Риторика 1828 год

КРАТКАЯ РИТОРИКА
ИЛИ ПРАВИЛА ОТНОСЯЩИЕСЯ КО ВСЕМ РОДАМ СОЧИНЕНИЙ ПРОЗАИЧЕСКИХ
1828 ГОД
Введение в риторику.
§ 1. Под словом речи вообще разумеется всякое словесное выражение наших мыслей и чувствований, расположенное в некотором определенном порядке и связи. Порядок и связь отличают искусственную речь от языка. Под словом языка, в пространном смысле, понимать надобно все правила речи, составляющие теперь три особенные науки: Логику или Диалектику, которая учит думать, рассуждать и выводить заключения правильно, связно и основательлно; — Грамматику, которая показывает значение, употребление и связь слов и речей, — и Риторику, которая подает правила к последовательному и точному изложению мыслей, к изящному и пленительному расположению частей речи, сообразно с видами каждого особенного рода прозаических сочинений.
§ 2. И так Риторика, принятая во всем ее пространстве, заключает в себе полную теорию Красноречия. Красноречие, как обыкновенно понимаем, есть способность выражать свои мысли и чувствования на письме или на словах правильно, ясно и сообразно с целью говорящего или пишущего. Древние под именем Красноречия разумели единственно искусство Оратора; а под именем Риторики – правила, служащие к образованию Ораторов. Теория прочих прозаических сочинений была предметом их Диалектики и Грамматики.
§ 3. Цель Риторики, как теории всех прозаических сочинений, не ограничивается убеждением и доказательствами. В противность древним и некоторым новейшим Учителям, мы понимаем под сим словом науку научать наш разум и занимать воображение, или трогать сердце и действовать на волю. И так искусство научать, занимать, трогать, доказывать составляет предмет всякого прозаического Писателя.
§ 4. Смысл, или чувство и выражение оных составляют сущность речи, и должны быть в надлежащей связи точно так, как душа и тело. То и другое, как материя и форма, служить предметом Риторики, которая впрочем не простирает своих исследований до мыслей и до слов, предоставляя это Логике и Грамматике. Она более смотрит на красоту и стройность сочинения, т.е. она учит мысли, правильно обдуманные, и по правилам Грамматики выраженные, представлять в виде изящном и соответственном каждому роду Красноречия.
§ 5. Некоторые под именем Красноречия разумеют стихи и прозу, а другие одну прозу, разделяя таким образом вся науку Словесности на два рода, на искусство прозаическое и на искусство стихотворное. Сие разделение основано не на одной наружной форме того и другого рода; оно зависит от существенного различия предметов и цели, которые предполагаю себе Оратор и Стихотворец: одного намерение научить, а другой имеет в виду особенно – удовольствие.
§ 6. Есть люди, которые отличаются каким-то природным Красноречием; они никогда не учились правилам Риторики, но, имея здравый рассудок, живое чувство, вкус и легкость в языке, выражают свои мысли ясно и в таком порядке, который совершенно соответствует их цели. Сия, частию от Природы получаемая, частию воспитанием, обращением и чтением образованная способность обеспечивает успехи предлагаемого нами искусства, и сама приобретает посредством правил новой блеск, силу и совершенство. От всякого Писателя требуется, чтоб он со всех сторон осмотрел предмет своей речи, чтоб он каждую минуту обладал самим собою, чтоб сам был уверен в причинах и доказательствах, которые предлагает другим, и чтобы наконец сам был живо проникнут чувствованиями и страстью, которую намерен возбудить в сердце читателя.
§ 7. Польза Красноречия очевидна для каждого, кто обращает внимание на его существо и цель. Ни одна наука не имеет столь великого влияния на душевные наши силы. Как Изящное Искусство, Красноречие пленяет наши сердца и воспламеняет воображение; этого мало: будучи рассматриваемо в собственных своих пределах, оно способствует к распространению познаний, к открытию новых истин, и всем вообще наукам доставляет новые достоинства и прелести. Посредством его не только мысли и познания, но самые чувства, склонности и страсти людей, нам неизвестных, отдаленных от нас веками, становятся нашими собственными, современными. Оно научает нас избирать предметы, разбирать их, и описывать прилично, порядочно и связно; оно дает самой истине большую силу убедительности, и самым страстям больше выражения и трогательности; оно образует наши нравы.
§ 8. Красноречие обращается в искусство безнужное и вредное, когда оставляет благородную цель свою, т.е. когда оно устремлено будет не к выходам истины и добродетели, но к распространению заблуждения и пороков; когда оно решится защищать правила и мнения, противные чистой нравственности, или будет одевать предметы сами по себе пагубные и соблазнительные, в одежду приятную и благовидную, чтобы заманить в свои сети неопытный и ослепленный ум читателя, или слушателя. И так не Красноречие, но его употребление навлекло на себя справедливые укоризны в древности и в новейшие времена; злоупотребление всегда будет порицаемо, между тем как наука беспрестанно приводится к совершенству, беспрестанно сияет в новом немерцающем свете.
§ 9. Для образования истинного Оратора и для приобретения надлежащего успеха во всех прозаических сочинениях не довольно одних правил Риторики. Для сего необходимо нужно познакомиться с лучшими образцами искусства, как между древними, так и новейшими произведениями. Молодой благоразумной питомец Муз, занимаясь чтением лучших Авторов, видит, каким образом доставили они бессмертным своим сочинениям истинную красоту, совершенство и подлинную классическую важность. Внимательное изучение Писателей подает нам случай узнать собственной их характер, и возбуждает в нас благородное стремление к подражанию. Таким образом, чрез непрерывные упражнения в Красноречии и чрез образование своих способностей, приобретаем мы большие силы, вернейшее чувство изящного и доброго, и быстрейший взор для отличия погрешностей.
§ 10. Изображение языка и письма теряется во мраке древности. Начало Красноречия гораздо к нам ближе; оно предполагает уже некоторое образование языка и значительные успехи в устроении обществ. Первое Красноречие можно назвать свободным излиянием сердца, покоренного невольным порывам чувствований и страстей. Первые Ораторы не обдумывали и не слагали речей своих по правилам Риторическим. Соответствовать своей цели – сие первое, существенное правило всех Риторик было тогда одним правилом, одною нитью, по которой Автор располагал свое слово.
§ 11. Гораздо прежде появления прозаических сочинений Стихотворство было образовано, и пользовалось исключительно всеми правами на уважение; оно посвящено было знатнейшим историческим происшествиям. Ни один народ в древности не способствовал столько успехам Красноречия, сколько Греки. Блистательные дарования, благородное чувство свободы, богатство и гибкость языка, Философия и Политика, все сие вместе устремлено было к одной цели, к образованию Ораторов. Не только Учители Риторики, но даже Грамматики и Философы занимались Теорией Словесного Искусства, во всем его пространстве. Греческие Писатели лучших времен обращали свое внимание столько же на слог, сколько и на мысли. Римляне были их счастливые подражатели, и в продолжение блистательной эпохи своей республики усовершенствовали не только практическую, но и учебную часть Красноречия.
§ 12. В так называемые средние времена всеобщий мрак, распростертый над науками, сокрыл от взоров последние следы Красноречия, которое лишено было вдруг всех своих способов: тонкий вкус, здравая Философия, основательное познание языка – все исчезло. Некоторые роды прозаических сочинений были совершенно забыты, другие весьма мало обработаны; всю ученость тогдашнего времени составляли тиранские схоластические толкования Аристотелевых правил. Но как скоро дух древней Словесности получил новую жизнь; как скоро Ученые обратились опять к древним языкам: тогда снова воцарилось и чувство красоты, начали подражать лучшим образцам, приводить в совершенство свой язык, и сделались гораздо внимательнее к правильности, точности, выразительности и благозвучию языка. Таким образом образовался слог прозаический между новейшими народами, хотя Красноречие, принятое во всем его пространстве, никогда уже не могло возвратить себе прежнего своего величия.
§ 13. Поэзия и Изящные Искусства существовали гораздо прежде, нежели Пиитика и правила Искусств; подобно тому, Красноречие гораздо прежде было известно, нежели начали преподавать об нем правила, которые вообще почерпнуты из памятников, оставшихся от первых Ораторов. У Греков особливо блистательны успехи сего Искусства произвели многих Риторов, которые всеми своими открытиями в таинствах вкуса, всеми своими правилами, относительно к чистому слогу, обязаны верным своим наблюдениям и разбору лучших Писателей. Между Авторами, которые писали о Красноречии, и коих сочинения дошли до нас, заслуживают особенное наше внимание следующие: Аристотель, Дионисий Галинарнасский, Гермовен, Автониус, Теон, Деметрий Фалерийский и Лонгин.
§ 14. Рим, увлекаемы воинственным духом, долго не мог обратить своего внимания на искусства и наука; очень поздно уже начали учить в нем Красноречию словесно и письменно. В сем отношении прославлялись особенно Цицерон, Квинтилиан и неизвестный Сочинитель разговора о причинах упадка Красноречия.
§ 15. Из новейших Писателей, которые, по восстановлении наук, сочинили учебные книги, касательно Красноречия, заслуживают нашу благодарность следующие:
На Латинском языке: Фоссий и Эрнести.
На Итальянском: Беттинелли.
На Французском: Рапень, Бюфье, Фенелон и Издатель правил о чтении Ораторов.
На Английском: Лавзон, Кампбель, Пристлей и Блер.
На Немецком: Готшед, Базедов, Миллер и Линднер.
У нас в России, духовные Отцы первые начали собирать Риторические правила, следуя метод Греческих и Латинских Риторик. – Из светских Писателей имеют неоспоримое право на признательность нашу: Тредьяковский, .и особливо Ломоносов. – Риторика Рижского и благонамеренные труды Шишкова также достойны всякого уважения.
§ 16. Риторические наставления в пространном смысле состоят частию из правил, которые относятся к хорошему слогу вообще, частию из особенных рассуждений о каждом особенном роде сочинений. Сии роды суть: а) Письма, b) Разговоры, c) Рассуждения или учебные книги, d) История истинная или вымышленная, и наконец e) собственно так называемые Речи. Сообразно сему порядку мы расположим наши Риторические наставления.
I.
Всеобщая теория прозаическим сочинений.
§ 1. Слогом, или стилем во всех родах письменных сочинений называем мы словесную одежду мыслей и чувствований, какого бы оне содержания ни были. Всякой слог имеет своий собственной характер. Различие в слогах происходит: 1. от характера Писателя; 2. От сущности материи, которую он избрал; 3. От цели, которую он себе предположил, и наконец 4. От расположения, в котором он пишет.
§ 2. Мы прежде видели, что цель каждого прозаического сочинения должна быть или нравоучение, или удовольствие, или возбуждение страсти. Цель сия одна и та же для всех родов сочинения; но намерение Писателя может действовать на ход и силу его творения, и слог изменяется. Сии изменения могут быть безчисленны. Не входя в подробность, мы полагаем здесь главные три рода слога: 1. народной или простой, 2. средний или умеренный и 3. высокой. Кроме сих может быть слог простой, блестящий, трогательный, цветущий, живописный и проч. Всякой из них более или менее относится к вышеупомянутым трем родам.
§ 3. Простонародному слогу более свойственны: ясность, легкость, чистота, краткость и точность. Он удаляется всех пышных украшений, всего, что воспламеняет воображение и страсти: цель его – спокойное научение разума. Допуская иногда даже некоторую видимую небрежность, он имеет свою красоту и приятность; его правильное употребление предполагает в Писателе здравой и основательной разсудок, тщательное разсматривание мыслей и чувствований. Таким слогом пишутся особенно учебныя книги и письма, и потому-то его называют догматическим и письменным. Он иногда имеет место во всех других сочинениях, и даже в самых речах.
§ 4. Средний или умеренный слог отличается полнотою и богатством выражений. Возвышаясь весьма приметно над низким или народным слогом, он удерживается от сильных и смелых порывов высокаго слога. Он позволяет себе некоторую меру Ораторских украшений, которыя должны быть больше приятны, нежели блестящи, больше трогательны, нежели высоки; он не терпит чудеснаго и величественнаго, и чуждается слишком разительных и красивых мыслей и выражений. Таким образом сочинения, написанныя сим слогом, получают известную степень живости, привлекательности, силы. Часто самые низки предметы, принадлежащие к народному слоку, заимствуют от него благородство и возвышенность. Обыкновенное место его во всех нравственных разсуждениях, важных и страстных письмах, прагматических повествованиях и в некоторых речах.
§ 5. Высокой слог принадлежит к собственно так называемому Красноречию или речам, и в таком только случае, когда требуют сего слога или величие предмета, или отменно живое чувство и возвышенность духа. Главные источники сего слога суть: великия и необыкновенно благородныя мысли, сильныя, потрясающия движения сердца, пламенное воображение и гармоническое расположение слов. Все сие однако имеет влияние не на характер целого сочинения, но только на некоторыя его части; потому что новость и разительность возвышенных предметов, точно также как и живое чувство сердца и фантазии, не могут быть безпрерывными, но встречаются случайно.
§ 6. Сим трем родам хорошаго слога противополагается столько же дурных. Молодые писатели, не опытные в таинствах вкуса, неимеющие надлежащего познания о правилах и образцах, часто впадают в погрешности. Простонародный слог в руках таких учеников становится низким, слабым, сухим, детским, или изнеженным. Средний слог без строгаго надзора критики, теряешь свою стезю, и превращается или в возвышенной, или в низкий, и то и другое не в своем месте, без надлежащаго отношения между предметом Писателя и его намерением. А высокой слог, чуждой вкуса, несогласный с своей целию, делается напыщенным, безсмысленным и темным; лишенным чувства и мыслей, становится ненатуральным и холодным.
§ 7. Всеобщия или существенныя свойства хорошаго слога во всех родах прозаических сочинений суть следующия: правильность, точность, пристойность, благородство, живость, красота и благозвучие. Первое из сих свойств, т.е. правильность, или исправность, принадлежит более к Грамматике, нежели к Риторике. Она состоит в совершенном согласия между выражением и мыслию, для которой выражение служит отпечатком, или одеждой. Правильность заключает в себе чистоту выражений, которая требует, чтобы мы, изображая нашу мысль, остерегались от всех слов и оборотов, чуждых нашему языку. Оба сии свойства хотя не могут быть главною целию Автора, но оне необходимы для хорошаго слога.
§ 8. Поелику язык есть единственное средство для изображения наших мыслей и чувствования, то каждый Писатель прежде всего должен обратить все внимание на его свойства, его устроение, богатство, образованность. Кроме аналогии, или постоянных изменений языка, он должен смотреть на употребление онаго, от котораго зависит связь известных звуков с понятиями, соединение слов и строение оборотов.
Все правила Грамматическия первоначально извлечены из употребления языка. И так смысл, в котором принимается каждое слово, оборот и состав речи должны непременно сообразоваться с общим употреблением, если только сие последнее не противно лучшим классическим Авторам, гению языка и духу настоящаго века.
§ 9. Во всяком языке встречаются синонимы, или слова однозначущия. Впрочем сии слова никогда не значат совершенно одного и того же смысла: оне разнятся иногда степенью благородства, иногда своею определенностию, или границами значения. Свобода, свойственная употреблению, позволяет их часто с излишеством: тогда самое употребление становится подозрительным, и Автор прибегает к Грамматике; выбор его зависит от произведения слов, Синтаксиса и гармонии слога. Сверх того при употреблении синоним и оборотов смотреть надобно не только на то, чтоб в речи не было никакой тавтологии (тождесловия), но чтобы она имела надлежащую разнообразность, силу, живость, и соответствовала цели Автора.
§ 10. Мы заметим при главныя погрешности против чистоты и правильности языка. – Первая состоит в употреблении таких слов, которыя необыкновенны, т.е. или слишком странны, или слишком новы, или образованы несвойственно гению языка: это называют барбаризмом. – Вторая погрешность состоит в несохранении правил Синтаксиса, и чрез то теряется смысл и порядок слов: это называют солецизмом. – Третья, когда употребляют слова и обороты не в том значении и смысле, которыя собственно им принадлежат; сему пороку противополагается точность выражений. Сюда же относятся идиотизм и провинциализм, когда мы употребляем слова и обороты в таком значении, которое, не будучи всеобщим, свойственно только какой-нибудь провинция, или какому-нибудь провинция, или какому-нибудь особенному наречию. Употребление слов, взятых из чужаго языка, называется или Грецизмом, или Латинизмом, Галлицизмом и проч.
§ 11. Самое существенное свойство стиля есть ясность. С каким бы намерением Автор ни писал, какие бы ни были виды его сочинения, всегда он должен так выражаться, чтоб его понимали; в противном случае все труды его потеряны. Здесь Писателю одна Грамматическая исправность не поможет; чтобы доставить сочинению надлежащую степень ясности, надобно избегать всех погрешностей, для нее вредных. Оне суть: темнота, двоемыслие и сбивчивость. Причиною сих погрешностей часто бывает излишнее старание быть исправным: — слабость, от которой не могли избегнуть многие превосходнейшие Писатели!
§ 12. Темнота стили происходить или от недостатка и неполноты выражений, или от неправильнаго расположения слов, которое нарушает связь между мыслями, или от неоднообразнаго и одикаковаго употребления слов, в одном и том же периоде принимающих различныя значения, или стоимений и особливой охоты устроивать периоды. Такия же следствия производить привязанность к малоизвестным учебным и художественным терминам, и к продолжительным периодам. Желание быть кратким и глубоким, даже и при сохранении прочих достоинств стиля, может произвесть темноту.
§ 13. Оборот речи становится двусмысленным, когда можно растолковать его не в одну, но в две и три стороны. Двоесмысленность бывает или в словах, или в расположении целаго периода. Первый случай встречается особенно в тех языках, которые не получили еще надлежащей определенности. Искусный Писатель те слова, которыя имеют сомнительное значение, употреблять там только, где место и связь выражений делают смысл совершенно ясным. Гораздо труднее избежать двухсмыслия в сочинении слов; поелику лучшие обороты речи, находясь в периодической связи одни с другими, могут быть расположены не одним, но разными способами и всегда поизводят сбивчивасть, как скоро читатель не проник намерения Автора. Чрез рачительное сохранение знаков препинания можно избежать сей погрешности.
§ 14. Сбивчивость в слоге есть совершенный недостаток смысла и ясности. Сей порок, будучи самым вредным, часто встречается в отличнейших Писателях. Он происходит от темноты и замешательства в мыслях, которыя не обдуманы и не расположены, как должно, в голове нашей. Читатель с величайшим трудом должен отгадывать их ход, связь и взаимныя отношения, а часто и совсем ничего не видит. То же самое производит страсть к новым украшениям, когда мы, гоняясь за фигурными выражениями, выбираем такия слова, которыя имеют отдаленное, или слишком скрытое отношение. Я не говорю о последнем источнике всякаго безсмыслия. Это совершенная тупость или разсеянность Писателя, который совсем не думает о том, что говорит, или пишет.
§ 15. Соответственность стиля заключается в соблюдении отношений между словами и оборотами, и между тоном должно быть приспособлено к особенному намерению того, кто говорит или пишет. И так всегда наблюдать должно: а) одно только то, что употребительно в обществе или свойственно языку; b) что прилично предмету и цели; c) натуральное и простое; d) надлежащую определительность выражений, относительно к ним самим и к мыслям, которыя Автор посредством их объясняет. Сохранение всех сих свойств можно назвать одним словом точностию. Она избегает всего излишняго и растянутаго, наблюдая везде благоразумную краткость.
§ 16. Но всеобщим качествам хорошаго слога принадлежит также его достоинство или благородство. Надобно стараться присвоить себе навсегда мысли и чувствования людей образованных, имеющих здравый вкус. Все неблагопристойное, низкое, неприличное, так как и пустая напыщенность и высокопарность, оскорбляет нежность читателя.
§ 17. Живость слога зависит частию от его ясности и точности, частию от живости воображения и чувствований. Она происходит от совершеннаго согласия между означающим и означаемым, между словами и идеями. И так выбор слов, их расположение и их благозвучность наиболее производят сию живость. Лучшие Авторы не только смотрят на слова, которыя они употребляют, но и на звуки, из которых сии слова состоят. Они стараются самым тоном слогов выражать предмет, особливо если сей предмет подвержен чувству слуха.
§ 18. Слова могут быть или собственныя, или несобственныя. В разсуждении собственных выражений ничто так не способствует живости слога, как их точность и определенность, относительно к мыслям и намерению Автора; при чем должно избирать не всеобщия или обыкновенныя, но, сколько возможно, особенныя и одному только настоящему предмету приличныя выражения; таким образом слог становится более и более живописным в самой простоте и краткости своей.
§ 19. Особенное внимание должно устремлять на употребление несобственных или фигурных выражений, которыя служат не только для украшения и блеска речи, но и для большаго объяснения предмета, ими изображаемого. Их стараются изобретать с тем намерением, чтоб придать слову более живости, т.е. действовать на все умственныя силы нашей души, особливо на воображение и чувство. И так при выборе фигур замечать должно те образы или изменения, которыя заключают в себе более живописи или разительности.
Главныя выгоды, получаемые от фигур, суть следующия: обогащение языка, его достоинство и сила, приятное занятие для воображения и остроумия, и наконец живость и разительная ясность мыслей.
§ 20. Обыкновенно разделяют фигуры на два рода: на обороты слов и на обороты предложений. Первые касаются до однех слов, и состоять в переносе собственнаго значения в ближайшее несобственнаго значения в ближайшее несобственное; другие относятся к целым периодам, и зависят от изменения хода чувств и мыслей. Сие разделение весьма неопределенно и недостаточно, ибо кто может исчислить все переменныя движения души и сердца? Поелику все фигуры действуют или на ум, или на воображение, и на чувство: то мы разделим их на три главные класса, и скажем о важнейших в каждом классе.
§ 21. Хотя остроумие и проницательность принадлежат собственно к вышшим силам ума, однако оне оказываются и в Изящных Науках: первое сравнивает, оттенки чувственных предметов. Как вспомогательное средство к возбуждению внимания и к удержанию его, полезно между фигурами особенно сравнение, которое два предмета, по их ближайшему сходству, ставить имеет, дабы один из них, или оба сделать прелестнее и трогательнее. Сравнение отличается от примера и подобия тем, что оне действуют более на воображение и разсудок, и всеобщия истины, посредством некоторых случаев, особенных и известных, представляют в яснейшем свете и большей силе. Сюда принадлежит противоположение или антитез, когда две противныя друг другу вещи, или понятия сближаются, чтобы смотреть на них с одной точки зрения.
§ 22. Ко второму классу фигур, которых действие простирается на силу воображения, принадлежат так называемые тропы, или такия фигуры, в которых вместо понятия, собственно соединяемаго с каким-нибудь словом, употребляется другое ближайшее понятие, дабы доставить предмету более живости и привлекательности. Сия привлекательность, заключенная в удовольствии сравнения, в разнообразии и новости, есть без сомнения главное достоинство тропов, которых начало надобно искать в природе и постепенном распространении человеческих познания, в силе воображения и даже в недостатках языка. При изобретении тропов наблюдать должно правильное и ближайшее отношение между сравниваемыми понятиями, хотя бы оно было очевидно или скрытно, и состояло в подобии или противоположении. Каждый язык, в разсуждении тропов, имеет собственной способ употребления, и от того часто случается, что тропов одного языка нельзя перевести теми же тропами на другой язык.
§ 23. К самым употребительным и прекраснейшим тропам принадлежат метафора, которая, вместо одного, не столь живаго, не столь приятнаго значения, присвоивает слову другое, более живописное и привлекательное. Она основывается на сходстве, и производит образ. Сие значение не поставляется в сравнении с тем понятием, которое оно живописует, но действительно и непосредственно занимает его место. Метафора заключается не только в одном, но и во многих словах, чрез что бывает гораздо живописнее. При ея помощи не только всеобщия и отвлеченныя понятия, но и самые чувственные предметы принимают новой вид. Она должна иметь так как и все тропы, надлежащую степень вероятности и разительнаго сходства, сообразно с правилами фигурнаго языка. Лучше заимствовать ее всегда от предметов известных, она должна быть определенна, полна, благоприлична, нова, непротивна вкусу. Главное свойство сей фигуры есть без сомнения единство, которое состоит в том, чтоб не смешивать разнородных образов между собою, и не соединять вместе выражений собственных с несобственными. Метафора, продолженная и многими одного рада изображениями украшенная, называется аллегориею, которая должна отличаться ясностию и точностию подобия во всех подробностях сравниваемых понятий.
§ 24. Другие тропы основываются не столько на сходстве, сколько на содержании и отношении между предметами, из которых один ставится на место другаго. Сюда принадлежит метонимия, которая, заметив наружныя, необходимыя, или случайныя отношения двух понятий, употребляет одно вместо другаго. Сии отношения суть: причина и действие, предыдущее и последующее, начало и произведение, орудие и то, что им сделано, знаки и то, что ими означается, место и то ,что в нем находится, время и все, что может случиться в продолжение онаго. Синендоха напротив того имеет основание свое на внутреннем содержании предметов, и заключается в большем или меньшем пространстве значения слова. Она полагает часть вместо целаго, род вместо вида, вид вместо неразделимаго, и обратно. При употреблении обеих фигур наблюдать надобно то же, что сказано о метафоре, т.е. благоприличие и вкус.
§ 25. К фигурам, действующим на воображение, принадлежит еще апострофа, или обращение говорящаго лица к предметам отсутствующим и неодушевленным, так как бы они были перед нами и имели жизнь. Употребление сей фигуры предполагает всегда в читателе или слушателе особливую силу воображения и страстей; она никогда не может быть продолжительна. Еще более действует на воображение прозопопея, или одушевление, когда мы безчувственному предмету сообщаем жизнь, разсудок, действие и чувство, и в то же самое время, посредством апострофы, обращаем к нему слово или представляем его самаго действующим, слушающим, или говорящим. Во всех Риториках найдем мы весьма много оборотов, относящихся более или менее к сим фигурам; но всегда мера и продолжительность их зависит от меры, до которой растрогано воображение и воспламенены чувства.
§ 26. Из фигур третьяго рода, которыя служат к возбуждению или утолению страстей, доставляют сочинениям какую-то особенную привлекательность, знашнейшия суть те, кои действуют посредством новаго и необыкновеннаго. – Таковы анафора, елпифора, или частое в конце или начале предложений повторение однех и тех же понятий и выражений, для того чтоб сделать их заметнее и сильнее. Подобное влияние на речь производит изменение, или такой оборот речи, в котором отступает она от обыкновеннаго порядка, или выпускает некоторыя нужныя связи и слова. Очень много родов и сей фигуры. Они известны в Риториках. – Упомянем еще постепенность или восхождение, в котором слова и понятия постепенно получают большую силу, достоинство и разительность, так что вместе с ними возвышается чувство читателя или слушателя.
§ 27. Мы прежде видели, что душа получает приятныя впечатления не только от сходства предметов, но и от противоположения; на сем имеет основания ирония, забавный оборот речи, в котором всегда разумеется противное тому, что означает собственной смысл выражений. Сюда же принадлежит гипербола, в которой, сообразно с страстию и намерением Автора, предметы или увеличиваются, или уменьшаются более обыкновенной меры.
§ 28. Хотя, по видимому, устроение фигур и тропов есть искусственное; однако оне не искусству обязаны своим началом. Их происхождение заключено во врожденном ума человеческаго стремлении живописать предметы, подверженные чувствам, и сверх того в недостатке слов, которой по необходимости должен был встретиться в первобытных языках. Большая часть фигур и тропов равно принадлежит всем народам и всем векам. Мы уже прежде намекнули о их пользе: оне обращают внимание читателя на важнейшия обстоятельства предметов; оне самым отвлеченным понятиям доставляют некоторую степень чувственности, делают их приятнее и занимательнее, оживляют вещи неодушевленныя, и самым одушевленным всегда придают более жизни и прелести. Употребление фигур должно быть умеренно, весьма осторожно и сообразно с целью Автора; оно зависит от его характера, от существа описываемых предметов. Более всего надобно избегать роскоши в украшениях.
§ 29. Красота или изящество сочинений состоит особенно в приятности и соразмерности наружных форм слога. Здесь разумеется расположение и сочинение слов. Критики обыкновенно различают естественной порядок слов, ко торой следует верно и точно за порядком мыслей, от Грамматическаго порядка выражений, которой весьма редко соображается с первым, и во всех языках имеет свои собственныя правила. Принять сие за основание, должно положить, что те языки гораздо совершеннее, которые не ограничиваются одним оборотом речи, но имеют многие различные, которые, сообразно стремлению и страсти говорящего, изменяются безпрерывно в ходе, в расположении и связях. Это можно почесть особливым преимуществом языков Греческаго, Римскаго и Славянскаго, которых гений позволяет себе многие обороты и перемены; из новейших языков Российской и Немецкой особенно ими богаты.
§ 30. Красота слога заключается не в одном только расположении слов, но и в расположении целаго сочинения, в правильной и последовательной связи частей, его составляющих. Здесь прежде всего представляются вниманию нашему постыя предложения и периоды, из них составленные. В первых наблюдать должно место и порядок каждаго слова; в других место и порядок каждаго предложения, которыя, будучи расположены в надлежащей связи, и устремлены к известной цели, составляют полной смысл. Особенный характер периодов состоит в том, что, читая его, нельзя остановиться до тех пор, пока совсем его окончишь, и потому они сравниваются с оборотом или кругом. – В отношении к сим двум родам речи, самый слог бывает или отрывистый, или периодический.
§ 31. Отрывистый слог состоит или из простых, отдельных, независимых друг от друга предложений, которыя имеют подлежащее и сказуемое, или из сложных предложений, которыя имеют свои отдельные члены, заключающие в себе особенной полной смысл. Отрывистой слог обыкновенно употребляется в разговорах, в изображения сильных страстей и в кратких повестях. Он придает мыслям и выражению особливую быстроту и живость. В больших сочинениях надобно, чтоб сей слог был перемешан с периодическим; в противном случае он легко может утомить читателя, и быть совершенно противным здравому вкусу, особливо если к тому присоединится суетное желание Автора блистать безпрестанными противоположениями, соответствиями, натянутою соразмерностию и другими мелкими украшениями.
§ 32. Слог периодической имеет более полноты и пространства; он обнимает предмет со всех сторон, и все силы, разделенныя в отрывистом слоге между многими членами, соединяет в одну точку; он придает речи более достоинства и выразительности. Надобно, чтоб главныя части, составляющия период, были на своем месте, не слишком распространены, не смешаны: ясной порядок и очевидное отношение между частями составляют главную красоту периода; сверх того члены его должны быть расположены в некоторой соразмерности, т.е. иметь надлежащее соответствие в своей продолжительности и в своих формах. Так называемыя ставочныя предложения зателняют смысл; и потому лучшие Писатели не стараются с излишком наполнять ими свои периоды. Характер Автора и мера его чувствований, сущность и важность предмета, им описываемаго, одне могут определить место для слога периодическаго и отрывистаго.
§ 33. В периоде всегда находится переход от подлежащаго к сказуемому, которое присвоивается первому или отрицается. Сей переход от одной главной мысли к другой заключает в себе или причину, или условие, или определенность времени, или сравнение. Обе части периода называются предыдущим и последующим. При соединении предыдущаго с последующим употребляются известныя слова или частицы речи, на пример, в доказательстве: поелику – то; в условии: если — то; в изъяснении последования: когда – тогда; в уступке: хотя – однако, или но – и прочее.
§ 34. Существенныя качества красиваго периода суть ясность и точность в понятиях и выражениях; а сие предполагает хороший выбор, порядок и расположение. – Единство периода требует, чтоб все его части составляли одно целое, чтобы между ими сохранено было очевидное соотношение, и чтобы все оне наконец имели одну главную цель и надлежащую полному. Сила и выразительность периода зависит от того, чтобы мы избегали всего излишняго в мыслях и выражениях, имели пред собою всегда главный предмет, наблюдали приятную постепенность между всему членами, и сохраняя верную связь, доставили периоду сверх того все прелести и благозвучие.
§ 35. Благозвучность речи может быть двух родов: одна заключается в звуках слогов и речей; другая в целых предложениях и периодах. Первая состоит в том, чтобы слова в самых тонах своих составляли отголосок мыслей, и имели некоторое сходство с предметами, которые они представляют. Это относится к вещам, подверженным чувству слуха. Сюда же принадлежат движения слога, его случайныя изменения, легкость или важность, быстрота или медленность; все это может быть выражено ходом речи, искусственным соединением слов и самых слогов. Труды и тщательность Автора в сем случае не всегда помогают; живость чувствований может неприметно сообщать слогу все изменения, сокрытыя во глубине души нашей.
§ 36. Чтоб доставить речи всю возможную приятность звуков, надобно избегать слогов жеских и тяжелых, сколько это позволит язык. Ничто так не оскорбляет слуха, как продолжительное последование слов односложных, или безпрестанное употребление слишком многосложных и тяжелых. Сюда принадлежит монотония и утомительное для слуха стечение гласных или согласных.
§ 37. Другой род благозвучности или гармонии гораздо важнее перваго. Он состоит в соразмерном строении предложений и периодов, в искусственном расположении вставок и окончательных предложений, в приятности и в полноте членов периода. Это называется Ораторским размером. – Хотя проза не может иметь такой определенной соразмерности в слогах, и столь гармоническаго порядка в предложениях, как Поэзия; однако она получает гораздо большую выразительность и силу от стройнаго, исполненнаго взаимных соответствий, расположения слов и целых периодов, которое производит приятное впечатление в слухе. Во всех сих случаях врожденное чувство к изящному и здравой вкус гораздо более могут помочь, нежели все теоретическия правила, хотя сии последствия, будучи соединены с изучением образцов, необходимы для всякаго, кто хочет достигнуть совершенства в слоге.
§ 38. Навык и отличное искусство читать сочинения весьма много споспешествует приобретению гармоническаго слога. Молодые любители Словесности не должны пренебрегать сим искусством, которое, кроме сказанной нами очевидной пользы, составляет удовольствие образованннаго общества. Нет ничего несноснее чтеца, который не умеет сохранить силы сочинения, иногда ослабляет его, иногда выражает совершенно противно главным его видам и тону. Кроме яснаго, чистаго и гибкаго выговора, в хорошем чтении необходимо правильное наблюдение словоударений, быстроты или медленности слогов, остановок на знаках и при вставочных предложениях, в их различной соразмерности, и наконец щастливое образование голоса. При сем случае надобно смотреть на характер сочинения: ибо все роды Словесности, относительно к существенным своим отличиям, требудут или легкаго и смелаго, или робкаго, или историческаго, или безпрестанно изменяемаго разговорнаго, или наконец величественнаго и страстнаго Ораторскаго произношения.

II.
Правила о сочинении писем.
§ 1. Письмо есть не что иное, как письменная речь одного лица к другому отсутствующему; оно заменяет недостаток словесной речи, которую можно бы было обратить к сему лицу, когда бы оно было в присутствии. И так переписка есть письменный разговор между отсутствующими лицами. Все правила для писем основываются на языке и тоне словеснаго обращения в различных обстоятельствах и случаях жизни.
§ 2. Существенное свойство хорошаго письма есть легкое, простое, благородное и безъискусственное изъяснение наших мыслей. И так письма вообще более, нежели другой какой рад прозаических сочинений, принадлежат к простому народному языку. Способность писать хорошо письма приобретается рачительным наблюдением и точным подражанием языка общественнаго, употребляемаго в образованном обращении. Письма изменяют свой тон, сообразно намерению и содержанию оных, сообразно состоянию наших чувствований, характеру и званию тех лиц, к которым мы пишем, и отношению, какое между нами находится. Все это производит безчисленное множество различия в языке и в расположении письменном.
§ 3. Поелику письменное изъяснение наших мыслей предполагает более труда, более размышления, нежели словесное: то письма не во всем должны следовать совершенно языку разговорному. Оне избегают слишком обысновеннаго; неблежнаго, от частаго употребления состаревшагося образа выражаться. В простых разговорах простительны такие обороты; но в письмах, которыя читаются с большим вниманием, нежели речь, в минуту родящаяся и изчезающая, терпеть их не можно. Мы сказали, что письма должны быть писаны легким и естественным слогом; следовательно ясность и точность составляют их главное достоинство.
§ 4. Этаго требует цель их, которая состоит в том, чтоб сообщать другим свои мысли и чувствование в надлежащей связи и порядке. Наши мысли за представления должны соответствовать предметам, о которых идет дело; наши слова и образ выражения должны быть согласны с нашими мыслями и чувствами. Один тонкой вкус, образованный в лучших обществах, может сохранить все сии приличия.
§. 5. Содержание писем столько же многороазлично, сколь много различно может быть намерение и отношение между лицами, имеющими переписку. Иногда мы уведомляем другаго о каком-нибдуь случае или обстоятельстве, иногда изъявляем ему свои желания или советы; иногда преметом писем бывает простая только учтивость. Часто ведем переписку по званию своему или должности, по родственным и дружеским связям. Часто письма касаются гораздо важнейших предметов: оне заключают в себе изыскания историческия, или ученый разсуждения о науках и искусствах; сухая, отвлеченная метода Логики получает чрез то более живости и приятности.
§6. Сколь многоразлично содержание писем, столь многоразличны и правила писать их. Заключают ли оне простой разсказ: тогда требуют точности, порядка, краткости и полноты; состоят ли оне в просьбе, в убеждения, в оправдания: тогда образ выражения нашего и способ доказательств должен быть силен и трогателен; заключают ли оне учтивость: тогда должны оне отличаться, соответственно нашему званию и отношениям, благородством, скромностию и выразительностию. В письмах, относящихся в должности нашей, требуется особенная основательности в мыслях, верность и исправность в выроажениях. Изъяснение друзей дышет взаимною доверенностию, простотою и сладкими чувствованиями сердец, преданных друг другу. В письмах ученых должно уделяться, сколько возможно, сухости и единообразия.
§ 7. Письма, служащия ответом, в содержании и одежде своей по большой части сообразуются с теми, на которыя отвечаем. При сем случае, так как в изустных разговорах, вопрос и тон вопрошающаго определяют и образ ответа. – Впрочем никогда не надобно забывать отношений между переписывающмимися особами, особливо в разсуждения звания и чина; сверх того должно наблюдать, чтоб не был оставлен без внимания ни один пункт из письма вопрошающих; чтоб ответ располагаем был точно в том же орядке, в каком сделан вопрос, если только это не будет противно естественной связи мыслей и обыкновенному ходу историческаго повествования.
§ 8. Письма, в которых дышат особливыя чувства или страсть, или которыя касаются предметов, ближайших к нашему сердцу, требуют обыкновенно гораздо мешьшаго труда, нежели те, которыя заключают в себе одну холодную учтивость, или отношения к обстоятельствам общественной жизни. Главное отличие сих писем есть легкость и простота. Сердце, упоенное чувствованием, управляет пером нашим; выражения и обороты тем будут свободнее и правильнее, чем живее наша страсть, чем быстрее чувство. Напротив того в письмах учтивых и политических мы по большей части принуждены бываем недостаток и сухость содержания заменять тонкостию, или новостию оборотов и выражений. Иногда материя письма бывает так малозначуща, что требуется со стороны слога всего благородства и достоинства, котораго она сама не имеет. – Это искусство приобретается большею опытностию и знанием своего языка.
§ 9. Письма, в которых господствует шутка, остроумие, веселость или доверенность, предполагают в душе Писателя все сии свойства прежде, нежели оне выльются на бумагу; оне производят по необходимости тон шуточной, или остроумной, веселой, или доверчивой. – Для сего нет никаких особенных правил; ибо сия правила гораздо легче чувствовать, нежели изъяснить. Нет ничего несноснее письма, которое наполнено шутками выисканными, остротами слишком учеными, странными или детскими, веселостию притворною и скучною, откровенностию болтливою и утомительною.
§ 10. Хорошее письмо требует конечно предварительнаго размышления, порядка и точности в словах; но оно удаляется всех искуственных планов, свойственных учебным книгам, мучительной школьной методы, расположения по правилам хрии, вступления, предисловия, доводов, заключений и проч. … Довольно для Автора письма, если предмет и намерение его хорошо обдуманы, и представлены с надлежащею живостию и ясностию; довольно, если все части имеют друг к другу видимое отношение. Правила для сего расположения безчилсенны и неопределенны; но все зависят от намерения того, которой пишет, и от сущности материи, составляющей содержание письма.
§ 11. Есть известныя формы или образы приветствия, употребляемыя в начале, в конце, а иногда и в средине письма, которыя, будучи уродливыми детьми Моды, общепринятою учтивостию обращения, сделались необходимыми, сколь мало оне ни соответствуют натуральному ходу слога. Надобно надеяться, что со временем письма будут свободны от сих оков, и заменятся другими выражениями учтивости, более сообразными с достоинством и легкостию тонкаго просвещеннаго обхождения. – Между тем потребно знать употребление и нынешних титулов. Общее мнение, общий способ выражаться непременно должен быть законом для всякаго.
§ 12. Из образованию хорошаго письменнаго слога в особливости служить чтение лучших древних и новых Писателей. Между древними Писателями отличились в сем роде Фаларис и Либаниус; из Римлян писали лучшия письма Цицерон, младший Плиний и Сенека. Последний заслуживает внимание более по содержанию писем, нежели по слогу.
§ 13. Собрания писем на Италиянском языке весьма многочисленны; но редкия из них могут быть образцами в натуральном и легком слоге. Большая часть из них наполнена излишним щегольством в украшении; повсюду встречаем остроумие натянутое, видимой подбор замысловатых выражений и утомительную ученость. Из сего числа заслуживают исключение письма Аннибала-Каро, Бернарда-Тасса и Графа Гоци.
§ 14. Никто столько не отличился в искусстве писать письма, как Французы. Слог живой и легкой, нежность чувствований и выражений составляют особенныя черты их писем; вообще похваляются письма Маркизы Севинье к ея дочери и многия другия.
§ 15. Письма некоторых славных Англичан отличаются как по назидательному своему содержанию, так и по красоте слога; я упомяну здесь Свифта, Попе, Грея и их друзей. Сюда принадлежит великое множество вымышленных и, по большой части, превосходно написанных писем, которыя Англичане, так как и Французы, весьма любят.
§ 16. Немцы весьма поздно начали писать письма со вкусом; потому что они слишком привязаны к обрядам церемониала и к школьной методе. С удовольствием и пользою можно читать письма Геллерта, Рабенера, Глейма и Виннельмана.
III.
О диалогах или разговорах.
§ 1. Диалог или разговор есть взаимное изъяснение между двумя, или многими лицами; он есть письменное подражание разговора словеснаго о предметах важных или занимательных. Цель сего рода сочинений состоит в том, чтоб живее показать образ мыслей разговаривающих лиц; в хорошем разговоре вы видите их своими глазами, и характер их сам собою живописуется. Речь разговорная всегда имеет более живости и убеждения, нежели повествование.
§ 2. Разговор бывает или драматической, и заключает в себе действие, которое имеет начало, средину и конец ( об нем мы скажем в нашей Пиитике ); или философской, котораго предмет – истина; или просто занимательный и живописующий, имеющий своею целию прелести остроумия, любопытныя картины природы и изображение чрезвычайных характеров.
§ 3. Первое достоинство философских разговоров есть важность и богатство содержания. Оно должно быть таково, чтоб всякой испытатель истины нашел в нем достойную себя пищу, и чтобы оно достаточно было как для завязки, так и для развязки. Писатель разговора всегда имеет выгоду пред Писателем обыкновенных философских разсуждений: он может показать истину из разных точек зрения, не нарушая единства; он открывает причины, связь и состав мыслей с легкостию и живостию, опровергает предразсудки, разрешает сомнения, преодолевает все трудности быстрее, и притом с такою простотою, которая делает его понятным для всех. Самыя отвлеченныя материи могут быть объяснены в виде диалога, которой можно назвать разговором с самим собою, или последствием речей, принадлежащих к одному предмету. Другое лицо, предполагаемое в особе Автора, служит для того, чтоб подать случай к суждению, или обратить читателя на главную, или сомнительную точку предмета. Таким образом каждая речь содержит в себе или возражения или новыя мысли, или наконец совершенно уничтожает мнение, утверждаемое в начале разговора.
§ 4. Для лучших успехов в сем роде сочинений потребно предварительное, основательное изучение тех истин, которыя хотим доказать, и сверх того нужно подробное сведение о свойстве и силах душевных, которыя, при разсуждении, имеют свой особенной ход, особенной способ понижать, прилично характеру лица говорящего. Сей характер должен быть выдержан от начала до конца разговора. Прибавьте к тому искуссное расположение, натуральной порядок, легкой и свободной ход разсуждения; разговор делается чрез то более вероятным, более занимательным. В сем случае помогает нам сильнее Природа, нежели искусство.
§ 5. Есть разговоры, которые имеют предметом своим в особенности изображение характеров. В таком случае Писатель обязан сначала, как можно точнее, определить границы, сих характеров; они должны быть отличны не только в образе разговора, или рассказа, но в каждом движении, в каждом слове. Если сии лица взяты из Истории, то Автору ничего более не остается, как следовать свидетельствам Историка, или мнению народа, общим согласием подтвержденному. Он должен внимательно замечать все отличительныя черты действующаго лица, состояние, возраст, главное намерение, вкус, ему современный, и собственный образ его мыслей; от этаго зависит тон разговора и самая продолжительность или краткость речей.
§ 6. От положения, в котором находится говорящее лицо, зависит, по большой части, живость и красота разговора, которой обыкновенно бывает тем прелестнее, чем более трогательно его содержание; хорошо, когда оно драматическое и заключает в себе действие. Разговоры становятся еще прекраснее, если лица представлены будут в противоположении. Щастливое обработывание сего рода сочинений предполагает всегда в Писателе дух наблюдательный, остроумие и глубокое знание человеческаго сердца, соединенное с безценным даром выражаться легко, натурально и разнообразно.
§ 7. Между древними Писателями отличились в сочинении разговоров следующие: Платон, Эсхин, Луниан и Цицерон; между новешними: Фенелон, Фонтенель, Вернет, Лорд Лительтон, Лессинг, Мендельзон, Виланд, Энгель и пр.
IV.
Учебныя сочинения.
§ 1. Догматическими или учебными сочинениями называем мы те, в которых предлагаются или доказываются истины общеполезныя, служащия к научению ума, или образованию нашего сердца. Сей род сочинений можно разделить на два разряда: на разсуждения и на учебныя книги. Первыя занимаются обыкновенно одною отдельною истиною; другия представляют нам многия истины в связи и порядке.
§ 2. Отличительныя свойства слога сих сочинений суть те же, которыя приписали мы прежде слогу низкому, или народному. Если Писатель имеет главною своею целию научение и убеждение разсудка; следовательно ясность и точность в мыслях и слоге должны быть необходимым условием догматическаго творения. Все Ораторския украшения, служащия к воспламенению страстей и воображения, не имеют здесь места. Впрочем, для того, чтоб сей слог не был слишком сух, однообразен и утомителен, позволяется Автору употреблять историческия отступления, примеры и описания характеров.
§ 3. Под разсуждением разумеем мы связное, стройное сочинение, в котором Писатель объясняем, или доказывает теоретическую или практическую истину. Сия истина должна иметь собственную важность, и может относиться или к наукам, или к изследованиям историческим, так как предмет защищения, или опровержения. Содержание разсуждений может быть столько же многоразлично, сколь безчисленны предметы в Природе и науках. Самый способ сочинять их изменяется безпрестанно, по существу материй, по намерению Автора, — и смотря по тому, требует более или менее остроумия, точности и строгости в изследованиях. Разсуждение, взятое в тесном смысле, означает ту часть сочинения, которая находится в средине его, между началом и концом.
§ 4. С перваго взгляда видно, что Риторика может показать нам только форму, как располагать разсуждения. Все прочия правила, относящияся к разбору доказательствам и изложению материй, должна дать нам Логика. Она научает нас мыслить здраво, и показывает методу, соответственную каждой науке и каждой отдельной истине. И так мы бы преступили границы, себе назначенныя, если бы здесь занялись подробным разсматриванием того, что называется началом и существом доводов, предложений, доказательств, философских прений и проч. Но поелику во всяком сочинения материя и форма совершенно нераздельны, и засисят друг от друга: то мы упомянем здесь вкратце о том, что оне имеют общаго между собою.
§ 5. Все предложения, которыя служат предмоетом ученых разсуждений, могут быть разделены на два рода: на общия и частныя или особенныя. Качества предложения, по которым оно бывает или утвердительное, или отрицательное, не могут иметь никакого особеннаго влияния на слог Риторической, но производить только некоторыя случайныя формы для стороны защищающей и опровергающей. Во всех общих предложениях надобно наблюдать полноту и точность отношений между подлежащим и сказуемым: таковы предложения напротив того имеют ограниченной и частной круг сказуемаго; оно предполагает некоторые только роды и классы, и относится часто к известным лицам; временам, местам и пр. Таковы суть историческия изследования, предпринимаемыя по особенному случаю для особенных предметов.
§ 6. Всякое разсуждение имеет предметом своим доказательство истины даннаго предложения; оно достигает своей цели посредством объяснения, раздробления и разкрытия всех понятий, заключенных в целом и в связи между частями; потом употребляет доводы, которые производят очевидность истины, утверждаемой или опровергаемой.
Лучшия и сильнейшия доказательства суть те, которыя почерпаются, из самаго существа и свойств доказываемой вещи. Кроме сих, оне могут быть или историческия, или взятыя из наук, или такия наконец, которых требуют выгоды самого того, кого убеждаем. Сия последния называются побудительными причинами, и берутся по большой части из общественной жизни.
§ 7. Источники доводов, употребляемых в разсуждении или речи, весьма многоразличны. В общим разсуждениях заимствуются они от определения предмета, от главных свойств вещи, от обстоятельств предмета, или от его следствий, от способов, посредством которых он действует, от подобных случаев, от примеров, от противнаго, и наконец от свидетельств и признаков, заслуживающих вероятие. В особенных прдложениях лицо, время, место, случай и проч. суть обыкновенные источники доводов. Сии последние у древних Риторов назывались общими местами; оне составляли в их науке собственно систему изобретения, которой правила более вредны, нежели полезны.
§ 8. Сверх того надобно смотреть на достоинство самаго предложения. От хорошаго выбора в сем случае зависит занимательность и щастливое расположение целого. Предложения должны быть важны по своему влиянию; истина, точность, богатство и краткость суть необходимыя их свойства; чем более заключают оне в себе сих свойств, тем быстрее и надежнее действуют на внимание читателя, тем обильнее в доказательствах, тем удобнее для самого Автора.
§ 9. Всякое разсуждение требует плана, или предварительнаго начертания, по которому все части его сохраняют свою взаимную связь и порядок. Сначала предлагается вступление, которое, будучи взято из самой материи, видет нас к ней натуральным порядком; потом следует разсуждение, или изложение самаго предмета посредством доказательств, примеров и проч; наконец читаете вы заключение, в котором все целое представляется кратко, с большею живостию и разительностию: это есть последний взор Писателя, который обнимает все вдруг и в надлежащей связи,согласно с его намерением. Все сии части разсуждения должны быть соединены искусными переходами от одной к другой.
§ 10. Когда догматическое разсуждение не ограничивается одною истиною, но имеет предметом своим последствие многих истин; тогда происходить уже учебныя книги, или системы, в которых все части какого-нибудь искусства, или науки представляются в таком порядке, чтобы оне могли подкреплять друг друга, чтобы последующее зависило от предыдущаго, и одно другим объяснялось. Здесь все доказательства и их начала могут быть иногда отвлеченныя, иногда всеобщия, или на вероятия основанныя положения, или опыты, самым событием подтвержденные. – Сообразно сему, самыя системы бывают различных родов.
§ 11. Каждая учебная книга, относящаяся к искусству или науке, имеет свою определенную цель, которая зависит непосредственно от ея начал. – Сия цель должна быть столько очевидна, чтобы слушатель, или учащийся мог всегда обнять одним взглядом всю обширность предлагаемой ему науки; чтоб он знал подробно все ея занятия, отношения, потребности и пользу, и, так сказать, присвоил ее самому себе. – К сему способствует не только общее разсмотрение всех истин, положений, доказательств и следствий; но также их принаровление к другим наукам и случаям жизни, их связь между собою, и самая История успехов науки, к которым оне принадлежат.
§ 12. При всем великом многоразличии между науками и искусствами, нет нужды вымытлять отделеныя для них правила в разсуждении планов и способа предлагать их. – Существо каждой науки, цель ея, нужды и способности тех, для которых назначена учебная книга: вот все, что может произвести некоторыя изменения и отличия в ея расположении и ходе. – Полнота, порядок, ясность и кратность, — главныя свойства всякой учебной книги. – О слоге народном или догматическом говорили мы уже прежде.
§ 13. Метода, которая употребляется во всех разсуждениях и учебных книгах, бывает двоякая: аналитическая и синтетическая. – Подробное объяснение того и другаго порядка принадлежит к Логике. Первой стремится от честных замечаний ко всеобщм истинам; другой начинает всеобщми и многообъемлющими положениями, и переходить к частным, в них содержащимся положениям. Метода аналитическая способствует особенно к скорейшему разсмотрению истины в таких случаях, когда замеченное нами сходства между некоторыми частями предметов ведет нас к общему заключению. Она есть метода изображения. – Синтетическая метода напротив того более полезна в учении; потому что гораздо легче и скорее можно показать в одном всеобщем положении многия частныя, его составляющия, нежели в частных случаях и предложениях открывать общее и новое.
Мы не можем поместить здесь великаго множества древних и новых Писателей, отличившихся в сем роде сочинений; довольно упомянуть о важнейших из тех, которых книгами и учеными разсуждениями пользуемся мы и теперь. – Таковые из Греков: Ксенофон, Плутарх, Аристотель и Лонгин; между Римлянами: Цицерон, Квинтилиан и Сенека; между Италиянцами: Махиавель, Гравина, Алгаротти и Беттинелли; из Французов: Монтань, Фенелон, Сент-Эвремон, Фонтенель, Монтеснио, Кондильян, Батё, Гельвеций, Руссо, Вольтер, Дидерот, д’Аламбер и Мармонтель; между Англичанами: Стиль, Адиссон, Лонн, Лорд Болинброк, Шафтесбури, Юм, Джонсон; из Немцов: Геллерт, Рабенер, Шлегель, Крамер, Дессинг, Виланд, Мендельзон, Сульцер, Циммерман, Эбергард, Кампе, Якоби, Дихтенберг, Платнер, Энгель, Гарвее, Мейнерс, Шрекк и пр. – Из Русских: Тредьяковский, Ломоносов, Крашенинников, Румовский, Гурьев, Барсов и пр.

V.
История.
§ 1. Филосов и Историк отличаются друг от друга тем, что один имеет в виду своем общую истину, а другой напротив того занимается отдельными случаями и происшествиями жизни. И так историческое повествование разнится от догматическаго, или от ученых разсуждений, тем, что сии последния имеют предметом своим умствования и предположения, а первое – деяния и приключения людей. История почти необязана изыскивать и открывать причины произшествий; но она должна разсказать их в том самом порядке и связи, в какой они друг за другом следовали.
§ 2. Прежде нежели разсмотрим мы различные роды историческаго повествования, представим теперь некоторыя всеобщия правила, которыя непосредственно проистекают из его существа и цели. Первое и необходимое свойство всякаго разсказа есть ясность, которая состоит в том, чтоб все обстоятельства происшествия, сами по себе и по взаимному их отношению, представлены были в надлежащем свете; чтоб оне продолжались и раскрывались в порядке натуральном и в свое время. – Историк должен определить их точно и основательно, и не пропустить ничего, что служит к утверждению подлинности произшествия, или, что может показать их с лучшей стороны, дабы тем удобнее возбудить и удовлетворить любопытство читателя. И тк под историческою ясностию разуметь должно и порядок, и полноту.
§ 3. Не менее похвальна в хорошем повествовании краткость в мыслях и выражениях. Она зависит от правильнаго понятия о вещах, и от некоторой мудрой скромности в образе объяснения. Сюда принадлежит благоразумный выбор обстоятельств, принадлежащих к главному предмету. Историк избирает из них важнейшия, опускает незанимательныя, и не мучить читателя малозначущими эпизодами и отступлениями. Самой слог исторической не терпит ничего безполезнаго и излишняг; приличная краткость доставляет ему живость и выразительность. При сем остерегаться должно, чтоб неумеренное старание сделать слог свой кратким, сильным и ясным, не сделало его темным.
§ 4. Занимательность повествования зависит или от важности самаго содержания, или от искуснаго расположения исторических происшествий. Чем более, чем обширее влияние повествуемаго приключения по его связям, обстоятельствам и последвствию, чем примечательнее люди, действующие в оном, чем чрезвычайнее и нечаяннее перемены: тем сильнее повествование действует на читателя, тем долее остается оно в памяти. – Самый слог Историка может быть действительным средством к возбуждению внимания, любопытства и участия. Мы в последствии заметили главныя красоты историческаго слога.
§ 5. Исторической слог по большей части относится к слогу среднему: умеренныя украшения возвышают его пред простонародным; но он едко позволяет себе великолепие высокаго. Сии красоты заключаются или в самом существе содержания, или в мыслях и оборотах, или в приличной живописи характеров и местоположения, в котором производится действие: или в чувствах, возбуждаемых трогательными сценами и проч. Кроме того совершенно исторической слог требует какой-то безискусственной простоты, которую можно почесть лучшим средством для доставления ему живости и силы. Излишество везде вредно. Историк, не умеряющий себя в украшениях, может сделать самую истину подозрительною.
§ 6. Главныя вспомоществующия части повествовательнаго рода суть следующия: характеры (когда они представляются отдельно), — жизнеописание или биография, вымышленныя повествования и истинная История. Мы скажем кратко о каждой из сих частей.
I. Характеры.
§ 7. Под именем характера разумеем мы собственное отличие всякой вещи, посредством котораго получает она свою видимую отдельность и разнится от всех других предметов. И так харктер человека составляют ему только принадлежащия нравтсенныя и физическия свойства, а особливо первыя, то есть, врожденныя и приобретенныя способности чувствования, склонности и привычки, образ мыслей и поведения. Главная основа характеров весьма многоразлична; она изменяется по народам, по временам, по состоянию, по возрасту, образу жизни и воспитания, по духу народа, по темпераментам и привычкам.
§ 8. На сии-то основы характера должен обращать Писатель особенное внимание; его дело угадать, которыя из них в том, или другом случае суть подлинные источники мыслей, чувствований и поступков человеков. Сие разсуждение предполагает в нем дух наблюдательный и глубокое познание сердца человеческаго, — плод продолжительнаго чтения, замечаний и опытов весьма многих. Все характеры, взятые из Природы, принадлежат к Истории; но сию почесть заслуживают в особенности те, которые отличаются особливыми великими свойствами. Характеры, совершенно вымышленные, или слишком обыкновенные, редко бывают занимательны.
§ 9. Изображение характеров требует верности и правильности как в целом, так и в самых малейших изменениях и оттенках, точности и живости в образе разговора и действиях, так чтоб ничего не оставалось сомнительнаго и обоюднаго. Они должны сохранить от начала до конца ревность и согласие в поступках и в ходе мыслей, вероятность и природу, особливо когда они вымышлены. Чтобы придать им более живости и силы, Писатель представляет их в известной противоположности один с другим. Разительность, краткость и какая-то особенность составляют пленительную красоту таковой живописи.
§ 10. Характеры истинные и вымышленные гораздо чаще могут встречаться в Истории, как часть повествования о многих предметах, или исторических происшествиях. Впрочем на них можно смотреть как на особенный повествовательный род писаний, который имеет целию своею нравоучение посредством добрых примеров. Оеофраст из древних и Лабрюер из новейших Писателей отличились в сем роде сочинений.
II. Биография.
§ 11. Биография или жизнеописание есть повествование о судьбе, поступках и свойствах какой-нибудь знаменитой особы. Сей род сочинений требует тех же самых правил, которыя упомянуты нами, когда говорили о разсказе и характерах. Прибавим несколько слов. – Биограф должен избирать такия лица, которых жизнь сама по себе занимательна и богата происшествиями, которыя или самом своим, или отменными заслугами, или странным стечением обстоятельств и перемен щастия обратили на себя всеобщее внимание. Цель Биографа и цель Историка в некоторых отношениях различны друг от друга. Последний описывает происшествия в связи и порядке; первой более всего смотрит на действующую особу, и старается со всею возможною подробностию отличить разительно ея характер.
§ 12. Биография, кроме высокаго и занимательнаго, должна иметь еще статьи нравоучительныя и ученыя, служащия к распространению познаний. Для достижения сего, Писатель в жизни знаменитой особы избирает только такия обстоятельства, которыя могут довести читателя до новых важнейших и полезных замечаний о человеке, или Природе. Между многоразличными случаями жизни, превратностями, слабостями и действиями он описывает особенно те, которыя должны служить уроком, или спасительным примером для подражания. Биография оправдывает древнее мнение, всеми принятое, что хороший пример гораздо действительнее всех философских наставлений и правил.
§ 18. Мы прежде заметили, что точность и любовь к истине составляют священную обязанность каждаго Историка; то же самое предписывается Биографу, особливо когда его сочинения заключают в себе не вымышленныя, или идеальныя происшествия и лица, но действительныя события, основанныя на вернейших Историках или преданиях. Он должен представить в ясном свете все деяния особы, им описываемой, показать начало и влияние оных, отличить заслуги и достоинства без малейшаго пристрастия, не укрыть от читателя недостатков и пороков, наконец упомянуть о намерениях, о дурных и добрых предприятиях, хотя бы оне были неудачны, или служили к помрачению славы описываемаго характера.
§ 14. Между обстоятельствами жизни знаменитаго человека есть особенно важныя и не столько важныя. Последния, для сохранения надлежащей полноты, не должны быть пропускаемы, но упомянуты слегка; другия напротив требуют особливой тщательности и подробностей. Чем более сии обстоятельства имеют связь с одновременными происшествиями какого-нибудь целаго народа, тем более обнаруживаются и разборчивость и труды Историка. В таком случае говорить о народе, который облагодельствован и прославлен Героем, говорит об его влиянии не только не противно вкусу, но и похвально, так как средство, служащее к объяснению целой Биографии; это особенно относится к Мужам, которые произвели новую эпоху в правлениях, в религии, в науках и проч.
§ 15. Слог биографической требует всех тех достоинств (ясности, порядка, живости, свободы), которыя необходимы для каждаго рода исторических сочинений. Он позволяет себе только скромное украшение, удаляется всего панигирическаго и напыщеннаго; — бывает всегда ровен, цветущ и разнообразен. Особенно биографической Писатель должен отличаться какою-то доброю, естественною простотою в выражениях, не слишком обыкновенных и не слишком искусственных; о некоторых мелких обстоятельствах он только намекает, другия описывает с подробностию, иныя представляет догадке читателя.
§ 16. Образца в сем роде сочинений между древними: Ксенофонт, Плутарх, Дионег Лоаций, Корнелий Непот, Тацит и Светоний. Между новейшими: Флешье, Фонтенель, Дуд. Расин, Вольтер, Варбуртон, Мидлетон, Жонсон, Шрекк, Николаи, Гердер, и проч.

III. Романы.

§ 17. Роман бывает по большой части повествование вымышленное; но правила в разсуждении расположения и слога суть те же самыя, которыя относятся и к истинным повествованиям. Впрочем сей род принадлежит более к стихотворным, нежели к прозаическим родам; и потому Писатель романа должен знать еще некоторыя наставления Пиитики. Щастливое изобретение главнаго содержания и подробностей, новость и занимательность как в самых происшествиях, так и в образе разсказа, искусство описывать характеры действующих особых красота и приятность слога: вот необходимыя свойства романическаго повествования.
§ 18. Вымышленныя повествования отличаются друг от друга их содержанием, формою и слогом. Самыя короткия из них называются повестями; а когда их содержание основано на народных разсказах и не сбыточных чудесностях, принимают оне название сказок. Главное достоинство их состоит в слоге, который отличается легкостию, натуральною живостию и некоторою простотою. От сказок не требуется ни особливой точности в расположении, ни строгаго вероятия; довольно, если вымысл повествования не останавливает и не оскорбляет внимания своею уродливостию, если он не далее областей возможности. Времена рыцарския и баснословныя царства Фей суть обыкновенные магазины для сего рода сочинений.
§ 19. Романам собственно называются гораздо пространнейшия повествования. Их содержание всегда разнообразнее плодовитее; слог исполнен больших изменений. По существу своему и по правилам сочинения, весьма сходны с героическими Поэмами; но басня романов не имеет ни величия, ни важности Эпопея; она не представляет нам многих лиц героических и многих подвигов, но по большой части относится к одному человеку. Сверх того чудесное в романе никогда не должно выходить из пределов Природы, что обыкновенно бывает в Поэме, самый слог должен быть менее украшенным; он ограничивается приятностями чистой и легкой прозы.
§ 20. Содержание романов бывает или историческое, или совершенно вымышленное, и притом двух родов: или важное, или комическое. Роман рыцарской занимает средину между сими двумя родами. В важных романах Писатель имеет предметом своим живое, разительное изображение Природы и нравственной жизни; он старается занять, тронуть и научить читателя. Комический род романов посвящен увеселению, посредством смешнаго, страннаго, нелепаго и чудеснаго. Все согласны в том, что для сочинения забавнаго романа гораздо более требуется силы изобретения и какой-то разительной оригинальности в характере и духе Писателя; впрочем тот и другой род равно предполагает глубокое познание человеческой природы и богатое воображение.
§ 21. Прежде всего Сочинитель должен сделать хороший выбор содержания для своего романа. Пусть оно изобилует любопытными случаями, привлекательными и разнообразными характеров и мест описаниями; потом обращает он свое внимание на приведение в действо своего вымысла; для сего нужны благоразумной план и искусство изъяснить свои мысли и чувства, — искусство трудное и обширное! Прибавьте к сему некоторые правила Эпической и Драматической Поэзии. Потребен великой талант, чтобы избрать соответственное цели расположение; чтоб знать место и меру для каждаго эпизода; чтобы удачно составить завязку и развязку; чтобы живописать страсти в надлежащей их силе и степени; одним словом, чтобы уметь сохранять от начала до конца возбужденное внимание читателя, питать его воображение безпрестанно новою пищею, и ни мало не утопляя, держать в безпрерывном движении силы и способности души и сердца.
§ 22. Из всего этаго видно, что романы по многим отношениям принадлежат к родам стихотворным. Самая цель их должна быть двоякая: нравится и научать, действовать на воображение и на чувства. Роман тем совершеннее, чем более он удовлетворил сим требованиям. Приятность не состоит в искусстве забавлять, и нравоучение не заключается в однех книгах воспитания; оне живут в прелестном и тонком подражани Природе, которая представляет неистощенное богатство для занятия воображения, непреложныя проавила для нашего сердца и благородную работу для нашего ума. Таким образом чтение романов может образовать и вкус и чувство; оно знакомит нас с обычаями света и человеческою природою; оно доставляет нам времяпрепровождение невинное и приятное. Роман, в котором торжествует порок, в котором царствуют обольстительное распутство и дурныя страсти, доставит всеобщаго презрения.
§ 23. Форма и одежда романов весьма многоразлична, и часто самое сие изменение возвышает их достоинство. Форма сия бывает:
1) Историческая, или повествовательная, особливо в тех случаях, когда надобно представить происшествие просто в его продолжении, связи и подробностях.
2) Драматическая или разговорная, — там, где главное искусство Писателя устремлено на живопись характеров. Та и другая форма романов могут быть иногда вместе. Романы бывают также в письмах; действующия особы переписываются между собою, и в порядке их переписки сохраняется порядок, которому следовало происшествие.
§ 24. Романы у древних не были жавеотны (разумеется, в том виде, в каком они ныне существуют), все вымышленныя повествования Греков и Римлян облекаемы были в одежду Поэзии. – От поздних времен древности остались нам творения Греческих Писателей, которыя можно отнести к сему роду. В них описана любовь, и потому оне называются обыкновенно Эротическими. – Сии Писатели: Гелиодор, Ахиллес, Тациус, Лонгус, Евстафий, Харитон, Ксенофон Эфесский, Аристенет и Альцифрон. Сюда же некоторым образом принадлежат отрывки Лукиана и Апулея.
§ 25. Вскоре по возстановлении наук явились у всех народов романы, писанные по большей части стихами. Почитаем излишним приводит здесь великое множество Авторов, которые занимались сим родом сочинений. – Довольно вспомнить о важнейших. Между Испанцами отличились: Сервант, Квеведо и Гуртадо де Мендоза.
§ 26. Из великаго множества старых Италиянских романов ни один не заслуживает особливаго внимания. В самое цветущее время Литературы своей Италиянца ограничивались краткими прозаическими повестями. – Знаменитейшие Писатели в сем роде Бопачио, Банделло, Джиовани, Цинтио, Санзовино, Страпароля и Санчетти. Новейшие романы Итальиянцов суть по большей части подражание, или переводы иностранных; сочинения Хиари и других все почти весьма продолжительны и скучны.
§ 27. Первые романы Французов относятся ко временам возраждающейся Литературы. Предпоследнее столетие даровало им истинное достоинство и занимательность. Между безчисленным множеством романистов отличаются: Прево, Мариво, Лесаж, Кребильон, Руссо, г-на Риккобони, Вольтер, МАрмонтел, д’Арно, Флориан, г-жа Жанлис, г-жа Сталь, и проч.
§ 28. Между Англичанами роман достигнул большаго совершенства посредством вернаго и точнаго изображения человеческой природы, также превосходными нравоучениями и силою чувствований, действующих на душу читателй. Кто не знает Ричардсона, Филдинга, Стерна, Голдсмита, Мисс Бурней и проч.
§ 29. В Германии писали романы очень давно, но самые древнейшие показывают все почти недостаток вкуса; за то в новейших романах Немцы сравнились со всеми лучшими народами. Отличные писатели в сем роде: Галлер, Виланд, Гёте, Николаи, г-жа Ларош, Гермес, Душ, Миллер, Мейснер, Везель, Шуммель, Музеус, Юнг, Смит, Август Лафонтень и Коцебу.
IV. История.

§ 30. Главныя правила историческаго повествования, или Истории, показаны нами прежде; теперь упомянет еще о тех немногих, которыя относятся к так называемой подлинной Истории. Поелику область ея весьма обширна, поелику они обнимает все происшествия, взятыя из Природы, из жизни гражданственной, из церковнаго и ученаго света, то и применение сих правил, смотря по разности предметов, должно быть весьма многоразлично.
§ 31. Впрочем, как бы предметы Истории различны ни были, всегда находятся они в известной связи, и потому имеют многия общия всем свойства. Искренность, любовь к справедливости, безпристрастие, остроумие и быстрый проницательный взгляд, точность и постоянное терпение при разсматривании происшествия, свобода от всех страстей, от всех изступлений воображения, сведения о всех других Государствах и народах, богатство в источниках верных, здравый разсудок и глубокое познание сердца человеческаго: от существенныя качества и способности хорошаго Историка!
§ 32. Матириалы Истории бывают различных родов. К ним относятся или отдельные случаи, обстоятельства и приключения; или изследование причины и источников, от которых оне произошли, или открытие следствий, могущих впредь случиться; или речи, которыя говорили действующия лица, или по крайней мере могли бы говорить по вероятности; или описание примечательных стран, земель и мест, или наконец разсуждения самого Писателя, выведенныя из происшествий, и приличныя отступления, относящияся к лицам, временам и местам, о которых говорится. Обыкновенно все сии материалы соединены бывают в хорошей Истории.
§ 33. В сем случае, так как и везде, автор должен наблюдать необходимо нужную полноту, выбор и связь; сообразно своей цели, он соединяет и располагает целое творение. Историческое единство требует, чтобы в слоге повествовательном все произшествия, случаи и обстоятельства приведены были к одной всеобщей точке зрения. Намерение Историка состоит или в научении, или в удовольствии. Он никогда не теряет из виду главнаго происшествия; но, чтобы сильнее доказать его подлинность и истину, должно доказать истину всех частных приключений, которыя к нему относятся; я разумею под сими словами все случаи, все описания мест и времени, все побудительныя причины, порядок, влияние и следствия их отдаленныя. И так истинный Историк должен быть вместе и Политик.
§ 34. Привязанность к истине и безпристрастие Историка могут обнаружиться в описании характеров, которые выводит он на сцену. – При сем случае старается он показать подлинную степень их влияния, сокровенныя причины, образ самаго действия и избираемыя им средства к достижению цели. Говоря о заслугах, обязан он представить их, не возвышая и не унижая.
§ 35. Философ обыкновенно поясняет свои истины примерами историческими; Историк напротив того самое происшествие старается украшать краткими разсуждениями, особливо когда надобно открыть тайныя причины отдаленных или близких следствий. Сие искусство, кроме основательности в доказательствах, требует умеренности скромной и благоразумной. Такия разсуждения должно позволять себе, сколько можно, реже, и давать случай читателю самому пользоваться догадкою. Самохвальство, самоуверенность и напыщенное красноречие здесь совсем неприлично.
§ 36. Об отступлениях исторических мы говорили прежде; оне особенно пристойны повествованиям происшествия отдельнаго, ограниченнаго известным продолжением времени. В таком случае необходимо нужно знать о всех посторонних происшествиях, относящихся к главному; постепенное и подробное их раскрытие также должно соответствавать видам целаго. При всех сих обстоятельствах и отступлениях, Писатель никогда не забывает главнаго своего намерения; оне изображаются как части подчиненныя и принадлежащия важнейшему происшествию, для котораго служат токмо объяснением.
§ 37. В начале Истории обыкновенно представляется вступление в Историю. Сочинитель предварительно знакомит читателя с содержанием своего сочинения и старается возбудить в нем всю потребную внимательность и участие к предмету им повествуемому. Часто необходимо нужно бывает начать Историю описанием обстоятельств, предшесвовавших главному происшествию, причем упоминается также о нравах, обычаях и естественном состоянии той земли, к которой оно случилось; о времени, к которому оно относилось, и о лицах, в нем действовавших, иногда, вместо всякаго предисловия, представляется читателю сокращение всего того, что он после разсказывать будет, дабы заблаговременно поставить его в надлежащую точку зрения, и снабдить нужными предварительными сведениями.
§ 38. В повествовании историческом очень много значит порядок, в котором происшествия располагаются, или следуют друг за другом. Сей порядок бывает двоякой: а) порядок времени, или хронологическаго последствия; b) порядок самых происшествий, основанный на внутренней их связи. – В последнем случае Историк часто принужден бывает обращать взоры назад в отдаленную древность, или описывать современное, или представлять в догадках будущее, для того чтобы доставить повествованию надлежащую полноту. Впрочем выбор того или другаго порядка зависит от существа Истории или от особенной цели Историка. То и другое требует заблаговременно начертания плана, по которому назначается место для каждаго частнаго происшествия.
§ 39. О слоге приличном собственно так называемой Истории, то же можно сказать, что мы сказали прежде о слоге повествовательном вообще. Он отличается от Ораторскаго какою-то умеренностию и хладнокровием; но правильность и красоты ему также необходимы. – Оне должны быть соединены с точностию и краткостию. Изменения, которыя дозволяет себе исторической слог и которыя доставляют ему свободу, приятность и занимательность, происходят по большой части от вышесказанных нами различий самаго содержания; сие последнее определяет слог и меру творения историческаго.
§ 40. Одна из преимущественных красот Истории есть живопись, или искусство представлять происшествия так разительно и живо, как будто бы оне находились пред нашими глазами. Она особенно может встетиться в разсказе; она состоит в драгоценной способности замечать характерическия черты предметов и представлять их кратко и сильно. Это предполагает в сочинении приличной выбор, расположение и новую связь происшествий. Сюда принадлежат также речи, разговоры, свидания знаменитых мужей и занимательные положения, в которых представляются сии последние.
§ 41. Для проибретения истиннаго историческаго искусства потребно изучение лучших Историков. В сем намерении упомянем мы здесь о тех Историках, которые отличились не только существенными качествами своих сочинений, но и самою одеждою мыслей, достойною нашего подражания. Таковы суть, кроме творцов исторических кнег Священнаго Писания, следующие между Греками: Геродот, Оунидит, Ксенофонт, Дионисий Галикарнасский и пр.
§ 42. Из Римлян особенно замечательны: Цесарь, Салюстий, Ливий, Тацит и Светоний.
§ 43. В средния времена являлось великое множество исторических сочинений, которыя впрочем, со стороны вкуса и слога, не имеют почти никакого достоинства. Из них на Латинском языке заслуживают внимание творения Президента де Ту. К лучшим новейшим Историкам можно причислить между Испанцами Мариана и Антонио де Солис; между … Гикчиардино, Адриана Бентиволио, Давили, Лахиавеля, Анжело ди Костанзо и проч.
§ 44. Во множестве Французских Историков отличаются: Роллень, Креше, Боссюат, Вертот, Миллот и Вольтер, Рейналь и проч.
§ 45. Англичане доставили Историки особенную красоту и важность; или лучше сказать, возвратили ей то достоинство, которое имела она у древних. Сюда принадлежат: Бюрнет, Юм, Робертсон, Голдсмидт и Гиббон.
§ 46. Немцы, прославившие себя во всех почти родах сочинений, и по сей пору не могут сравниться с другими народами изобилием хороших Историков. Сему недостатку старались помогать Шрекк, Шлецер, Шмит, Миллер, Мейснер, Шиллер, Архенеольц.
§ 47. Между Россиянами: Нестор, Ломоносов, Эмин, Татицев, Елагин, Щербатов, Штриттер, Карамзин и проч.
VI.
Речи Ораторския.
§ 1. Слово речь в тесном смысле означает разсуждение, составленное по правилам искусства и назначенное к изустному произношению. Сие разсуждение заключает в себе одну какую-нибудь главную мысль, которая объясняется, или доказывается для убеждения слушателей. Слушатель может быть убежден очевидностию предлагаемых истин, изчислением вероятных причин и силою доводов или доказательств. Завидный талант составляет такого рода сочинения, соединенный с способностию произносить их приятно и убедительно, называется воообще Красноречием; обладающий всеми дарованиями, для того потребными именуется Оратором.
§ 2. Речи, полых содержанию и намерению, бывают различных родов. Главное содержание Речи может быть или общее, или частное; общее бывает теоретическое или практическое. Частное имеет еще многие виды. По сим отношениям, есть Речи духовныя, в которых предлагаются истины и обязанности Религии; есть Речи политическия, в которых Оратор разсуждает о выгодах, отношениях и потребностях общества; — судебныя, где защищается невинно притесненный, или обличается преступник; похвальныя, заключающия в себе похвалу заслуг умерших, или живых знаменитых особ; — академическия Речи, касающиеся до ученых предметов, из природы, или наук. – У древних все Речи разделялись на три рода, на похвальныя, советовательныя и судебныя.
§ 3. Речь, принятая вообще, весьма много сходствует с разсуждением, о котором говорили мы прежде, и многия правила сего рода сочинений могут быть к ней принаровлены. – Однако цель Оратора простирается далее, нежели цель Философа, предлагающаго просто свои разсуждения. Сей последний доволен ясным изложением своего предмета: связь и порядок, сохраненные между мыслями, составляют для него единственное орудие к убеждению. Оратор напротив того старается не только убедить разум, но особенно хочет действовать на волю. Убеждение разсудка служить ему средством к достижению цели, — к сильнейшему воспламенению страстей.
§ 4. Внутреннее и наружное расположение Речи вообще зависит от свойства предмета, в ней предлагаемаго. Сей предмет не всегда бывает единственно главным содержанием сочинения; оно изменяется до безконечности, точно также, как намерения Оратора; впрочем правило единства должно быть сохраняемо ненарушимо. Содержание сочинения не всегда зависит от выбора Оратора: бывают случаи, в которых он обязан говорить вдруг, не приготовясь, и все го искусство ограничивается одним благоразумным расположением данной уже материи.
§ 5. В Слове или Речи заключаются три намерения Оратора: научение, убеждение, и искусство тронуть слушателя. Все сии намерения должны быть соединены в одно, и служить друг другу взаимным пособием. Представляя предмет со всею ясностию и подробностию, мы научаем, и в то же время убеждаем разум справедливостию, или, по крайней мере, вероятностию наших доводов. Сие научение и убеждение действуют в то же время на нашу волю, заставляют нас принять участие в предмете, представляемом Оратором, управляют нашими склонностями, и производят в нас или привязанность, или отвращение.
§ 6. Все отдельныя части Слова должны непременно споспешествовать к достижению оной троякой цели. Посредством вступления, расположеннаго сообразно с главным содержанием всего сочинения и отличающагося краткостию и скромностию, Оратор старается заранее приуготовить дух и сердце слушателя к разбираемому им предмету. Часто случаются такия обстоятельства, что Вития совсем оставляет вступление, прямо входит в материю, о которой должен говорить. Вторая часть Речи называется изложение или разсуждение, или просто разсказ какого-нибудь происшествия. Сюда принадлежат так же доказательства, или риторические доводы, которых выбор и сущность зависит от самаго предмета, и которыми Оратор или защищает свое мнение, или опровергает чужое. Наконец следует заключение, в котором все доказанные истины снова повторяются с большею силою и убедительностию, дабы остановить мнение слушателей на своей стороне, и утвердить в тех чувствах, которыми исполнен сам Оратор.
§ 7. Мы сказали, что убеждение в Речи производится посредством доводов и яснаго представления предмета. Сие последнее состоит в разобрании мнений или происшествий, запутанных и темных, в объяснении понятий скрытых или неизвестных. Если сии последния сами в себе заключают очевидность истины, то оне не требуют никаких особенных доказательств: и если в таком случае употребляются доказательства, то конечно с намерением доставить случай читателю сравнивать одне с другими, для взаимнаго их подкрепления. Непосредственная или умозрительная очевидность проистекает или из аксиом, которыя сами по себе ясны, или зависит от самоуверительнаго гласа совести и чувствований, или следует из определений здравого разсудка. Таковые роды очевидности в науке обыкновенно различаются: очевидность бывает или метафизическая, или физическая, или нравственная.
§ 8. Убеждение посредством доказательств проистекает из двух главных источников, а именно: из непременных свойств и отношений между всеобщими понятиями, или из действительнаго, хотя изменяемаго хода вещей. На сем-то основывается известное оное разделение доказательств на два рода, из которых один зависит от понятий чистых (a priori), а другой от опыта или действительных обстоятельств происшествия (a posteriori). Оратор гораздо чаще употребляет доказательства последняго рода, оставляя первый Философам.
§ 9. Доказательства, основанныя на опытах, зависят или от чувствований, или от воспоминания. Хотя опыт не ограничивается познаниями, почерпаемыми из оных же двух источников; однако всегда почти утверждается на сравнении обстоятельств, на связи и на принаровках. Вспоминая прошедшие случаи, которые касались других людей, мы разсуждаем о настоящем, и даже осмеливаемся угадывать будущее. Сии случаи, подтвержденные веками и неоднократно повторенные в самых своих последствиях, становятся собственным нашим опытом, непреложным и верным. Напротив того обстоятельства настоящия, часто не докончанныя, будучи подвержены влиянию времени и других обстоятельств, служат только к тому, чтоб заставить нас думать и выводить вероятныя умозаключения.
§ 10. Сюда же принадлежат хотя не столько надежныя, но часто употребляемыя доказательства по аналогии, в которых о существе вещи судим по ея сходству и отношениям с другими предметами. Чем виднее сие сходство, тем довод сильнее; впрочем надобно помнить, что таковыя доказательства сами по себе не имеют надлежащей точности, и только могут приобретать некоторую степень вероятия и силы; особенно употребляются оне в опровержениях чуждаго мнения. Сюда причислить должно также примеры, которые служат пояснением доказательствам.
§ 11. Историческое доказательство основывается на свидетельстве или преданиях, заключающих в себе опыты и чувствования других людей. Достоинство их зависит от большей или меньшей степени уверенности в свидетелях, в признаках, в Историках, также от существа предмета, от намерения, с которым нам об ней сказывали, от времени и обстоятельстве, среди которых оно случилось.
§ 12. Оратор должен иметь в виду не одну только силу и важность доказательств, но и самое их место и порядок. Обыкновенно впереди полагаются легчайшия и удобнейшия для понятия; за ними следуют те, которыя труднее, представленныя со всею возможною подробностию, и объясненныя в самых нежных своих оттенках; смотря по силе и разительности, оне располагаются в порядке до самаго заключения Речи так, чтобы собственным своим достоинством и принаровками к действительному образу жизни человеческой производили сильнейшее влияние на сердца слушателей, и совершенно утвердили их в тех мыслях и чувствованиях, которыми исполнен сам Оратор. Сверх того сии доказательства, так как и другия части Слова и Речи, требуют самой натуральной связи между собою, и легких, непринужденных переходов от одного к другому.
§ 13. Оратор должен действовать не на один только разум человека, но и на все его душевныя силы. Он старается особенно воспламенить воображение слушателя, дабы таким образом привязать к себе все его внимание. Новость, красота, важность и возвышенность мыслей, так как и одежда их, служат самым действительным к тому средством. Живыя, разительныя картины много способствуют к самому убеждению ума человеческаго. Подобным образом действует Писатель на память; чем подробнее, полнее и, так сказать, существеннее изображение предмета, тем легче можно понять его, и долее удерживать в памяти. К тому же способствует соблюдение порядка легкаго, свободнаго, естественнаго во всех частях сочинения.
§ 14. Самое важное дело Оратора, желающаго обладать сердцами своих слушателей, есть возбуждение страстей. Оне оживляют все наши мысли и воображение. Цель Автора делается целью самых слушателей; его склонность и желание становятся общими склонностями и желаниями. Мы не только одобряем его советы, но с великою охотою готовы стремиться, куда он нас призывает; готовы действовать вместе с ним, и особливо когда он умеет с одной стороны убедить нас в выгодах предлагаемаго им мнения, а с другой стороны представляет легчайшее средство к достижению конца.
§ 15. Главное средство возбуждать страсти есть живое изображение предмета и обстоятельств, к оному принадлежащих. Чем вероятнее разсказано происшествие, чем представлено разительнее, чем более оно имеет отношений к самым слушателям, или по времени, или по месту, или по лицам, о которых говорится, или наконец последствиям, могущим произойти; тем сильнейшее имеет влияние, тем более возбуждает участия, страсти, изступления. Оратор иногда основывает возбуждение страстей на нравственных понятиях о чести, справедливости, славе, любви к отечеству.
§ 16. Искусство состоит не в одном только воспламенении страстей, но и в утолении оных, — разумеется тех, которыя противны цели Оратора. В таком случае старается он уничтожить побудительныя причины противной страсти, или по крайней мере ослабить ся влияние, или заменить одну страсть другою, более благоприятною. Часто довольно одного смешнаго, для опровержения самых важных предложений; часто важный, спокойный вид противника уничтожает все колкия, насмешки искуснаго Оратор. Надобно со всею быстротою, со всею ловкостию предупреждать, остановлять, или ослаблять всякое нечаянное нападение неприятеля; надобно знать все его выгоды и невыгоды точно также, как свои собственныя, и сообразно тому располагать свои действия.
§ 17. Для успешнаго управления страстей, Оратору необходимо нужно глубокое познание сердца человеческаго, познание каждой страсти особливо, ея тайных побудительных причин, ея ходя, действия в многоразличных порывах и изменениях. Кроме того, он должен быть живо проникнут теми самыми чувствами, которыя хочет возбудить в других; он должен быть уверен в той истине, в которой хочет уверять своих слушателй; он не выпускает из виду и собственных своих к ним отношений, измеряя их уважение к себе, их доверенность, их благорасположение. Подозрение, или предупреждение слушателей против Оратора может сделать недействительными самыя величайшия усилия блистательнаго красноречия.
§ 18. Слог Речей изменяется до безконечности, сообразно их содержанию. Оратор употребляет все три главные роды слога, как то простой или народный, в объяснении своего дела, в предложениях, или разбирательствах мнений; — средний, для того, чтобы некоторыми приличными украшениями заменить сухой и скучной образ доказательств и объяснений, чтоб оживить его картинами, описаниями и разсуждениями, — и наконец высокий, в тех местах, где господствует страсть, где употребляется все, дабы воспламенить воображение и потрясти сердце. Много действует Ораторское благозвучие, особливо там, где потребна особенная сила, и где, так сказать, истощаются все способы истиннаго красноречия.
§ 19. Когда Речи определены к изустному произнесению, то Оратор должен не забыть об искусстве провозглашения. Оно требует громкости и светлости в голове, приятных изменений при повышении и понижении онаго, его скорости или протяжности, и наконец возможнаго согласия тонов с содержанием речи и со страстями, в ней царствующими. Для достижения сего искусства, много способствуют природная гибкость и заблаговременное образование органов голоса, частое упражнение, внимательное наблюдение природы и внутреннее живое чувство.
§ 20. Сверх того к искусству Оратора принадлежат телодвижения или наружныя действия. – Приличный вид, положение, выразительность и перемены лица, обращение рук и движение всего тела должны соответствовать содержанию Речи и оживлять каждое слово. В сем случае изучение Природы и изучение собственных чувств гораздо более помогут, нежели теоретическия правила. Телодвижение. Оратора должно некоторым образом не только обрисовывать характер его, нои и всякую мысль и чувство. Он избегает всего излишняго и безобразнаго, всего того, что могло бы сделать его смешным.
§ 21. Теперь уже видно, какия главныя качества и дарования требуются от Оратора, если он хочет достигнуть своей цели. Между дарами врожденными должны отличать его: гений, наблюдательный взор, быстрое остроумие, вкус, высокость духа, воображение, память, сила чувствований, и наконец сила, приятность и гибкость органа. Между способностями приобретаемыми: — познание человеческой природы, здравая Философия, сведения Истории и всеобщей Литературы, опытность в риторических правилах, и частое упражнение в сочинении Речей и в изустном их произнесении.
§ 22. До сих пор предложенныя правила касаются вообще Речей, и могут быть принаровлены к каждому их роду; но есть также правила, которыя относятся к одному какому-нибудь роду; мы скажем об них несколько слов. – Политическое красноречие, котораго употребление ныне не столь обширно, как было в древния времена, требует от Оратора точнаго и подробнаго сведения о правах и выгодах своего отечества. Он должлен иметь основательное познание обо всем, что служит к его пользе и вреду. Он предвидит все спасительныя средства к общему благу. Он всегда богат в твердых доказательствах на все свои предложения, в надежных планах к исполнению оных; его отличают мужество и решительность к преодолению всех препятствий и затруднений. Он должен быть свободен от своекорыстия, от всех страстей и от частных привязанностей.
§ 23. Судебное Красноречие предполагает основательное познание Естественнаго и Гражданскаго Права: сверх того, полное и ясное понятие о том, деле, которое составляет предмет Речи. Оратор должен знать отношения и нравственность характеров, состояние и обстоятельства обвиняемаго и защищаемаго. Законы совести требуют, чтоб он представил весь процесс без всякой перемены, опущений или прикрытий. Он может употребить в свою пользу все благородныя средства, дабы убедить разум Судей и тронуть их сердце.
§24. Если главное намерение духовнаго Красноречия состоит в утверждении Христианских истин посреде церкви, в показании благодеяний и обязанностей Религии, в воспламенении благодарных чувствований к ея Начальнику, и в распространении чистой, святой нравственности; то духовный Оратор особенно должен стараться избирать такия предложения, которыя соответствовали бы совершенно сему намерению. Не занимая слушателей пустыми умозрениями и спорными догматами, он показывает только то , что клонится к истинному нашему благу, к щастливой и честной жизни. Он наблюдает всегда такой порядок и ясность, чтоб быть понятным для каждаго состояния людей, не унижая однако достоинства своего предмета слогом низким или народным. Наконец он должен возбуждать не простыя, скоропреходящия чувствования, не суетныя желания, но постоянныя, непоколебимыя небесныя страсти к добру, подкепляющия странствующаго человека по скользкому пути сей жизни.
§ 25. Происхождение Красноречия относится к первым временам общественной жизни, хотя оно было тогда более даром Природы, нежели плодом искусства. Когда Греки составили из Красноречия науку, тогда явились между ними собственно называемые Ораторы, которые употребляли свое искусство или в делах Государственных, или в судебных изследованиях. Славнейшия Речи, до нас дошедшия, принадлежат Демосоену, Эсхину, Лизиасу и Исократу.
§26. С таким же намерением Красноречие совершенствовано было у Римлян, которых можно назвать щастливыми подражателями Грекам. Удивительный образец в сем искусстве есть Цицерон. Между прочими, до нас дошедшими Речами, отличается Слово младшаго Плиния. Речи Квинтилиана, в подлинности которых сомневаются, можно более назвать Разсуждениями, нежели Речами.
§ 27. Между Италиянцами нет почти ни одного Оратора, который заслужил бы блистательную славу; гораздо более успели Французы, а особливо в судебных, похвальных, Академических и духовных Речах. Знаменитейшие: Фонтенель, Томас, Бурдалу, Массильон, Боссюэт, Флетье и Сорень.
§ 28. Между Англичанами существует еще до сих пор политическое или судебное Красноречие в настоящем своем виде. В числе отличных Ораторов считаются: Тилотсон, Стерн, Блер, Питт. Немцы также не произвели ничего особеннаго в сем роде. Упомянем Мосгейма, Крамера, Шлегеля, Шпалдинга, Лафатера, которые преимущественно прославились. Из Руских более известны: Оеофан Прокопович, Ломоносов и другие.