Уложение царя Алексея Михайловича (речь Загоскина)
УЛОЖЕНИЕ ЦАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА
И ЗЕМСКИЙ СОБОР 1648-1649 г.
Речь, произнесенная в торжественном годичном собрании Императорского Казанского Университета, 5 ноября 1879 г., доцентом Университета, доктором государственного права Н.П. Загоскиным // Известия и ученые записки Императорского Казанского Университета год сорок седьмой. – Январь-Февраль, Казань, 1880 г. – с.157-234.
ПРЕДПОСЫЛКИ ИЗДАНИЯ УЛОЖЕНИЯ
1648 г. навсегда останется годом в высшей степени знаменательным в летописях отечественного законодательства. Этот год является рубежом, отграничивающим древнее и новое законодательство наше. Во второй половине этого года совершилось на Москве великое «государево и земское дело» – составлено было Соборное Уложение царя Алексея Михайловича, важнейший законодательный памятник Московской Руси. Издание Уложения представляется событием первостепенной важности не только для современной ему юридической жизни, но и для позднейшего развития русского законодательства, являясь, если можно так выразиться, концом древнего и началом нового законодательства русского; величайший знаток духа исторического развития нашего юридического быта, покойный профессор Московского Университета, И.Д. Беляев, не без основания начинал с Уложения курс нового период а истории русского права. В Уложении, как в оптическом фокусе, итоги предшествовавшего ему законодательства; в этом памятнике последнее обновилось, будучи с одной стороны дополнено и видоизменено, сообразно с изменившимися условиями жизни, a, c другой стороны, освобождено от излишнего балласта, накопившегося в течение столетия, истекшего со времени издания Судебника царя Иоанна IV. В Уложении царя Алексея древние начала русского права были переданы в наследие временам позднейшим. Вам конечно известно, Мм. Гг., что Уложение цари Алексея Михайловича продолжало лежать краеугольным камнем в основе русского законодательства до самого издания Свода Законов и, в качестве законодательства действующего, напечатано во главе Полного Собрания Законов Российской Империи; отсюда, отдельными статьями своими (за исключением конечно утративших уже практическое значение), оно рассеялось по различным томам Свода Законов.
Ясно, что история составления и издания столь важного законодательного памятника не могла не останавливать на себе внимания русских историков юристов. И действительно, с легкой руки покойного Строева, еще в 1833 году издавшего в свет известное свое «Историко-юридическое исследование Уложения, изданного царем Алексеем Михайловичем», вопрос этот в течение последующих 46 лет не переставал интересовать деятелей русской историко-юридической науки .
Имея в текущем году высоко лестное для меня поручение нашего Университета занять Ваше внимание на годичном торжестве его, я избираю предметом моей настоящей беседы с Вами именно один из вопросов, касающихся истории составления и издания Уложения царя Алексея Михайловича. У весьма многих из Вас, Мм. Гг., хотя бы и отчасти только знакомых с литературою истории русского права, легко может возникнуть в мыслях вопрос: может ли избранный мною предмет служить темою нового исторического расследования, так как, как только что было указано, вопрос о составлении и издании Уложения уже 46 лет занимает русских историков-юристов? Само собою разумеется, что в том случае, если бы вопрос об истории издания Уложения был совершенно исчерпан, и выяснен предшествовавшей литературою, мне ничего не оставалось бы более, как избрать для своей речи другую тему. К сожалению, сказать этого в настоящее время невозможно. Не смотря на почти полувековую давность свою, затронутый нами вопрос весьма мало подвинулся в своей разработке после появления в свет вышеприведенного сочинения Строева и до настоящего времени представляет весьма много неясного и загадочного. Много работ ожидает еще со стороны наших историков-юристов Уложение Алексея Михайловича, для полного выяснения своей истории и исторического значения. Строев, исследуя историю Уложения, не имел под руками неизданных еще в то время актов Археографической Комиссии, стяжавших ему же впоследствии почетное имя в летописях русской исторической науки, вследствие чего его суждения свои об этом законодательном памятнике вынужден был он основывать исключительно на собственном тексте его. Упустив из виду это весьма существенное обстоятельство, преемники Строева, слепо преклонившись перед авторитетом его исследования, в течении нескольких десятилетий передавали от поколения к поколению выводы почтенного ученого, не сопоставляя их с сделавшимися вскоре доступными изданиями Археографической Комиссии. Только в новейшее сравнительно время намечено было новое направление в исследовании истории Уложения царя Алексея, благодаря трудам покойного Щапова и затем проф. Сергеевича. Это новое направление выдвинуло вперед вопрос о степени участия земщины в деле составления и издания этого законодательного памятника. На этом то именно вопросе и имею я в виду остановить, Мм. Гг., Ваше внимание в настоящее речи моей, причем должен буду затронуть в эскизах и некоторые другие вопросы, имеющие отношение к истории издания Уложения.
Вопрос об исторических условиях, вызвавших в половине XVII века издание Уложения, достаточно выяснен уже наукой и в данную минуту мне не доведется долго на нем останавливаться. Эти условия коренятся, c одной стороны, в обилии отдельных законодательных определений, накопившихся в виде царских указов и боярских приговоров в течение почти столетнего промежутка времени, истекшего со времени издания последнего законодательного сборника, Судебника Иоанна IV, которые, будучи издаваемы на отдельные практические случаи и вследствие этого отличаясь своего казуистичностью и нередкими противоречиями, да вдобавок в значительной массе потерявши всякое жизненное значение, требовали основательного пересмотра и освобождения своего от излишнего законодательного балласта, с другой стороны, необходимость коренного пересмотра законодательства проистекала из расшатанности всего государственного и общественного быта, рожденной предшествовавшим смутным временем, которая сильно давало еще чувствовать себя к половине ХVII века. Смутное время до самого основания поколебало весь строй государственной жизни русской земли и грозило довести ее до края гибели. Целая серия самозванцев, притязания Польши и Швеции, голод, усобицы, внутренняя рознь губили как материальные, так и духовные силы народа. Вместе с тем полное безначалие, своеволия людей сильных, угнетения слабых, игнорирование закона подрывали правомерность по всему протяжению государства. На долю царя Михаила Феодоровича, избранного на престол в 1613 году, выпала тяжкая доля прекратить невыносимое положение дел, созданное смутным временем; но ему далеко не удалось, да и было это почти невозможным, довести до конца предстоявшую ему задачу. Царствование Михаила – это, так сказать, еще время борьбы за существование русского государства, вышедшего из тяжелой годины смутной эпохи, время борьбы с внешними и внутренними врагами, мешавшими мирному ходу развития жизни, столь необходимому государству после вынесенных им испытаний. Беспрерывные войны, ведшиеся царем Михаилом, требовали огромных издержек со стороны государства, a между тем молодой государь, вступив на престол, принял государственную казну на столько пустой, что не на что было даже отделать для его приезда кремлевских хором. Потребны были великие материальные жертвы со стороны народа, и последний, в лице земских соборов, собиравшихся царем Михаилом в критические минуты государственной жизни, с замечательным самопожертвованием клал их на алтарь отечества. Действительно, материальные жертвы русской земщины после смутного времени являются почти невероятными: достаточно сказать, что, в краткий промежуток времени 1613-1619 гг., земский собор дважды постановлял сбор пятой деньги, т.е. 20 % со всех имуществ, что за оба раза составило жертвование земщиною 40 % с имуществ. Понятно, как отозвались подобные жертвы на материальном благосостоянии низших податных классов, в лице посадских и уездных черных общин. Известно, что древняя Русь не имела дела с отдельными лицами, как податными плательщиками: податною единицей признавалась община, все равно, городская-посадская, или уездная-волостная, члены которой связаны были круговой порукой и сами разверстывали между собою «по животам» падавшую на всю общину сумму тягостей. Тяглым или черным людям противополагались беломестцы, лица освобожденные от государственного финансового тягла; сюда относилось духовенство, служилые люди и, наконец, гости и торговцы двух высших разрядов – гостиной и суконной сотен. И вот массы уездных тяглых людей, избывая платежа падающих на их долю тягостей, выходят из своих общин, переходят в посады, города, где думают поправить свое материальное положение занятиями городскими промыслами, или закладываются за монастыри и лиц, пользующихся правами беломестцев, при посредстве и поддержке которых избавляются от своего тягла. В надежде на улучшение своего благосостояния бежали из за вотчинников и помещиков своих крестьяне, лишь в конце XVI века прикрепленные к землям на которых сидели, хотя, в рассматриваемую нами эпоху (первую половину XVII в.), прикрепление это еще не было абсолютным: существовали еще урочные лета (до 1640 года пять лет, после 1640 года – десять и пятнадцать лет), по истечении которых вотчинник или помещик, не успевший в этот срок разыскать своего беглого крестьянина, уже терял право требовать его возвращения. Избывали финансового тягла и посадские люди, отчасти выходя из своих общин и закладываясь за монастыри, духовных и служилых лиц, a отчасти продавая тяглые городские дворы и угодья свои беломестцам, вследствие чего эти дворы и угодья выходили из общей массы городских имуществ, подлежащих податному сбору. Легко представить себе материальный ущерб, проистекавший от подобного порядка вещей для городских и уездных общин по отношению к податной повинности: за выходом из общин значительного количества податных плательщиков и за отчуждением беломестцам тяглых дворов и угодий оставшимся членам общин, связанным круговою порукою, доводилось раскладывать наложенную на общину податную сумму уже между меньшим количеством податных единиц, в ущерб материальному благосостоянию отдельных плательщиков. Вскоре после окончания смутного времени, обусловленная вышеуказанными причинами подвижность народонаселения приняла столь обширные размеры, что стала угрожать совершенным расстройством народному и государственному хозяйству. Массами посыпались в Москву челобитные общин о превращении свободного выхода из общин и тягла и, в частности, челобитья городских общин о запрещении посадским людям отчуждать городские дворы и угодья свои беломестцам. Жаловались правительству на расстройство внутреннего быта своего и служилые люди, ходатайствуя об отмене урочных лет для возвращения беглых крестьян своих, об увеличении размеров поместных окладов своих и об уравнении служилой повинности для высших и низших служилых чинов. Все эти ходатайства различных классов населения облекались или в форму отдельных челобитных, подававшихся на имя государя, или же в форму петиций, заявлявшихся на земских соборах; особенно замечателен был в этом последнем отношении земский собор 1642 года, созванный для обсуждения Азовского вопроса. Результатом челобитий, подававшихся государям по различным вопросам земского строения, явился длинный ряд царских указов и боярских приговоров, исподволь подготовлявших как закрепление городского посадского населения, с резким отграничением его от населения волостного, уездного, так и окончательное закрепление крестьянского населения, путем увеличения, a, наконец, и полной отмены урочных лет для возвращения беглых крестьян. В удовлетворение же жалоб населения на утеснения его со стороны лиц сильных и влиятельных, злоупотреблявших значением своим для притеснения лиц и состояний более слабых, еще в царствование царя Михаила учреждена была особая приказная комиссия из бояр, князей И.Б. Черкасского и Д.И. Мезецкого, для сыска и дачи суда по жалобам подобного рода. Но все меры, принимавшиеся правительством для улучшения внутренней государственной и общественной жизни, не достигали желаемого результата, как вследствие того обстоятельства, что эти меры не имели решительного характера, так и вследствие их казуистичности и случайного происхождения, вследствие чего лица, заинтересованные в деле, всегда умели находить способы и лазейки для обхода установлявших их узаконений.
Все указанные нами нестроения государственной и общественной жизни подготовили к концу первой половины XVII века необходимость коренного пересмотра законодательства, необходимость дать твердые нормы государственному и общественному быту, необходимость дать населению гарантии равного, правого и безволокитного суда, необходимость начертать определенный круг прав и обязанностей для всех классов населения. Ответом на эти потребности и явилось издание в 1649 году Уложения царя Алексея Михайловича. Теперь ясно для нас то весьма важное значение, которое должно было иметь издание этого памятника как для интересов правительства, так и для интересов земщины; теперь понятно для нас, почему само правительство, в предисловии к Уложению, называет его издание «государевым и земским великим делом». Из предисловия к Уложению узнаем мы также, что памятник этот издан для того, чтобы «Московского государства всяких чинов людем, от большего и до меньшего чина, суд и расправа была во всяких делах ровна», чтобы «государево царственное и земское дело утвердити и на мере поставити, чтобы те все великие дела впредь были ничем нерушимы».
Существует весьма любопытное указание на то, что к составлению Уложения приступило Московское правительство в виду заявленного о том желания представителей земщины. Хотя в самом предисловии к этому законодательному памятнику о том и не упоминается, но в дошедшей до нас грамоте в Нагорную половину Обонежской пятины, с предписанием о присылке в Москву выборного человека к земскому собору, собиравшемуся по поводу составления Уложения, читаем мы, что составление последнего предпринимается по указу Государя и Патриарха, по приговору бояр и «по челобитью стольников и стряпчих и дворян Московских, и жильцов, и дворян и детей боярских всех городов, и иноземцов, и гостей, и гостинные и суконные и всяких чинов торговых людей». Нельзя не остановиться в недоумении перед этим историческим свидетельством, достоверность которого, в виду официального характера акта, не может подлежать тем не менее сомнению. Когда именно заявлено было челобитье, о котором идет речь? В разрешение этого вопроса можно допустить три предположения: челобитье о составлении нового законодательного сборника могло быть заявлено или на земском соборе 1645 года, созванном после кончины царя Михаила Феодоровича, или на каком-либо земском соборе, сведения о наличности которого до нас не дошли и который мог иметь место в промежуток времени от 1645 до 1649 года, или под заявлением правительства о составлении Уложения по челобитью различных чинов людей, могло скрываться желание указать, что к этой мере прибегается вследствие целого ряда отдельных челобитий различных общин подававшихся до 1649 г, о которых выше упоминали мы. Мы лично более всего склоняемся к первому предположению, т.е. что челобитье о составлении нового законодательного сборника, долженствовавшего дать твердость расшатанному государственному общественному быту было заявлено выборными людьми земского собора 1645 года. Еще в последние годы жизни царя Михаила, именно на земском соборе 1642 года, поданы были различными группами выборных людей весьма серьезные петиции, обращавшие внимание правительства на многие недостатки внутренней государственной жизни; ничего не могло быть естественнее факта, что, три года спустя, земский собор, при наличности которого вступал на престол шестнадцатилетний царь Алексей, повторяя прежние петиции, указал и на необходимость пересмотра и систематизации законодательного материала. Как бы то ни было, но до третьего года царствования Алексея Михайловича не было приступаемо к пересмотру законодательства. Но вот летом 1648 года произошли в Москве события, быстро подвинувшие этот вопрос к его осуществлению. После брака царя Алексея с Марьею Милославскою, отец последней, Илья Данилович Милославский и ближайшие родственники его, Плещеев и Траханиотов, получив важное влияние на дела правительственные и пользуясь своим новым положением, начали стремиться к наживе, совершенно упуская из виду интересу народа; особенный вред мог причинять Леонтий Плещеев, бывший судьею весьма важного Земского Приказа. К старому неудовольствию народонаселения, еще раньше негодовавшего на царского любимца Морозова, за его симпатии к иноземным купцам и за увеличенные пошлины на соль прибавилось еще новое. Посыпались многочисленные челобитные на Государево имя, но лица окружавшие царя Алексея представляли всегда дело царю в таком свете что эти челобитные, если в доходили до него, но, тем не менее, оставались без удовлетворения. 25 мая 1648 года неудовольствие перешло в открытый бунт: народ потребовал казни своих обидчиков. Беспорядки, были прекращены обещанием царя заместить должности убитых Плещеева и Троханиотова лицами честными и приятными народу, уменьшить соляную пошлину, уничтожить монополии и лично наблюдать за тем, чтобы суд был беспосульный и всем равный .
И действительно, менее нежели через два месяца после сейчас лишь описанных событий дан был царский указ о составлении новой Уложенной книги, «чтобы, говорит этот указ, Московского государства всяких чинов людем, от большего и до меньшего чину, суд и расправа была во всяких делах всем ровна». Что дела составления Уложения дан был решительный толчок выше описанными событиями – на это указывает и лихорадочная быстрота, с которой приступлено было к выполнению задачи, более раннему осуществлению которой ставились вероятно затруднения со стороны окружавших молодого царя приближенных, находивших в том свой личный интерес. Первые распоряжения об организации подготовительных работ для составления нового законодательного сборника сделаны были 16 июля 1648 года. В этот достопамятный день, как свидетельствует самое предисловие к Уложению, царь Алексей Михайлович, по совету с патриархом и членами освященного собора и по приговору бояр и думных людей своих, указал немедленно приступить к выяснению и собиранию законодательного материала для будущего сборника, по следующей программе: «Которые статьи написаны в правилех святых Апостол и святых Отец, и в градских законех греческих царей, a пристойны те статьи к государственным и к земским делам, и те бы статьи выписать; и чтобы прежних великих Государей Царей и Великих Князей Российских, и отца его Государева, блаженные памяти великого Государя Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея Русии, указы и боярские приговоры на всякия государственныя и на земския дела собрать, и те государевы указы и боярские приговоры с старыми Судебники справити. A на которыя статьи в прошлых годех государей в судебниках указу не положено и боярских приговоров на те статьи не было, и те бы статьи по тому же написати и изложити общим советом … И указал Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Русии то все собрати и в доклад написати боярам, князю Никите Ивановичу Одоевскому, да князю Семену Васильевичу Прозоровскому; да окольничему князю Федору Федоровичу Волконскому; да дьякам, Гаврилу Левонтьеву да Федору Грибоедову» . Таким образом, одновременно с начертанием программы для подготовительных работ по изданию нового законодательного сборника, назначена была и особая комиссия из пяти лиц для выполнения этих работ.
Как следует понимать выписанное сейчас свидетельство о поручении, возложенном на князя Одоевского с товарищами, – этот вопрос будет ниже затронут нами. Возвратимся к дальнейшему рассмотрению мероприятий царя, связанных с задачей издания Уложения.
Мы уже видели, что Алексей Михайлович сам признавал издание нового законодательного сборника «своим государевым и земским великим царственным делом»; видели также, что земщине принадлежала до известной степени и самая инициатива пересмотра и обновления законодательства. Вследствие сего царь Алексей, решившись привести к исполнению это великое предприятие, счел нужным привлечь к участию в этом деле представителей всех классов населения, в нем заинтересованных. Одновременно с распоряжениями о предпринятии подготовительных работ по изданию Уложения и с назначением для того особой комиссии из пяти лиц, сделаны были и распоряжения о созвании в Москве земского собора. Вот что читаем мы по этому поводу в предисловии к Уложению: «А для того своего государева и земского великого царственного дела указал государь, по совету со отцом своим и Богомольцем святейшим Иосифом, патриархом Московским и всея Русии, и бояре приговорили, выбрати: из стольников, и из стряпчих, и из дворян Московских, и из жильцов чину, по два человека; также всех городов из дворян и из детей боярских, взяти, из больших городов, опричь Новгорода, по два человека, а из Новгородцев с пятины по человеку; a из меньших городов – по человеку, a из гостей – трех человек; a из гостиные и из суконные сотен – по два человека; a из черных сотен и из слобод, и из городов с посадов – по человеку, добрых и смышленых людей, чтобы его государево царственное и земское дело с теми со всеми выборными людьми утвердити и на мере поставити, чтобы те все великие дела, по нынешнему его государеву указу и по соборному уложению, впредь били ничем нерушимы». Эта выписка из предисловия к Уложению знакомит нас таким образом с самым количеством выборных, которое должны были прислать к собору отдельные классы населения. Дальнейшие сведения о распоряжениях по организации земского собора 1648-1649 года почерпаем мы из дошедшей до нас грамоты губному старосте Нагорной половины Обонежской пятины, содержащей в себе предписание о высылке к Москве одного выборного. Из этого замечательного акта узнаем мы, что распоряжение о созыве земского собора действительно состоялось одновременно с постановлением о составлении Уложения; последнее состоялось 16-го июля 1648 года, a 28-го числа того же месяца послана была из Новгородского Приказа грамота Новгородскому воеводе о высылке в Москву выборных к земскому собору. В видах спешности, с которой приступлено было к составлению нового уложения, самый срок, в течение которого должны были явиться в Москву выборные, был назначен краткий до minimuma: выборные должны были собраться к новому году по старому летоисчислению, т.е. к 1-му сентябрю 1649 года; таким образом, не много более месяца рассчитано было на пересылку из Москвы грамот с предписанием произвести выборы, на самую процедуру последних и на проезд выборных до столицы. По смыслу цитируемой нами грамоты, губному старосте предписывается собрать избирателей на губном стане, прочесть им государев указ о производстве выбора и велеть приступить к самому избранию выборного – «человека добра и смышлена, кому б государевы и земские дела за обычай», «которому бы быть на Москве для государева земского дела с государевы бояры, со князем Никитою Ивановичем Одоевским с товарищи». В знак легитимации выборных, составлялись особые подписанные избирателями протоколы, «выборы за руками», которые вместе с ними препровождались в Москву. Явиться в Москву предписывается выборным «c запасом», т.е. с обеспеченными средствами продовольствия на все продолжение соборной сессии. Стремление правительства к возможно скорейшему собранию земского собора и к обеспечению своевременной явки выборных к указному сроку – 1 сентября – невольно бьет в глаза при чтении рассматриваемой грамоты .
Влияние земщины на дела законодательства, выразившееся в издании Уложения царя Алексея Михайловича, было далеко не единственным случаем подобного рода в исторической жизни Московского государства, далеко не является с характером явления исключительного. В этом легко убедиться, вглядываясь в исторические причины тех или других законодательных мероприятий Московских государей. Введение во второй четверти XVI века губного права и губного института, по которому общины получили право собственного, земского, расследования, суда и карания, первоначально только разбойных, a позже и других высших уголовных преступлений, право, предоставлявшееся общинам дачей им особых губных грамот, было вызвано, как известно, земскими челобитьями . равным образом и уставные грамоты, определяющие порядок местного правительственного управления, содержавшие в себе регламентацию областного управления, в видах гарантии земщин от злоупотреблений со стороны местных управителей – наместников и волостелей – были вызваны к жизни путем многочисленных челобитий общин . Далее, когда дача областям этого рода уставных грамот оказалась бессильною улучшить состояние современного областного управления и когда царь Иоанн IV, в видах продолжающихся челобитий областей, предпринял решительную меру – отмену в областях правительственного управления с заменою его самым широким земским самоуправлением посредством выборных земских властей. Он сделал это, согласно челобитьям и указаниям областных земщин. Действительно, первая дошедшая до нас грамота, предоставляющая право земского самоуправления, данная в 1552 г. области Ваге, сама свидетельствует, что она дана по челобитью «всех Шенкурцов и Вельского стану посадских людей и всего Важского уезда становых и волостных крестьян»; всматриваясь далее в сущность мер, предлагавшихся Важскими людьми правительству в видах улучшения администрации и внутренней жизни области, мы увидим что нормы, данные царем для вводимого им самоуправления, представляют буквальное утверждение мер, предложенных самою земщиною . Вслед за Важанами стали бить челом о введении y них земского самоуправления и другие области русские, также получавшие это право . Таким образом, путем инициативы отдельных земщин, развивался мало-помалу институт, который мечтал Иоанн IV распространить на все области своего государства. Задумав сделать введение земского самоуправления мерою всеобщею, Иоанн IV предоставил, тем не менее, областным земщинам самим делать выбор между прежнею системою казенного, приказного управления и между новой системой земского самоуправления; и вот мы видим, что одни земщины совсем не приняли дарованного им права самоуправления, другие приняли его, но, оказавшись несостоятельными к его восприятию, вскоре снова возвратилась к системе приказного управления, и наконец третьи, приняв земское самоуправление, с честью удерживали его до самой эпохи Петровских реформ. В конце ХVІ века воспоследовало, как известно, прикрепление крестьян к землям, на которых они сидели в момент издания указа о запрещении прежнего права свободного перехода их из одной общины в другую, c земель одного владельца на землю другого. Этот указ о прикреплении крестьян к землям, на которых они в данный момент сидели , был лишь одною из паллиативных мер Московского государства, a вовсе не узаконял той болезненной язвы последующей русской жизни, которая, развиваясь путем злоупотреблений из первоначального указа о прикреплении крестьян и получив в позднейшее время название крепостного права, была лишь в настоящее царствование сорвана с развивающегося организма русского народа благодетельной рукой нашего обожаемого Царя-Освободителя. Этот указ о прикреплении должен опять-таки почитаться мерой, хотя и неудачной, хотя и повлекшею за собою гибельные для развития русской жизни последствия, но предпринятой в видах улучшения внутреннего строя государственной и общественной жизни; действительно, бродячий характер уездного населения, беспрерывные переходы крестьян, с целью избывания податной повинности, из одной общины в другую, с земель одного владельца на земли другого не могли не отзываться гибельно и на интересах казны, и на внутреннем хозяйстве и быте общин, и на благосостоянии небогатых низших разрядов служилых людей – дворян и детей боярских. Казна не добирала податей, a беспрерывные войны с окрестными государствами требовали громадных издержек; сельские общины, обложенные по писцовым книгам известными суммами податей, должны были, в силу финансовой круговой поруки, нести тягости не только за наличных, но и за выбывших сочленов, и наконец служилые люди, поместья которых оставались не возделанными жаловались на невозможность отбывать государеву службу с пустующих поместий своих . Истощение государственной казны и жалобы общин и служилых людей на существующий порядок вещей должны были оказать решительное влияние на закрепление крестьян к землям, на которых застал их указ о прикреплении, хотя, как мы выше уже заметили, прикрепление до половины ХVII века смягчалось определением известных урочных лет, давностного срока (первоначально в 5, a позже в 10 и 15 лет), по истечении которого крестьянин, оставивший землю, не мог уже быть насильственно на нее возвращен. Переходя к XVII веку, в первой половине его мы увидим громадное влияние оказанное челобитьями городских общин на законодательство по устройству быта городов. Мы видели уже, как в исходе ХVІ века закреплено было население уездное; теперь исподволь подготовляется, под влиянием указаний на недостатки внутреннего быта городов и на средства их искоренения самих городских общин закрепление населения городского, посадского. Это постепенное закрепление посадского населения, вызванное жалобами общин на расстройство внутреннего быта их, вследствие многочисленных выходов из общин членов их, с одной стороны, и переходов тяглых городских имуществ в руки беломестцев, с другой стороны, выражалось в издании многочисленных узаконении, как воспрещавших самовольный выход посадских людей из их общин, так и воспрещавших владение городскими дворами, угодьями и промышленными заведениями лицам, не принадлежавшим к городскому тяглому состоянию . Мы об этом имели уже впрочем случай сказать несколько слов выше, при общей характеристике состояния русского государственного и общественного быта перед эпохой издания Уложения. Заметим здесь лишь тот замечательный факт, что меры, принимавшиеся правительством по отношению к устройству быта городов – в большинстве случаев представляют собою утвержденные законодательным порядком средства, рекомендованные самими городскими общинами, в их челобитьях государям. Далее, в 1646 году, подана была государю совокупная челобитная торговых людей многих городов на притеснения, причиняемые им иноземными гостями, которым, как известно, особенно протежировал в начале царствования Алексея Михайловича боярин Морозов, в которой ходатайствовалось о запрещении английским купцам торговать в самой Москве и о назначении Архангельска единственным пунктам, в котором могли бы они иметь свои склады и фактории ; это челобитье было удовлетворено, на точном основании заявленных в нем торговыми людьми желаний, царским указом и боярским приговором от 1 июня 1649 года, в котором прямо сказано, что мотивом ему послужили многочисленные челобитные торговых людей . Несколько позже, в 1653 году, били государю челом Московские и городовые торговые люди о введении на всем протяжении государства однообразной рублевой пошлины с товаров и об уничтожении прежнего разнообразия в взимании пошлин, об отмене проезжих пошлин, о принятии мер против злоупотреблений таможенных голов, о введении для всего государства однообразия в мерах и весах и об издании печатной уставной таможенной грамоты ; это ходатайство удовлетворено было указом 1653 года и уставной грамотой 1654 года . Равным образом и в 1667 г. издан был, вследствие челобитья торговых людей, новый Торговый Устав – один из любопытнейших законодательных памятников второй половины ХVІІ века . Вспомним что и уничтожение обычая местничества, воспоследовавшее в 1682 г., в царствование Феодора Алексеевича, явилось ответом на челобитье о том выборных от московских и городовых служилых людей, заседавших в Москве с целью пересмотра ратного устава . Вспомним, наконец, и о комиссиях из представителей различных классов населения, составлявшихся во второй половине XVII века для обсуждения с государевыми думными людьми различных вопросов, подлежавших рассмотрению в законодательном порядке, как то совещание в 1660 году с Московскими торговыми людьми о причинах дороговизны жизненных припасов и о средствах уравнения цен их, совещания с ними же, в 1672 г., о торговом договоре заключенном с армянскими купцами, a в 1670 г., о торговле шелком с Персиею и, наконец, совещание в 1682 г. с выборными от различных торговых и черных классов населения об уравнении служб и податей.
Кроме подачи государям отдельных челобитных с указанием на различные недуги и темные стороны современной жизни, влияние земщины на дела законодательства с особенной силою обнаруживалось на земских соборах. Так, земские соборы 1613, 1614, 1615, 1616, 1632, 1634 и 1637 годов, постановляли чрезвычайные сборы денег и припасов по случаю оскудения государственной казны и необходимости предпринятия значительных военных издержек . Земский собор 1619 года приговорил: производство всеобщей новой уравнительной переписи податных имуществу, сыскивание и возвращение на прежние места жительства посадских и уездных людей, вышедших из своих общин и заложившихся за различных собственников, со взысканием с них всех податей со времени выхода их из общин; учреждение в Москве особой приказной комиссии для исследования обид и утеснений, делаемых сильными и влиятельными людьми более слабым; выяснение количества доходов, расходов и остатков в текущем году по различным городам и, наконец, постановил созвание нового земского собора из выборных, которые умели бы «рассказать обиды и насильства и разоренье, и чем Московскому государству полниться и ратных людей пожаловать, и устроить бы Московское государство, что бы пришло все в достоинство» . Любопытны и петиции, представленные государю выборными людьми земского собора 1642 года. Будучи созваны для обсуждения Азовского дела и связанного с ним вопроса о войне с Турциею и Крымом, выборные люди жаловались здесь государю на многие построения внутренней государственной жизни: служилые люди указывали на неравномерность в распределении выставки даточных людей и в платеже ратных сборов и на привилегии, предоставленные в этом отношении высшим чинам служилых людей и монастырям, на мздоимство приказных людей, по низкий уровень своего материального благосостояния и на необходимость увеличения размера поместных окладов, на необходимость учесть по приходным книгам приказных людей, «что б твоя Государства казна без ведомости не терялась, и тебе б Государю была в прибыль» и т.п.; представители торговых классов и черных слобод указывали государю на тяжесть и неравномерность податей и повинностей, на падение торговли и промышленности, на злоупотребления воевод и приказных людей, на расстройство внутреннего быта общин, происшедшее вследствие того, что многие тяглые люди от скудости «из сотен и слобод разбрелися розно и дворишки свои мечут» и т.п.
В заключение нашего общего обзора вопроса о влиянии земщины на законодательную деятельность государства Московского, мы не можем не выразить желания, чтобы наши историки-юристы сделали его предметом серьезного изучения. Исследование этого любопытного и богатого материалом вопроса дает возможность обнаружить односторонность и ошибочность нередко, к сожалению, встречающихся воззрений на Московскую Русь, как на эпоху господства грубой силы, как на вотчинно-полицейское государство, дает с другой стороны возможность выяснить то высокое доверие земщины к своему Царю, тот тесный союз земли и государства, которыми всегда силен был русский народ, которые возродили, по-видимому, гибнувшее государство после тяжелой эпохи смутного времени, которые дали возможность русской земле стать на настоящую высокую степень внутренней силы и могущества, поколебать которые не в силах ни внешние, ни внутренние враги русского народа и государства.
Позволив себе сделанное нами отступление, необходимое для полного уразумения истинного значения факта издания в половине ХVІІ века Уложения Царя Алексея Михайловича, переходим к дальнейшему рассмотрению истории составления этого законодательного памятника.
РОЛЬ ВЫБОРНЫХ В СОЗДАНИИ УЛОЖЕНИЯ
Итак, мы видели, что царским указом и боярским приговором от 16 июля 1648 года организована была, под председательством князя Н.И. Одоевского, особая комиссия из пяти лиц, для совершения подготовительных работ по изданию нового законодательного сборника, и вместе с тем сделаны распоряжения о созвании в Москву к 1 сентября, по поводу составления этого сборника, земского собора.
Здесь прежде всего становимся мы лицом к лицу с следующим вопросом, крайне существенным для всей истории составления Уложения и для предмета настоящей речи. Какую роль призваны были играть в деле составления и издания Уложения, во-первых, комиссия из князя Одоевского с товарищами, a во-вторых, выборные созванного земского собора? Надо признаться, что вопрос об обоюдном отношении этих двух факторов в деле издания Уложения почти не затронут вашею историко-юридическою литературою. Общепринятое в литературе мнение рисует нам следующую картину истории составления и издания Уложения, построенную на предисловии к этому законодательному памятнику. Царским указом от 16 июля 1618 г. поручено комиссии из князя Н.И. Одоевского с товарищами составить Уложение на основании сделанных в том же указе указаний на источники; вместе с тем, желая придать Уложению особую силу путем санкции его земским собором, сделано было распоряжение о созвании в Москву к 1 сентября выборных от различных классов русского населения. Комиссия по составлении Уложения выполнила свою задачу с замечательною, почти невероятною, быстротою: через два с половиною месяца после издания первого указа о составлении нового законодательного сборника Уложение было уже готово и с 3 октября 1649 г. (по старому летоисчислению, так как год начинался тогда с 1 сентября) читалось земскому собору, причем царь, члены освященного собора и думные люди слушали его отдельно от выборных людей, которым оно читалось в Ответной Палате, причем сидел депутатом от правительства боярин Ю.А. Долгорукий. Это чтение Уложения и безмолвное согласие выборных людей, выразившееся пассивным слушанием его, и было санкциею Уложения. По окончании чтения, Уложение списано было на столбец, закреплено рукоприкладствами соборных людей, переписано в форму книги, закрепленной дьяками Леонтьевым и Грибоедовым, и наконец предано печатанию, по окончании которого (29 января 1649 года) и было разослано к руководству во все приказы и города. Впрочем, позднейшие исследователи допускали составление некоторых статей Уложения при участии выборных людей. Так проф. С.М. Шпилевский и А.П. Щапов признают, каждый из них, что при участии соборных людей могли быть составлены две статьи, причем первый из них указывает на 1 статью XIII главы и на 42 статью XVII главы, второй – на 1 статью XIX главы и на 42 статью XVII главы ; таким образом, из сопоставления указаний обоих исследователей, получаются уже три статьи, составленные при участии земского собора (1-я ст. XIII гл., 42 ст. XVII гл. и 1 ст. XIX главы). Несравненно дальше пошел в разрешении вопроса о влиянии челобитий выборных людей земского собора 1648-1649 года на самое содержание Уложения проф. В.И. Сергеевич, признающий за ними инициативу, a отчасти и участие, в составлении уже 19 статей Уложения , чем и сделан был почтенным исследователем огромный шаг вперед в деле выяснения истинного значения этого законодательного памятника.
Таково современное состояние вопроса об истории составления и издания Уложения 1649 года. Не смотря на значительный успех в уяснении этого вопроса, сделанный заметками В.И. Сергеевича, в этом вопросе, как сознается и сам уважаемый профессор, остается много открытых вопросов; таковы вопросы о сущности трудов, выполненных к 3 октября кн. Одоевским с товарищами, о продолжительности заседания земского собора, о способах и мере влияния и участия соборных людей в составлении Уложения и, наконец, о времени санкции и обнародования его, не говоря уже об источниках Уложения, o мере и способах пользования ими и т. п. вопросах, которые в настоящее время не могут быть затронуты нами.
Будучи далеки от мысли исчерпать в настоящей речи все указанные выше вопросы, мы позволим себе лишь высказать некоторые соображения, могущие, по нашему мнению, вести к их выяснению и к восстановлению в истинном свете истории составления Уложения.
Остановим, прежде всего, наше внимание на вопросе о том: что именно было поручено выполнить, указом от 16 июля, князю Одоевскому с товарищами? Было ли им поручено составить вполне законченный законодательный сборник, который оставалось бы лишь прочесть для формы выборным людям, да утвердить их рукоприкладствами, как смотрели на его дело Строев, a за ним и позднейшие исследователи? Подобного ответа не представляется возможным вывести из предисловия в Уложению, на основании которого строится вышеизложенная ходячая картина составления Уложения. Предисловие это свидетельствует нам, как мы это выше видели , что князю Одоевскому поручено было лишь «выписать» подходящие статьи из постановлений Св. Апостолов и Св. Отец и из градских законов; «собрать» все указы и боярские приговоры и «справить», сличить их, со старыми Судебниками; сформулировать, для предстоящего разрешения их земским собором, новые законодательные вопросы, не разрешенные предшествовавшим законодательством; наконец, собрав все это «в доклад написати», т.е. приготовить для доклада царю и земскому собору.
Ясно, что из подобного рода указаний, даже с величайшей натяжкой, трудно выводить заключение о возложении на кн. Одоевского с товарищами задачи самостоятельного составления законченного законодательного сборника. Здесь просто идет лишь речь о выписках, снесении и сличении материала, о предварительной обработке его, о подготовлении почвы для будущей деятельности выборных людей, о составлении проекта сборника, в смысле расположения собранного и обработанного материала в известной системе, в известном порядке, без всякой претензии на законченность выполненной работы. Тем менее можно допускать возможность самостоятельного разрешения комиссией новых законодательных вопросов, затронутых Уложением, «руководствуясь духом прежних отечественных узаконений», – как утверждает это Строев . В тексте предисловия ясно сказано, что эти новые законодательные вопросы должны быть изложены «общим советом» под последним выражением Строев хочет разуметь совокупное совещание кн. Одоевского с товарищами. Это абсолютно неверно. Если бы Строев и повторявшие его выводы писатели ближе вникли во внутренний смысл предисловия, они сопоставили бы с этим выражением его повторение, находящееся несколько ниже, где говорится, что проект сборника слушался всеми выборными людьми, «которые к тому общему совету выбраны на Москве и из городов», откуда прямой и логический вывод, что эти новые вопросы постановлено было разрешить земским собором. Все сейчас высказанное нами конечно не умаляет перед лицом истории заслуг кн. Одоевского и сотрудников его, хотя и лишает их чести считаться «сочинителями» Уложения . Собрание и снесение разбросанного материала, расположение его в известной системе и наконец формулирование новых законодательных запросов, выдвинутых вперед приказной практикой предшествовавшего времени – все это представляет собою труд немалый, в особенности если мы вспомним краткий промежуток времени, бывший в распоряжении комиссии. Этот труд комиссии не теряет своего значения даже в виду широкого черпания ею готового материала из записных указных книг приказов и из Литовского Статута, на что указано было К.Д. Кавелиным и М.Ф. Владимирским-Будановым , хотя, при всех указанных условиях, и должно быть устранено обычное удивление перед чрезвычайной, едва вероятной быстротой составления Уложения князем Одоевским с товарищами.
Как бы то ни было, но к 3 октября 1649 года работы комиссии были окончены и кн. Одоевский с товарищами «выписав» все то, что было предписано указом от 16 июля и «написав вновь» те вопросы, по которым не состоялось определений в предшествовавшем законодательстве, «к государю приносили», докладывали царю. Здесь опять таки нет и помина о представлении государю вполне законченного сборника. «И… октября с третьего числа, – продолжает предисловие к Уложению, – Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Русии Самодержец, со отцем своим и с Богомольцем Святейшим Иосифом, Патриархом Московским и всея Русии, и с митрополиты, и со архиепископы и с епископом, также и с своими государевыми бояры, и с окольничими и с думными людьми, того собрания слушал и выборным людям, которые к тому общему совету выбраны на Москве и из городов, чтено, что бы то все уложение впредь было прочно и неподвижно». Трудно представить себе что либо менее определенного цитированного места предисловия. Что чтено выборным? Как чтено и кем? Ограничились ли выборные пассивным слушанием проекта? Как продолжительно были это чтение? На все эти вопросы предисловие не дает нам ответа, a потому и неудивительно, что Строев и его последователи, основываясь на нем, составили себе ложное представление о значении земского собора 1648-1649 года. Если допустить пассивное слушание выборными людьми готового Уложения т если допустить даже их участие в составлении двух статей этого памятника, согласно уступке позднейших писателей (исключая отсюда проф. Сергеевича, значительно подвинувшего вопрос к истинному его разрешению), то вся эта процедура, включая и закрепление Уложения рукоприкладством выборных, могла быть окончена, при допущении самой значительной степени медленности — в одну неделю; значит к половине октября, т.е., в течение трех месяцев, считая от указа 16-го июля, выполнена была вся задача издания нового законодательного сборника в 25 глав и 967 обширных статей, сборника занявшего 156 страниц при напечатании его в Полном Собрании Законов! Не говоря уже о баснословной быстроте выполнения при подобном толковании этого темного свидетельства предисловия отнимается всякое значение у земского собора 1648-1649 года. Неужели же выборные только для того и вызывались в Москву, что бы прослушать чтение сборника, приложить к нему руки и вновь разъехаться по домам? Неужели же могло найти себе выход в подобном пассивном отношении к делу пересмотра законодательства всеобщее неудовольствие современным порядком внутренней государственной и общественной жизни, которое и дало именно непосредственный импульс делу издания Уложения? Конечно, нет. Здравый смысл и логика подсказывают нам, что предисловие к Уложению не передает во всей полноте истинной картины составления этого памятника. Уже из самого предисловия к Уложению видно, что князь Одоевский с товарищами представили к 3 октября не законченный законодательный сборник, но только выясненный и систематизированный материал, только проект будущего Уложения. Каков был этот проект и как отнеслись к нему выборные люди земского собора 1648-1649 года, на сколько был изменен и дополнен этот первоначальный проект – об этом не имеем мы никаких сведений, так как до нас не дошли, ни остатки делопроизводства комиссии из кн. Одоевского с товарищами, ни деяния земского собора, ни первоначальный проект Уложения, представленный к 3 октября. Строев впал в грубое заблуждение, утверждая, будто известный уложенный столбец, закрепленный подписями соборных людей, найденный в царствование императрицы Екатерины Великой и хранящийся ныне в Московской Оружейной Палате, есть первоначальный подлинник Уложения, представленный 3-го октября князем Одоевским с товарищами. Основываясь на том, что в этом столбце не заметно ни поправок, ни исключений, Строев делает вывод, что все статьи Уложения приняты выборными людьми без всяких перемен . Этот вывод Строева разбивается его же собственным оружием, теми же предисловием к Уложению, на котором строит он все свои доводы: в предисловии ясно сказано, что этот столбец, закрепленный руками соборных людей, написан после окончания чтения сборника выборным людям. Напротив, все обстоятельства, предшествовавшие изданию Уложения, невольно наводят на мысль, что выборные люди должны были с большой осторожностью и критикой отнестись к составленному проекту Уложения. Этот проект составлялся представителями того именно класса приказных людей, которые, пользуясь юношеством молодого царя Алексея Михайловича, действовали во вред интересам земских классов, доведя их до печальных майских событий 1648 года. Кажется даже, что и сам председатель комиссии составления проекта Уложения, князь Никита Иванович Одоевский, не пользовался симпатиями земских классов: по крайней мере, во время беспорядков происходивших в Москве в мае 1648 года, за два месяца до издания указа о составлении Уложения дом его был разграблен наравне с домами других, ненавистных народу, вельмож .
До сих пор мы приводили отрицательные доводы в пользу невозможности представления себе истории составления Уложения в том виде, как изображает ее Строев и его последователи, выясняли отрицательными доводами невозможность пассивного участия соборных людей в деле издания Уложения. Переходим теперь к положительным доводам в пользу активного участия земского собора 1648-1649 года в деле составления этого законодательного сборника.
Мы уже знаем, что самый царский указ об издании Уложения наметил выборным людям известную долю активного участия в составлении этого законодательного памятника, именно по отношению к разрешению выдвинутых жизнью новых законодательных вопросов, не нашедших себе определения в предшествовавшем законодательстве, разрешить которые указано было «общим советом»; мы видели, что под последним выражением следует разуметь именно земский собор. Представляется даже же возможным определить самое количество подобных новых статей, составленных при участии выборных людей. В 1767 году, по случаю учреждения в Москве известной комиссии для составления проекта нового Уложения, императрица Екатерина Великая пожелала видеть подлинник Уложения 1649 года, чтобы узнать, какими именно лицами был он закреплен. После продолжительных поисков, подлинный уложенный столбец, закрепленный рукоприкладствами членов освященного собора, бояр и думных людей и всех выборных, найден был в помещении старинной Казенной Палаты, где он хранился в особом железном сундуке, вместе с первым печатным изданием Уложения . Этот подлинный уложенный столбец приобретает драгоценное историческое значение, благодаря находящимся при многих статьях его указаниям на источники, из которых они заимствованы. Эти указания, общее число которых простирается до 177, свидетельствуют о заимствованиях из старого Судебника 1550 года и из дополнительных к нему указов, из Моисеева закона, градских законов, Стоглава и из Литовского Статута, но при некоторых статьях встречаются отметки, свидетельствующие о том, что статьи эти составлены вновь . Число этих последних отметок доходит до семнадцати—и эти-то семнадцать статей и должны почитаться теми новыми вопросами, которые разрешены были «общим советом», при участии земского собора. Этими вновь составленными статьями, как усматривается из подлинного уложенного столбца, являются именно следующие:
Главы X (о суде): статьи 137, 146, 147, 148), 185 и 236.
Главы ХІ (о крестьянах): статьи 15, 16, 17, 18 и 30.
Главы ХV (о вершеных делах): статьи 2 и 3.
Главы XVII (о вотчинах): статьи 34 и 35.
Главы ХХ (о холопах): статьи 57 и 58.
Вникая в содержание перечисленных здесь статей, мы легко поймем, почему к составлению их привлечены были выборные люди: эти статьи касались наиболее жгучих вопросов современной жизни. Здесь на первом плане стоят гарантии против злоупотреблений приказных людей, составлявших главную причину народных волнений в мае 1648 года. Здесь находим мы обеспечение возможности челобитий во всякое время на бояр, окольничих и других приказных людей в различного рода «обидных делах», обеспечение безволокитной дачи на них суда, не дожидаясь окончания ими сроков службы, исключая лишь воеводской службы в наиболее отдаленных окраинах, a также полковой и посольской служб (гл, X, ст. 149); запрещение воеводам и другим приказным людям брать служилые кабалы на лиц, живущих в пределах вверенных управлению их округов, в видах обеспечения от злоупотреблений приказных людей личной свободы населения (гл. XX, ст. 58); гарантии против злоупотреблений недельщиков при отправлении последними судебно-исполнительных поручений (гл. X, ст. 137, 146 и 147). Далее найдем мы здесь регламентацию наиболее спорных сторон в отношениях помещиков и вотчинников к крестьянам и некоторых частностей гражданского оборота вотчин и поместий, известно, что тяжбы из-за беглых крестьян и из-за прав владения землями положительно обременяли судебные учреждения XVII века и вносили страшную рознь в жизнь низших разрядов служилых людей: здесь найдем мы регламентацию некоторых частностей касающихся определения прав помещиков и вотчинников на белых крестьян и порядка суда по делам этого рода (гл. XI, ст. 15-18, XX, ст. 57; ограничение для новых помещиков и вотчинников права возобновления судных дел о беглых и отпущенных крестьянах, поконченных при прежних владельцах (гл. XV, ст. 2 и 3), определение для покупщиков гарантий против возможности злонамеренного обмана при отчуждении собственниками вотчин своих (гл. XVII, ст. 34 и 35); меры против возможности опустошения поместий, путем перевода поместных крестьян на вотчинные земли (гл. XI, ст. 30). Наконец здесь же найдем мы регламентацию двух частностей права процессуального: определение способа судебного представительства для лиц, не имеющих возможности лично отвечать на суде, и определение способа судебной присяги в тяжбам о правах владения землей (гл. X, ст. 185 и 236).
Невольно рождается теперь вопрос: когда именно составлены были, при участии в том выборных людей, исчисленные нами «новые» статьи? Были ли они составлены до 3 октября, а следовательно и включены в изготовленный к этому дню проект Уложения, или же были они составлены после 3 октября, во время самого чтения проекта, в виде законодательного разрешения вопросов, уже сформулированных кн. Одоевским с товарищами? На этот вопрос трудно ответит за отсутствием данных. Мы лично более всего склоняемся в пользу первого предположения, тем более, что выборные находились в Москве уже c 1 сентября, следовательно, слишком за месяц до окончательного изготовлении проекта сборника, и в этот промежуток времени легко могли быть собираемы для обсуждения поставленных комиссией новых законодательных вопросов. Но, во всяком случае, участие выборных в составлении этих семнадцати статей еще не было выражением законодательной инициативы земского собора 1648-1649 года. Последняя выразилась в челобитных, поданных выборными людьми государю после 3 октября, следовательно при обсуждении проекта Уложения.
Рассмотрим дошедшие до нас свидетельства о подобного рода челобитных соборных людей.
30 октября 1649 года, как свидетельствует один из дошедших до нас актов, поданы были два письменных челобитья от выборных людей земского собора 1648-1649 года: одно из них – от лица представителей служилого класса, стольников, стряпчих, дворян Московских и городовых дворян и детей боярских; второе – выборными от гостей, торговцев гостиной и суконной сотен и городовых торговых и посадских людей. Сущность обоих челобитий – одна и то же. Здесь выборные жалуются государю, что в окрестностях Москвы и других городов, на местах, где были прежде городские выгоны, устроены ныне слободы и пашни патриаршие, монастырские, боярские и других чинов людей; что в Москве и других городах накупили себе и взяли в заклад тяглые дворы, лавки, погреба и соляные варницы люди и крестьяне патриаршие, монастырские, боярские и других привилегированных лиц, что они же заводят по городам торговлю, берут на откуп таможни, кабаки и др. откупные статьи, и темь отбивают y посадских людей промыслы их, причиняют им большие убытки и содействуют расстройству внутреннего быта городских общин. Оба челобитья оканчиваются ходатайством о запрещении заводить частные слободы и пашни вблизи от столицы и других городов, о запрещении людям и крестьянам привилегированных в податном отношении лиц и учреждений приобретать в городах тяглые имущества, производить здесь торговлю и брать откупа, о включении в городское тягло всех без исключения лиц, живущих в городах и подгородных слободах и об определении законного размера городских выгонных земель. Две недели спустя, именно 13 ноября, совокупные челобитья представителей служилых, торговых и посадских людей докладывались Государю и Думе его членами редакционной комиссии – князьями Одоевским, Прозоровским и Волконским и дьяками Леонтьевым и Грибоедовым – и воспоследовавший поэтому поводу царский указ и боярский приговор утвердил все ходатайства выборных . Это утвержденное в законодательном порядке челобитье выборных соборных людей дало содержание шести статьям XІХ главы Уложения (ст. 1, 6, 7, 9, 10, 15) ; если же мы допустим в общее число статей, почерпнувших свое содержание из соборного челобитья 30 октября, и статьи составляющие дальнейшее развитие этих шести основных статей (именно еще статьи 2-5, 8,11, 12, 14, 16-17), то общее число статей XIX главы, обязанных своим происхождением этому чело битью, дойдет до 16. Вместе с утверждением ходатайства выборных, не дожидаясь окончательной санкции и вступления в обязательную силу вновь составляемого Уложения, дан был указ Сыскному Приказу о сыске и отписке на государя в тягло слобод, заведенных около Москвы и других городов, и всех людей, в них живущих, начиная с 1613 года. Это распоряжение дало повод новому челобитью соборных людей. 25 ноября били челом государю «всяких чинов выборные люди» об отписке на государя слобод, и в них людей, «без лет и без сыску, где кто ныне живет, …чтоб впредь слободам со крестьяны и с бобыли и с закладчики, с торговыми и ремесленными людьми… всем быть его государевым, a ничьим иным… чтоб от той розни в его государстве никакой ссоры и розни меж людьми не было»; это дополнительное челобитье шло на утверждение государя уже не через редакционную комиссию, a через Сыскной Приказ, так как сюда передан был на исполнение царский указ и боярский приговор по основному челобитью. Это дополнительное челобитье, также утвержденное царем , вызвало к жизни три новые статьи XIX главы Уложения (именно ст. 13, 18 и 20) , a если принять в соображение статьи, составляющие их дальнейшее развитие (19, 21-31 ст.), то мы найдем, что общее число статей, вызванных челобитьем 25 ноября, доходит до 18-ти. Таким образом, челобитья выборных людей от 30 октября и 25 ноября были причиной издания 9 статей XIX главы, непосредственно из них вытекавших, и 25 статей той же главы, составлявших дальнейшее развитие этих основных девяти статей; если мы примем в соображение, что дальнейшие статьи ХІХ главы, 35-39, имеют непосредственное и тесное отношение к предыдущим, a последняя, 40, воспрещающая отчуждение и заклад Московских дворов иноземцам, является ответом на челобитье о том в 1643 году Московского приходского духовенства, по всей вероятности подтвержденного на соборе выборными людьми , то окажется, что вся XIX глава Уложения, озаглавленная «О посадских людях» и заключающая в себе 40 статей, возникла (за исключением разве может быть ст. 40-й, коренящейся в предшествовавшем челобитьи духовенства) по инициативе и при участии выборных соборных людей, уже после представления кн. Одоевским с товарищами выработанного ими проекта Уложения. Деятельное отношение выборных к вопросам, получившим свое разрешение в XIX главе Уложения, теперь должно быть вполне понятно нам: мы видели выше, что нестроения во внутреннем быту городских общин, обусловливавшиеся выходом посадских людей из тягл и приливом к посадам людей, не тянущих городского тягла, но, тем не менее, захватывавших в свои руки городские тяглые дворы, угодья и городские промыслы, с самого конца смутного времени вызывали жалобы посадских людей и соответственные им мероприятия правительства. Уложение 1649 года стремилось, хотя, как показывают события второй половины XVII века, и не вполне удачно, положить предел этим настроениям путем закрепления посадского населения и резкого отграничения его от населения уездного, волостного: Уложение положило начало городскому, в известном смысле замкнутому, сословию.
Переходим к следующему весьма важному челобитью выборных людей земского собора 1648-1649 года. По свидетельству одного из дошедших до нас актов, «били челом Государю Ц. и В.К,. Алексею Михайловичу всея Русии… все выборные люди ото всея земли… чтоб Государь указал у патриарха, и у властей, и у монастырей, и у протопопов и у попов вотчинные земли взять на себя Государя, которые даваны с 88 (1580) году… и велел бы те земли, взяв из монастырей, раздать по разбору служилым людям, беспоместным и пустопоместным и малопоместным, дворянам и детям боярским» . Чтобы понять истинный смысл этого челобитья выборных людей, мы должны заметить, что в эпоху издания Уложения монастыри и духовенство находилось в обладании огромных масс земель, с которых они, в силу своего привилегированного положения, не платили податей и не отбывали никаких государственных повинностей, распространяя эти льготы, в силу получаемых ими жалованных грамот, и на людей живущих на их землях; к этим льготам присоединялись еще обширные судебные иммунитеты. Само собой разумеется, что лица тяглого состояния, прельщаемые льготами, предоставлявшимся людям, живущим за монастырями и духовенством, и удрученные тягостью падавших на них податей и повинностей – массами выходили из общин своих и закладывались за монастыри и за духовных вотчинников, в ущерб интересам покинутых ими общин. Понятно, что подобный порядок вещей должен был внушать враждебное отношение тяглых людей к поземельному владению духовных лиц и учреждении; понятно, что увеличение количества вотчинных земель подобного рода было не в интересах и самого правительства, исключая значительную массу земель как из тягла финансового, так и из тягла служебного. И вот мы видим, что начиная с в. к. Иоанна III, нередко принимаемы были меры к секуляризации земель духовных лиц и учреждений или, по крайней мере, к ограничению для них права приобретения новых вотчин, как по возмездным, так и по безвозмездным основаниям (например в виде вкладов частных лиц на помин души, «по душе»). Последнее ограничение духовенства в праве приобретения вновь вотчин установлено было соборным приговором 15 января 1580 года , и его-то и имеют в виду выборные люди земского собора 1648-1649 года, ходатайствуя о секуляризации вотчинных земель, приобретенных с этого года монастырями и духовенством и о запрещении подобных приобретений на будущее время. Челобитье выборных было разрешено государем в положительном смысле лишь по отношению ко второй половине его, т.е. запрещению приобретения вотчин впредь, и результатом этого явилась 42 статья ХVІІ главы Уложения и ее дальнейшее развитие – статьи 43 и 44 ; 42 статья сама свидетельствует нам, что она «уложена собором». По смыслу 42 статьи, запрещено на будущее время духовным лицам и учреждениям приобретение вотчин как путем купли, так и путем принятия их на помин душ, а Поместному Приказу запрещено записывать в книгах своих всякого рода сделки подобного рода. И так челобитье выборных людей было удовлетворено в настоящем случае лишь наполовину: духовенству запрещено приобретать вотчины на будущее время, но распоряжения по секуляризации вотчин, приобретенных с 1580 года, не воспоследовало и новому закону, не смотря на желание выборных, не было придано обратной силы. Тем не менее правительство имело кажется первоначально намерение удовлетворить и этой части челобитья земского собора: мы имеем по крайней мере дошедшую до нас память Поместному Приказу от 9 ноября 1649 года, которой предписывается ему собрать и представить государю «вскоре» сведения о количестве вотчинных земель, приобретенных монастырями и духовенством с 1580 года . Весьма вероятно, что удовлетворение челобитья выборных во всей полноте его встретило весьма естественный протест со стороны членов Освященного собора. Цитированная нами сейчас память скреплена дьяком Федором Грибоедовым – ясное доказательство того, что и это челобитье выборных, подобно челобитью от 30 октября, было докладываемо государю редакционной комиссией; из этой же грамоты явствует, что настоящее челобитье выборных людей имело место до 9 ноября 1649 года.
Другим челобитьем соборных людей, направленным против привилегий духовенства, является челобитье их об учреждении особого Монастырского Приказа, время и условия подачи которого государю совершенно неизвестны нам. Известно, что до издания Уложения царя Алексея Михайловича, духовенство пользовалось особой льготой по отношению к его подсудности: суд и расправа на представителей духовенства и на монастыри, как юридические лица, a также и суд на людей и крестьян, числившихся за ними или состоявшими на их службе, давался исключительно в Приказе Большего Дворца, что служило выражением особого внимания к духовенству со стороны представителей верховной власти. Подобное исключительное процессуальное положение духовенства не могло конечно нравиться земским классам, причиняя большую волокиту в судных делах с духовенством и числившимися за ним людьми и крестьянами: на духовенство и на лиц последнего рода нигде, кроме названного приказа, нельзя было искать суда и расправы. Между тем, приступая к составлению Уложения, правительство основным принципом этого законодательного сборника возвестило установление всяких чинов людям «от большего и до меньшего чина» суда равного. Этому основному принципу сильно противоречили всякого рода судебные иммунитеты, a в том числе и особая подсудность духовенства. Поэтому не должно казаться удивительным что, на земском соборе 1648-1649 года, выборные люди били государю челом об уничтожении этой исключительной подсудности. И вот, согласно челобитью выборных людей, о чем свидетельствует само Уложение, определено было учреждение особого Монастырского Приказа, на который и перешли все функции Приказа Большего Дворца, на сколько они касались, как суда над лицами духовного ведомства (глава ХІІІ «О Монастырском Приказе», статья 1), так и общего ведения дел, касавшихся духовенства. Ограничение исключительной подсудности лиц духовного ведомства выразилось еще в двух отношениях: по встречным искам разрешено искать на представителях духовенства, начиная с сана архимандрита, a равно и на людях и крестьянах всех духовных властей вообще в общих приказах (гл. ХIII, ст. 2); в городах же право иска на числящихся за духовными лицами и учреждениями людей и крестьян уравнено с правом иска на людей и крестьян всех вообще вотчинников и помещиков (гл. ХІІІ, ст. 3). Если мы примем во внимание, что остальные четыре статьи ХIII главы составляют лишь дальнейшее развитие только что приведенных первых трех статей, то должны будем признать, что вся ХIII глава Уложения возникла по инициативе земского собора.
Последнее определение Уложения, относительно которого существуют сведения, что оно состоялось по челобитью известного класса населения – это первые две статьи ХІ главы («Суд о крестьянех»), отменяющие прежний давностный срок, прежние «урочные лета» (в 15 лет), установленные указом от 1647 года для возвращения беглых крестьян . Но это челобитье было подано уже не при самом обсуждении проекта Уложения, a ранее, в 156 (1648) году, следовательно до 1 сентября, до срока назначенного для съезда в Москву выборных земского собора 1648-1649 года. На это ясно указывает нам грамота, из которой почерпается известие об этом челобитье, хотя здесь и говорится, что оно подано «всех городов» служилыми людьми. Как следует понимать это загадочное свидетельство? Нельзя ли допустить предположения, что представители служилых людей, съехавшись в Москву к собору до 1 сентября, следовательно в 1648 году, и принимая крайне близко к сердцу важный для их интересов вопрос об отмене урочных лет, поторопились ударить об этом челом еще до открытия соборной сессии? Как бы то ни было, но ход челобитью этому дан был уже во время обсуждения проекта Уложения, по докладу членов редакционной комиссии, кн. Одоевского с товарищами и, по обсуждении челобитья государем, членами освященного собора, боярами и думными людьми и служилыми людьми всех городов, «которые били челом о беглых крестьянах», решение по этому челобитью было «уложено собором» . Таким образом, возникли 1 и 2 статьи ХІ главы Уложения и до 12 статей той же главы, составляющих их дальнейшее развитие.
Таковы имеющиеся в дошедших до наших дней актах сведения о статьях Уложения, возникших по инициативе выборных людей земского собора 1648-1649 года. Считаем совершенно излишним распространяться на счет того, что эти немногие, случайно дошедшие до нас акты, конечно не исчерпывают всех случаев челобитий, поданных выборными людьми, и вместе с тем, далеко ее исчерпывают вопроса о законодательной инициативе земского собора 1648-1649 в деле составления Уложения царя Алексея Михайловича. Поэтому, раз дошли до нас сведения о нескольких случаях подобного рода, большее основание имеем мы полагать, что общее число их было значительнее, нежели допустить невероятное предположение, чтобы этими случайными актами исчерпывались все случаи влияния собора на законодательные определения Уложения.
В доказательство того положения, что многие статьи Уложения составлены были, если и не по инициативе земского собора, то во всяком случае при его участии, хотя бы об этом и не упоминалось в самом тексте их, можем мы привести главу VIII Уложения: «О искуплении пленных» (из одной большей основной и шести весьма кратких дополнительных статей), в которой нет и помину о составлении ее при участии земского собора, т.е. после 3 октября. Между тем до нас дошла позднейшая грамота по тому же вопросу, из которой обнаруживается, что постановления этой главы уложены по совместному совещанию государя с патриархом, освященным собором, боярами и думными людьми и «всяких чинов с выборными людьми» . Основываясь на данном случае, мы вправе допустить возможность, что и многие другие статьи составлены были при непосредственном участии в том выборных людей, хотя в самом тексте их и не встречается на то указаний.
Теперь, выяснив дошедшие до нас сведения о статьях Уложения царя Алексея Михайловича, составленных, как при участии земского собора 1649-1649 года вообще, так и по их инициативе его в частности, постараемся представить общие числовые данные относительно этого любопытного вопроса.
Они выразятся в следующих таблицах:
А. Статьи, составленные при участии земского собора и возникшие по его инициативе.
Главы: Статьи: Общее содержание:
XI. «Суде о крестьянех» (всего 34 статьи) Статьи, непосредственно вылившиеся из челобитий выборных людей: 1 и 2.
Их дальнейшее развитие, статьи 3-14.
Всего же до 14 статей. Отмена урочных лет для возвращения беглых крестьян. (Челобитье до 1 сентября).
XIII. «О монастырском приказе» (всего 7 статей) Статья, непосредственно вылившаяся из челобитья выборных людей: 1.
Ее необходимое дальнейшее развитие, статьи 2-7.
Всего же 7 статей.
Таким образом, вся глава составлена после 3 октября. Уничтожение подсудности духовенства приказу Больш. Дворца и ограничение его судебных привилегий. (Время челобитья неизвестно).
XVII. «О вотчинах» (всего 55 статей). Статья, непосредственно вылившаяся из челобитья выборных людей: 42.
Ее необходимое дальнейшее развитие, статьи 43 и 44.
Всего же 3 статьи. Запрещение приобретения вотчин духовенством (Челобитье до 9 ноября).
XIX. «О посадских людех» (всего 40 статей). Статьи, непосредственно вылившиеся из челобитий выборных людей: 1, 6, 7, 9, 10, 13, 15, 18 и 20.
Их необходимое дальнейшее развитие, статьи: 2-5, 8, 11, 12, 14, 16, 17, 19, 21-34.
Всего до 34 статей.
Более нежели вероятно, что вся эта глава составлена после 3 октября. Устройство посадского населения и внутреннего быта городов (Челобитья 3 октября и 25 ноября).
Таким образом инициатива выборных земского собора 1648-1649 г., насколько можем судить по случайно сохранившимся известиям – вызвала составление 58 статей Уложения, распределяющихся между четырьмя главами этого памятника и касающихся четырех весьма важных вопросов внутренней жизни русского общества конца первой половины ХVІІ столетия:
а) устройства внутреннего быта городов,
b) условий возвращения беглых крестьян,
с) ограничения вотчинных прав духовенства,
d) уравнения суда путем уничтожения судебных привилегий.
Две относящиеся сюда главы – XIII и XIX – несомненно составлены после 3 октября.
Б. Статьи, составленные при участии выборных людей, но (насколько по крайней мере известно) без непосредственной инициативы их.
Сюда относятся рассмотренные нами выше новые законодательные вопросы, которые велено было сформулировать кн. Одоевскому с товарищами для «изложения их общим советом» и VIII-ую главу «О искуплении пленных». Именно:
Главы: Статьи: Общее содержание:
VIII. «О искуплении пленных» (всего 7 статей) Все семь статей. Определение особого сбора на выкуп военнопленных.
X. «О суде» (всего 287 статей). 137, 146, 147, 149, 185, 236. Гарантии против злоупотреблений недельщиков при вызове на суд, возможность безволокитного получения суда по «обидным делам» на бояр и приказных людей, судебное представительство для лиц не могущих лично отвечать на суде, форма судебной присяги в поземельных тяжбах.
XI. «Суд о крестьянех» (всего 34 статьи). 15-18 и 30. О правах вотчинников и помещиков на беглых крестьян и запрещение перевода крестьян с поместных земель на вотчинные.
XV. «О вершенных делах» (всего 5 статей). 2 и 3. Об окончательной силе отпускных и мировых по делам о беглых крестьянах, состоявшихся при прежних владельцах.
XVII. «О вотчинах» (всего 55 статей). 34 и 35. Меры против обманов при отчуждении вотчин собственниками.
XX. «О холопье суде» (всего 119 статей). 57 и 58. Запрещение иска в сносе отдельно от иска о беглом человеке и запрещение приказным людям брать служилые кабалы на людей своего присуда.
Всего 24 статьи, распределяющиеся в шести главах. Сводя обе росписи в одну, найдем, что вообще при участии выборных людей составлены следующие статьи.
Главы: Статьи: Общее заглавие глав и общее число их статей:
VIII. 1-7. «О искуплении пленных» (7 ст.)
X. 137, 146, 147, 149, 185 и 236. «О суде» (278 ст.)
XI. 1-14, 15-18 и 30. «Суд о крестьянех» (34 ст.)
XIII. 1-7. «О Монастырском Приказе» (7 ст.)
XV. 2-3. «О вершенных делах» (5 ст.)
XVII. 34-35, 42-44. «О вотчинах» (55 ст.)
XIX. 1-34 . «О посадских людех» (40 ст.)
XX. 57-58. «О холопье суде» (119 ст.)
В окончательном результате получаем мы 86 статьи, размещенных в восьми главах, о которых можно несомненно утверждать, что они составлены были при участии выборных людей земского собора 1648-1649 года, что составляет почти 8,5 % общего количества статей Уложения.
Таковы положительные данные, опровергающие теорию Строева и позднейших последователей ее о пассивном только участии выборных людей земского собора в деле составления Уложения 1649 года. Еще раз повторим наше убеждение, что этими случайно до нас дошедшими данными, конечно, не исчерпывается вся мера инициативы и участия выборных людей в составлении этого законодательного памятника, в этом, по подлинному выражению царского указа, «государевом и земском великом царственном деле».
ФОРМАЛЬНАЯ СТОРОНА СОЗДАНИЯ УЛОЖЕНИЯ
Ознакомившись с характером участия выборных земского собора 1648-1649 года в деле составления Уложения, мы можем теперь, пользуясь предисловием к этому памятнику и приведенными выше актами, дополняющими наши сведения об истории составления его, попытаться разрешить некоторые вопросы, касающиеся внешней, формальной стороны истории этого собора.
Первым поставим мы здесь вопрос о продолжительности сессии земского собора 1648-1649 года, на который может быть дан впрочем лишь приблизительный ответь. Начало соборной сессии известно: выборным предписано были неукоснительно съехаться в Москву к новому году, т.е. к 1 сентября; это число и должно принять за начальный пункт сессии. Но за то, при настоящем состоянии источников, не представляется возможности определить времени окончания сессии; несомненно однако то, что земский собор был еще в наличности в конце ноября, так как 25 числа этого месяца была подана выборными людьми челобитная. Не было окончено в конце ноября и самое обсуждение проекта Уложения: это видно уже из предмета челобитья 25 ноября, касающегося статей XIX главы Уложения: значит в конце ноября обсуждалась только XIX глава сборника и собору предстояло еще обсудить почти треть всего Уложения (по окончательной редакции его). Таким образом, зная minimum продолжительности соборной сессии (1 сентября – 25 ноября), мы имеем право предположить окончание ее разве только к концу декабря, a этим устраняется до известной степени баснословная быстрота составления и издания Уложения, так часто пора жавшая исследователей.
Относительно самого порядка заседаний земского собора даст нам сведения предисловие к Уложению. Из него узнаем мы, что для обсуждения внесенного кн. Одоевским с товарищами проекта, земский собор распался на два отделения или палаты. Первую составили под личным председательством царя лица, принимавшие участие в соборе поголовно в силу самого звания своего – патриарх, прочие высшие духовные власти и члены Боярской Думы. Вторую, заседавшую в Ответной Палате, составили выборные, заседавшие на соборе уже по началу представительства; председательствовал ими, назначенный для того государем, боярин князь Юрий Алексеевич Долгорукий. Чтение проекта производилось без сомнения дьяками, участвовавшими в комиссии для его составления, причем члены комиссии, конечно, давали и необходимые объяснения относительно источников и редакции отдельных статей; дачею подобного рода объяснений могут быть толкуемы указания на источники, находящиеся, как мы выше видели, на подлинном уложенном столбце. Сообразно рассуждениям и прениям соборных людей, та или другая статья проекта отвергалась или принималась, опять-таки или без всяких изменений, или с некоторыми переменами и добавлениями, конечно после предварительного доклада дела Государю и Думе его. Если выборные люди, все в совокупности, или только известная фракция их, желали введения в проект каких-либо новых определений, они подавали о том письменное челобитье на имя государя; мы теперь уже знакомы с этим видом деятельности выборных людей. Такое челобитье принималось членами комиссии по составлении проекта Уложения – кн. Одоевский с товарищами – и докладывалось ими Государю, который и обсуждал его с Думою своею, после чего, в случае утверждения челобитья выборных людей государем – сущность его редактировалась в форму новых статей, заносившихся в составляемое в окончательной редакции Уложение . Эти-то обсуждения, редактированные в окончательной форме и постепенно записывавшиеся статьи будущего законодательного сборника, и составили вероятно к концу соборной сессии тот подлинный уложенный столбец, который был закреплен руками всех соборных людей и хранится в наши дни в Московской Оружейной Палате. На подобное соображение наводит самый внешний вид уложенного столбца: он представляет весьма большое разнообразие почерков и только первые десять глав его имеют заглавия и нумерацию статей, хотя и в остальных главах оставлены между статьями промежутки для позднейшей вставки соответствующих чисел ; если бы этот столбец был составлен единовременно, после окончания соборной сессии, единственно для закрепления его рукоприкладствами соборных людей, ему постарались бы конечно придать более тщательный вид. Что соборным людям дали закрепить рукоприкладствами их именно тот столбец, который постепенно составлялся во время обсуждения проекта, в этом, как нам кажется, нет ничего странного: соборная сессия затянулась и так долго, пожелали скорее распустить выборных, и потому, не делая нового списка Уложения, который пришлось бы снова читать и сверять с подлинником, дали подписать им подлинный столбец.
Закрепление уложенного столбца рукоприкладствами соборных людей было последним актом деяний земского собора 1648-1849 года. Рукоприкладства соборных людей находятся на оборотной стороне столбца; здесь приложили руки: патриарх Иосиф, 2 митрополита, 3 архиепископа, один епископ, 5 архимандритов, один игумен, 15 бояр, 10 окольничих, один казначей, один думный дворянин, один печатник, один думный дьяк, духовник государя, 5 московских дворян, 118 городовых дворян, 3 гостя, 12 выборных от московских сотен и слобод, 89 выборных от посадских людей различных городов и 15 выборных от пятнадцати приказов Московских стрельцов. Склейки отдельных листков, из которых составлен весь столбец, имеющий 434 аршина длины, скреплены с обеих сторон дьяками. На лицевой стороне столбца находится скрепа думного дьяка Ивана Гавренева, на обратной стороне его – скрепы думных дьяков Федора Елизарова и Михаила Волошенинова и рядовых (простых) дьяков – Гаврила Леонтьева и Федора Грибоедова ; первые трое скрепили столбец в качестве думных дьяков, которые, как известно, скрепляли все государственные акты, двое же последних скрепили его в качестве дьяков редакционной комиссии. Тpoe старших редакторов – князья Одоевский, Прозоровской и Волконской – приложили руки свои к столбцу вместе с остальными членами Думы Боярской: приказная практика Московская предоставляла скрепу и припись грамот исключительно дьякам.
С закрепленного руками соборных людей уложенного столбца переписано было Уложение «в книгу», закрепленную дьяками Гаврилом Леонтьевым и Федором Грибоедовым, a с этой рукописной книги предпринято было печатание Уложения. Несомненно, что вступление Уложения в обязательную силу должно считать с момента рассылки напечатанных экземпляров его по приказам и городам , исключая конечно тех частных определений этого законодательного сборника, которые вошли в обязательную силу раньше целого, составив предмет отдельных царских грамот в приказы и города, разосланных до выхода всего сборника из печати. Таким порядком, например, совершилось вступление в обязательную силу XIX главы Уложения «О посадских людях», возникшей, как нам уже известно, по инициативе выборных людей, выразившейся в подаче ими челобитных от 30 октября и 25 ноября 1649 года. И вот, по утверждении этих челобитий государем и по окончании редакционною комиссиею формулировки сущности их в виде статей XIX главы Уложения, сделаны были последние предметом содержания особых наказных памятей; до нас дошли две подобные грамоты, одна от февраля 1649 года, вторая – от января или февраля того же года . Рассматривая содержание этих грамот (например № 36, IV т. Актов Арх. Эксп.), мы видим, что они составляют буквальную выписку всей XIX главы Уложения, с тем только отличием от текста последнего, что здесь содержание не разбито по отдельным статьям. Точно также, по утверждении государем доложенного ему кн. Одоевским c товарищами челобитья выборных от служилых людей об отмене урочных лет для возвращения беглых крестьян и по «уложении собором» соответствующих этому челобитью статей XI главы Уложения, предписано было «с нынешнего указу и с соборного уложения» послать во все приказы списки, a из приказов, в свою очередь, послать о том грамоты в подведомственные им города «чтоб указ и соборное уложение … во всех приказех и в городех и во дворцовых селах было ведомо» . По счастливому случаю до нас дошла одна из грамот последнего рода: это грамота из Московского Судного Приказа Звенигородскому воеводе о возвращении впредь беглых крестьян, со 2 января 1649 года, прежним владельцам без урочных лет; здесь сделана ссылка именно на царский указ и соборное уложение, сообщенное Московскому Судному Приказу памятью за приписью Гаврила Леонтьева – одного из членов редакционной комиссии . Таким образом, является несомненным, что отдельные части Уложения, сделавшись по их утверждении предметом содержания особых грамот, получали обнародование и обязательную силу ранее своего целого, в смысле всего законодательного сборника.
Этот последний факт в свою очередь наводит нас на небезынтересные соображения относительно времени напечатания Уложения царя Алексея Михайловича.
Когда впервые напечатано было Уложение? На этот вопрос весьма трудно ответить: какая-то пока необъяснимая таинственность скрывает от нас обстоятельства, при которых совершилось печатание этого памятника. Время издания старопечатных (до ХVIII века) книг Московской печати определяется, как известно, их «выходами», помещаемыми преимущественно на последней странице книги, обычною формою которых является следующая: «Начата бысть печатанием книга сия (следует подробное указание царствования, имени патриарха, года, месяца и числа) … совершена же бысть (следует таковое же подробное указание)…», или: «Напечатана книга сия в лето … (следует указание времени печатания)». В Уложении подобного выхода не имеется, a в конце книги помещено следующее послесловие: «Совершена сия книга повелением Государя Царя и Великого князя Алексея Михайловича, всея Pyccии Самодержца, в третье лето Богом хранимые его державы, и при сыне его Государеве Благоверном Царевиче и Великом Князе Димитрие Алексеевиче в первое лето рождения его, лета 7157 (1649) генваря в 26 день». Сопоставив это послесловие с следующим местом предисловия: «И по Государеву… указу, то уложение на список (уложенный столбец) написано… И с того уложения списан список в книгу, слово в слово. А с моей книги напечатана сия книга» (слова, набранные курсивом, не находятся в самом первом издании Уложения славянской печати). Мы относим datum послесловия ко времени изготовления рукописной книги, скрепленной дьяками Леонтьевым и Грибоедовым, с которой набиралось печатное Уложение, куда и вошло оно из книги рукописной. Ниже увидим мы, что так называемое первое издание Уложения (славянской печати) на самом деле составляется из двух изданий неизвестного времени, a между тем в обоих изданиях в послесловии время «совершения» книги значится одно и тоже: ясно, что оно относится к рукописной книге. Наконец печатание Уложения и не могло окончиться к 29 январю 1649 года. Мы выше видели, что соборная сессия – a следовательно и подписание выборными людьми уложенного столбца – не могла окончиться ранее конца декабря, a быть может перенесена была еще и на январь. Но, допустив первое предположение, приняв затем в соображение наступившие праздники и время необходимое для переписания уложенного столбца в книгу, мы получили бы для напечатания Уложения срок чересчур уже короткий. Но что положительным образом противоречит предположению о напечатании Уложения в январе 1649 года – это указанные выше грамоты с выписками из него, разосланные в январе и феврале 1649 года. Если в январе Уложение уже набиралось и предвиделась возможность выпуска его из Печатного двора к 29 январю, какая могла быть цель рассылки выписок из него, в роде, например, целой XIX главы? Ясно, что в январе 1649 года еще не приступали к его печатанию, но важнейшие из его определений (например, о крестьянах и посадских людях) получили обнародование и обязательную силу в виде отдельных грамот, сообщенных приказам и городовым воеводам редакционною комиссиею . Почему же так медлили выпуском в свет печатного Уложения? Ответить на этот вопрос опять мешает та же таинственность, которою облечена история Уложения после распущения земского собора. Быть может, будущему удастся рассеять эту таинственность. При настоящем же состоянии источников, a в особенности при тех материалах, которыми можно располагать в отдаленной провинции, сделать это невозможно. Поэтому, избегая каких-либо шатких и натянутых выводов, укажем лишь те факты, которые невольно заставляют задуматься над историею Уложения, после момента закрепления соборными людьми подлинного уложенного столбца.
Пометы на полях уложенного столбца. На подлинном столбце, хранящемся в Оружейной Палате, против трех статей находятся неизвестно кем сделанные заметки, именно: «попомнить», «поговорить о той статье с бояры», «поговорить с бояры», которые сделаны вероятно после закрепления столбца и судя по выражению помет, с ведома государя, если только не им самим. Эти пометы показывают, что уже немедленно по окончании составления Уложения, явилась мысль о пересмотре некоторых его определений. Впрочем сделанное нами сличение первого, неисправленного издания Уложения церковнославянским шрифтом с исправленным вторым таковым же изданием его, не обнаружило никакого изменения в первоначальной редакции этих статей.
Два издания Уложения в царствование Алексея Михайловича и их варианты. Общепринятое в науке истории русского права мнение, будто первым печатным изданием Уложения 1649 является издание его в царствование Алексея Михайловича церковно-славянскими буквами, a вторым – Санкт-Петербургское издание его в 1737 году гражданскими буквами, совершенно неверно. При ближайшем рассмотрении различных экземпляров так называемого первого издания оказывается, что оно состоит из двух, в короткое время одно за другим следовавших изданий, так что издание гражданским шрифтом 1737 года является в сущности уже третьим изданием. Различие обоих изданий Уложения царствовании Алексея Михайловича указано Сахаровым во второй книге первого тома его «Обозрения славяно-русской библиографии» (Снб. 1849 г., стр. 165), но автор указывает здесь лишь весьма небольшое количество признаков, по которым различаются оба издания, упустив при том из виду то весьма важное обстоятельство, что различие это идет дальше некоторых, чисто внешних, особенностей обоих изданий: они различаются и со стороны внутреннего содержания некоторых статей.
Укажем, прежде всего, внешние особенности обоих изданий, по которым они различаются между собою:
1. В обоих изданиях находим мы огромное различие в наборе и, между прочим, различный перенос текста с одной строки на другую. Последнее различие, за небольшими исключениями, проходить через весь сборник, так что не представляется никакой возможности перечислить все случаи подобного рода.
2. В обоих изданиях, в начале некоторых глав, поставлены различные заставки и красные буквы (например, листы 62, 66, 67 обор., 71, 74 об., 85, 86, 93, 180, 183 обор., 188 и мн. др.).
3. В первом издании неопределенное наклонение глаголов везде имеет окончание ти, напр.: ехати, вершити, судити, допрашивати и т.п.; во втором издании оно везде заменено окончанием ть – ехать, вершить, судить, допрашивать (например, листа 25: строка 2-3, строка 15, 17; л. 75, 118 и мн. др.).
4. В первом издании многие опечатки затерты черною краскою (например,. лист 61, шестая строка снизу, л-263 обор., шестая строка снизу, л. 281-об., первая строка снизу, л. 285, первая строка сверху, л. 332, двенадцатая строка снизу и др.). Во втором издании они выправлены.
5. В первом издании на листе 285 исправлены числа статей пг и пд, ошибочно набранные пв и пг; во втором издании эти опечатки выправлены.
6. В первом издании на 6-ом листе, десятая строка сверху, напечатано: «християн»; на 26-м л., вторая строка снизу: «ни буди»; на 28-м л., двенадцатая строка сверху: «после»; на 30-м л., девятая строка сверху: «которые»; на 82-м л., одиннадцатая строка сверху: «вдвое»; на 89 л. обор., одиннадцатая строка снизу: «впредь». Во втором издании эти слова исправлены: «крестьян», «нибудь», «после», «которые», «в двое», «в передь».
7. Самыми рельефными и бросающимися в глаза отличиями, по которым с первого взгляда могут быть различены оба издания Уложения ХVII века, следующие:
а) На первом листе первого издания, последняя строка: «ком деле бити челом», во втором издании – «о каком деле бити челом»;
б) В первом издании предисловие к Уложению начинается на лицевой стороне 62-го полулиста, во втором издании – на обратной стороне 61-го полулиста;
в) Последняя строка последней страницы первого издания заключает одно слово – «день»; во втором издании слова: «к (вместо в) 29 день».
Считаем невозможным указывать остальные формальные различия обоих изданий, так как пришлось бы наполнить этими указаниями несколько страниц.
Переходим к указанию вариантов в материальном содержании некоторых статей Уложения обоих изданий времен Алексея Михайловича.
Еще в 1767 г. историограф Миллер, исследуя по поручению императрицы подлинный уложенный столбец, найденный в этом году в бывшем Казенном приказе вместе с современным Алексею Михайловичу печатным экземпляром Уложения, с которым он хранился там в особом железном сундуке, и сличая этот печатный экземпляр Уложения с позднейшим изданием его 1737 года, усмотрел варианты в содержании некоторых статей обоих изданий. Затем, в новейшее время, именно в 1850 г., г. Забелин напечатал в приложении к своей статье «Сведения о подлинном Уложении ц. A Михайловича» список усмотренных Миллером вариантов, под заглавием: «Варианты печатного Уложения изданий 7157 и 1737 г.» Сличая в последнее время лист за листом первые два издания Уложения ХVII века (которые обыкновенно, как мы видели, принимают ошибочно за одно), мы пришли к выводу, что указанными вариантами различаются именно эти два первые издания памятника, оба выпущенные при царе Алексее Михайловиче, причем второе из этих изданий — тожественно по тексту, как с изданиям 1737 г., так и со всеми последующими. Таким образом, если мы сличим с изданием 1737 г. и последующими первое издание времен Алексея Михайловича, мы увидим эти варианты; если же мы сличим с ними второе издание Уложения времен Алексея Михайловича (внешние отличия которого от первого выше указаны вами), мы не найдем никакой разницы в тексте. Следовательно различия текста издания ХVII века и 1737 г., указанное Миллером, коренится в различии текста двух первых изданий времен царя Алексея; Миллеру попался в руки экземпляр именно первого издания ХVII века – и вот источник заблуждения Забелина, повторившего вывод Миллера и заявившего о различии в тексте изданий Уложения 1649 и 1737 годов: Забелину было неизвестно различие обоих изданий XVII века.
Укажем варианты в тексте двух первых изданий Уложения, отпечатанных при царе Алексее Михайловиче:
а) Во втором издании, на обороте 64 полулиста, в конце второго отрывка, стоят слова «а с тое книги напечатана сия книга». В первом издании этих слов нет.
b) В первом издании, в 25 статье Х главы (оборот 100 листа), при исчислении дней в году, в которые запрещается сидеть в приказах, находится много прибавлений сравнительно со вторым изданием часто не имеющих логической связи с общим содержанием этой статьи; выписывая текст этих определений, мы отмечает курсивом все прибавления, исключенные во втором издании:
«В день Рождества Христова с предпразднеством».
«В день святого Богоявления с предпразднеством, и в иные Владычные и в Господские праздники».
«Сырная неделя вся в чистоте».
«Первая неделя великого поста отнюдь не пити».
«Страстная неделя також, а в четверток великий в банях не париться».
«Седмь дней по Пасце».
«Да в Вознесениев день бань не топити ж, и на Усекновение и Рождество Иоанна Предтечи на игрища не ходить».
«Да в который день приспеть праздник день рождения государя царя и великого князя Алексея Михайловича все Руси, и его благоверныя царицы и великия княгини Марии Ильичны и их благородных чад. Да в Петров пост во многих городех, заговев, в первой понедельник бесятся и играют, и то искоренить проклятое дело».
с) В 28 статье Х главы (оборот 101 листа) в первом издании напечатано: «и за митрополичье, и за архиепископле бесчестье…»; во втором издании: «и за митрополичье, и за архиепископле и за епископле бесчестье…».
d) В 30, 83, 92 и 158 статьях Х главы (листы 101 об., 107, 108 об. и 133 об.), при исчислении размера платы за бесчестье, в имевшемся у нас под руками экземпляре первого издания – гости поставлены ниже всех других чинов; во втором же издании гости поименованы выше, между Московскими дворянами и дьяками .
е) В 5 статье XIV главы (оборот 184 листа) во втором издании находится следующая, отмеченная ниже курсивом, прибавка сравнительно с первым изданием:
«…и учнет бити челом, чтоб ему с чужеземцом в вере дати жеребей кому крест целовать, и им в том дати жеребей …».
f) В 10 статье ХIV главы, в обоих изданиях, замечаются следующие варианты:
Первое: Второе:
«А в правилех Святых Апостол и Святых Отец про крестное целование написано»: «А в правилех Святых Отец про крестное целование написано»:
«À будет крестьянин крестьянина напрасно приведет к крестному целованию и велит крест поцеловати, и он крест поцелует на том, что он прав, и таким в церковь Божию не входити, и в домы их попом не приходити и свята у них не говорити и свеши и просвиры и на молебен и на литургию приносу у них не принимати». «А бедет крестьянин крестьянина напрасно приведет к крестному целованию и велит крест поцеловати, и он крест поцелует на том, что он прав, и такового по нужди кленьшагося, Великий Василий на шесть лет запрещению подлагает, сиречь от церкве отлучает, по осмь есят второму правилу своему».
«А будет вельможа… и их потому же попом в церковь Божию не пущати». «А будет вельможа… и таковых священником в церковь Божию не пущати».
«А кто крест поцелует на криве, и тому тридесять лет епитемьи, к церкви не приходити, и приносу от них попом не приимати, ни в дом к ним не приходити и молитвы им не давати». «А кто крест поцелует на кривее (на полях припечатано: клянется во лжю), и тому Великий Василий, в шестьдесят четвертом своем правиле, полагает запрещение на десять лет; два лета да плачется, три лета да послушает Божественных писаний, четыре лета да припадает и едино лето да стоит с верными и потом Божественного Причащения причастится».
О том же царя Льва Примудрого (на полях припечатано: Матф. состав 5 лист 114) новая заповедь 72-я повелевает клянущемуся во лжи язык урезати, еще после обличен будет».
«А кто просит покаяния, и поп ему заповедает тридесять лет сухо ясти; в понедельник и в среду и в пяток единою днем хлеб с укропом, во вторник в четверток дважды днем с варивом без масла, а дары ему дати при смерти по нужди.
И того подобает отцем духовным детей своих духовных поучати»… А кто покаяния просит, и поп даст ему заповедь, на та лета, в понедельник в среду и в пяток единою днем ясти хлеб с укропом, во вторник же и в четверток дважды с варивом без масла.
«…и от недуг всяческих исцелевается; не с верою же и не истине, но на лжи целуя крест, и той убо лжи общник есть и не исцельно вреждает себе»… «…и от недуг всяческих исцеливает; а неверою и не истине на лжи целуя крест, и той бо лжи обещник есть и не исцельно вреждает себе»…
«А которые люди к кому приставят не в больших искех меньши рубля, и тем давати в иску их жеребей»… «А которые люди к кому приставят не в больших искех в рубле или меньши рубля, и тем давати в иску их жеребей».
«А кто учнет искати рубля, и в том иску давати крестное целование». «А кто учнет искати болши рубля, и в том иску давати крестное целование».
Таковы внешние и материальные различия между обоими изданиями Уложения эпохи царя Алексея Михайловича, которые принимают обыкновенно за одно издание. Заметим здесь между прочим одну особенность, общую обоим изданиям XVII века: в экземпляра этих двух изданий нет 65 листа; на обороте 64 листа кончается предисловие, а непосредственно за ним, на лицевой стороне 66 листа – начинается первая глава Уложения.
Что касается вопроса о промежутке времени, разделявшем выход в свет обоих изданий Уложения времен царя Алексея Михайловича, то следует заметить, что он не мог быть продолжителен, не более 3-5 лет. На это указывает сличение обоих изданий: в обоих найдем мы одну и ту же бумагу, тот же самый шрифт, во многих местах те же самые заставки и красные буквы (например, начало главы ХХ). Нa это указывает нам и отсутствие выхода у второго издания, ясно, что издатели желали сами приурочить его к первому изданию. Сохранена везде та же самая нумерация листов, сохранен даже пропуск 65 листа, сохранен по возможности один и тот же шрифт, вообще, за исключением указанных выше поправок и изменении текста, приняты все меры для возможного замаскирования второго издания; что цель эта была достигнута удовлетворительна, на это указывает нам уже то, что до сих пор, разве только самые рьяные библиофилы знали о существовании двух первых изданий Уложения.
Что касается, наконец, вопроса о причинах появления второго издания, то мы вряд ли ошибемся, поставив его в связи с горячею деятельностью патриарха Никона в деле исправления книг. Если так, то время выхода второго издания должно быть отнесено к промежутку времени от 1652 г. (принятие Никоном патриаршества) до 1658 г. (разрыв между царем и патриархом) Известно, что новый законодательный памятник возбудил против себя сильное неудовольствие Никона и всего духовенства некоторыми мерами, предпринятыми к ограничению привилегий последнего. В своих ответах Стрешневу и Паисию, бывший патриарх резко высказывает всю свою желчь против Уложения, называя его определения «ложным и проклятым списанием», «дьявольским законом», «беззаконной книгой» и т.п., не щадя и князя Одоевского, которого он называет «лжи предтечею», «списателем неправды и беззакония», «богопротивником», «богоборцем и истинноборцем», «разорителем евангельских заповедей», «попирателем православной веры» и наделяет т.п. нелестными эпитетами . Затем, в письме своем к цареградскому патриарху (1666 г.), Никон говорит об Уложении, что в нем «все ложно, св. Апостол и св. Отец правилом и прежних греческих царей законом противно и о святой церкви и о священном чину… и ина многа пребеззакония, елика суть в той книге писана, не возмогох писати множества ради». Поэтому не удивительно что, взойдя на патриарший престол, Никон употреблял все свое влияние на то, что бы убедить царя отменить силу Уложения: «И о cей проклятой книге многажды глаголахом царскому величеству, чтоб искоренить ce, – пишет далее Никон цареградскому патриарху, – и да держит Божественные и св. Евангелия заповеди и св. Апостол и св. Отец правила и древних благочестивых царей законы» . Несмотря на дружбу патриарха с царем, ему не удалось склонить последнего к «искоренению» Уложения и даже к уничтожению Монастырского приказа; впрочем царь сделал любимцу своему одну уступку: в 1654 г. разосланы были воеводам выписки из Кормчей книги в дополнение к уголовным законам Уложения . Сделал он ему быть может и другую уступку: дозволил перепечатать Уложение с некоторыми исправлениями первоначального текста. Таково вероятное происхождение двух первых изданий Уложения и замечаемых в них вариантов текста.
Можно, впрочем, допустить и другое объяснение причины появления двух первых изданий Уложения, с усматриваемыми в них вариантами текста. Это объяснение, как сейчас увидим, строится нами на предположении умышленной порчи текста уложенного столбца при первоначальном печатании Уложения. Известно, что издание Уложения и сделанные вступлением его в обязательную силу гражданские преобразования возбудили сильное неудовольствие в известной части населения; по архивным сведениям Соловецкого монастыря видно, что боярин и дворецкий князь Алексей Михайлович Львов и с ним до 150 других лиц были заточены здесь, как за недовольство гражданскими преобразованиями, так и церковным исправлением книг . Известно также, что тот же боярин князь A.M. Львов, состоя во время патриаршества Иосифа, a следовательно и в эпоху составления Уложения заведующим Печатным двором, будучи ревностным адептом начинающегося раскола, умышленно допускал ложные вставки и прибавления в печатавшиеся у него книги . Возникает теперь вопрос: не умышленно ли искажен при печатании, с ведома князя Львова, первоначальный текст уложенного столбца, вследствие чего и оказалось необходимым приступить уже вскоре ко второму исправленному изданию, a для того чтобы не возбудить по этому поводу толков, замаскировать это последнее? На этот весьма интересный вопрос может дать ответ лишь тщательное сличение текста подлинного уложенного столбца с текстами двух первых изданий. Если он окажется одинаковым с первым неисправленным изданием—с памяти кн. Львова должно быть снято подозрение в подлоге и исправление первоначального текста явится делом патриарха Никона; если же текст столбца окажется тождественным со вторым исправленным изданием, оправдается наша гипотеза об умышленной порчи первоначального текста при самом печатании Уложения.
Любопытно было бы выяснить, насколько редко встречается неисправленное первое издание Уложения, сравнительно со вторым исправленным изданием его? Не было ли оно отобрано в приказах ч от воевод, с заменою новым изданием, вследствие чего до нас могли дойти лишь экземпляры, разошедшиеся между частными лицами, да сохраненные раскольниками? Для настоящей работы могли ми иметь под руками лишь три экземпляра так называемого первого издания Уложения, обязательно предоставленные нам для исследования профессорами Казанского Университета Д.А. Корсаковым, Н.А. Кремлевым и С.М. Шпилевским, и кроме того рукописный экземпляр Уложения, письма первой половины прошедшего столетия, принадлежащий проф. С.М. Шпилевскому. Кроме того имеем мы сведения еще об одном экземпляре Уложения издания XVII века, принадлежащем одному из казанских букинистов; этот экземпляр, по словам видевшего его С.М. Шпилевского, ничем не отличается от его собственного экземпляра. В результате наших работ оказалось, что один лишь экземпляр Д.А. Корсакова представляет собою неисправленный экземпляр первого издания ; все же остальные относятся ко второму исправленному изданию. Любопытную особенность представляет рукописный экземпляр С.М. Шпилевского: самый текст Уложения представляет список с первого неисправленного издания, a предисловие к нему – со второго исправленного издания .
Следует иметь в виду, что и экземпляры самого первого издания (неисправленного) должны представлять между собою различие: в одних экземплярах, случайно проскользнувших в свет, гости исчислены на листах 101 обор., 107, 108 обор. и 133 обор. ниже всех прочих чинов; в других экземплярах эти листы перепечатаны и гости поставлены между Московскими дворянами и дьяками При тщательном исследовании нескольких экземпляров первого издания окажутся быть может и другие частные исправления в тексте его .
В заключение еще раз позволю себе высказать мое убеждение относительно необходимости нового, коренного пересмотра вопроса о составлении и издании Уложения царя Алексея Михайловича. Решение этого вопроса нужно искать уже не в изданных печатных источниках, но в архивных материалах, которыми так богата наша первопрестольная столица. Не следует из ложного и вредного для интересов науки самолюбия оставлять вопроса открытым, слепо отстаивая раз высказанные неправильные, по собственному убеждению исследователя, мысли; присущие настоящему исследованию, и я должен был, хотя и не без некоторого ущерба для своего самолюбия, взять назад многое из того, что было высказано мною по отношению к истории Уложения всего два года назад, в первом томе моей «Истории права Московского государства».
Не знаю, Мм. Гг., могла ли поселить в Вас моя речь хоть небольшой интерес к затронутым в ней вопросам. Но если мой малый труд и высказанные в нем соображения дадут возможность будущему исследователю сделать хотя бы один шаг вперед в деле изучения важнейшего памятника истории отечественного законодательства, я буду счастлив сознанием, что труд мой был не бесплоден, несмотря на всю неполноту и недостатки его.