Татищев. Разговор двух приятелей

В. Н. ТАТИЩЕВ
РАЗГОВОР ДВУХ ПРИЯТЕЛЕЙ О ПОЛЬЗЕ НАУКИ И УЧИЛИЩАХ
46. Я о сем, яко до церкви принадлежащем, оставляю далее вопрошать, по слышу, что светские и люди в гражданстве искусные толкуют, якобы в государстве чем народ проще, тем покорнее и к правлению способнее, а от бунтов и смятений безопаснее, и для того распространять за пользу не почитают.
Ответ. И верю, что вы то слыхали, да не верю, чтоб от благоразумного политика или верного отечеству сына, но особенно, мню, от неразумного или засоренного макиавелизмом сердца произнесенное. Благоразумный же политик всегда сущею истинною утвердить может, что науки государству более пользы, нежели буйство и невежество, произнести могут. Я вам прежде говорил, что науки полезны, а незнание или глупость как себе самому, так малому и великому обществу вредно и бедно. Ты рассуди сам, что по природе всякой человек, каков бы ни был, желает: 1) умнее других быть и чтоб от других почтение и любовь иметь; 2) как всякому необходимо помощь других нужна, так он тех помощников, как жену, друзей и советников, ищет умных и к принесению пользы ему способных; 3) потому что эти не в состоянии все нам потребные услуги приносить, того ради прилежит человек, если можно, умных, верных и способных служителей иметь, ибо на умного друга более может надеяться, что он ему в незнании доброй совет и помощь подаст; а служитель умный все приказанное и желаемое с лучшим рассуждением и успехом, нежели глупый, произведет и совершит, а в случае и совет или помощь подать способен. Но в нём прежде всего собственный разум должен преимуществовать, дабы как о друге и помощнике, так и о рабе мог по состоянию каждого рассудить, какая от кого польза быть может, и по тому его употреблять, как иной способен на рассуждение, другой к обороне, ин же к трудам и работам. И так благоразумной от каждого по способности пользу иметь и другим полезен быть может. Противно же тому несмышленый и неискусный сам себе вред и беды неразумием начинает и производит, советом разумных верить не способен и, сомневаясь, полезное оставляет или, начав, произвести не умеет, а глупым и вредным советам последует, да и обрести умного друга не в состоянии; он умному служителю полезное повелеть и определить не может. Коль же паче трудность и вред происходит, когда глупых советников и служителей имеет, что все его намерения и дела без порядка начинаются и со вредом кончаются, и от такого никакой пользы ни ему, ни обществу ожидать невозможно.
Еще же можем так о разности науки и неведения рассуждать.
Разумный человек чрез науки и искусство от вкоренившихся в его ум примеров удобнейшую понятность, твердейшую память, острейший смысл и безгрешное суждение приобретает, а чрез то всякое благополучие приобрести, а вредное отвратить способнее есть. Он советы и представления испытывает и по обстоятельству вещей приемлет, прежние же деяния и случаи, от памяти взяв, с настоящими уподобляет и всё благоразумно определяет, неправильным и впредь вредным не прельщается, бесстрашных обстоятельств не боится и, на отвращение страха мужественно поступая, побеждает, в радости и счастье не превозносится и оному не верит, а в несчастии не ослабевает, беды же и горести великодушием преодолевает и, своим довольствуйся, чужого не ищет. Противно же тому неведение, всяким неправильным советом и предлогом прельщайся, верит, но вскоре узнает, что обман есть; он сущего страха не боится, а где нет страха, трепещет, в печали и радости неумерен, в счастье и несчастье непостоянен и во всем вместо пользы наносит себе вред; и это есть разница между ученым и неученым. И хотя это о единственном человеке говорено, но по сему можешь и о целых народах или государствах рассуждать, особенно, если хочешь обстоятельно знать, прочитай истории древних времен, увидишь многих народов и государств примеры, что от недостатка благоразумного рассуждения разорились и погибли, о которых память только на бумаге осталась. Да почто о других читать, довольно своего государства горесть вспомянуть, что после Владимира второго от неразумия князей и потом по смерти царя Федора Ивановича до воцарения царя Михаила Федоровича произошло, что едва имя российское вконец не погибло. Что же касается до бунтов, то вы сами можете сказать, что никогда ни один бунт от благоразумных людей начинания не имел, но равномерно ересям от коварных плутов с прикрытием лицемерного благочестия начинается, которое, между подлостью рассеяв, производят. Как то у нас довольно примеров имеем, что редко когда шляхтич в такую мерзость вмешался, но более подлость, как Болотников и Баловня – холопы, Заруцкий и Разин – казаки, а потом стрельцы и чернь, все из самой подлости и невежества. Только в чужестранных видим Кромвеля, человека ученого, но и тот (каким хищником престола нужно быть) все оное с великим лицемерием под образом сущей простоты и благочестия злость свою произвел и, прилежа народ далее в том безумном суеверии содержать, все училища разорил, учителей и учеников разогнал, дабы в неученых удобнее коварство свое скрыть мог. Если же в общем о государствах сказать, то видим, что турецкой народ пред всеми в науках оскудевает, но в бунтах преизобилует. В Европе же, где науки процветают, там бунты неизвестны. Ради этого многие благоразумные государи неусыпно о распространении наук прилежали, как то видим во Франции Генрик 4 и Людовик 14, в Англии Генрик 8 и Елизавета, в Испании Карл 1, в Швеции Густав и Кристина. В России Петр Великий если не всех их превосходит, к тому если б я тебе старание и прилежность её императорского величества, ныне благополучно царствующей государыни, сказал, то б ты мог подумать, что я по пристрастию хвалил. Однако ж ведаю, что ты сам видишь, и верю, что мы им ни похвалы, ни благодарения принести по достоинству не в состоянии, но особенно верю, что будущие века более, нежели мы, в этом преисполнят.
47. Хотя вы на вопрос мой пространно мне о безопасности от наук показали, но это, видимо, относиться лишь к знатным или шляхетству, мой же вопрос был о подлости.
Ответ. Мой государь, прошу мне ту вину, что я невнятно уразумел, отпустить, ибо на самом деле это разумел о шляхетстве. А так как шляхетство в государствах почитается за природное войско, которых должность от самого возраста до старости государю и государству, не щадя здравия и живота своего, служить. Начало же этому римляне кладут якобы от Ромула учреждены, и служили со младости конницею в войске, а в мужестве и старости в советах и правлениях гражданских, за которое они всем прочим станом предпочтены и владениями земскими, то есть вотчинами, награждены, чего купечеству и крестьянству, так же и прочим не шляхетным иметь почитай во всех европейских государствах доднесь запрещено. А если кто по случаю не шляхетный вотчины получит, таковые сверх положенных на шляхетские вотчины податей повинны некоторую часть от их доходов в казну государственную платить, доколе они совершенно в тот стан от высшей власти введены и жалованною грамотою утверждены будут. Сей политический вымысел есть весьма изрядным, чтоб более в войске служить охотников и способных воевод, как и советников или градоправителей искусных было, и для того я пример о советниках и служителях употребил. А теперь скажу об этих подлых.
Хотя против неприятелей государство защищать и оборонять прежде всего должна была общность всего народа и все совокупно на войны ходили, но потом, как гражданство, купечество и земледельцы за нужное и полезное в государстве приято, тогда, этих в покое оставив, способных людей к обороне и защите государства определили. Но эти были двоякие, одни должны были наследственно в воине пребывать и для того где-то всадники, или конница, у нас же дворяне, как придворные воины, у поляков шляхта от шляха, или пути, называемы, потому, что всегда в походы должны быть готовы. Другие подлые, как казаки и проч., и эти более пехотою, но не наследственно, ибо дети их могли иное пропитание искать, как то в истории других государств и наших видим. И для того об умножении сего полезного стана государи прилежно старались, как то царь Алексей Михайлович насколько тысяч гусар, рейтар и копейщиков, собранных сначала из крестьянства и убожества, по прекращении польской войны деревнями пожаловал и в дворянство возвел, от того в Крымском походе 1689 одного шляхетства более 50 000 счислялось, в начале же Шведской войны близ 20 полков драгунских из дворянства набрано и во всей пехоте офицерством наполнено было. Затем великая часть в услугах гражданских употреблялись, а из служителей дворовых пехота была устроена. Но чрез оную и другие так тяжкие и долголетние войны так шляхетства умалилось, что везде стал недостаток являться, и для того нужда позвала из крестьянства в солдаты, матросы и другие подлые службы брать. А как многократно случается, что от благоразумия одного солдата целой армии благополучие или безопасность зависит, а от глупости великой вред произойти может, и для того нужно, чтоб солдаты были благоразумные. Также нужда есть чтоб всякой солдат о том мыслил и прилежал, чтоб в обер- и штаб-офицеры дослужиться, для которого ему необходимо нужно все свои поступки благоразумными и порядочными иметь и во исполнении должности прилежными и бодрыми быть, из чего не только ему собственно, но и государству польза происходит. А воистину неумелому в грамоте к получению оного путь пресечен, следственно же, желание и снискание оного пресекается, и от него желаемая польза не благонадежна. Да ежели б такой нашелся, что только писать и читать научен был, и, в нижних чинах быв, за страх наказания благонравием себя к производству удостоил, но вышел из под палки и не разумея, что из противных благонравию поступков собственный ему вред и беда происходит, весьма иного и непотребного состояния явится, каковых мы примеров с немалою досадою довольно видим. Если же бы и того не было, но не имея других полезных наук, за недостатком искуснейших или по старшинству до полковника произошел, то какой пользы от него надеяться или нужную команду, где более на рассуждении, нежели на инструкции, зависит, поручить ему без опасности возможно. Но особенно думаю, что такой и капитаном не без опасности быть может, ибо по его чину суд и расправа на нем зависит и многократно в партиях, заставах и посылках немалое на его благоразумном поступке зависит. Да еще более вред от неучения народа, что наши духовные или церковные служители, которых по закону божьему должность в том состоит, чтоб несведущих в законе божьем поучали и на путь спасения наставляли, с горестью видим, что у нас столько мало ученых, что едва между 1000-ю один сыщется ль, чтоб закон божий и гражданский сам знал и подлому народу оное внятным поучением внушить и растолковать мог, что убийство, ограбление, ненависть, прелюбодеяние, пьянство, обжорство и т.п. не только по закону божьему смертельный грех, но и по природе самому вредно и губительно, ибо без отмщения или наказании никогда проходит, закон же гражданский по обличению на теле пли смертью казнит. Но они, оставив оное внутренних добродетелей нужду, человеческим преданием и внешним благочестиям поучают, от чего у нас так много коварных и вредных для души ябед в судах, лихоимства и неправд, разбоев, убийств, ограблений происходит, что нам иногда, на благонравие других взирая, стыдно о себе и своих говорить, да еще того горше, что такие неучи и несведущие в законе божьем этих тяжких злодеяний и в грех не ставят. А если признает за грех, то он в довольное умилостивление бога поставляет, когда свечу иконе поставит, икону серебром обложит, не мясо, но рыбу ест и на покаянии попу за разрешение гривну даст, то уже думает, что ему грех этот отпущен и впредь в той надежде в дальнейшем поступает. Противно же тому видим, как в других науками цветущих государствах таковых злодейств весьма редко слышится, потому надеюсь, что это лживое разглагольствование отвергнешь, а о научении и самой подлости со мною согласишься. Да и для иного макиавелиста кратче скажу, если бы ему по его состоянию всех служителей, лакеев, конюхов, поваров и дровосеков всех определил дураков, а в дворецкие конюшие и стряпчие и в деревне приказчиков безграмотных, то б он узнал, какой порядок и польза в его доме явится. Я же рад и крестьян иметь умных и ученых.

***
54. Какие науки вредными быть мнишь!
Ответ. Эти глупости вышеназванные, которые зовутся волхованием, ворожбой, или колдовством, и суть разных качеств. У древних на многие роды разделялись, как: 1) некромантия — чрез мертвых вещание, 2) аэромантия — воздуховещание, Я) пиромантия — огневещание, 4) гидромантия – водовещание. 5) геомантия — землевещание и прочее. А наиболее у язычников оракулы, или божеская предсказания, известны были, но более в обманах духовных и суеверии пребывающих просвещения состояли. Но я сии оставляю, а упоминаю только о известных у нас. 1) Есть провещапие, что из сновидений, встречи, полеты и крики птиц, бегание зверей счастье и несчастие хотят понимать. 2) Зовется просто ворожба, что некоторые плуты вымыслили чрез раскладывание бобов или костей, пунктирование на бумаге, литье воска или олова и пр., хотят о далеко стоящем и предбудущем сказывать. 3) Заговоры и привороты глупее того, о котором мнят, якобы из заклинания произошло, а заклинания обретение Иосиф Флавий приписывает Соломону. Но я думаю, что некоторые великие плуты или безумные меланхолики вымыслили что-либо словами делать, например течение крови или болезнь унимать, от стрелы или другого оружия заговорить, любовь или ненависть между двумя особами произвести. Что хотя никак человеку учинить невозможно, но впрочем довольно из истории известно, в какие беды от такого безумия люди впадали и не только имение или здравие, но и жизнь с поношением погубили. 4) Всего глупее чернокнижье, чрез которое мнят что-либо с помощью дьявола делать. Сия наука с древних за великое таинство почиталась, и верили многие истинному быть действу. И хотя не весьма в давних летах в Германии, а тем более в Швеции таких людей множество находилось, что не только в таком колдовстве от других оговариваемы были, но и сами на себя будто какую истину наговаривали и померли. Но потом довольно доказано, что это ничто более, как ума повреждение и необузданная злость есть, что многие ученые физического и богословского доказали, что человек чрез дьявола ничего учинить не может. И как за это казнить перестали, а учением исправляют, то и таких людей умалилось, где же учение распространяется и священники прилежнее о том народу толкуют, там весьма уже не слышно. И хотя эти науки или зломудрия ничего совершенного в себе не имеют и по рассуждению многих философов смертью их, как умалишенных, казнить не безгрешно, но за то, что оставив полезное, в беспутстве время тратят и других обманывают, телесное наказание неизбежно должно следовать. Не беспричинно же сему дурачеству вымысел кликуш и кликунов, которые сказывают в себе быть дьявола, что сами себе от злости, когда иным образом досадить не могут, как бабы, не любя мужа, свекровь и пр., оное притворяют, иногда же в том притворе невинно на кого-либо клевещут и в немыслимых злобу производят. Иные же по научению сребролюбивых церковников такие притворы чинят, дабы чрез изгнание того новое чудо явить и от люден суеверных деньги выманивать. Которого зла в России весьма было расплодилось и повсюду в церквах, а особливо в праздники при службе божьей морские крики и ломание тела произносили, но вечно достойный памяти его императорское величество Петр Великий жестокими на теле наказании всех этих бесов повыгнал, так что ныне, почитай, уже нигде не слышно, а особливо в тех местах, где благоразумный начальник случится.

***
72. Какая нужда в изучении этих языков быть может, ведь дел великих посольских до них не касается, губернаторы же и воеводы везде переводчиков и толмачей довольно имеют и без нужды дела надлежащие исправляют?
Ответ. Что губернаторы и воеводы переводчиков и толмачей довольно и чрез них неоскудно богатиться способ имеют, не спорю. Но чтоб без погрешности и вреда или многим подданным без обиды править могли, это сомнительно, ибо все эти переводчики если русские, то из подлости и убожества берутся, и едва сыщется ль, чтоб татарское и калмыцкое простое, не говорю ученых письма разуметь и сам совершенно написать мог, да большая часть и по-русски писать не умеют. Другие же для письма на тех языках берутся татары и калмыки, не умеющие по-русски правильно читать и писать, а грамматики, без которой переводчику никак правильно переводить невозможно, и ни один не знает, то никогда надеяться нельзя, чтоб правильно перевели. Коль же паче когда которой сплутать захочет, то судья, поверив ему, неведением неправду и вред учинит. Наипаче же дело, тайности подлежащее, едва может ли сохранено быть, потому что часто не один, но два или три вместе для перевода писем употребляются, а наипаче магометане законам их обязаны в пользу единоверцев их клятву, данную государю, преступить и то в грех не почитают. И видим, что у нас для такого при допросах и переводах писем чрез употребление многих толмачей, а более магометан прежде времени открывается, и из того немалый вред и бунты происходили. А ежели бы из хороших людей и довольно в обоих языках наученные переводчики, а наилучше когда бы шляхетство, обученное в этих языках, воеводами, судьями и другими управителями были, то б весьма таких беспорядков и народных от неправосудия обид и бунтов не происходило и опасности не было.

***
75. Если домовое учение неспособно или опасно, то имеем довольно народных училищ, в которых мы обучать можем.
Ответ. Воистину мы и наши наследники за учреждение школ вечно достойный памяти его императорскому величеству Петру Великому и ныне благополучно царствующей государыне императрице достойно возблагодарить не можем. И хотя эти все учрежденные школы не довольны или не в состоянии все российское юношество и всему нужному научить, однако ж для первого случая и в так краткое время устроенных и плоды приносящих немалой похвалы достойны. Что же недостатков оных касается, то вы можете сами из обстоятельств видеть, что не иное, как время токмо намерению и возможности препятствует, на что есть пословица: «вдруг кривулий не исправишь, а также: «и Рим не в един год построен». То есть со временем от часу могут распространиться и всем но всему способными и довольными быть, для которого вам изрядный пример скажу. 1724, как я отправился в Швецию, случилось мне быть у его величества в Летнем доме. Тогда лейб-медикус Блюментрост, как президент Академии наук, говорил мне, чтоб в Швеции искать ученых людей и призывать в учреждающуюся тогда Академию в профессоры. На что я рассмеявшись, ему сказал: «Ты хочешь сделать архимедову машину очень сильную, да поднимать нечего и где поставить места нет». Его величество изволил спросить, что я сказал. И я донес, что ищет учителей, а учить некого, ибо без нижних школ Академия эта с великим расходом будет бесполезна. На это его величество изволил сказать: «Я имею хлебов скирды великие, только мельницы нет, да и построить водяную, и воды довольства в близости нет, а есть воды довольно в отдалении. Только канал делать мне уже не успеть, для того что долгота жизни наша ненадежна, и для того зачал сначала мельницу строить, а канал велел только зачать, которое наследников моих лучше понудит к построенной мельнице воду провести. Зачин же того я довольно учинил, что многие школы математические устроены, а для языков велел по епархиям и губерниям школы учинить, и надеюсь, хотя плода я не увижу, но оные в том моем отечеству полезном намерении не ослабеют». Посему от того времени чрез 12 лет подлинно по губерниям и епархиям надлежало бы многим школам и обученным хотя б в языках довольству быть. Но это желание и надежда его величества весьма обманула, ибо по его внезапном преставлении хотя люди в науках преславные вскоре съехались и Академию основали, но по епархиям, кроме Новгородской и Белгородской, не только школ вновь устрояли, но некоторые и начатые оставлены и разорены, а вместо того архиереи конские и денежные заводы созидать прилежади, чрез что пять лет по смерти его величества весьма преуспевало. Даже восшествием на престол её императорского величества всемилостивейшей государыни Анны Петровны начало возобновилось, а вверженное между тем препятствие отринуто. Но, оставим это, вопрос ваш оканчиваю тем, что все доднесь устроенные школы государственные к научению всех тех, которых и тому, чему нужно учиться, научить еще не в состоянии.

***
81. Посему вижу, что вы учении домовое и во учрежденных школах недостаточным и к научению всех неспособными сказываете, но токмо один способ к научению, посылать в чужие края, за лучшее оставляете. Нас же искусство научило, что посланные младенцы, будучи в чужих краях, большей частью перепортились, и, более непотребного нежели полезного научившись, отечеству никакой пользы не принесли, как то во многих примечено.
Ответ. Я не говорю, чтобы всех в чужие края посылать, ниже не рассматривается и желающих отпускать, но только мню о знатных, к научению способных и надежных людях, но притом смотреть, чтобы с добрым порядком посылать. Что же посылание в чужие края с добрым порядком полезно, то вы спорить не можете, ибо:
1). Тем, которые впредь чают или надежду имеют быть в знатных услугах и правлениях, как то в Сенате, Иностранной Коллегии и в посольствах в иностранные государства, тем весьма нужно знать состояние, силы, богатства, законы и порядки всех тех государств, с которым чаем войну или союз иметь. Ибо хотя оное описано от них самих и посторонних иметь можем, но так совершенно знать и от чтения в памяти иметь не можем, как то сами видели и в частых разговорах с рассуждениями слышали. К тому же все, что в описаниях от недостатка знания или от перемены иначе находится, также ежели неясно написано, то удобнее сам обстоятельства познать и, других к лучшему знанию исправив, сугубую отечеству пользу благоразумным советом приносить возможет. 2). Военные порядки и искусства вам известно, что мы, от других народов европейских получив, великую славу и пользу приобрели. Но его императорское величество Петр Великий, исходя из обстоятельства, что российские совершенно в науках потребных преуспеют, определил при армии и флоте российском треть иностранных офицеров до полного генерала иметь, для того что принятое не запоминали и все там поправленное в сведении иметь могли. Но не довольствуясь тем, а тем более усмотрев, что генералы чужестранные многих молодых для научения у нас и приобретения денег привозили и в службу русскую употребляли, что было против намерения и пользы его величества, того ради определил иметь русских офицеров при иностранных войсках на своем жалованье. И для того надобно и ныне нашим знатных людей детям прилежно всех тех государств военные порядки, пользу и вред разуметь, чтоб сам, ежели того удостоится, способным и мудрым фельдмаршалом и генералом-адмиралом, так же искусным и сведущим о других государствах министром быть мог. И это только шляхетства касается. 3). Купечеству весьма нужно знать состояние торга, а гражданам ремесел совершенные свойства и ухватки, а наипаче тех, которым наши от них научились или обучиться хотят, оным не меньше нужно чужие страны навещать. Но что вы показываете о повреждении прежде посланных младенцев, оное не весьма право, ибо видим многих из оных достойными чести людей. А если которые спились, смотались или, побывав, ничего полезного не научились, то можно о них так разуметь, чтоб, дома будучи, столько ж плода припасли. Да хотя бы и от той сады им то приключилось, то па одну неудачу сердиться и за всегдашний прикачал к страху класть не надобно, но рассмотреть обстоятельства, от чего такое зло приключилось, и по тому лучшие способы искать и вредные отвергать. В сем же обстоятельство не посылка, но тем более незнание родителей винно, что непорядочно без добрых приставников младенцев отпускали, а особенно что неразумно много денег оным давали и тем им вред, а государству убыток напрасной учинили. Однако ж, рассудив, что как нет ни единого добра, в коем бы неразумному зла не находилось, так благоразумный человек и в злейшей вещи добро иметь и оную в пользу употребить может. Того ради нужно прилежать и способа искать, как бы из доброго худое отринуть, а в худом доброе сыскать и таким порядком себе и ближнему пользу приобрести. И если мне к тому смысла недостает, то можно примеры других рассмотреть и совет искуснейших употребить, как нас и писание учит: «вопроси старейших, и возвестят ти». Но, мню, и сие не о старейших летами, по старейших премудростью по его же сказанию разуметь должно, как вам прежде сказывал. Сему же и пословица народная согласует: не спрашивай старого, спрашивай бывалого.

***
84. Которые государства в науках цветущими разумеете?
Ответ. Франция и Англия, видится, всех превосходят, но между ними кое преимуществует, оное, чаю, не решительное, однако ж видим, в философии Англия, а в теологии и истории Франция первенствует, потом Италия, Германия, Швеция и Дания довольное в науках прилежание показывают. Но сии последние в некоторых частях особливо пред прочими преуспевают, например Италия во врачебном деле, Германия в размножении и лучшем произведении горных и конских заводов, Голландия в купечестве, Швеция в истории древностей, языке латинском и пр.
85. Коего ради случая Англия и Франция греков и римлян в науках преуспели?
Ответ. Хотя как из рассуждения о единственном человеке, так и общем всего мира приобретении наук довольно сказано, что со временем по естеству возрастать и умножаться знанию нужно, однако ж надобно смотреть и на прилежность. Ибо как человек и, кроме природных невозможностей, за леность и нерадение собственным, особенно же родительским посмотренном того блага лишится, так прилежностью и снисканием один более другого приобрести может. Равно сему и в общественном один народ или государство пред другим прилежанием собственным и случаями от властей учрежденных училищ более успевает. А противно тому другое за нерадение оскудевает и в темноте неведения остается, которому и примеров неоскудно от истории и видимы имеем.
86. Я слышу некоторые рассуждают, что вольность расширению и умножению богатств, сил и учению, а неволя искоренению наук причина есть.
Ответ. Неправо, ибо хотя сих государств силам и богатствам некоторые вольность за основание полагают, однако ж по рассмотрению всех обстоятельств всяк увидит, что то не есть сущее премудрости основание и наук распространению истинная причина. Потому что хотя английская вольность к распространению, папежское тиранство к утеснению наук некоторый вид подают, однако ж не существо представляют, оттого что в других тому противное обретаем. Яко Франция есть государство самовластное и более, нежели Италия, Испания, Германия и Польша, властью государя правится, однако ж к расширению наук не только не препятствует, но более всего любомудрием государей и прилежностью подданных от часу науки умножаются и процветают, оные ж со всего их вольностью в углу училищ сидят. И хотя в Германии добрый цесарь Карл Великий и по нем многие о распространении паук трудились, да неприлежность подданных надлежащему возвращению, а особенно продолжившееся на них папежское иго воспрепятствовало. К сему же я не хочу приводить народов северных, как лапландцев, остяков, ни степных, как калмыков, татар, монголов и пр., которые изначала совершенную вольность имели и имеют, да что полезное себе приобрели и в какой глубокой темноте неведения и невежества пребывают, и в чем свое благополучие полагают, которое подобно как- бедность младенчества человеческого в великое удивление нас приводит, ибо они что верит, сами не знают, но правоверным ругаются и за глупых поставляют, хотя сами ни малейшего исправления и наставления принять не хотят, но всякого в их суеверия и заблуждения силою наклонить ищут, Крайнюю их бедность совершенным благополучием и свое сущее убожество довольством почитая, в темноте невежества углубляются и о приобретении света разума нимало не прилежат. И так довольно видимо, что вольность не есть сущая и основательная причина наук распространению, но особенно тщание и прилежность власти наибольшие того орудии суть.
Еще же яснея из истории русской видишь, как нашего государства правление по некоим причинам переменялось, как было монаршее, потом аристократическое, в конце концов демократическое, или общенародное, и как в оных науки переменялись, то достаточно узнаешь, что при собственном монархическом, или единовластном, правлении науки размножались. А наконец за бесспорную истину признаешь, что до Петра Великого такого единовластного правления у нас не бывало, так и наук никогда в России настолько и не слыхали, насколько при нем познали, и оная польза с честью и славою бессмертного его имени всей России осталась.

***
120. Что в правлении нужное разумеете?
Ответ. Сие есть главнейшее и нужнейшее в государстве, чтоб правление всех в государстве училищ такое было, которое б в состоянии находилось весь вред и препятствия к умножению наук предупредить, а вкрадшиеся отринуть, о сохранении общей пользы прилежать и оную насколько удобно умножать. А понеже науки и училища разных качеств и много о всем рассуждения всегда требует, то весьма нужно, чтоб для оного особливое собрание или коллегия учреждена была, которая б всегда на все училища, какого б звания они ни были, внятное надзирание на их порядки и поступки, а ко исправлению и лучшему учреждению власть имела. И для того весьма потребно из главнейших российских как духовных, так мирских хотя бы по одной персоне, а к тому для помощи несколько посредственных определить, а наипаче таких, которые как в науках несколько знания и охоты имеют, чтоб в ревности и прилежности не оскудевали. Чрез что в краткое время более, нежели до сего дня, пользу государство во всех обстоятельствах приобрести может, чего от сердца желаю и сей разговор оставляю.