив Монастырского Приказа и монастырей и подворий, на которых жителей нет, a другие под канцеляриями, a стряпчих в Москве нет же, a живут в иных губерниях, строить из Монастырского Приказа», которому имеют возвратить деньги те архиерейские и монастырские вотчины, против чьих подворий такое строение придет .
13) Весьма важный и заслуживающий особенного внимания исследователей русской истории и русского права доход Монастырского Приказа составляли церковные пошлины. Известно, что в древней России до XVIII столетия было множество пошлин с церквей и духовенства в пользу епархиальных властей. которые и содержались, между прочим, доходами, получаемыми с этих пошлин Монастырский Приказ, назначивши содержание епархиальным архиереям, взял в свое заведывание сбор всех этих пошлин. Первоначально, когда не было еще определено окладное табельное содержание им, Приказ, как выше было упомянуто, поручал сбор епархиальных пошлин своим стольникам и ведомцам вместе с архиерейскими казначеями . Ho впоследствии, по назначении епархиальным архиереям штатного оклада, Приказ принимал эти пошлины в свое распоряжение, оставивши только Блюстителю патриаршего престола право непосредственного взимания некоторых из них в его епархии. Мы перечислим эти пошлины. Они были окладные и не окладные.
Окладными назывались такие, которых получалось каждогодно определенное количество. Таковы были:
а) Данные с церквей, или дань с каждой церкви епархиальному архиерею. Дань эта существовала в Русской церкви с незапамятных времен. Сомневаемся, чтобы во всякой епархии одинаково определена была дань с каждой церкви. Вероятнее, с каждой церкви шла своя дань, соответственная богатству ея прихода и определенная по окладу епархиальною властью. Следовательно, приняв второе мнение, невозможно обозначить сколько с каждой церкви во всей России шло данных пошлин . Трудность этого определения увеличивается в следствие того, что в документах эта пошлина весьма часто считается с другими. Но чтобы судить, как велика была эта пошлина, мы представим следующие очень красноречивые цифры: в 1705 году с 130 церквей города Смоленска и смоленского уезда взято было по окладу 401 р. 6 алт. 4д. ; с 38 церквей г. Дорогобужа и его уезда поступило по окладу 100 р. 15 алт. В 1723 г., по окладной табели, составленной в Камер-коллегии на основании окладных Монастырского Приказа, назначен был сбор данных по епархиям петербургской 3371 р. 31/4 коп., киевской 2 870 р. 933/4 коп., воронежской 6 679 р. 86 коп., смоленской 1 248 руб. 391/4 к., архангельской 1710 p. 461/2 коп. В патриаршей области окладных данных положено было 6 013 руб. 561/2 коп. С присоединением к патриаршей области тамбовской епархии в области было 4 695 церквей; с них взыскивалось данных и десятильничьих 8 249 руб. 21 алт. 1 д. , одних данных до 7 000 рублей. Следует, впрочем, здесь заметить, что данные шли не только собственно с церквей, но в виде известного процента с доходов духовенства, служащего при них, и с числа дворов священников, диаконов и причетников .
б) Казенные пошлины в государеву казну по 15к. с церкви. Жалеем, что мы не могли отыскать, когда учреждена эта пошлина и при каких обстоятельствах. Но до Петра, кажется, ее не было. По всей вероятности, она скоро слилась с предшествующею пошлиною, когда сбор церковных пошлин перешел в распоряжение светского правительства.
в) Десятильничий доход и заезды, по 20 алт. с церкви в смоленской епархии; в патриаршей области – годовой оклад 1 101 р. 60 к. и т. п. Известно, что в XVI и ХVІІ вв. низшим епархиальным управлением заведовали десятильники и заезжики, которые содержались на счет духовенства. В петровское время в патриаршей области заезжичьих округов было весьма немного, лишь некоторые десятины подразделялись на заезды. По всей вероятности и в других епархиях было так .
г) Богадельные на содержание патриарших богаделен по гривне или по 3 алт. 2 деньги с церкви во всех епархиях , да с доходов духовенства по 12 алт. 2 д. с церкви . Первый сбор установлен, как выше сказано, в 1678 г.
д) На подмогу полковым священникам – гривенные повсегодно. Подможные деньги сбирались с богатого духовенства еще в XVII ст. В 1695 г. патриарх Адриан указал: в московских шести сороках церкви много-приходные и средние и малоприходные расписать и подножные деньги, которые сбирывались прежде на службу священникам, в равенстве расположить (т.е. уравнительно с доходами), кроме церквей, которые в стрелецких слободах», Расклада была учинена в следующем виде: с 19 церквей китайского сорока (в нем было 21 церковь) положено сбирать l p. l д.; с 34 церквей Ивановского (из 114 ц.) 3 р. 23 алт. 2 д., с 40 церквей (из 114 ц.) сретенского – 3 р. 30 алт., с 42 церквей Никитского (было 53 церкви) – 3 p. l алт., с 45 ц. Пречистенского (из 62 ц.) – 4р. 3 алт. 2 д., с замоскворецких 32 церквей (из 41) 3 р. 18 алт. 2 д. Авг. 31 д. 1705 г., по указу великого государя, вследствие челобитья поповских старост московских сороков велено сбирать со всех епархий и с патриаршей области по гривне с церкви в год «в подмоги священником на службы великого государя», за исключением впрочем епархий новгородской, псковской, смоленской, астраханской и сибирской, «для того, что из епархий в случившиеся службы во многие полки даваны священники с подмогою, a астраханская и сибирская в дальности». В Москве назначено ведать этим сбором поповским старостам поочередно, и определена им за труд подмога с церквей же. Относительно патриаршей области и епархии к этому делу поставлен певчий, который имел писать грамоты к города и десятины патриаршей области и в епархии, принимать деньги и производить разверстку. С церквей патриаршей области положено сбирать 394 р., с 14 епархий 638 р. 26 алт. 4 д. В 1710 г. «по указу великого государя, по доношению из Духовного Приказу и по приговору в Ближней Канцелярии в комиссии министров, велено тому сбору с попов быть по прежнему, a сбирать по епархиям архиереям и присылать к Москве в Духовный Приказ, a из Духовного Приказу посылать в армию, в кавалерию и во инфантерию, на дачу попам п. причетники, взяв оттуда ведение, где что послать надлежит, a остатки за теми расходы отсылать в Военный Приказ, a на другие расходы тех денег в Духовном Приказе не держать. В 1720 году 9 марта «против доношения из Приказу церковных дел, по Сенатскому Приказу, велено патриарши области и архиерейских епархий с церквей на прошлые годы те доимочные гривенные деньги… собрать, и впредь, по все годы сбирая, присылать к Москве в «Духовный Приказ» . Из документов Монастырского Приказа открывается, что до 1705 года принимались в нем подможные деньги частью по окладу, частью по запросу. С вологодской епархии в течение 1702-1704 годов принималось в Приказе окладных по 4 д. с рубля данной епархиальной подати, и «осьми полковым попам свейского походу по 3 деньги с рубля данного платежу» в 1704 г. С того времени, как подможные деньги отданы были в ведение Духовного Приказа. Монастырской Приказ был ревизионным учреждением по отношению к этому сбору. Иногда ведомцы и вообще чиновники его обязывались и сбором этих денег. Подможные деньги употреблялись в подмогу:
1) полковым священникам,
2) протопопам, священникам, иеромонахам, диаконам и церковникам, посылавшимся из Москвы в С.-Петербург,
3) также отправлявшимся в завоеванные города и в посольства,
4) на расходы по сбору и особенным случайным церковным надобностям .
е) Ямские и полонные или полоняничные с духовных лиц . Эти деньги сбирались с них издавна епархиальными властями и препровождались в государеву казну. Во времена Петровского Монастырского Приказа сбор их под его ведением, кажется, был по дворам.
ж) Славленные, определенный процент с доходов духовенства в большие праздники, не одинаковый во всех епархиях.
2) Неокладные епархиальные пошлины были следующие:
а) Ставленнические или ставленные, с новопоставленных священников, диаконов и причетников, архимандритов, игуменов, иеромонахов и протопопов. Они были разнообразны в разное время и в разных епархиях. Патриархи старались установить определенную подать при этих случаях, но безуспешно . Св. Синод в 1723 году также определил оклад со ставленников. Но и его определение было выполнено только формально. В 1764 г. по протоколу комиссии о духовных имениях постановлено «точию с одних в священный чин и в церковный причет поставляемых по древнему обыкновению и по патриаршим установлениям на стол клиру сбирать с поставляемых из дьяконов в попы и из дьячков в диакону по два рубли, a с дьячков и пономарей по рублю; a более того отнюдь ни под каким видом не домогаться, да и самим в оные чины производимым ничего более означенного положения никому не давать» .
б) Благословенные при выдаче от епархиальных властей грамот на построение и освящение церквей и антиминсов.
в) Епитрахильные и постихарные с овдовевших священников и диаконов, и перехожие при перемене священно и церковно служителями мест, и с новоженов причетников (в вологодской еп. по 2 алт. 2 д.
г) Новоявленные при новом архиерее в епархии.
В патриаршей области патриархом Иоакимом положено взыскивать с новоявленных памятей городских и уездных причетников и просвирниц по 6 алт. 2 д. В ростовской епархии в 1705 г. сбиралось с причетников по 3 алт. 2 д., в вологодской вдвое против ростовской, по 6 алт. 4 д.
д) Наметные за недоимку платежей, пенные, мировые, поднаказные.
е) С родильниц – вдов и девок пенных и почеревных – в вологодской епархии в 1705 г. по 2 р. 20 алт. 4 д., в ростовской по 2 р. 8 алт. 2 д.
ж) Венечные деньги или сбор за венечные памяти. Этот сбор за браки имеет замечательную историю. Начало его относится к древним временам русской церкви. Количество подати за брак было различно в разных епархиях во все времена до Петра. В период патриарший была попытка установить однообразие и общие положения относительно ее. Образцом для взыскания ее предположено было иметь порядок, принятый в патриаршей области. Этот порядок описывался в статьях патриарха Иоакима к новгородскому митрополиту Корнилию, отправленных в 195 (1687 г.) г. марта 31 дня. «Неокладных доходов, говорится в них, сбирается святейшего патриарха в домовую казну венечных пошлин с свадеб: с отрока, который женится на девке, 4 алтына; с отрока, который женится на вдове второбрачной или вдовец вторым браком женится на девке – 6 алтын; со вдовца второбрачного, который женится на вдове второбрачной – 8 алтын 2 деньги, с отрока или вдовца второбрачного, который женится на вдове троебрачной, иди кто женится третьим браком – по 10 алтын. Да с тех же всех свадеб отвозных на приказ по 6 денег с памяти… И те все окладные и неокладные денежные доходы в городах и уездах сбирают старосты поповские погодно и платят святейшего патриарха в домовую казну, a неокладные доходы старосты поповские пишут в книги подо всякую церковь, что к которой церкви дано будет в год венечных памятей, и кому именем попу венчать и которого месяца и числа и имена женихам и невестам, и какова чина и чьи люди или поместья иди вотчины и коего села или деревни крестьяне женихи и невесты» . Примеру патриаршей области подражали в некоторых епархиях. Но в иных епархиях оклад был отличный от патриаршей области, и при сборе венечных денег были злоупотребления. В вологодской, например, епархии в 1705 году сбор венечных пошлин производился в одинаковом количестве и порядке с патриаршею областью. Но в ростовской епархии в том же году оклад был менее против патриаршего оклада. За то и в той и другой епархии закащики брали лишнее против положенного епархиальною высшею властью. Именно :
в вологодской епархии: в приходе записан: в ростовской взято: взято:
с первобрачных 4 алт. 6 алт. 4 д. 2 алт. 4 д. 6 алт. 4 д.
с второбрачных 8 алт. 2 д. 13 алт. 2 д. 5 алт. 2 д. 13 алт. 2 д.
с троебрачных 10 алт. 20 алт. 8 алт. 20 алт.

Злоупотребления десятинников и закащиков были, между прочим, причиною того, что сбор с венечных памятей обращен в ведение Монастырского Приказа, который взял его под свою контроль вместе со всеми другими церковными пошлинами. Впрочем, Монастырской Приказ сделал исключение в пользу Стефана, митрополита рязанского, которому предоставлен сбор с венечных памятей в епархиях рязанской и тамбовской , в дополнение к определенному ему содержанию, как Блюстителю патриаршего престола, доходы, получаемые в Приказе с этой статьи, шли частью в штатное содержание епархиальным архиереям, но не отдельно от прочих доходов Приказа Венечный сбор с иноверческих свадеб чрез прикащиков и ведомцев Приказа в 1704 г. отправлялся в Семеновскую палату. В 1714 г. венечные деньги получили в государстве специальное назначение, по крайней мере, отчасти; при этом и самое количество налога увеличено вдвое. Именным указом повелено взимать с венечных памятей вдвое против прежних окладов для содержания лазаретов и для пропитания больных и раненых солдат. В следствие такого назначения части венечных денег, при сборе и в отчетах иногда эта часть отделяется от другой под именем лазаретных денег с венечных памятей, иногда та и другая показываются слитно. Употребление лазаретных денег на другие надобности строго запрещено было. Сбор их производился епархиальными властями – поповскими старостами, принимался при архиерейских домах и отсюда отправлялся то к губернским властям, то в Сенат, то в Коллегию Экономии, a в Монастырской Приказ представлялись ведомости . О количестве и ходе этого сбора можно судить по следующим цифрам. В псковской епархии собрано было :
с браков руб., коп.
В 1714 г. 468 117,00
1715 г. 1177 294,25
1716 г. 1102 275,50
1717 г. 835 208,45
1718 г. 759 189,45
1719 г. 864 216,00
1720 г. 1081 270,25
1721 г. 1296 324,00
1722 г. 1387 346,45
1723 г. – по 8 февр. 544 136,00
Итого: 6766 1691,50

В суздальской епархии собрано лазаретных с венечных памятей :
на 1721 г. 234 р. 24 алт.
на 1722 г. 543 р. 2 алт.
на 1723 г. 252 р. 6 алт.

В казанской епархии :
в г. р. алт. д.
1714 39 5 5 отправлено в Сенат
1715 348 13 6
1715 420 5 4
1717 460 20
1718 417 2 в Штатс-Контору
1719 329 в рептерию
1720 453 26 в провинциальную канцелярию
1721 233 20

В 1723 г. из Камер-коллегии в Синод представлена была следующая ведомость:
звание губерний: по присланным из губерний и провинций репортами ведомостям показал оклад с венечных памятей в лазареты: по репортам показан оклад с венечных памятей, и что в том числе в лазареты – не показано:
Московской, кроме области дворцового и Синодального приказов 211 р. 4 к.
Санкт-петербургской 451 р. 981/2 к.
Киевской 1 701 р. 87 к.
Воронежской 152 р. 94 к.
Смоленской 1 456 р. 31 к.
Архангелогородской 892 р. 79 к.
Казанской данных и венечных не расписано 666р. 18к., с церквей данных и венечных памятей пошлин 539 р. 74 к.
Астраханской с венечных и данных пошлин 68 р. 21 коп.
Нижегородской патриарших казенного, дворцового и монастырского приказов домовых доходов с церквей данных, венечных и оброчных не расписано 3 972 р. 711/2 к.
Сибирской с венечных памятей и благословенных грамот 731 р.70 к.
Итого: 3 199 р. 7 645 р. 891/2 к.

Венечные пошлины продолжали собираться в течение всего XVIII столетия. Комиссия о духовных имениях установила новый порядок их сбора и новое количество пошлины. Присоединим здесь еще сведение, что духовные лица, при выдаче своих дочерей в замужество, кроме венечной обыкновенной пошлины, платили особые выводные деньги епархиальному начальству,—в вологодской епархии в 1705 г. по 2 алт. 2 д.; новожены причетники при явке в епархию тоже представляли в архиерейскую кассу в вологодской епархии по 6 алт. 4 д., в ростовской 3 алт. 2 д.
Кроме исчисленных нами разнообразных сборов, собиравшихся в ведомстве Монастырского Приказа сверх уравнительных с другими ведомствами и отличавших от сборов в других ведомствах, кроме означенных окладных и неокладных сборов, были еще свои запросные сборы и наряды. Запросные сборы собственно в ведомстве Приказа, независимо от общих запросных сборов по всему государству, были также разнообразны и очень нередки. Так спрашивало правительство «презентальные» деньги , лошадей , сена и др. предметов. Из повинностей замечателен набор церковнических детей в адмиралтейство, о чем было нами упомянуто выше.
Большая часть сборов, производившихся в ведомстве Монастырского Приказа, поступала в разные указные места но назначению правительства, и не всегда чрез Приказ, но чрез его подчиненных лиц. Приказ же был ревизионным учреждением по отношению ко всей деятельности своих подчиненных по финансовой части. Но и Приказ имел, как мы видели, свои собственные доходы, в нем остававшиеся, и свои особенные расходы на подлежащие ему предметы и учреждения. Для ясности мы представим здесь собственные доходы и расходы Приказа, о которых мы выше упоминали в разных местах при рассмотрении различных сторон Приказа.
В ведомстве Монастырского Приказа, по переписным книгам 186 года, было 107 777 дворов (по другим указаниям 107 694 двора).
С этих дворов окладных оброчных домовых доходов всякого рода, также с церквей данных, венечных пошлин и других церковных пошлин, равно и канцелярских сборов по окладам Приказа приходу
188 935 р. 3 алт. 3 д.
оброчного хлеба 33 176 четвертей 11/2 четверика
десятинной пашни 28 387 десятин в каждом поле.
В 1704 г. по именным указам отошло разных до-ходов с оброчных статей в разные канцелярии (в Семеновскую банного сбора, в Рыбную – по рыбным промыслам и пр.) 53 917 р. 27 алт.
По именным указам продано и роздано в вечное владение разным лицам 1 097 дворов. С них было доходов денежных 2 511 р. 21 алт. 41/2 д.
оброчного хлеба. 375 четвертей 11/2 четверика.
На содержание архиерейских домов и монастырей определено в Монастырском Приказе 83 0381/2 дворов. С них денежных доходов было 80 169 р. 13 алт. 51/2 д. Часть этих доходов поступала прямо в неопределенные монастыри и архиерейские домы. Но более половины шло из собранных уже денег, именно:
на содержание епархиальных архиереев 25 402 р. 21 алт. 1 д.
определенным монастырям . 18 179р. 30 алт. 5 д.
Итого: 43 574 р. 18 алт. 6 д
На содержание монастырей и епархиальных властей положено оброчного хлеба 29 413 четверти 1/2 ч-ка. хлеба с десятинной пашни 15 779 чет. 1 ч-к пашни 23.6481/2 десятин, нив 248.
За вычетом всех означенных расходов в Приказе оставалось 23 5581/2 дворов. С них шло денежных доходов 52 336 р. 7 алт. 3 д. Оброчного хлеба 3 387 четверти 61/2 ч-ка. Десятинной пашни было 4 7381/2 десятин.
Из оставшихся в ведении Приказа доходов было в Московской губернии денег 22 498 р., хлеба 2 105 четверти, десятинной пашни 4 053 дес. и 248 нив; по другим губерниям денег 29 836 р. 7 алт. 3 д., хлеба 1 282 четвертп 61/2 четверика и десятинной пашни 685 десят.
Доходы с вотчин всех губерний, кроме Московской, собирались подчиненными Приказу, но отправлялись со времени образования губерний в губернские и провинциальные учреждения вместе с общими государственными податями. Следовательно в распоряжении Приказа оставались только доходы с вотчин его ведомства Московской губернии. Эти доходы расходовались в следующем виде:
На школы 4 381 р.
На гошпиталь 4 475 р. кроме расходов на болящих.
На богадельни 2 841 p 11 алт. 4 д.
На строение богаделен 2 000 р.
На расходы Приказа 5 355 р.
Итого: 29 055 р. 11 алт. 4 д.
В этом итоге не помещаются расходы на болящих, которым шло по числу их, равно как и богаделенным, учителям и ученикам давалось только по ведомостям, представляемым в Приказ подлежащими учреждениями. В итоге не помещены неокладные расходы, которых, иногда доходило до 6 000 р. в год. Эти неокладные шли на постройки в монастырях и архиерейских домах, на прогоны и т.п. Вообще количество расходов в Приказе не всегда было одинаково, год на год не сходилось. Но, можно утвердительно сказать, что в Приказе всегда оставалась за расходами сумма, хотя и не каждый год доходы с вотчин поступали сполна. Остаточная сумма носит в документах название «остаточные за расходы доходы». Эта сумма тратилась по особым распоряжениям высшего правительства. Иногда требовали ее всю на особое назначение, предварительно спросивши Приказ – сколько в нем наличной суммы. Так однажды взяли из Приказа всю сумму на отлитие пушек нового формата . Присылали в Приказ отставных царедворцев и офицеров, которым ассигновали жалованье из остаточных за расходами доходов . Из этих же сумм «отпускалось в Государственный посольский Приказ на дачу государева жалованья министром, в окрестных государствах пребывающим, також и при дворе Его царского величества разных дворов посланником», в количестве 6 722 р. «по вся годы». Указная дача «зде пребывающим посланником» давалась помесячно, a «к министром в окрестные государства чрез вексели переводилась в месяце генваре» . Были и другие чрезвычайные временные расходы на счет остаточных доходов: в 1724 году на постройку, например, триумфальных врат, «на презенты» и т.п.
Здесь мы закончим рассмотрение финансовой деятельности Приказа, для более ясного изображения которой мы часто преступали хронологические пределы, очерченные нами в этой главе. Но мы только при рассмотрении таких сторон его деятельности позволяли себе это, которые в существе своем не изменились в последний период его существования. Поэтому особенности финансовой деятельности Приказа в двадцатых годах мы укажем в следующей главе, которая и посвящается Монастырскому Приказу за последние годы его существования.
Выше было сказано, что он был закрыт в 1720 году, когда Коллегии, новые государственные учреждения, открыли свои действия. Приказ Монастырский, как учреждение, принадлежавшее к системе старых, не мог устоять пред новыми учреждениями. Но исторические обстоятельства снова восстановили его, хотя и не на долгое время. Мы и перейдем теперь к рассмотрению его существования в период 1721-1724 годов.
ГЛАВА V. МОНАСТЫРСКИЙ ПРИКАЗ В СИНОДАЛЬНОМ ВЕДОМСТВЕ 1721-1725 годОВ.
В 1720 году созрел план учреждения и устройства «Духовной Коллегии», Св. Правительствующего Синода для всей русской церкви. В начале 1720 г. окончательно составлен «Духовный Регламент» преосвященным Феофаном Прокоповичем; 11 февраля того же года он слушан и исправлен лично Его Величеством, 23 числа того же месяца читан в Сенате и «подписан собственною Его Величества рукою и прилучившихся тогда в Санкт-Петербурге духовных и светских персон руками». Члены, назначенные в личный состав Св. Синода, вызваны в Петербург в декабре того же года и занимались приготовлением к открытию Св. Синода. Окончательное открытие его совершилось 14 февраля 1721 года . После молебна в Троицком соборе в этот день Его Царское Величество присутствовал в Синоде . Ему поднесен был синодской доклад о разных предметах. Между прочими докладными пунктами Св. Синод испрашивает разрешения: «патриарши, архиерейские, и монастырские вотчины сборами и правлением, которые ведомы были в Монастырском Приказе, в одной Духовной Коллегии ведать ли того ради, что оные от гражданских управителей пришли в скудость и пустоту; a Духовная Коллегия присягою обязалася как в верности, так и в искании интереса царского величества, против прочих коллегий не меньше. A в регламенте духовном положено, что такое правление надлежит до Духовной Коллегии». «И на оный пункт Его Величество всемилостивейшим подписанием собственные своея высокие руки резолюцию изволил учинить тако: быть по сему» . Таким образом «по именному царского величества указу» в самый день открытия св. Синода, «повелено: патриаршие, архиерейские и монастырские вотчины, которые ведомы были в Монастырском Приказе, сборами и правлением ведать в одном Духовном Синоде . Св. Синод сообщил о монаршей воле ведением в сенат. Сенатский указ объявил во исполнение ее: «патриаршие, архиерейские и монастырские вотчины сборами и правлением ведать в Синоде, и с тех вотчин как доимочные с тех годов, как Его Царского Величества указы повелевают, так и повсягодно табельные, и сверх того по расположениям из Сената и из Камер – коллегии всякие положенные сборы, чрез посланных из Духовного Синода собирая, отсылать в Камер и Штатс контор коллегии» . Но св. Синод, как высшее церковно-правительственное учреждение, нашел неудобным ведать вотчинами без особого, подчиненного ему, учреждения. Он предпринял меры к установлению его, с разрешения Государя. Государь, вскоре по открытии св. Синода, отправился в Ригу. Св. Синод отправил нарочно туда своего переводчика Розенблюта с докладными пунктами Его Величеству и поручил ему представить их Государю чрез кабинет-секретаря Макарова. В докладных пунктах Синод, между прочим, просит Государя, чтобы повелено было определить в Монастырской Приказ для «вотчинного управления» Василия Ершова или полковника Плещеева . Судьею Монастырского Приказа определен Ершов. Так восстановлен был св. Синодом с раз. решения Государя в 1721 году Монастырской Приказ с судьею во главе.
Но восстановленный во второй раз Монастырский Приказ явился во многих отношениях весьма отличным от Приказа 1701 года. Это было уже не высшее, государственное, самостоятельное и ни от кого, кроме Государя, не-зависимое учреждение; но учреждение церковно-государственное, второстепенное, состоящее в совершенном подчинении св. Синода, которому он обязан своим восстановлением, в зависимости от высших государственных учреждений – сената, камер-коллегии и штатс-контор коллегии и в многообразных отношениях к епархиальным и общегосударственным областным учреждениям и особым церковным ведомствам. Он предназначен быть центральным, общим для всей России, высшим для своего ведомства учреждением, под зависимостию св. Синода; но ему пришлось с усилиями и с трудом установить свои отношения к членам Синода в отдельности, к бывшим патриаршим, теперь синодальным Дворцовому и Казенному приказам, к епархиальным архиереям и монастырским властям. Находясь под двойною зависимостью высших церковного и нескольких государственных учреждений, он испытал на своей судьбе невыгоды пререканий между этими учреждениями. Все его ведомство подвергалось этому испытанию и в провинциях. Поэтому судьба Монастырского Приказа 1721 г. весьма богата разными событиями, отношениями, столкновениями и переменами, хотя он действовал не долго, менее 4 лет. Но и такое непродолжительное существование его не бесследно в истории. Его восстановление и деятельность тесно связаны с образованием круга деятельности и прав св. Синода в делах вотчинных. Его непродолжительное существование установило управление церковными вотчинами почти на полстолетия и удерживало их в это время по большей части в ведении Синода. На постепенных переменах Приказа ясно можно видеть, как приказы преобразовывались в коллегии, как прежняя, приказная система государственных учреждений, сменялась новою, коллегиальною. По видимому, Приказ еще раз воззван был к жизни и деятельности, как будто для того, чтобы измениться в своем устройстве, в своих отношениях, в своей деятельности по отношению к своему ведомству, и потом, переименовавшись в другое учреждение, исчезнуть на всегда из истории.
Деятельность, отношения, права и обязанности Монастырского Приказа 1721-1724 годов слагались не столько законодательным путем, сколько ходом исторических обстоятельств. Поэтому, при рассмотрении различных сторон Приказа за этот кратковременный период его существования, приходится более следить за историческими событиями, в которых выразилось его государственно-правовое значение, чем за законодательством, его организующим. Таким образом, эта глава будет представлять очерк Приказа в исторической форме, но без ущерба характеру историко-юридического исследования.
Монастырский Приказ 1721 года восстановлен был исключительно но ходатайству св. Синода, которому отданы были в главное заведывание и управление все церковные вотчины. Поэтому Приказ 1721-1724 годов находился в полной от него зависимости и распоряжений во всех отношениях. Его образование, пределы деятельности и ведомства, права и обязанности указывались св. Синодом. Действовал он не иначе, как по указам синодским, давал Синоду отчет в ходе своей деятельности и дел своего ведомства и без послушных из Синода указов не выполнял никаких требований от других государственных учреждений, хотя бы и высших, как сенат и коллегии .
Пространство ведомства и власти Монастырского Приказа, под ведением св. Синода, означено было им при назначении судьею Приказа Ершова. Ему первоначально велено было заведывать правлением и сборами во всех вотчинах «синодальной команды» и иметь под своим ведением приказы Дворцовый и Казенный в таком виде, в каком Монастырский Приказ 1701 года управлял своим ведомством с 1701 года до учреждения губерний и провинций. Предполагалось дать из Синода Ершову инструкцию для руководства в отправлении своей должности. Но инструкция не была составлена. При отправлении его в Москву, с него взяли в св. Синоде присягу в добросовестном исправлении своих обязанностей ко благу отечества, Церкви и подчиненных. О назначении Ершова разосланы ко всем церковным Приказам и епархиальным учреждениям указы, в которых предписывалось им повиноваться указам Монастырского Приказа в управлении вотчин, в сборах податей и отправлении повинностей . Ершову дозволено было сформировать личный состав Приказа по своему усмотрению и предоставлен свободный выбор чиновников . Но прежде, чем Приказ успел сформироваться и открыть свои действия, пределы его власти стали ограничиваться по определениям св. Синода. Уже 22 февр. 1721 года из под ведения и управления его изъяты вотчины синодальных членов, не только архиереев; но и настоятелей монастырей Симонова, Ипатиевского, Петровского, Донского и потом (21 апр.) Угрешского, служители и вотчины которых., по приговору Синода, подчинены управлению его одного. Приказ не доискивался причин такого ограничения его ведомства и власти. Вместо его ноября 18 д. 1723 г. Вышний Суд ведением в Синод требовал от него объяснения, почему велено «членовным монастырям, монастырским служителям и вотчинным крестьянам быть в ведомстве в одном Правительствующем Синоде», и почему «членовные вотчины от того Монастырского Приказу ведением отлучены… a в домы и в монастыри и в вотчины тех синодальных членов из того Приказу как для сборов, так и для других дел посылать не велено, a посылать бы о таких случайных делах к учрежденным от синодальных членов управителем промемории на их управительские имена». В ответе на это требование св. Синод представил свои мотивы, объясняющие его распоряжения. Вотчины, служители и монастыри синодальных членов изъяты из под непосредственного ведения Приказа в видах охранения их от притеснений., которым они могли подвергнуться со стороны управителей, назначенных Приказом. В других монастырях настоятели, безысходно пребывающие в них, являются естественными оберегателями своих подчиненных. Но члены Синода, находясь в отдалении от своих монастырей, не могли быть подобными им охранителями. Притом, если бы непосредственные управители вотчин синодальных членов назначались от Приказа, то они могли бы дозволять себе столкновения с членами Синода по делам вотчинным, в случае не выполнения в Синоде незаконных желаний управителей. «Кроме сего знатная есть таковой от прочих монастырей оным отмене причина та., что когда уже высоким Его Императорского Величества указом и благоусмотрительным определением оные тех монастырей архимандриты удостоены быть синодальными члены и от прочих архимандритов тое в Синоде бытностию отменены: то надобно уже и монастырям их отмену же от прочих иметь, доколе в котором синодальный член настоятелен пребывает». Впрочем, строго говоря, вотчины синодальных членов «не отрешены» вовсе от Монастырского Приказа. Управители их, назначаемые из Синода, обязывались выполнять все требования Приказа относительно сборов и повинностей государственных; только Приказ не мог посылать в вотчины их своих нарочных комиссаров и должен сноситься с ними промемориями. В случае жалоб из этих вотчин в Приказ, он имел право разбирательства и суда по ним, как первая и как вторая высшая инстанция. Чрез Приказ же шли в эти вотчины указы св. Синода. Но когда, по усмотрению св. Синода0 судья Ершов оказался медлительным и неисправным в исполнении указов синодских, то найдено было удобным предоставить право самим членам Синода объявлять и отсылать прямо от себя, помимо Приказа, указы Синода в их вотчины, как для скорости дел, так и потому, что членам Синода лучше известны синодские требования, чем Приказу. За всем тем управители вотчин синодальных вотчин обязаны были всегда рапортовать в св. Синод и Монастырский Приказ об отправлении сборов в указные места, «дабы объявляемое теми репортами платежей количество сношено было в Монастырском Приказе с прочим платежей объявлением в общую Сумму по надлежащему употреблению»: равно рапортовать о всех предметах, по церковному ведомству, общие сведения о которых должны были находиться в Приказе . Приказ мог требовать даже от управителей необходимых ему сведений сначала ведением и промемориями, a потом в случае их медлительности и неисправности и указами, и затем доносить о непослушании св. Синоду . В этом объяснении св. Синода указаны отношения Приказа к синодальным членам и подчиненным их учреждениям. В соответствие этим отношениям указы Синода, касающиеся дел, находящихся в кругу ведения Приказа, посылались одновременно в Монастырский Приказ и к членам Синода.
Несколько иначе устроились отношения Монастырского Приказа к Дворцовому и Казенному приказам a также и к епархиальным архиереям. Патриаршие или теперь синодальные Дворцовый и Казенный Приказы сначала должны были находиться под начальством Монастырского Приказа; так как они с 1700 по 1720 г., «всяким нарядом были в ведомстве к Монастырскому Приказу послушны» . Но потом скоро и они сделались почти совершенно равноправными ему учреждениями в пределах своего ведомства и в отношениях к св. Синоду. Сначала они, не долгое время, получали из Приказа указы, a потом ведения и промемории. Приказ старался слить их совершенно с собою, но этого он не достиг. Из них доставлялись ведомости и сведения в Монастырский Приказ о всех предметах, которые должны были иметь общий счет и ход по церковному ведомству . Отношения Монастырского Приказа к епархиальным властям были гораздо сложнее и устраивались в течение всего времени его существования в связи с его деятельностью; потому они будут представлены ниже.
Ограничение пределов ведомства и власти Приказа последовало, между прочим, потому, что он довольно долго не мог сформироваться в своем личном составе и в, составе провинциального и вотчинного управления. Главным образом медленность эта происходила от недостатка лиц, которыми бы мог Приказ располагать для своих целей. Приказу потребно было много людей как для личного состава, так и для управления и разных дел в его ведомстве. Между тем с восстановлением его не было ни одного лица, которому бы он имел право сделать назначение. Сам судья назначен не без особенного ходатайства пред Государем. Ершову, по назначении его в должность и при отправлении в Москву, дозволено было набрать чиновников . Но где же он мог их набрать? Прежние служилые люди Монастырского Приказа разместились по коллегиям и провинциальным государственным учреждениям. Все наличные служилые в государстве, все дворяне и их дети были в ведений сената, без указа которого никого нельзя было взять ни на какую должность. Патриаршие дворяне, архиерейские бояре и приказные, все вообще шляхетство и дослужившиеся до обер-офицерского чина могли быть в распоряжении одного лишь сената. При сенате учреждена была, для заведывания ими, герольдмейстерская контора. Она составила всему шляхетству список, в который были исключены все дворяне, явившиеся в 1721 и 1722 годах на смотр вследствие строгих указов, призывавших их с угрозою шельмования за неявку. Кроме этого списка герольдмейстерская контора вела ежегодные ведомости, «обстоятельные и верные» о переменах в наличном дворянстве. Без указу герольдмейстера не велено определять никого ни куда: a между тем герольдмейстеру поставлено было в обязанность иметь всегда в запасе достаточное число людей, способных к службе и «представлять к делам, когда спросят». Понятно, Ию этому, что герольдмейстер не мог быть особенно расточительным в определении служилых по спросам разных учреждений. Св. Синод, при образовании своей канцелярии, нуждался в чиновниках. Он обращался вскоре после своего открытия в сенат с требованиями об определении к нему служилых; но сенат отказал ему в этом требовании. В самый день своего открытия св. Синод в докладных пунктах, между прочим, просил Государя о предоставлении ему права вызывать чрез сенат чиновников в свое распоряжение, которых он найдет к делам его достойных. Государь утвердил за Синодом право вызова из разных присутственных мест служилых для определения в свою канцелярию секретарями и подьячими. По получении этого права, из Синода разосланы были в Москву и другие города «солдаты для приведения в Петербург назначенных в синодальную команду» чиновников,—и отправлено ведение о том в сенат . Сенат и теперь ответил Синоду, что он может распоряжаться только чиновниками Монастырского (прежнего), Духовного, Дворцового и Казенного приказов, дьяками и подьячими архиерейскими и монастырскими и дворянами, которые не у дел. Вследствие такого ответа от сената, Синод снова обратился к Государю с докладом о своей нужде в чиновниках и с жалобою на пререкания ему от Сената. Государь дал по этому пункту резолюцию – отдать в Синод тех чиновников, которые ни в сенате, ни в коллегиях, ни у других дел. Но и этою резолюциею не покончились затруднения св. Синода в приискании чиновников для своей канцелярии. Если сам Синод встретил столько препятствий к организации своей канцелярии со стороны сената; то Монастырскому Приказу сенат вовсе не был расположен давать чиновников. Поэтому Приказ долго не мог набрать для себя служилых. В 1721-м году он не раз обращался в Синод с доношениями о присыле в его распоряжение определенного числа людей, представлял реестры имен тех, которых он желал принять к себе на службу, и жаловался, что без служилых ему не возможно отправлять своих действий. Синод представлял в Сенат доношения и реестры Приказа при ведении, которым выражал свои требования. Но удовлетворения не было получено. В 1722 году из Приказа снова поступали доношения и реестры о присыле 23 человек, кроме 31, требованных в прошедшем году. Св. Синод дважды сообщал о том ведения в Сенат, и ответа не было получено. Лишь весьма не большое количество (человек 5 всего) было отправлено из канцелярии Синода по желанию Приказа. В 1723-м году Приказ прислал в Синод реестр 40 человек, которых он просил вытребовать для себя из Сената. Сенат согласился наконец предписать герольдмейстеру отправить в Синод 100 человек из неопределенных к делам дворян. Но и после этого в Приказе явилось только 7 человек из 40, зачисленных в реестр. Ясно, что медлительность в образовании наличного состава Приказа и в приискании служилых людей для своего ведомства не могли не иметь влияния на дела Приказа. В затруднениях по этому случаю нельзя не видеть, что на длительность Приказа имели весьма важное влияние пререкания между Синодом и Сенатом. Таким образом отношения Сената к Монастырскому Приказу были очень не благоприятны для него, хотя прямых сношений и отношений между тем и другим не было. «Расположения» и распоряжения Сената Приказ получал или чрез Синод или Камер-коллегию и Штатс-Контор Коллегию .
Отношения Монастырского Приказа к Камер-коллегии были еще не благоприятнее, чем отношения к нему Сената. Камер-коллегия, как высшее государственное учреждение, посвященное специально заведыванию государственными доходами, по восстановлении Монастырского Приказа в 1721 году, по видимому, сначала игнорировала его и не хотела замечать его прав и обязанностей по своему ведомству. Чрез несколько времени ей нельзя было не признать его существования. Тогда она стала трактовать Приказ, как подведомственное ей учреждение, хотя она сама, при открытии своей деятельности в 1720 году, признала его существование излишним в ряду подведомственных ей учреждений. В 1721 году она стала посылать указы восстановленному Синодом Монастырскому Приказу, в которых иногда предписывала ему требования, несогласные с требованиями к нему из Синода. Приказ, разумеется, сознавая полную свою подчиненность Синоду, не выполнял ее требований прежде доношения о них Синоду. Синод же своими указами в Камер-коллегию невольно заставил ее признать, что Приказ – его учреждение и потому Коллегия должна иметь с ним сношения или посредственно, чрез Синод, или и непосредственно, но как с учреждением, равностепенным ей. Штатс-Контор Коллегия вступила в одинаковые с Камер-коллегиею отношения к Приказу и одинаково изменяла их. Такой же характер и ту же судьбу имели отношения камер-коллежских провинциальных чиновников к провинциальным учреждениям ведомства Приказа. Но отношения государственных учреждений к его ведомству всего лучше выяснятся при рассмотрении деятельности Приказа в отправлении государственных сборов в его ведомстве и в организации им своего управления в течение 1721-1722 г. Деятельность его и здесь находилась в полной зависимости от св. Синода. Св. Синод, приняв 14 февр. 1721 года в свое ведение все церковные вотчины относительно управления и отправления с них государственных сборов и предприняв меры к восстановлению Монастырского Приказа «для вотчинного управления», обратил прежде всего внимание на то, чтобы государственные сборы с означенных вотчин отправлялись исправно и по твердым и определенным основаниям до времени образования Приказа и его управления. Марта 3 дня того же года св. Синодом определено было, согласно сенатскому указу , производить в вотчинах доимочные, равно повсягодные, табельные и всякие сборы, положенные по расположениям Сената и Камер-коллегии, чрез особенных своих посланных, и отсылать собранные суммы в камер и штатс-контор коллегии, но посылать из Синода было некого. Поэтому св. Синод указами предписал епархиальным архиереям, «доколе о Монастырском Приказе определение будет учинено», сбирать «с великим поспешением в архиерейских домах и монастырях по прежде присланным из губернских канцелярий и из провинций Великого Государя указом всякие окладные и неокладные сборы за прошлые годы, с которых его, Великого Государя, указами доимку спрашивать определено, доимочные и настоящие, и которые впредь по его, Великого Государя, указом спросят». И прежде собранные и впредь собираемые деньги отсылать по губерниям и провинциям, куда прежде сего были плачены на указные сроки неотложно, или в Правительствующий Духовный Синод присылать со обстоятельными ведомостьми и со щетчики для отсылки в камер и штатс-контор коллегии в скором времени. И о всех сборах и платежах присылать в Правительствующий Духовный Синод повсемесячные репорты против посланных из оных камер и штатс-контор коллегий образцов, дабы Правительствующий Духовный Синод достодолжным во оные коллегии о тех сборах уведомлением и отсылкою указных платежей был доволен и случающееся в епархиях не исправление к Синоду не причиталось. Чего ради во всепоспешном и порядочном исправлении самим архиереем в своей епархии всегдашнее содержать попечение и прилежное иметь усердие. Паче того неотложно надзирать, дабы сверх положенных указами Его Царского Величества сборов ничего излишнего по своим прихотям и лукавственным вымыслам никто не сбирал и запрещенным взяткам отнюдь не касался. A присылаемых из губерний и провинций камериров, комиссаров и прочих посланных во оные архиерейские и монастырские вотчины отнюдь не впущать; понеже все те принадлежности, которых оным от губерний и провинций посылаемым напредь сего отправлялися, будут отныне со оных вотчин отправляться в архиерейских вотчинах домовыми архиерейскими, в монастырях монастырскими служители . Но «всем известно, рассуждал Св. Синод, что никакой сбор без настоящего основания, a именно без именных книг, что с кого взять надлежит, не бывает» . По этому соображению в св. Синоде составлены и по приговору его 21 апр. 1721 г. отправлены от него при ведении в Сенат и при указах в коллегии, провинции, епархии, знатные монастыри и вообще во все места, в которых ведались церковные вотчины, 33 требовательных пункта, по которым должны были быть доставлены в Синод сведения о состоянии всех церковных вотчин, сложившемся с 1701 по 1720 год . Кроме того, ведением в Сенат и указом в камер-коллегию от 17 мая 1721 г. св. Синод требовал от последней окладных и доимочных книг и ведомостей по всяким сборам с «вотчин синодальной команды». Но ни на ведение, ни на указ, ни на требовательные пункты ответов в Синод не прислано. От св. Синода в июне ІІ июле послано в Камер-коллегию еще несколько повторительных о том же предмете указов, в следствие которых в Синоде ожидались книги и ведомости от Коллегии. Между тем как в Синоде ждали их от Коллегии, из епархий получены в нем очень не утешительные известия касательно дел управления вотчинами и сбора податей с них. Во исполнение вышеизложенного синодального указа архиерейские приказные люди и монастырские служители, по назначению епархиальных преосвященных приступили к отправлению в церковных вотчинах сборов. Но при этом встретилось множество недоумений и затруднений. В некоторых епархиях не было достаточно людей, для отправления означенных должностей годных; во всех епархиальных управлениях не было ни окладных, ни доимочных, ни приходных книг, на основании которых можно бы было производить сбор, нигде не имелось и образцов из Камер и Штатс-Контор Коллегий, по которым (образцам) нужно было по требованию указа доставлять отчет в ходе сборов, наконец, что труднее всего было для приступивших к сборам, открылись неприязненные столкновения с светскими камерирами и комиссарами, провинциальными чиновниками Камер-коллегии. По ее назначению, они производили сборы в церковных вотчинах и при этом «держали в вотчинах служителей под караулом, били их и на правеже, a паче освященному чину чинили не малое озлобление и от службы церковной отлучали» . Епархиальные власти с глубокою скорбью жаловались св. Синоду на действия камериров в церковном ведомстве и на затруднения при сборах в нем. Св. Синод, по получении от епархиальных архиереев доношений о затруднениях, ими встреченных, принял меры к устранению их Ноября 29 д. 1721 г. определено было отправить Монастырскому Приказу, который уже открыл свои действия, указ такого содержания: «что некоторые из них (епархиальных архиереев) пишут, чтоб определить к ним для сборов и других дел служителей коликое число пристойно, и о том к сборам и другим делам каких чинов людей куда и к какому делу пристойно определить в Москве Монастырского Приказу судье господину Ершову по своему рассмотрению, усмотря к тому достойных и добрых и верных и правдивых людей в скорости под страхом за не скорое отправление також и за не смотрение, ежели отправлены от него будут к тем делам такие, которые в сборах и делах покажут какие противности, взыскивая по Его Императорского Величества указом и как к вышеписанным архиереем, также и ко оному судье Ершову о сборах подтвердить в тех указах с подкреплением, что ежели они в сборах радения не покажут и запустят в доимку, и то по содержанию Его Величества указов взыскано будет на них на самих жестоко» . В то же время епархиальным преосвященным определено было предписать. «А понеже, как видно в ответах (архиерейских), из многих мест пишут только, что о сборах к подчиненным указы посланы и велено им чинить по тому указу, и то только один ответ, и тот праздный, a o том, что сбирают ли и что собрали, не писали и поныне не пишут; и о том к ним написать, чтоб они таких ответов не присылали…, понеже из св. Прав. Синода взыскивается и впредь всячески взыскиваться будет на них самих, a не на подчиненных их» . В Камер-коллегию послан еще указ, в котором требовалось от нее запретить ее чиновникам чинить насилия церковным учреждениям вопреки указам Его Величества и предписать им о доставлении требуемых епархиальными властями книг и ведомостей. Камер-коллегия ответила на этот указ доношением св. Синоду, что ее чиновники будто исполняют свою обязанность, исправляя государственную должность, состоящую в сборе податей . Синод, не отвергая надобности производить с вотчин его ведения государственные сборы, писал в Коллегию, чтобы она и с своей стороны поспешила в содействии к установлению правильного порядка и к устранению препятствий для достижения его присылом окладных, доимочных и приходных книг и отправлением указов к камерирам об отдаче таковых же книг подчиненным Синоду. Епархиальные власти, по получении из Синода подтвердительных указов о поспешном и исправном отправлении сборов и вместе с внушением о настоятельной настойчивости при требованиях от губернаторов и камериров необходимых для сборов книг или ведомостей, настоятельнее прежнего спрашивали от них этих книг. Но светские камериры или вовсе оставляли без ответов настойчивые требования епархиальных начальств, или отправляли запросные требования назад также без всяких ответов, или объявляли, что они не могут отвечать на требования исполнением их без послушных указов из Камер-коллегии, или сознавались, что у них не имеется отдельных книг и ведомостей о церковных вотчинах. Только некоторые камериры прислали некоторые сведения об окладах вотчин церковных, какие положены сбирать с них в пользу государства . Церковные епархиальные учреждения не замедляли рапортовать в св. Синод об отзывах камериров на их запросы. Св. Синод в свою очередь посылал о них указы в Штатс и Камер-коллегии дек. 8 ч. 1721 г., 24 янв. 19 февр. 20 март. июля 21 д. 1722 г. и т.д. Представляя в этих указах Штатс- и Камер-коллегиям на вид беспорядочность ведения сборов в церковных вотчинах, производимую камерирами и присылаемыми из губерний и провинций чиновниками, св. Синод не переставал напоминать им, что от них ожидаются окладные и доимочные книги и ведомости. Камер-коллегия, уступая настойчивым требованиям св. Синода, в разные времена прислала к нему несколько отдельных ведомостей по некоторым провинциям и вотчинам. Но присланные ведомости, по рассмотрению Св. Синода, были «краткие и не ясно расписанные, a иные зело не исправные, которых в действо употребить не возможно». Эти ведомости составлены отчасти по переписным книгам 186 г., отчасти по переписям 1710, 1715 и 1717 годов, притом смешанно, без указания причин перемешанности переписей. Из них видно, что одни вотчины окладывались по переписям одного из означенных годов, другие – другого, a некоторые – неизвестно по какой переписи. Относительно некоторых вотчин показано только число дворов, a доходов с них по окладу не означено; в некоторых ведомостях показана за известными вотчинами недоимка вообще, но не по годам, за которые она оставалась; самые виды сборов, от которых осталась недоимка, не означены. Вообще все присланные ведомости вместе не давали необходимых и точных сведений об общем состоянии государственных податей в церковных вотчинах. Притом сама Камер-коллегия писала в авг. 1721 г. в доношении св. Синоду, что у нее особых ведомостей и подлинных книг о числе дворов, об окладах, доимках и приходах церковных вотчин не имеется, «потому что в описи 1718 (1717?) года архиерейские и монастырские вотчины (перепись была однако не по всему государству!) описаны обще с дворцовыми, помещиковыми и посадскими, a не порознь, и кроме тех выписок, которые сделаны в Коллегии и посланы в Синод, ни каких других книг не имеется» . Из сношений с Камер-коллегиею св. Синод убедился, что от нее нельзя ожидать точных и полных сведений для правильного оклада государственными податями церковных вотчин. Потому еще 22 дек. 1721 г. определено было отсылать ведомости, присылаемые из Коллегии в Монастырский Приказ и ему вменить в обязанность озаботиться составлением окладов или приведением их в известность, точность и определенность на основании законов, указов, и имеющихся в Приказе сведений. При этом Приказу предписано было собрать все возможные и необходимые данные для составления книг и ведомостей о сборах . Кроме того, св. Синод от 20сен. 1721 г. требовал от канцелярии генерального ревизора Зотова копий со сказок о душах мужеского пола в вотчинах синодального ведомства , a в 1722 году в докладе Государю изложил, что за неимением необходимых книг и ведомостей невозможно отправлять в вотчинах синодского ведомства окладные и доимочные сборы и вести их правильно, и что Синод, не смотря на многие указы Камер-коллегии, не получил их от нее. Против этого докладного пункта Государем была положена резолюция: «прислать ведомости подлинные, о чем куда надлежит послать крепкие из Сената указы». Монастырской Приказ, в следствие указов к нему из св. Синода в высшей степени озабочен был устройством управления своего ведомства в видах поспешного и правильного отправления с него государственных сборов. Но в его распоряжении не было людей, которых бы он мог отправить в провинции для устройства в них дел и для управления, несмотря на настоятельные требования их из епархии. Судья Приказа несколько раз, как мы знаем, жалобно и «слезно умолял» св. Синод о присылке в его распоряжение людей. В 1722 году ему удалось принять в свое ведение несколько синодальных дворян . Он их и назначил в некоторые провинции как для управления там, где он находил нужным поставить управителей от себя, так в особенности для истребования на месте всех сведений о церковных вотчинах, необходимых для правильного отправления с них государственных податей. Для руководства при деятельности в провинциях дана этим дворянам, получившим название комиссаров, особая инструкция, составленная в Св. Синоде . Она всего лучше и выясняет значение этого распоряжения Монастырского Приказа. Поэтому мы здесь представим ее в полноте. «По указу Его Императорского Величества из святейшего Правительствующего Синода инструкция. Ехать тебе московской губернии в переславскую провинцию залесского для того: прошедшего Августа в последних числах сего (1722) года по Его Императорского Величества указу и по приговору Святейшего Правительствующего Синода, сообщено о неприсылке из Камер-коллегии окладным и доимочным с синодальной команды сборам книг из Синода в Сенат ведение, a в Камер-коллегию послан Его Императорского Величества указ с таким объявлением что оные книги по многим Его Императорского Величества указом в Синод из Камер-коллегии и до ныне не присланы и по губерниям и провинциям и по городом от светских командиров синодским подчиненным не отданы и за такою неприсылкою не точию доимки спрашивать, но и окладных сборов действительно производить не можно. И того ради требованы от Камер-коллегии во все губернии и провинции к губернаторам и воеводам и прочим камерирам об отдаче оных книг и ведомостей послушные указы, из которых один в оную провинцию к воеводе ныне с тобою и послан, и тебе приехав во оную Переславскую провинцию залесского помянутой послушной указ оному воеводе подать не удержанно со обычным в приеме того указу расписки получением, и по тому указу требовать от него надлежащей отправы, дабы в синодальную команду архиерейским приказным людям и определенным от Монастырского Приказа управителем отдано было все к сборам потребное. A именно:
1) именные по уездом и станом и вотчинам и селам и деревням повсегодным сборам окладные книги;
2) доимочные по годом и по городом и по сбором каждого года и сбора особые книги со объявлением причин зачем каждая доимка запущена;
3) переписные книги 7186, 1710, 1717 годов и прочие к ведению и сборам потребные;
4) обстоятельные ведомости о том, что до состояния Синода какие сборы по которым книгам повелено и по коим сбираются и равноль с дворцовыми и шляхетскими;
5) особые ведомости колико чего с состояния Синода светскими командиры с которых вотчин собрано и сколько на ком доимки за чем осталось;
6) с подлинных поголовной переписи сказок и с перечневых ведомостей (которые из канцелярий приема сказок и перечневых ведомостей) присланы свидетельствованные копии;
7) о сборе с церквей данных денегъ обычайные по городам и уездам и по церквам книги, a o доимке погодные с сообъявлением того, за чем запущено, ведение;
8) Сбору с поповых и дьяконовых детей и с церковников и с их детей же окладных денег книги с таким объявлением — на кого имяны и коликое число положено и за чем доимка на ком запущена;
9) Венечным пошлинам книги обстоятельные—где с попов с которого города и уезда тех венечных пошлин и лазаретных денег в сборе бывает и что на ком погодно доимки и за чем не взято;
10) Коликое число архиереям и прочим персонам, до Синода надлежащим, также и в монастыри и ружника. Его Императорского Величества жалованья погодно определено и что каждому чину порознь дается и из каких доходов та дача бывает и на которые годы учинено и что давать надлежит и кому имяны на кои годы и чего ради не дано;
11) Против того ж учинены бы были ведомости и о дачах в монастыри и соборные и прочие церкви на церковные потребы сбываемых;
12) Подобным образом и о строениях и о починках церквей и монастырей и келей и об богадельнях и о содержании тех богаделен ведомости были б учинены;
13) Как вышеозначенные книги и ведомости, так и прочие, что к ведению и к сборам и платежам и раздачам потребно есть отдано б было упомянутым персонам все без изъятия и как по оному требованию оные книги и ведомости отданы будут, тогда оным архиерейским приказным людям и монастырским служителям подтвердить, дабы они сборы и платежи по указам против дворцовых и шляхетских отправляли с прилежно-тщательным радением. A ежели кто от светских командиров оных книг и ведомостей каким случаем вскоре в синодскую команду не отдает и будет употреблять отговорки какие отбывательства и тамоб надлежащих сборов не оставляли, но как возможно со обретающихся по епархиям синодальной команды вотчин и с прочих синоду подчиненных как окладные, так и доимочные сборы какие по расположению Камер-коллегии с дворцовых и шляхетских напредь сего сбираны и плачены или ныне сбираются и платятся, a с синодальной команды за вышеозначенным препятием сбору и платежа не было и нет по обретающимся у них прежним или новополученным книгам и ведомостям сбирали и платили всепоспешно со всяким усердием и в Синод о том доношения и в Монастырской Приказ обстоятельные рапорты присылали во определенные времена без всякого отлагательства, a которые светские команды от архиерейских домов в дальности обретаются и вышеозначенных книг и ведомостей помянутым приказным людям принять не возможно; тамо велеть оные принять определенным от Монастырского Приказа персонам, ежели в те места кто к сборам послан, и приняв в сборах и платежах поступать, как выше сего изображено, и тем Монастырского Приказа определенным и помянутым архиерейским приказным людям о всепоспешном и радетельном положенных платежей сборе и неукоснительной в указные места отсылке оказать Его Императорского Величества указ с запискою и с рукоприложением под жестоким страхом, a где ни упомянутых от Монастырского Приказа управителей, ни архиерейских приказных людей нет, тамо оные книги и ведомости принять и сборы до указу и до присылки из оного Монастырского Приказа собственных управителей управлять самому тебе и о том прислать в святейший Синод объявительное доношение, также, и в Монастырской Приказ вскоре письменно уведомить, a от которых губерний и провинций и прочих светских команд оные книги и ведомости в Синодальную команду до прибытия твоего кому отданы, и о том тебе у принявших их взять обстоятельные скаски за руками с ясным известием колико чего у кого когда принято, и что потом действом исполнено, и чего за чем неисполнено, и по тем скаскам и известиям откуду что не все по вышеозначенным пунктам отдано, требовать достальной от светских командиров в синодскую команду отдачи, и получив оную учинить как выше сего изображено и помянутых приказных людей и определенных Монастырского Приказу управителей во оных сборах и платежах обычайно понуждать, дабы исправлялися в том, как возможно в самой скорости прилежно, тщательно, чтоб во оных сборах доимка на синодальной команде не умножилася, архиереям и прочим духовным особам во оной провинции обретающимся подтверждать, чтоб они имели усердное о том попечение понеже оная доимка и подчиненных их неисправа взыскиваться будет на них со штрафом. A как оные книги и ведомости по потребе от светских командиров получены будут, и с тех списав копии иметь по епархиям и прочим местам, где сборы будут сбираться помянутым управителем и приказным людям. a подлинные для сочинения окладных и достодолжного ради содержания привести тебе самому, ежели от сборов свободен будешь. A ежели по вышеозначенной нужде сбора-ми удержишься, то прислать оные с достоверными синодской команды тако обретающимися служителями в Монастырской Приказ немедленно и святейший Синод уведомить о том доношением в скорости, a самому тебе будучи у оных сборов ожидать присылки из Монастырского Приказу особливого к тем сборам управителя, которому, как пришлется, все, что у тебя будет, сдать по описи порядочно с распискою и потом как оное все тобою исполнено будет возвратиться в Москву немедленно и явяся в св. Синоде о всем вышеписанном обстоятельное доношение и подлинное известие подать неукоснительно. A ежели ты чего по сей инструкции повеленного не исполнишь, a не повеленное и потребы не имущее что бесстрашием своим учинить дерзнешь или покажешь какие неумеренные поступки и коснешься хотя малую какого бы звания ни было взятку, и за то по Его Императорского Величества указу недвижимое и движимое твое имение описано и взято будет на Его Величество к Синоду и по жестоком где надлежит наказании отослан будешь откуду такая посылка бывает в вечную работу на галеру».
Получившие эти инструкции и назначенные в известную провинцию отправились из Москву к месту назначения с открытыми листами, по которым они получали подводы для себя в вотчинах синодского ведения, a в тех местностях, где не было таких вотчин, от духовенства. Многие из прибывших на место синодальных дворян встретили неудачу в исполнении данной им инструкции. Камер-коллежские камериры и комиссары продолжали хозяйничать в церковных вотчинах . Они, по известиям дворян, епархиальных и монастырских властей, разъезжали по вотчинам, брали неуказные подати и с крестьян и духовных, сажали тех и других и самих дворян под караул, грозили им истязаниями, a некоторых и били и т.п. Камерир тверской провинции, например, Василий Изъедининов, по доношению тверского архиерея, «чинит дерзость не малую». В монастырскую вотчину Симонова монастыря, в село Кувелино приехал из Суздаля камерир Никифор Лупандин с подьячим Замараевым, доправил с крестьян с 10 бань оброку на 1721 и 1722 годы, по переписным книгам, с 64 дворов 15 руб. 13 алт. 2 деньги, да с пчельных заводов с 5 ульев 16 алт. 4 д., да сборщикам от того платежа, будто по указу, 1 р. 3 алт. 2 д., a в данной им отписке написал в приеме только всего на всего 13 р., и говорит, что взял по указу. Прежде же крестьяне эти платили за 10 бань по 3 алт. 2 д., и того доводится за те два года заплатить 2 руб., да накладных 2 деньги, a не 16 р. 16 алт. 4 д. В таких бесчисленных фактах описываются действия камериров. Синодальные дворяне, предъявив губернаторам и другим провинциальным гражданским властям указы о своем назначении, стали требовать от них книг и ведомостей по инструкциям. На такие требования их губернаторы в иных местах отвечали угрозами. Новгородской камерир Чертов объявил в своей отписке к дворянину, что им отправлены в архиерейской разряд переписные 186 г. книги, с обретающихся в земской конторе снятые копии, и ведомости запросным сборам на 1722 г., a что за прошлые годы доимки имеется на церковных вотчинах новгородской провинции, о том не может отписать за малолюдством у него подьячих, остальных же ведомостей: перечневых, поголовных, сборных по венечным памятям и данным с церквей и т. п. в его канцелярии не обретается. Дворянин, отправленный в Устюжскую провинцию, по фамилии Евреев, писал в Монастырской Приказ, что камерир Дохтуров ему не ответил на многие требования от него. Все без исключения посланные дворяне рапортовали Приказу, что им не дают всех нужных сведений по разным отговоркам .
После неудачных попыток в точности исполнить данную им инструкцию, некоторые синодальные дворяне представили в Приказ только те ведомости и сведения которые им удалось достать на месте назначения, другие остались было сначала управителями в той или другой части своей провинции, но встретились с столкновениями и неудовольствиями монастырских и епархиальных властей; иные роздали в их провинциях в монастыри попавшим старостам и сельским прикащикам полученные ими от светских камериров книги и ведомости и оставя определенное свое правление, приехали без указу в Москву; были и такие, которые ни одного репорта не присылали в Приказ . Посылались из Приказа в 1722 году, когда отправлены были в провинции дворяне, и особые управители вотчин, которые должны были заведовать как управлением, так и сборами податей. Но как эти управители, посланные из Приказа, так и дворяне, отправленные главным образом для требований от камериров книг и ведомостей, равно и архиерейские приказные, монастырские служители и все вообще сборщики в церковных вотчинах не доставляли столько денег от сборов, сколько ждало правительство от вотчин синодского ведения. Время шло в устранении управления их; препятствий к скорому успеху окончательного устройства его было бездна; сборов государство спрашивало: в правительственных сферах говорили о множестве недоимок за церковными вотчинами: недочет в государственных сборах с вотчин синодского ведения сказывался в недостатке денег у правительства. Камер-коллегия объявила Государю, что за вотчинами синодского ведомства числится на 1721 и 1722 годы недоимки 1 224. 460 р. 541/2 коп. Государь 29 янв. 1723 г. Именным указом запретил давать жалованье, кроме самого необходимого, без чего жить невозможно, всем чинам синодской команды, пока не взыщется запущенная недоимка. Между тем повелено производить по Высочайшему повелению запущенную недоимку за 1720-1722 генералитету штаб и обер-офицерам, посланным в губернии и провинции для освидетельствования душ мужеского пола . Посылались указы из Сената и Синода в Монастырской Приказ, в епархии, к генералитету, отсюда к низшим властям. Судья Ершов писал в Синод жалобные доношения в св. Синод, и не даром . Он был в весьма затруднительном положении. Не смотря на затруднительность его положения, его сменили. Назначили с разрешения Государя судьею Приказа Чичерина. Приказу открылись новые спешные и затруднительные работы. Он продолжал устраивать свое управление; но ему нужно было в тоже время свести счеты с камер-коллегиею по числящейся за его ведомством недоимке. Он теперь владел многими материалами для приведения в большую или меньшую точность и известность состояния своего ведомства. Из епархий, провинций и из Камер-коллегии доставлены были разные ведомости о количестве дворов в синодском ведомстве, недоимки за ним и разных окладов. Он сличил все ведомости о количестве дворов, имевшиеся в делах, и нашел, что они не точны, не верны, противоречат между собою, — что виноват в этом не Приказ, восстановленный в 1721 году св. Синодом, a Камер-коллегия и Приказ, существовавший до 1720 г. под ведением государства, что даже в ведомостях, присланных в Синод в разные времена из Камер-коллегии, показывается неодинаковое количество дворов. Так в ведомости, присланной в 1721 г., означено 1532541/2 двора, в окладных табелях 1720, 1721 и 1722 г. 150 5991/3 двора, в ведомости о рекрутском наборе на 1722 г. 145 6561/2 дв., для канального сбора 150 5991/3, по переписным книгам 186 и 1710 г. присланным из Коллегии, 150 9781/3 дв., по тем же книгам, сохранившимся в Приказе, 142 107, a по ведомостям и репортам из провинций и епархий, на основании переписи 186 г., 144 4921/2 двора, на основании переписи 1710 г. за синодским ведомством должно числиться только 38 3841/2 двора, по исчислению Монастырского Приказа на основании переписи 186 и 1710 г. всего должно быть в ведении Синода 153 4465/6 дворов, по счислению канцелярии св. Синода или 141 160 дв. или 144 253 .
Окладные табели, присланные из Камер-коллегии, по указанию Монастырского Приказа и усмотрению св. Синода, также переполнены неисправностей . Если в общих итогах те и другие ведомости были весьма не точны, то еще более неопределенных и разноречивых указаний замечалось в частностях относительно отдельных провинций. Наконец Монастырской Приказ рассмотрел по поручению св. Синода и ведомость о недоимках, которые числит за его ведомством Камер-коллегия, и составил объяснительную записку о них. Недобор государственных сборов в синодских вотчинах Камер-коллегия приписала, такого рода объяснения представляются в доношениях Монастырского Приказа и в докладах св. Синода, приписывает в вину Монастырскому Приказу. Но Монастырской Приказ с 21 авг. 1720 г. до 14 февр. 1721 г. вовсе не существовал. В течение этого времени, как и до восстановления, полного образования, и открытия действий Приказа, должны были сбирать подати с вотчин синодального ведомства камериры камер-коллежские. Они действительно и сбирали, притом с излишками против окладов. Но Камер-коллегия передала вотчины в ведение Синода с недоимкою в количестве 481 747 р. 531/2 к., в которой она сама должна признать себя виновною. По этому этой недоимки не следует и ставить в вину Приказу. За тем, когда Приказ открыл свои действия, он встретил множество препятствий со стороны Камер-коллегии в отправлении государственных сборов, так что недоимка на церковных вотчинах явилась по вине коллегии. Но если рассмотреть указываемую ею недоимку, то оказывается, что на самом деле ее гораздо менее, чем как показывает коллегия. Прежде всего непонятно, на каких основаниях установили Камер-коллегия и Штатс-контор коллегия оклады на церковное ведомство. Та и другая в 1722 году доносили св. Синоду, что особых окладных книг для синодального ведомства у них не имеется. Притом в показаниях их, сделанных ими в разные времена, о количестве дворов крупные разноречия; эти показания колеблются между 141 160 и 153 254 дворами. Самые оклады обозначаются не одинаково: на 1720 год окладе показан в 623 447 р. 713/4 и на 1721 год в 697 404 р. 34 к. на 73 956 p 313/4 и более против 1720 г., a на 1722 год 655 581 р. 86 к., против 1720 г. более на 32 134 p. 151/4 к. Камер-коллегия не показывает, откуда происходит такая разность в окладах. В общей сумме окладов числятся, по расположению Камер-коллегии, такие поборы, которые основаны в такое время, когда Приказ не действовал (напр. на Санкт-петербургский провиант на 1721 г. в два наряда по рублю, по 13 алт. 5 м., на канальное дело по 6 алт. 4 д. и др. состоявшиеся по указам из Камер-коллегии). Мало того, Монастырской Приказ имел уведомление послушными из Синода указами, что эти сборы должны отправляться определенными из Камер-коллегии чиновниками, которые сбирали и на которых следует взыскивать сбор. В означенных итогах поставлены такие оклады частные, которые уже давно отменены (напр. сбор на драгунских лошадей с московского духовенства). Внесены оклады в ту же сумму и за такие местности, которые, еще неизвестно, переданы ли они в ведение Синода (напр. г. Олонец). За тем со стороны Приказа и по сведениям у него имеющимся, собрано с его ведомства по февраль 1723 г. более, чем значится в ведомостях коллегии. Принимая все это в расчет, в доимке должно значиться за Приказом на 1721 г. 253 075р. 171/9 к. и на 1722 г. 130 453р. 78 к., всего 383 538р. 963/5к., и при том, если оклады, показанные коллегиею, верны: в чем никак нельзя быть уверенным никому. Приказ и Синодальное управление того убеждения, что и этой суммы гораздо менее за их ведомством в недоимке, если бы можно было привести в точность и определенность все необходимое для правильной раскладки государственных податей и для проверки действительных платежей, отправлявшихся в вотчинах. Результатом означенных объяснений было то, что по повелению Государя назначено было следствие о том, кто, и почему и сколько недоимки запустил на ведомстве Монастырского Приказа .
Между тем генералы, штаб- и обер-офицеры производили недоимочные сборы в ведомстве Приказа и Синода, по указам из Сената. В указах им предписывалось, «чтоб они собранные в губерниях и провинциях по посланным из Сената указом на прошлые годы из доимки деньги табельных доходов выслали всю в Военную Коллегию в самой скорости, a которые деньги у них были собраны и отданы в рентереи, то из тех рентерей им, генералитету и штаб-офицерам, взяв те деньги прислать потому ж в Военную Коллегию без всякого замедления и остановки, a сколько и с которой губернии и провинции тех денег, также и из рентерей послано будет, о том расписав именно, сколько в том числе собранных денег синодского ведомства и из светских порознь, прислать ведомости в Сенат a таковые ж в Синод, в Камер-коллегию ив Штатс-Контору, по которым ведомостям те деньги за честь в положенный оклад Военной коллегии, a в святейший Синод ведение, в Камер-коллегию и в Штатс-Контору указы о том же из Сената посланы» . Генералы, свидетельствовавшие количество душ мужеска пола, поручали отдельные провинции своей губернии штаб- и обер-офицерам для сбора не доимочных денег, a эти рассылали по отдельным вотчинам солдат. Таким путем собрано было денег в Петербургской, московской, архангелогородской губерниях и некоторых провинциях других губерний 69 248 р. 213/4 к. , кроме тех провинций, о которых мы не имеем сведений. Собранные деньги отправлялись в указные места; из Синода сообщались в Монастырской Приказ копии для ведома с доношений генералов и обер-офицеров в св. Синод . Вероятно, в следствие между прочим, результатов, доставленных исследованием о причинах запущенной недоимки за синодским ведомством, окт. 18 д. 1723 г. «Государь, будучи в Сенате, по докладу сената указал синодского ведения доимки генералитету в губерниях и провинциях не править, a отдать оную к настоящему нынешнего года сбору в ведение синодское и собирать подчиненным того синоду, чтобы одним подданным, будучи в двух правлениях, излишней тягости не было» . Такого облегчения для вотчин синодского ведомства тем более следовало ожидать от Правительства, что и устройство управления монастырского ведомства в 1723 году успело получить более определенности, правильности и удобств к надлежащему отправлению государственных сборов, которым Приказ не переставал посвящать самую внимательную заботливость.
С разрешения св. Синода, Приказ в 1723 году установил новое административное управление своего ведомства, согласное с общегосударственным провинциальным делением. Все ведомство его по управлению разделилось по провинциям, a не по епархиям, как было доселе со времени восстановлении Приказа. Во всякой провинции предположено поставить особого управителя, комиссара синодальной команды. В некоторые провинции уже и назначены были таковые чиновники; в других остались до назначения особых комиссаров управителями синодальные дворяне, отправленные для собирания и приема книг и ведомостей в провинциях о вотчинах. В большей же части провинций управление и отправление по вотчинам и сборам поручено приказным людям архиерейских домов; но и они должны были ведать свои области не по епархиям, a по провинциям. Составлено было расписание, которым определено при каком архиерейском Приказе или разряде какие провинции должны быть в ведении. Так новгородская и великолуцкая провинции отданы в ведение новгородскому архиерейскому приказу, псковская – псковскому, тверская – тверскому, казанская, свияжская, пензенская и уфимская (по причине малолюдства в них синодальных подчиненных) казанскому и т.д. В тех провинциях, где не было архиерейских приказов или разрядов, были поставлены до времени разночинцы. Всем означенным комиссарам, a равно и вотчинным управителям, поставленным в разных заопределенных вотчинах, даны были из Приказа особые инструкции, определяющие их права, обязанности и отношения. В инструкции «наипаче» обязывались они «быть верными, справедливыми и верными слугами» его величеству, императрице и «кровным наследникам» их, и должны были дать в соборных церквах своих провинций присягу «не токмо все но инструкции право, истинно, справедливо соблюдать», но и предотвращать добросовестно всякое зло для государства. Исправное отправление государственных податей, применительно к светскому исправлению их камерирами, поставлено им в числе главных обязанностей. Всем сборам комиссар должен вести запись в окладной книге, выданной из Приказа. Собранные суммы он должен отдавать по указному назначению и отнюдь не тратить. Натуральные подати хлебом или другими вещами должны быть исправляемы под его присмотром и ответственностью за недоброкачественность принятых негодных вещей. В случаях переписи или досмотра дворов и земель его ведомства со стороны государства, комиссар обязывался быть лично с переписчиками или досмотрщиками. Если такая перепись будет поручена ему, то «имеет он поступать со всяким прилежанием и верностью по присяге и никакого подлогу не чинить под жестоким истязанием и фискальским взысканием». По истечении каждого месяца комиссар представлял, не позже 14 числа следующего месяца, отчет в сборах и отправлении их Монастырскому Приказу; в случае промедления таким репортом с него взыскивался штраф по полтине за каждый день просрочки. годовой отчет должен был представляться не позднее конца марта следующего года, под угрозою штрафа за неисправность по два рубли за каждый «прогульной день». Месячные и годовые отчеты предписано было составлять таким образом, чтобы Приказ мог, при ревизии их, проверять исправность представлявших взаимною их поверкою. При проходах войск чрез провинцию комиссара, он обязал наблюдать как за тем, чтобы войска были удовольствованы во всем по указу со стороны ему подведомственных вотчин, так и за тем, чтобы тягости, упадавшие при таких случаях на крестьян, были уравнительны для крестьян всех ведомств. В случаях, непредвиденных инструкциею, комиссару предоставлялось право или «благовременно сноситься с Приказом или стараться исполнять по крайней верной справедливости, чтоб вред упредить или до вреду не допустить». В помощь себе для дел он имел право – из архиерейских домов и монастырей брать годных людей для занятий и для караулов; занимать квартиры в зданиях церковных учреждений – ему назначено инструкциею. Комиссар вел описные, приходные и расходные книги казне заопределенных вотчин и десятинной пашни своей провинции и следил за благоустройством. Неверность инструкции и своим обязанностям угрожалась страшными казнями комиссару,
Из содержания этой инструкции мы видим, что комиссары и управители Монастырского Приказа в 1722 и 1723 годах имели в полном своем заведывании заопределенные вотчины, и относительно государственных сборов определенные. Но некоторые епархиальные власти и монастырские настоятели старались удержать за собою не только управление определенными вотчинами, но и заопределенными. Для этого одни из них обращались с прошениями в Синод о предоставлении им ведать теми и другими вотчинами; другие стесняли комиссаров в отправлении ими своих обязанностей. Это возбуждало столкновения между комиссарами и церковными властями. При содействии Монастырского Приказа столкновения были устранены и улажены св. Синодом отчасти посредством установления правильных сношений управления Приказа с епархиальными архиереями, отчасти посредством прямых указов о послушании распоряжениям Приказа. Комиссары обращались с своими требованиями в епархиальные учреждения ведениями к приказным архиерейских домов; Монастырский же Приказ – указами. В случае неисправности по таким требованиям, по доношениям Приказа св. Синод предписывал епархиальным архиереям об исполнении законных требований. Епархиальные архиереи, в случаях недовольства на управление Приказа, обращались с доношениями к св. Синоду. Янв. 20 д. 1724 года св. Синод особым определением указал всем церковным властям выполнять законные требования комиссаров. В нем говорится: «впредь… во всех епархиях, хотя где кому сборы и вручены, ежели для лучшего исправления из Монастырского Приказа присланы будут нарочные комиссары и других чинов люди, везде тем посланным чинить всякое вспоможение и по присланным из того Монастырского Приказу указом всякое отправление чинить с прилежно тщательным радением и с послушанием без прекословия, чтоб конечно положенные государственные сборы везде по должности собраны и в указные места заплачены бездоимочно, чего Монастырскому Приказу все прилежно смотреть и, понуждая всех, тщательно остерегать, дабы от того вящшаго упущения и Святейшему Синоду нарекания не было. A ежели тех архиерейских домов управители посланным от Монастырского Приказу комиссаром будут не послушны, и в сборах хотя малую где какую кто учинить остановку и помешательство, или и без комиссаров повеленного исполнять не будут то они жестоко будут истязаны и штрафованы без всякие пощады. О чем как к синодальным членом, так и во все епархии ко архиереем, a для ведома и в Монастырской Приказ послать указы в самой скорости, по которым что глее чиниться будет, о том велеть рапортовать немедленно под опасением прежде показанных штрафов неотложно . При всей определенности и отчетливости плана, который Монастырской Приказ, создал для управления своим ведомством и пря всей настойчивости и последовательности, с которою он старался провести его в действительности, Приказу не удалось вполне осуществить его в течение всего 1723 г., за недостатком чиновников . Приказ не только своими средствами силился достигнуть осуществления его, но побуждал и прокурорскую власть содействовать ему в том. По его настоянию, прокурор Монастырского Приказа Раевский в своем доношении обер-прокурору св. Синода Болтину от 4 июня 1723 г. так описывает состояние провинциального управления в ведомстве Приказа: «По взнесенным в Святейший Правительствующий Синод из Монастырского Приказу доношениям, в которых требуются из дворянства к делам Монастырского Приказу, a именно к провинциям ко всяким денежным и хлебным государственным сборам, тако ж и во управители в заопределенные вотчины, понеже имеется в тех вотчинах десятинной пашни на Его Императорское Величество не малое число, и по тем отношениям прислано только три человека, a прочих и по ныне для показанных дел не прислано. A ныне по провинциям у означенных сборов имеются сборщики из разночинцев нижних чинов и из слуг монастырских и из посланных синодальных дворян, которые посланы из Святейшего Правительствующего Синода по инструкциям для принятия от светских команд книг и ведомостей и тем велено быть в тех провинциях пока присланы будут нарочные к тем делам управители, a в других провинциях, кроме посланных по инструкциям никого нет, и каким порядком в тех провинциях сборы идут ли, и о том ни от посланных по инструкциям в Монастырском Приказе известия не имеется, а именно от 19 провинций, a послать в те провинции не кого, и которые есть по провинциям у таких дел люди и те в немалом таком отправлении не благонадежны. Еще же оным за нужду поручено в правлении от пяти и до осьми тысяч дворов и по видимому оного отправить им не можно; a в светской команде для лучшего и скорого управления поручено таким в правление только по три тысячи дворов И ежели Монастырской Приказ не удовольствован будет управителями, то не токмо запущенная доимка исполнена может быть, но и впредь запущения можно чаять, и видимо на Монастырском Приказе в неотправлении за вышереченным лежит страх, что и поныне от 19 провинций известия никакова не имеет» . Дела впрочем скоро поправились. Сенатом определено уже было выслать в Синод царедворцев для ведомства Приказа . Усилия Приказа и сборы недоимок генералитетом уменьшили количество числящейся недоимки . Апр. 27 д. 1724 г. «Его Величество, для будущей коронации Ее Величества Государыни Императрицы, милосердуя о своих подданных, всемилостивейше указал доимочных денег, провиантов и фуража за прошлые по 724 годы, которые надлежит взять с дворового числа, как с крестьянства и разночинцев всякого звания сборов, так и с купечества, которые положенные подати платить им надлежит с крестьянством в равенстве, опричь данных денег из казны и таможенных и кабацких сборов, впредь с 27 числа апреля 724 году три года не править» . В дополнение ко всему этому уже введен с 1724 года подушный осми гривенный оклад, сбор которого возлагался на земских комиссаров.—Так устроилось провинциальное управление ведомства Монастырского Приказа 1721 года и так покончилась его деятельность по отправлению государственных податей.
Устраивая провинциальное управление и заботясь о приискании способных к нему людей, Приказ устраивался в то же время и в личном своем составе. В 1721 году личный состав его состоял из судьи (с жалованьем 1 080 р.), при нем одного дьяка (с жалованьем 216 р. в год) и трех секретарей (по 216 p. каждому). Кроме того была довольно сложная канцелярия, состоявшая из 12 канцеляристов, 10 подканцеляристов и 45 копиистов. Все эти лица получали определенное жалованье . Но кроме их состояли в Приказе на неопределенном жалованье два дьяка, комиссар , прокурор , экзекутор, нотариус, актуариус, регистратор и комиссар от Приказа при св. Синоде. Названия чиновнических должностей показывают, что в Приказе стояли рядом должности старого русского приказного управления и новые должности, заимствованные вместе с иностранными названиями от устройства иноземных канцелярий. Само собою разумеется, что судья единолично был распорядителем дел. Все прочие лица были докладчиками и исполнителями. Но в 1721-м году коллегиальное устройство государственных учреждений, признанное наилучшим, вводилось уже во всех правительственных местах. Прокурор Раевский и Судья Ершов жаловались св. Синоду, что в Приказе происходит медленность и накопление дел и что нет надежды на исправление при одном судье. Притом открылось, что судья Приказа, единолично управляя, допустил злоупотребления в делах и в распоряжении казенными деньгами . В конце 1721-гo года, по сенатскому указу, было повелено составить штаты всем государственным учреждениям, с назначением определенного жалованья всем чинам от высшего до низшего. Вследствие указанных обстоятельств в св. Синоде состоялось 7 июля 1722 г. определение, которым постановлено, между прочим, и в Монастырском Приказе составить штат, о чем и предписано было ему указом . Между тем св. Синод, в виду нового штата его докладом ходатайствовал пред Государем о преобразовании Приказа в коллегиальную форму с устройством, подобным Юстиц-коллегии. На доклад Синода последовала 25 Янв. 1723 г. следующая резолюция Государя: «Предлагают, чтоб учинить коллегию, подобно юстиц-коллегии, A в юстиц-коллегии бывают розыски, с которых бывают пытки и казни и наказания публичные. A ежели что в юстиц-коллегии погрешат, то разыскивают в Сенат над оною. И такие же бывают пытки и казни. Сия коллегия будет под ведением Синода. И ежели что прегрешит и достоит будет из той коллегии вышереченным пыткам, казням и наказаниям, кто будет оное подписывать и при пытках быть, как Сенат отправляет. Требуется ответ. На вопрос Государя в св. Синоде дали такого рода объяснение: «Понеже весьма чувственно Синод памятствует вашего Императорского Величества рассуждение о розыскных криминальных делах, юстиции подлежащих, Синоду же в ведении содержати неприличных; того ради хотя Ершов (судья Приказа) и домогался, однако ж Синод ни в мысли своей возымел того, но за важность правления содержащихся в том Приказе сборов и судных, между подчиненными Синоду следованиями и решениями, a не розысками производимых дел, предложено и ныне предлагается, дабы Монастырский Приказ благорассмотрением Вашего Величества определить коллегиею (ежели удобно именовать) синодских дел, в которой большая часть правления подобно камер и юстиц-коллегий, из которых по мнению синодскому о числе судейских персон, то есть, членов, также и служителей и о их трактаменте, a не о качестве дел и востребовано, дабы оной Монастырской Приказ учинить коллегиею и удовольствовать членами и служителями хотя бы против Юстиц-коллегии. Буде же Ваше Величество благоволите против камер-коллегии удостоить, то и наипаче Синод утверждается, ибо и сборов содержание в подобной имеется быть силе, как при коллегии, так и в губерниях и в провинциях, и управителями и понуждателями» . Государь соизволил разрешить учреждение коллегии в Монастырском Приказе. После этого разрешения стали являться в нем советники и асессоры. Но штат еще не был определен в 1723 г. Проект штата представлен в Синод из Приказа при доношении от 15 окт. 1722 г. Этот проект составлен в соответствие наличным предметам его ведения и в предположении, что все эти предметы останутся в его ведении. В предисловии к проекту исчисляются они. В нем, прежде всего, указывается, что «первое в команде святейшего правительствующего Синода оный приказ одних сошных людей (крестьянство) всяким правлением имеет безмала пятую часть всего государства, кроме других разнообразных дел. И в том Приказе по части всего государства обретаются дела и правление, какие в гражданстве правятся разными коллегиями и канторами в полных штатских и сослужительских и прочая комплектах». Именно в нем ведутся дела:
1) камер коллежские (наряды и сборы окладных и неокладных денежных и хлебных, рекрутских, фуражных, подводных, доимочных и других случайных податей; всем этим отправлениям ведутся окладные, доимочные и наличные книги, месячные, третные и годовые ведомости, репорты, счеты);
2) штатс-контор – коллежские (расходы окладные и неокладные и платежи в указные «рентереи»), ведомости о них и пр.;
3) ревизионные (по отношению к низшим управителям своего ведомства);
4) вотчинные (решения споров о землях, угодьях и т. п. между крестьянами своего ведомства, между ними и лицами других ведомств, дела по управлению вотчинами, по устройству их и пр.);
5) судебные или «юстицкие» – разбирательство между лицами своего ведомства и даже других ведомств касательно разных дел, соприкосновенных с управлением и предметами его ведения, суд и расправа, «кроме криминальных дел, да и криминальные многие дела до признания и до объяснения в криминальство начинаются и следуют» в том же Приказе;
6) ямские;
7) провиантские;
8) относящиеся до военной коллегии (пропитание отставных военных чинов);
9) гошпиталь, богадельни и школы.
Изчисливши предметы своего ведомства, Приказ предлагает установить, кроме общего присутствия Приказа, особые отделения для каждого рода дел, ему подведомственных, с определенным количеством чиновников. По его предложению, Приказ должен cостоять из президента, вице-президента, прокурора, 4 советников, 4 асессоров, oбер-секретаря, 4 секретарей, прочих чиновников 151 и 100 человек служителей. В это число не входят провинциальные управители. Расходов на такое устройство предположено в Приказе до 30 000 р.
В Синоде нашли проект Приказа слишком сложным и дорогим в применении. Кроме того, еще до получения его в Синоде точнее был определен круг ведомства Приказа, не так обширный, в каком обращалась деятельность Приказа. В синодском указе от 4 сент. 1722 г. указаны предметы его ведения в нижеследующем виде.
1) Приказ распоряжается сборами и нарядами в церковных вотчинах и отправляет собранные деньги и хлеб в указные места. Но вотчины синодальные (прежнего патриаршего дома) подчинены в этом отношении синодальному (прежнему патриаршему) казенному приказу, который однако же собранные деньги и хлеб должен представлять в Монастырской Приказ. Монастырский Приказ имеет представлять ежемесячные общие ведомости в Синод о ходе сборов.
2) Приказу предоставлена и судебная власть, но с ограничениями против прежнего. Мы знаем, что с закрытием его в 1720 г. вся судебная часть его перешла в Юстиц-коллегию в высшей инстанции, в средних и низших в губернские и земские канцелярии. С открытием св. Синода к нему поступило множество жалоб на притеснения духовенства и церковных крестьян и служителей со стороны светских властей. В следствие этого св. Синод с большими усилиями высвободил духовенство из-под подсудности светским и крестьянство церковных вотчин. Духовенство и служилых при церковных учреждениях он подчинил подсудности своей и епархиальных властей , a крестьянство Монастырскому Приказу. Монастырской Приказ еще в 1721 году возвратил в свое ведение из земских канцелярий дела и суд вместе с некоторыми прежними своими чиновниками, туда ушедшими с закрытием Приказа , и ведал ими в самых широких пределах. В 1722 г. его судебная власть ограничена ведомством епархиальных и монастырских вотчин, но не синодальных, которые отнесены в ведение Дворцового Приказа. Духовные и уголовные (преступления) дела вовсе исключены из ведения его. В гражданских делах к нему должны были относиться крестьяне, разночинцы, ему подведомственные, в исках между собою и посторонние в исках на них. Притом Приказ назначен был второю инстанциею: к нему переносились тяжебные и исковые дела в случае недовольства тяжущихся решениями низших судов – вотчинных, монастырских и епархиальных (низших); следовательно он стал апелляционным судебным местом. Но он не мог принимать и перевершать дел, решенных в синодальных приказах и архиерейских домах, откуда жалобы переносились в св. Синод. Таким образом, в ведомстве Приказа оставалась не так значительная часть суда.
3) Приказу поручалось от Синода производство следствий, по преимуществу по делам, касающимся имуществ, принадлежащих церковным учреждениям .
4) За Приказом оставлено право распоряжения оброчными статьями, принадлежащими церковному ведомству для извлечения доходов с них и право устройства и наблюдения за десятинными пашнями и другими хозяйственными заведениями, находящимися в заопределенных вотчинах.
Но это право не простиралось на синодальную область, подчиненную в этом отношении Дворцовому Приказу. В епархиях же весьма не много было оброчных статей и десятинной пашни, которые бы находились вне собственности или заведывания монастырей и архиерейских кафедр и которые бы подлежали полному и свободному распоряжению Приказа.
5) На Приказ возложено было отправление по монастырям отставных военных чинов, присылаемых по распоряжению правительства для прокормления, разбор нищих по богадельням и все распоряжения в этом отношении.
6) Приказу вменено было в обязанность наблюдать, чтобы государственные подати и повинности отправлялись с надлежащею исправностью и по указам во всех вотчинах церковных заопределенных, подчиненных его управлению, и определенных, находившихся в управлении церковных учреждений. Синодального дома вотчины и в этом отношении освобождены от ведения Приказа.
7) Полицейская часть, относящаяся до сыска беглых крестьян его ведомства, розысков подозрительных людей, укрывающихся в церковных вотчинах, и отправление их в указные места принадлежали Приказу, исключая опять вотчин Дворцового Приказа.
Кроме всего этого, Приказ должен был составлять общие ведомости по всем церковным учреждениям о приходах и расходах церковного ведомства и представлять их в Синод, в Ревизион контору при Сенате и Камер-коллегию , ведомости о числе дворян, обер-офицеров и детей их, состоявших в ведении или подчинении церковных учреждений и о личных переменах в составе их , назначавшиеся для герольдмейстерской конторы, и вообще всякие ведомости о таких предметах, о которых требовались в высших правительственных местах сведения по всему ведомству церковных учреждений. Для составления их из приказов Казенного и Дворцового и из епархиальных учреждений посылались к нему частные ведомости о их ведомствах. Поручалось еще иногда Приказу от св. Синода посылать синодские циркулярные указы по всем приказам и епархиальным архиереям .
Вследствие определенного Синодом круга действий Приказа, указанного нами, проект его о штатах в Синоде был изменен. Личный состав его назначен из президента, вице-президента, прокурора, 2советников, 2 асессоров, обер-секретаря, 4 секретарей, фискала, протоколиста, актуариуса, регистратора, 10 канцеляристов, 20 подканцеляристов, 6 копиистов и 4 сторожей. Содержание этого состава предположено было в 8 148 р. При составлении этого штата в Синоде руководились устройством юстиц-коллегии. Но Государь повелел устроить Приказ применительно к устройству камер-коллегии . В Синоде предположено было назвать преобразованный Приказ коллегиею синодального правления. Но сенат введении Синоду от 23 сент. 1724 г. распорядился переименовать Приказ в Камер-контору синодального правительства. Именной указ в янв. 1725 года возвестил об этом переименовании, с которым прекратилось на всегда существование Монастырского Приказа.
В новом названии Приказа, по-видимому, не имеющем особенного значения, выразилась политика камер коллегии и сената к новому учреждению и вообще к церковным вотчинам. Правительство стремилось ввести снова церковные вотчины в общее государственное устройство, под зависимость камер-коллегии, высшего финансового учреждения в государстве Коллегия хотела поставить новое учреждение в такую же зависимость от себя, в какой находились подведомственные ей другие камер-конторы: акцизная, гражданская и экономическая. Но церковное правительство, с своей стороны,, желало удержать вотчины церковных учреждений в управлении собственном, особом от общих государственных учреждений, и потому старалось дать такое устройство управлению ими, при котором бы оно соответствовало общему государственному устройству и оставалось бы в ведении церкви. В таком положении Монастырской Приказ оставил в истории вопрос о переводе церковных вотчин из-под власти церкви во власть государства. Положение их, как мы видим, нерешительное, колеблющееся между тем и другим ведомством. Решение вопроса, при таком положении их, могло склониться и в ту и другую сторону. В таком виде дело о церковных вотчинах оставалось 40 лет после Монастырского Приказа. В течение этого периода постоянно происходили колебания в положении их. Чрез год после своего основания Камер-контора при новом царствовании переименовывается в Коллегию Экономического Синодального Правления, потом в Коллегию Экономии. По-видимому, учреждение по управлению церковными вотчинами встало в уровень с другими высшими государственными учреждениями, коллегиями. Но и это учреждение несколько раз совсем своим ведомством переходило из ведения Синода в государственное и на оборот. Так было до времен Екатерины II. Комиссия о духовных имениях, ею учрежденная и составленная из высших лиц духовных и светских, представителей от церкви и государства, окончательно порешила долго колебавшееся положение церковных вотчин, с возможным сохранением при этом прав церкви и государства, но не крестьян. Все церковные вотчины были переименованы в экономические, впоследствии в государственные, и прикреплены к государству. Ныне только, чрез 100 лет после прикрепления их к государству, они приобретают земские права. На содержание церковных учреждений, которые владели вотчинами, положены были, по плану Комиссии, денежные выдачи от государства по определенному штату, который действует и доныне.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Заключим наше исследование. Петровский Монастырский Приказ был государственной мерой и попыткой к переводу церковных имуществ из-под власти церкви во власть государства. Он подвинул дело вперед: доказал возможность перевода церковных вотчин в собственность государства, окончательно уничтожил отдельность и особность вотчин разных церковных учреждений, слил их в одно общее ведомство без различия разнообразных привилегий, которыми отдельные учреждения обладали до Петра, и установил общее и единое управление церковными вотчинами во всем государстве. В этих очень важных заслугах состоит историко-юридическое значение Монастырского Приказа петровских времен в истории русского права и государства. Но как государственная мера, им осуществляемая, отозвалась на благосостоянии церковных вотчин в XVIII столетии, церковных имуществ и лиц служащих церкви, на устройстве самой церкви и положении ее в государстве, это показать – дело общей истории России.

Монастырский приказ

Рубрики

Последние поступления

Ссылки

Монастырский приказ

Рубрики

Последние поступления

Страны

Ссылки