Компартия Сальвадора интервью

FPL и вооружённая борьба 72-74

FPL и вооружённая борьба 72-74

Отрывок из книги «Con la mirada en alto, historia de las FPL. Historia de las Fuerzas Populares de Liberación Farabundo Martí a través de entrevistas a varios de sus máximos dirigentes» (Marta Harnecker, 1991), повествующий о начальном этапеборьбы «Народных Сил Освобождения Фарабундо Марти» (Fuerzas Populares de Liberación Farabundo Martí) 72-74 гг, посредством интервью с главнымидействующими лицами того периода. Среди опрошенных руководителей фигурирует так же Марсиаль (Сальвадор Каэтано Карпио), беседа с которым была записана чуть ранее, в середине 1982 года

— Когда родились FPL?

Валентин: Формально, днём основания организации является 1 апреля 1971 года, однако группы-эмбрионы внутри Коммунистической Партии Сальвадора возникли гораздо раньше.

— Правда ли, что несколько ранее существовала вооружённая группа под названием «Революционное Сальвадорское Действие» (Acción Revolucionaria Salvadoreña)? Какое отношение вы имеете к ней?

Валентин: Да, действительно. Где-то в 68 году в Сан-Сальвадоре была сформирована группа революционной ориентации, которая получила такое название. К тому моменту в Гватемале уже гремели «Вооружённые Повстанческие Силы». Опыт FAR сильно повлиял и на нашу страну. Некоторые товарищи из ARS имели какие-то контакты с гватемальской герильей. Оно и понятно: наши страны очень близки. ARS отличилась одной или двумя вооружёнными акциями. Помню, что они осуществили пару налётов на банки, однако эта группа была очень быстро разгромлена, потому что в неё внедрились агенты правительства. Последняя их операция была сдана властям и полиция нанесла организации фактически смертельный удар. После этого ARS сошли со сцены. Организация осталась лишь в воспоминаниях некоторых из нас. Но мы подняли упавший флаг.

— Откуда есть и пошла первоначальная группа FPL?

Валентин: Изначальное ядро было сформировано товарищами, которые, в большинстве своём, происходили из рабочего класса, а так же теми, кто входил в ячейку Коммунистической Партии Сальвадора на медицинском факультете.

— Сколько людей входило в эту группу?

Валентин: По-моему, семеро: трое студентов-медиков и четверо рабочих. Кроме того, мы имели базу поддержки в виде пяти или шести товарищей.

/…/

Одновременно мы договорились о формировании федеративной структуры вооружённых команд, каждая из которых должна была выстраивать свою сеть помощи и поддержки, связанную с массами.

За пять или шесть месяцев, то есть, в достаточно короткие сроки, мы сумели выстроить второй эшелон структуры – команды поддержки.

Каждый член нашей команды вынужден был опираться на помощь примерно пятнадцати сочувствующих, а, так как в наших рядах были товарищи, участвовавшие в профсоюзном движении, или тесно связанные с массовыми организациями, эти 15 симпатизантов являлись, главным образом, либо профсоюзными руководителями, либо рядовыми активистами синдикатов. Таким образом, вскоре мы имели 60 или 75 сочувствующих, которые представляли собой сеть поддержки, находящуюся в полном распоряжении вооружённой команды. Всё это, волей-неволей, заставляло нас выбирать из этих товарищей лучших из лучших, которые в конечном итоге и формировали так называемые «команды поддержки»; но это не были группы материально-технической поддержки, а скорее коллективы, оказывающие помощь в работе с массами.

Мы не хотели повторять гватемальский опыт. В Гватемале формировались команды поддержки из крестьян, но не для массовой борьбы, а лишь для функционирования логистической сети герильи. Мы же, придерживаясь интегральной концепции, не желали отделять себя от масс, хотя формально вынуждены были дистанцироваться от публичных руководящих постов в массовых движениях, пытаясь, одновременно, не слишком отрываться от них.

Эта хитрая схема, базировавшаяся на поддержке нашей группы несколькими десятками симпатизантов, позволила нам начать кое-какую политическую работу. И через 6 месяцев мы уже имели первые вооружённые команды, полностью готовые к действиям.

С самого начала своей деятельности мы поддерживали принцип перехода от простого к сложному: от воровства номерного знака к угону непосредственно автомобиля и т.д. Эти первые наши акции имели очень мелкий масштаб, их осуществляли команды, опиравшиеся на эмбрионы групп материально-технической сети.

Начинали мы абсолютно с нуля: у нас не было ни одного сентаво, ни одного, даже самого захудалого пистолета. Первым оружием, которое появилось в наших руках в эти первые месяцы, была Беретта 22, с помощью которой мы все учились обращению с пистолетом: сборке-разборке, чистке, взведению и т.д. Потом мы добыли химические формулы и схемы самодельных взрывчатых веществ. Мы практиковали долгие марш-броски: в ту эпоху полиция ещё не была вездесущей, и можно было спокойно ходить по дорогам и тропинкам Сальвадора для того, чтобы получше узнать страну, чтобы поддерживать себя в форме.

Так как у нас не было оперативного дома, и мы не имели ни копейки для того, чтобы купить или снять его, мы вынуждены были искать надежных людей, сочувствующих нашему делу. Парни должны были завтракать в доме одного симпатизанта, обедать в доме другого, ужинать соответственно у третьего, а спать в квартире четвёртого, так как действительно, у нас не было ни гроша. С другой стороны, постоянно общаясь с народом, мы содействовали приближению простых людей к борьбе в их собственных синдикатах, на их собственных фабриках. Мы анализировали их проблемы, давали советы. Вся эта наша деятельность так же содействовала формированию групп поддержки внутри масс.

— Сальвадор, какова была твоя конкретная роль в группе поддержки, членом которой ты тогда являлся?

Сальвадор: В тот момент у нас не было собственных оперативных квартир. Но благодаря тому, что многие преподаватели и студенты уезжали работать в Сан-Сальвадор, в нашем распоряжении появились их квартиры и комнаты в загородных пансионатах. Они были первыми сотрудниками нашей логистической сети. Так же мы прибегали к помощи друзей-рабочих, которые, хотя всё ещё находились внутри Компартии, сознательно или неосознанно оказывали нам множество услуг. Не могло идти и речи, чтобы сочувствующие одной вооружённой команды помогали другой.

Кроме того, нам было необходимо оружие. Задача заключалась в том, чтобы получить его. Мы сумели добыть старое оружие, охотничьи ружья, несколько револьверов и ещё какие-то армейские стволы – всё это нам предоставили сочувствующие. Папа Фелипе Пенья, например, был военным, и когда нашим товарищам было необходимо оружие, Фелипе предоставлял нам то, что имелось в его доме; но это не было нашим собственным оружием, а лишь данным на время, и мы должны были его вернуть.

— Я так понимаю, что изначально организация была крайне требовательна к своим членам?

Марсиаль: Безусловно, что касалось революционного поведения, организация проводила очень строгую, спартанскую линию.

— В каком смысле спартанскую?

Марсиаль: Многие наши товарищи являлись, так сказать, «комнатными революционерами» (в оригинале «революционерами из кафетерий») — этот феномен был крайне распространён среди поэтов и писателей Эль Сальвадора. Из-за этого мы соблюдали строгую революционную этику, чтобы доказать прежде всего самим себе, что наше дело не имеет ничего общего с шарлатанством и пустой болтовнёй. В то же время, мы доказывали тем самым народу, что реально хотим выстроить революционную организацию нового типа.

/…/

— Какой этикой руководствовались члены вашей первоначальной организации?

Сальвадор: Они должны были подчиняться суровой железной дисциплине и отказаться от массы вещей: оставить семью, оставить учёбу, профессию или работу; полностью посвятить себя революционной работе. Короче говоря, оставить всё то, что до этого составляло их жизнь…

— В твоём случае, например, что конкретное обозначало присоединение к организации?

Сальвадор: Это значило, что я отказывался от общественной деятельности, праздников, пьянок, прогулок со своей невестой там и сям…Именно так. А, кроме того, я разорвал отношения со всеми старыми друзьями, т.е. пропал из их поля зрения. Иногда я не понимал, почему я не должен видеться со старым приятелем, если он был действительно моим другом, и я знал, что он не предаст. Но после я понял, что наше товарищество в организации стоит гораздо больше, чем дружба… Я отказался от всего, что было мне дорого, но затем признал, насколько была полезна эта дисциплина и эта мистика борьбы.

/…/

— Когда пришёл момент публичного появления новой организации – «Народных Сил Освобождения»?

Сальвадор: Наша организация в первый раз вышла в свет как FPL после размещения бомбы близ посольства Аргентины, что было нашим ответом на бойню, устроенную диктатурой в Трелеве 22 августа 1972 года, когда были расстреляны товарищи из ERP, FAR и «Монтонерос».

Валентин: Наша пресса уделяла очень немного внимания этой резне. Но мы то осознавали серьёзность преступления. Говорилось, что среди патриотов, застреленных в тюрьме, находилась и жена генерального секретаря аргентинской «Революционной Партии Трудящихся» Марио Сантучо, которая была убита, будучи беременной. Это вызывало негодование. Мы идентифицировали себя с аргентинцами, поскольку понимали, что их борьба справедлива, и что методы аргентинских товарищей те же самые, что и у сальвадорских товарищей. Мы чувствовали, что акция солидарности должна служить росту самосознания у наших бойцов и у нашего народа. В дальнейшем были исполнены другие акции международной солидарности, такие как похищение Аренибаля Хермеса Дунна, представителя расистского правительства Южной Африки. В ходе этой операции, состоявшейся 27 ноября 1979 года, мы, среди прочего, требовали освобождения Нельсона Манделы.

— Почему было избрано такое название – «Народные Силы Освобождения Фарабундо Марти»?

Валентин: Народные – потому что тем самым мы обозначили доверие к потенциалу нашего народа и основную задачу – вовлечение его в войну. Силы – потому что мы оперировали идеей разнообразия инструментов, сил и форм борьбы. Освобождения– потому что кульминационной целью борьбы являлось как национальное освобождение от империалистических пут, так и социальное освобождение трудящихся. Мы добавили к названию имя Фарабундо Марти, дабы подчеркнуть, что этот человек, символ высокого революционного и боевого духа, является примером для нас.

— Вы согласны с тем, что первую акцию вооружённой пропаганды в нашей стране исполнила «Народная Революционная Армия»?

Валентин: Следует признать, что первые две винтовки, отнятые у врага в ходе хорошо спланированной партизанской атаки, были отняты товарищами из ERP в мае 1972, в окрестностях старого госпиталя «Блум», прямо в центре столицы. Тогда было экспроприировано две немецкие G-3.

— Какова была ваша реакция на эту первую акцию ERP?

Сальвадор: Для нас она была впечатляющим примером, заставившим развивать собственную работу. Она позволила нам понять, что вооружённая борьба в городе действительно возможна в нашей стране, где городские кварталы весьма отличаются от, например, бразильских, уругвайских или аргентинских урбанистических центров, где герилья получила широкое развитие. Конечно, до этого в нашей стране осуществлялись какие-то городские акции, но они носили иной характер: например, закладки бомб… Короче, акция ERP производила стимулирующий эффект.

— Но у вас самих до этого была одна стычка с отнятым оружием?

Валентин: Да, годом ранее, 4 апреля 1971 года, трое товарищей, занимавшиеся исполнением одной задачи, были обнаружены доносчиком. Они встретились в окрестностях городского парка, известного как Лос Планес де Рендерос. Стукач понёсся к посту национальных гвардейцев, который находился неподалёку, чтобы заложить наших парней. Через несколько минут двое гвардейцев пришли, что задержать подозреваемых. Товарищи, у которых имелись пистолеты, были вынуждены вступить в ненужный конфликт. Завязалась интенсивная перестрелка. Уже через минуту мёртвые гвардейцы лежали на траве. Наш товарищ Антонио так же был убит. Другой товарищ, бывший рабочий, получил тяжёлое ранение в шею. Двое наших тотчас же забрали у лежащего гвардейца винтовку G-3, экспроприировав первое оружие в пользу революции. Эти ребята пешком отступили по тропинкам, ведущим через предгорья, к Сан-Маркосу и там, среди зарослей кустарника, припрятали эту винтовку, которая была перемещена в надёжное место на следующий день. В дальнейшем, она превратилась в своеобразный символ FPL и получила название «Попугай».

Смерть Антонио была для нас серьёзным ударом. Он был из тех молодых парней, которые взялись за оружие, когда в 62 Коммунистической Партией был организован «Единый Фронт Революционного Действия» (Frente Unido de Acción Revolucionaria), объединявший все оппозиционные правительству организации, и так же был одним из рабочих, стоявших в авангарде забастовок 67 и 68 годов. Антонио был опытным борцом прошлого и одновременно, первым солдатом новой революционной эры, в которую вступала страна.

— Какой тип вооружённых акций вы осуществляли в первые годы? Валентин говорил, что вы шли от простого к сложному.

Сальвадор: В этом смысле мы начинали с акций по изъятию оружия, главным образом, у уличных охранников и полицейских. Мы, воодушевлённые примером «Тупамарос», старались проводить линию «белых операций»…

— «Белых операций»?

Сальвадор: Да, это операции, исполненные на высоком техническом уровне, без пролития крови.

Валентин: Точно. Подготовка и планирование этих операций была очень дотошной. Но благодаря психологии нашего народа выходило так, что каждая акция теоретически могла закончиться кровавым конфликтом. То есть, планируя акцию, мы всегда рассматривали вариант боестолкновения в невыгодных для нас условиях и методы успешного выхода из этой ситуации.

Сальвадор: Мы должны были смириться с мыслью, что можем умереть в любой момент. С конца 72 и до самого 74 года мы провели множество акций.

— С какой регулярностью проводились эти операции?

Сальвадор: Акции осуществлялись практически каждую неделю, поскольку каждая вооружённая команда должна была исполнять, по крайней мере, одну операцию в неделю, а ведь мы уже имели несколько вооруженных команд. Кроме того, не только мы проявляли вооружённую активность, так же действовала и ERP. В общем, было действительно много вооруженных акций.

/…/

— Марсиаль упоминал о вооружённых командах. Кто входил в эти команды? Сколько людей составляли одну команду?

Валентин: В команды входило 4 или 5 человек, включая руководителя. Основным образом, это были городские группы. Они специализировались в осуществлении небольших ударов, изъятии оружия, нападениях на банки, вооружённой пропаганде, распространении листовок, захватах радиостанций. Только гораздо позже появились специализированные группы «политических похищений» и «экономических похищений».

Сальвадор: Между 73 и 74 годами мы сделали качественный скачок, когда начали действовать уже в формате городских колонн; в одну колонну тогда входило по 3 вооружённые команды. То есть, колонна объединяла около 20 бойцов. Были сформированы две первые колонны под руководством Димас Аласа и Владимира Уманья Сантамария.

— Какого уровня военного развития удалось достичь организации в 1974 году?

Сальвадор: Мы имели уже 2 или 3 колонны в Сан-Сальвадоре и, по крайней мере, по одной вооружённой команде в каждом городе страны…

Валентин: Организация начала действовать в Чалатенанго, Сан-Висенте, Кускутлане, Ла Пасе, и уже были сформированы боевые группы в Сан-Мигеле, Усулутане и Санта-Анне, хотя тогда ещё нам не удалось развить герилью в этих городах до уровня действия колонн. В других департаментах мы имели группы поддержки, специализировавшиеся больше на политической работе.

Когда FPL и ERP публично обозначили своё присутствие, взяли ответственность за первые вооружённые акции и дали понять, что герилья является реальностью, народные слои тотчас же выразили желание поддержать и влиться в герилью. А потребности герильи были огромны. И поэтому, организация должна была сделать шаг в направлении профессионализации, разграничения деятельности вооружённых команд и многочисленных групп поддержки. Комбатанты полностью отошли от легальной деятельности.

— Понятно, что вы ориентировали некоторые свои акции в направлении международной солидарности…

Сальвадор: Да. С самого начала своей деятельности мы проводили линию солидарности с Аргентиной, Чили… В сентябре 73 мы подорвали посольство Чили в Сан-Сальвадоре, а потом захватили само здание.

Мы исполняли различные акции протеста против североамериканцев: теракты в представительствах ITT, IBM, офисах американских коммерческих контор и банков в Сан-Сальвадоре. Это были первые масштабные операции, которые мы провели. В тот момент мы ещё не полностью осознавали опасность, исходящую от национальной олигархии.

Поначалу, из-за отличной подготовки наших операций, народ думал, что в рядах герильи сражаются какие-то армейские офицеры или бывшие полицейские. Вокруг вооружённых команд образовался целый миф.

В ходе кампании 74 года был казнён секретарь президента. На самом деле, это вышло случайно, но акция прекрасно укладывалась в политическую конъектуру момента. Это так же способствовало мифотворчеству вокруг FPL и вообще вооружённой борьбы.

— Кто больше симпатизировал вам – наиболее радикальные слои молодёжи или широкие массы? Какова, например, была реакция средних классов?

Валентин: После электорального фарса 72 года процент тех, кто рассматривал необходимость военно-политического решения вопроса тирании, вырос неимоверно, и эти люди составляли группы поддержки герильи. Однако, со всей ответственностью мы можем заявить, что к 1974 году подавляющее большинство всё ещё не понимало верность этого пути, но в то же время собственно массы не выступали и против вооружённой борьбы, так как мы боролись не с массами, а сражались с врагами масс.

Заметь, что в стране бытовало представление о том, что гвардейцы неуязвимы, что люди в форме – это высшие существа. Герилья продемонстрировала народу, что убийцы тоже умирают. Серьёзно, когда происходил какой-то инцидент с убитыми гвардейцами, довольные люди обсуждали это в колледжах, университетах, на фабриках, в церковных приходах и даже в офисах крупных торговцев. Не все конечно. Реакционеры нисколько не радовались, кто-то из людей был напуган, аполитичные граждане не понимали, зачем всё это нужно. Но мы что, должны были приспосабливаться ко мнению людей с отсталым сознанием или должны были поднимать их, поднимать их сознание с помощью вооружённой пропаганды и политической работы в массах?

Сальвадор: В этом же самом 72 году мы осуществили вооружённое нападение на представительство центральной избирательной комиссии в знак протеста против электорального мошенничества. То есть, мы попытались связать свои действия с политической конъектурой момента, а с другой стороны, привносить политический смысл в каждую военную акцию.

/…/

— Каким образом осуществлялась подготовка кадров?

Валентин: Теоретические и практические занятия почти всегда проходили в домах сочувствующих. Однако, когда это было невозможно, мы выходили на улицу, на окраины. Обычно такие уличные занятия проходили по вечерам, в субботу или в воскресенье. Мы собирались на пустырях, вблизи футбольных полей или в парках, строя из себя студентов. Необходимо помнить, что в ту эпоху полицейский контроль был менее строг, нежели сегодня. Он осуществлялся гвардейцами, полицейскими патрулями и сетью правительственных доносчиков. Армия в это дело практически не вмешивалась.

Для первых вооружённых команд программа занятий была более-менее типичная. Все члены их обязаны были исполнять эти программы, утверждённые руководством. Планы работ были адаптированы к особенностям задач того или иного коллектива. Допустим, в понедельник и четверг практиковалось скалолазание, представлявшее собой подъём по тропам в направлении Пикачо, Бокерона или другой какой вершины. Длился такой подъём от 45 минут до часа. Во вторник – плавание; в среду и субботу с раннего утра – небольшие пробежки; субботними вечерами – ознакомление с городскими улицами. Мы шли парами, выбирая определённый квартал, и изучали его метр за метром. По воскресеньям проводились пешие марш-броски: все они планировались заранее и имели целью ознакомление с пригородными и сельскими районами. Так же посредством этих экспедиций проводился поиск мест для стрельбищ, куда мы отправлялись в следующее воскресенье для проведения практических занятий. Основным образом, мы учились стрельбе из короткоствольного оружия, но иногда, когда у нас появился «Попугай», мы стреляли из винтовки. Так же, но очень нечасто, производились стрельбы из автомата, благодаря имевшимся у нас карабинам М-2, вроде тех, что был особо любимым оружием Че. Только наши были обрезаны, и из-за этого имели весьма забавный вид, поэтому на своём жаргоне мы называли их «Попугайчиками». Как-то вместе с «Урсулой» мы решили исполнить продолжительный марш: мы вышли в 5 утра из Сан-Маркоса, поднялись на Рендерос и оттуда сиганули в море. На следующий день мы слегли с температурой.

Кстати, я не знаю, как мы заполучили старый «Парабеллум» — первое оружие, которое попало в руки к нашей группе. Он не вызывал никакого доверия, но именно на этом пистолете мы оттачивали практику сборки и разборки, прицельной стрельбы, и вроде даже осуществляли с ним какие-то акции. Когда Фелипе Пенья увидел его в первый раз, его разобрал смех; и так как тот имел хорошее чувство юмора, взяв «Парабеллум» в руки, он тут же навечно нарёк его «губителем штанов», так как пистолет имел очень длинный ствол, из-за чего его было очень проблематично носить в кармане брюк.

Вот такая, по существу, была подготовка первых вооружённых команд. Но, честно говоря, вследствие сурового отбора и строгих требований, а так же из-за трудностей момента, нам до середины 73 не удалось организовать больше пяти таких команд…

В ту первую эпоху организация имела не более 10 пистолетов. Вследствие чего, одна команда была вынуждена одалживать оружие другой для проведения какой-либо операции. Понятно, что эти отношения имели не прямой горизонтальный характер, а координировались ответственными лицами.

В таких условиях осуществлялась подготовка. Но, хочу сказать, что воспитание бойцов происходило не только в контексте этих программ, учреждённых командованием, но и посредством собственных инициатив, вроде распространения листовок, росписи стен, вооружённой пропаганды. Кроме того, осуществлялись мелкие акции экономического порядка, — взимание революционного налога, — для того, чтобы раздобыть денег на покупку боеприпасов в магазинах столицы. Пачка за пачкой мы приобретали патроны различного калибра. До середины 73 года все наши команды базировались в городе. Преимущественно, мы действовали как городская герилья. Только в последнем семестре этого года мы начали проводить операции в пригородах.

За счёт мелких акций самофинансирования и поборов, нам удалось арендовать несколько квартир. Я говорю несколько, потому что другие наши конспиративные убежища предоставлялись сочувствующими. Мы покупали оружие, и организовали выплату небольших стипендий некоторым вооружённым командам, но не всем. Каждая из них вынуждена была полагаться на помощь семьи, друзей, сочувствующих. Понятно, что «засвеченным» товарищам, вроде старых лидеров массового движения, было запрещено поддерживать контакты с семьёй или друзьями. В этом смысле, в ту эпоху организация соблюдала строгую дисциплину.

В этих условиях, выстроив кое-какую оперативную структуру, уже можно было грамотно осуществлять акции разоружения, преимущественно направленные против квартальных охранников. Так же, время от времени, происходили разоружения сотрудников муниципальной полиции. Местные жители, особенно мелкие торговцы, ненавидели их всей душой за поборы и взяточничество. У них мы и отбирали оружие. Никогда мы не наносили им никаких физических повреждений, по крайней мере, если они сами не начинали вести себя вызывающе, создавая угрозу для жизней товарищей, а это случалось очень нечасто. Кроме того, в задачу вооружённой команды входило сопровождение полицейского или гвардейца до того места, где можно было бы снять с него униформу, которая в дальнейшем могла нам понадобиться для акций самофинансирования. Как видишь, всё это вполне укладывается в формат подготовки, которую проводили первые мужчины и женщины для того, чтобы затем напрямую столкнуться с врагом.

В революционной мистике тех дней присутствует одна интересная деталь. Речь идёт о так называемом «крещении огнём», которое должен был пройти каждый будущий комбатант. Допустим, тебе говорят: «Ты должен добыть оружие». Осуществив акцию по разоружению, ты можешь заработать право носить реквизированное оружие или непосредственно участвовать в партизанских операциях, которые были гораздо более рискованны, нежели та деятельность, которую ты вёл как симпатизант. Понятно, что, насколько возможно, организация, несмотря на нехватку средств и материалов, старалась не оставлять своих членов невооружёнными, особенно, в ходе проведения операций. Невооружёнными могли быть только наблюдатели.

— Согласно некоторым высказываниям, включение женщин в FPL являлось важным аспектом с самого начала деятельности организации. Почему это происходило?

Сальвадор: Огромное влияние на народные массы оказывало осознание того, что женщина с оружием в руках была убита гвардейцами. Благодаря традиционной «мачистской» психологии нашего народа, это так же содействовало росту мифа вокруг герильи…

Валентин: Без женщины революция невозможна, герилья невозможна, конспирация невозможна. Задачи, стоящие перед герильей, крайне разнообразны, и многие из них под силу осуществить только женщинам. Присутствие женщин было значительным на всех фронтах. Они руководили базовыми элементами, являлись кадрами среднего звена, лидерами массовых организаций, руководителями городских вооружённых команд, операторами подпольного радио, санитарками, да и вообще исполняли различные задачи, включая и дипломатические.

Женщин не было среди первого руководства организации, однако их было полно в низших эшелонах.

/…/

Я хотел бы упомянуть, в этой связи, о примере Инестии Димас. Она была учительницей. В свои 60 лет она принимала участие в подпольной деятельности. Перед всеобщим наступлением 1981 года, она проживала в конспиративном доме, который располагался неподалёку от посольства Соединённых Штатов. Однажды враг окружил дом. К месту были стянуты патрульные полицейские группы, пехота и лёгкие танкетки с пулемётами 50мм. Всё это происходило в разгар рабочего дня. Дом имел два этажа. Полицейские постучали в дверь. Дверь открыла сама Инестия. Поняв, что дом в осаде, она захлопнула дверь и приготовилась сопротивляться. Кроме неё внутри находилась беременная девушка 21 года и 16-летний товарищ, который вообще слабо соображал где находится, так как по соображениям безопасности он был привезён сюда с завязанными глазами. Здесь, в этом доме, работал Центр Революционной Информации. Внутри находились мимеографы, отпечатанные тиражи журнала «El Rebelde», офсет… Молодые люди начали сжигать весь материал, после чего все трое открыли огонь по полиции. Спустя 15 минут верхняя часть дома полыхала. Инестия пережила нервный шок и уже не могла держать в руках револьвер. 16-летний товарищ бросился на террасу. Там был ад. Непрекращающаяся стрельба, взрывы со всех сторон, крики, дым, жара. Инестия безостановочно плакала. Через 45 минут погибла девушка, оборонявшая входные двери. Увидев её изрешечённую пулями, Инестия пришла в себя, собралась, нагнулась к погибшей, взяла у неё дробовик и патронташ и заняла боевую позицию. Бой длился практически два часа. Инестия погибла, защищая двери. Защищала мужественно, руководствуясь лишь долгом перед народом, ибо все революционные секреты, которые можно было бы защищать, уже превратились в пепел внутри дома. 16-летний товарищ, лежавший на полу на террасе, поняв, что сопротивление внизу подавлено, бросился туда, поднял упавшее оружие, и вновь вернулся на террасу. Оттуда он перепрыгнул на крышу близлежащего дома. Враг открыл по нему огонь, но товарищ продолжал скакать по террасам до тех пор, пока не спрыгнул на второй этаж одного из домов. Полицейский наблюдатель, находившийся поблизости, смутился и посчитал, что это один из группы парамилитарес, участвовавших в осаде. Товарищ бежал. Рабочие на время скрыли его. Он угнал автомобиль и окончательно скрылся. В 14:40 полиция ворвалась в гараж, поскольку остальная часть осаждённого дома находилась в огне, и здесь враги обнаружили мёртвые тела двух женщин.

Пресса указывала, что перед смертью Инестия Димас собственной кровью написала на стене лозунг организации: «Революция или смерть!».

/…/

— Вы осуществляли крупные экспроприации?

Сальвадор: Да, в основном, это были ограбления банков. В 1973 году была проведена экспроприация агентства «Банка Атлакатль» в колонии Гуаделупе, в которой принимал участие Марсиаль. Именно тогда я с ним и познакомился. Потом было нападение на инкассаторский автомобиль «Коммерческого Аграрного Банка», и ограбления банков в Сан-Хасинто, Сьюдад Дельгадо, Санта-Текла…

— В тот момент, какое количество денег имелось в вашем распоряжении?

Валентин: Не много. В Санта-Текла, например, мы изъяли всего 42 тысячи колонов. Доллар тогда стоил 2.50 колона, то есть у нас оказалось около 15 тысяч долларов. Зачем мы осуществляли такие операции? Главным образом, организация поддерживала свою структуру за счёт народа. Но конфликт с правительством приобретал всё больший масштаб, как в военном, так и в политическом плане. Затраты на пропаганду возросли неимоверно. Работа с массами требовала всё больше средств. Война против репрессивных сил требовала лучшего вооружения, боеприпасов, взрывчатки, транспорта и т.д. И всё это дополнялось профессионализацией новых революционных кадров. И где мы могли взять столько денег? Тогда организация приняла решение переложить экономическое бремя войны на самого противника, который являлся настоящим автором контрреволюционной войны.

— И что вы делали с этими деньгами?

Сальвадор: Мы инвестировали их в улучшение нашей инфраструктуры, покупали автомобили, оружие, патроны. Тогда ещё можно было свободно купить немного оружия…

— На чёрном рынке?

Сальвадор: Всё короткоствольное оружие, которое у нас было, мы могли найти в любом спортивном магазине. Мы так же проводили операции по обеспечению оружием, экспроприируя спортивные и полицейские тиры.

— Из того, что ты говоришь, можно сделать вывод, что вы из абсолютно нищей организации постепенно превратились в организацию, имеющую приличные финансовые и материальные ресурсы…

Сальвадор: Да…

— Как осуществлялось управление этими ресурсами?

Сальвадор: В 1974 году, когда мы уже сумели аккумулировать достаточное количество средств, мы приняли решение вновь обратиться к работе с массами, дабы реактивировать народное движение. Большая часть этих ресурсов была пущена на выполнение этой задачи.

— Можешь конкретней объяснить, куда пускались деньги?

Сальвадор: Пускались на поддержку военного аппарата – маленькой инфраструктуры, укомплектованной опытными людьми, плюс новые группы. Помню, что главной нашей целью всегда являлось превращение групп поддержки в новые вооружённые команды, которые, в свою очередь, формировали из своих сочувствующих новые группы поддержки.

Валентин: На самом деле, мы всегда были нищими. По одной простой причине: потребности постоянно росли, умножались, появлялись новые. Оружие с каждым днём становилось всё большим дефицитом, всё более дорогим. Дорожали машины, комнаты, дома, бумага, краска и прочие материалы. Для работы в сельской местности, а потом и для милицейских отрядов селян требовались сотни пистолетов, дробовиков, карабинов.

Несколько раз гватемальские EGP и OPRA, узнав о наших планах и наших потребностях, оказывали нам некоторую помощь.

— Сколько людей было вписано в вашу боевую инфраструктуру?

Сальвадор: Три колонны, около 60 человек, все со значительным боевым опытом.

Но, кроме того, средства шли на улучшение инфраструктуры жилья, на покупку автомобилей для увеличения мобильности городских групп, а так же автомобилей для исследования, патрулирования и других, подобных же задач. Так же деньги шли на выпуск политических и пропагандистских материалов, например, журнала «ElRebelde», являвшегося нашим центральным печатным органом. Был организован центр пропаганды с печатным прессом для выпуска тысяч революционных листовок…

Наконец, какая-то часть шла на финансирование активистов, посвящавших всё своё время делу организации масс.

— Даже если они не были членами FPL?

Сальвадор: Да. Например, некоторые группы активистов работали внутри народных движений, связанных с FPL, но сами эти активисты в тот момент не являлись членами организации.

Таким образом, мы тратили большую часть добытых денег, оставляя немного в качестве стратегического резерва для будущей войны…

/…/

— Речь идёт о достаточно больших деньгах: возникали ли когда-нибудь проблемы в связи с их неверным использованием или даже воровством?

Валентин: Я помню один случай. Как-то, одному нашему товарищу среднего звена было выдано на хранение 50 тысяч колонов. Это был резерв. Когда организация растратила все свои средства, мы вспомнили об этом резерве, и руководство потребовало вернуть эти деньги, необходимые для формирования бюджета на следующие месяцы. Парень-хранитель начал юлить, придумывать какие-то предлоги. Ситуация становилась очень тяжёлой. Короче, этот индивидуум просто растратил народные деньги. Так как эти деньги были крайне важны для революции, был отдан приказ о его аресте, он признался в хищении, был сформирован трибунал, ему был назначен защитник, однако, согласно уставу нашей организации, речь шла об очень тяжёлом преступлении, и никаких смягчающих обстоятельств в деле не было. Трибунал вынес ему смертный приговор, поскольку отягощающим обстоятельством являлось то, что он бежал из-под стражи и теперь представлял угрозу коллективной безопасности.

— Какие районы вы избирали для своего проживания: бедные или богатые?

Сальвадор: На всём протяжении первого периода борьбы, мы жили в народных, бедняцких кварталах. В мезонинах или гаражах, которые предоставляли нам сочувствующие.

— Но это было ещё до экспроприаций?

Сальвадор: В течение периода экспроприаций тоже. После, когда мы уже сформировали аппарат колонн, мы начали использовать автомобили и занимать жилища гораздо более презентабельные, на уровне средних слоёв населения.

— И вы уже не появлялись в бедняцких кварталах?

Валентин: Вооружённые команды и некоторые другие структуры нашей организации имели прикрытие в кварталах, традиционно населённых средним классом. Здесь были дома, где хранилось оружие, функционировали типографии, специальные службы, техники, а так же некоторые органы руководства.

Но большинство членов нашей организации, являвшиеся рабочими, крестьянами, бедняками и профсоюзными активистами до настоящего времени живут и работают в наиболее бедных кварталах и сельских населённых пунктах. Это наш народ. Именно там живёт большая часть тех, кто участвует в нашей борьбе, кто нас поддерживает, кто сочувствует нам. Это знает и враг.

/…/

— Что случилось с вооружённым движением в 74 году?

Сальвадор: Между 72 и 74 годами произошёл качественный скачок вооружённой борьбы в нашей стране, заключавшийся в создании и развитии вооружённых групп, которые вышли затем на национальный уровень и достигали высокого уровня действий. Помимо столицы, консолидация вооружённых групп произошла и в периферийных городах, вроде Сан-Мигеля, Ла Паса и Санта-Анны.

Валентин: Партизанская деятельность оказала большое влияние на народ. Акции и политическая работа герильи заняли своё место как в политической, так и в военной жизни страны. Угнетатели уже не могли спокойно спать.

Революционные массы обращали свои взгляды в сторону маленьких и не очень акций, которые с каждым днём становились всё более интенсивными и широкими. Взрывы в представительствах «Кока-Колы», IMB, в казармах гвардейцев в Ораторио, Сан-Бартоломе Пегулапия, в здании Министерства Труда, на электрической подстанции в Чалатенанго в день военного праздника…Экспроприация в «Парикмахерском центре», нападения и разоружения правых парамилитарес изORDEN в Сан-Висенте, Кускутлане, Кабаньясе и Ла Пасе, захват здания центральной избирательной комиссии в Сан-Сальвадоре и разоружение его охраны…

ERP так же осуществляла весьма дерзкие операции, такие как экспроприация оружия у охраны в торговом центре «Элегантный мир» в Мехиканос и в салоне кожаной одежды «El Nilo» в Санта-Анне, захват радиостанции «Juventud», захват автомата и убийство гвардейца в Сан-Сальвадоре, экономическая экспроприация в «Банке Лондона» и «Банке Монреаля», экспроприация продуктов у коммерческой конторы «El Granjero» и последующая раздача их в бедняцких колониях. И акции герильи продолжались. И вызывали значительные симпатии у населения.

В августе 74 организация приняла решение реструктурировать свои силы для выполнения новых задач. Реорганизация затронула весь военный аппарат, который должен был повернуться к массовому движению. Лишь некоторые кадры по-прежнему были вовлечены в исполнение боевых задач, а остальные, что называется, пошли в народ. Это решение руководство было со скрипом принято практически всеми военными кадрами.

Сальвадор: Именно тогда мы в первый раз громко заявили, что в организации наметились тенденции к милитаризму, чего мы не могли допустить. Возник кризис, острая внутренняя дискуссия. Некоторые считали, что, решив вернуться в народное движение, мы намеренно ослабляем военный аппарат, унижаем военные кадры. Почему мы это сделали? Потому что мы миновали этот период развития и не намерены были возвращаться туда, откуда только что ушли. Были люди, которые считали это решение неправильным. Но потом ситуация нормализовалась, потому что были осуществлены политические дебаты, очень тщательный анализ, и эти несогласные осознали необходимость работы с массами – кто-то с помощью принуждения, кто-то добровольно.

Валентин: Думаю, что этому способствовало то, что к 74 году 90% организации составляли «группы поддержки», а значит, по крайней мере, 75% состава занимались политической работой с массами. В конце концов, группы поддержки были реформированы: они были расформированы, а все члены нашей организации теперь были разделены на два сектора – группы политической работы и группы самообороны и народной милиции. Конечно, милиция являлась более широкой организацией, нежели канувший в лету военный аппарат. Не все её бойцы являлись членами FPL. Фактически, начиная с этого момента, можно говорить о переходе нашей организации на новый этап – этап непосредственного вооружения масс и подготовки к революционной войне, старт которой будет дан всеобщим январским наступлением 1981 года.

Отрывки из книги Marta Harnecker. Con la mirada en alto, historia de las FPL. Historia de las Fuerzas Populares de Liberación Farabundo Martí a través de entrevistas a varios de sus máximos dirigentes. 1991